Темны, как ночь, её пряди. Цветные чернила под кожей. Поправляешь свои стринги сзади, на шпильках вальяжно к танцполу. Оголенные длинные ноги, вращается нежное тело, Словно ад, эти грязные танцы, ты ведь этого так не хотела.
Я наблюдал за ней, пока она слегка покачивала задницей из стороны в сторону под какую-то незнакомую мне песню, пока целовала в щеки многочисленных подтягивающихся подруг, которые быстро извинялись за опоздание и сразу же входили во вкус, заказав себе пару коктейлей и возвращаясь на танцпол к той, которая так привлекала моё внимание. Я смотрел ей прямо в глаза, когда она походкой от бедра возвращалась к барной стойке, игриво выгнув брови и снова закусив нижнюю губу, что, черт возьми, кажется, было самым сексуальным, что я видел за последние три года, что потратил на реабилитацию, а никак не на улучшение ситуации в личной жизни, довольствуясь только подробными воспоминаниями о том, как мне было хорошо. Было так хорошо с этой интригующей особой напротив, которая когда-то знала меня, как облупленного, а сейчас не имела представления даже о моем имени. И теперь, когда я смотрел на неё вживую, казалось, что кроме неё, у меня уже никого и не было, хотя на самом деле мы даже никогда не были вместе, если не вспоминать о иной реальности, которая все же дарила мне счастье, пока я был с ней. Счастье, которое просто сносило мне крышу без малейшей надежды на восстановление. И боль, когда мы разошлись, когда я сказал, что она мне не нужна, а она в свою очередь доказала мне обратное, найдя себе нового парня и доведя меня до белого коления напускной любовью, которая в итоге выиграла. Боль, которая все равно не утихла, а сейчас преобразовалась в более острые чувства, от которых я буквально взрывался в её присутствии. А я тогда проиграл, начиная медленно ровнять своё мнение с тем, что так нам обоим будет лучше. И сейчас я снова оказался в клубе и снова с ней, такой незнакомой мне Китнисс, которая была сложной загадкой, потому что я не знал, что это за вариация девушки. Но подозревал, что раз мы снова были незнакомы, что жизнь снова свела меня с ней, значит, это было каким-то особым знаком свыше, что ни черта по отдельности нам лучше не будет. А наличие второго шанса лишь прельщало. Так я думал, пока наблюдал за тем, как она, поставив уже второй опустошенный стакан на поверхность, сильно облокотилась на стойку, с вызовом в глазах облизав собственные губы и открывая мне вид на красивое декольте, до которого я когда-то имел возможность докоснуться. Но сейчас она была чужой, совершенно отдаленной девушкой, к которой я когда-то гасил собственные чувства, ненавидя её и её охеренную жизнь, после того, как меня в ней не стало. Я резко потянул её на себя и сразу же впился в манящие губы, которые влекли меня сейчас точно также, как и все то время, что я почти счастливо жил другой жизнью, довольствуясь ими почти каждый день до момента, как узнал, что она моя сводная сестра. Я наслаждался тем, как она покорно приоткрыла губы и запустила пальцы в мои волосы, перебирая их и попеременно оттягивая. Такое же настойчивое покашливание, как и прежде стук ногтей по поверхности стойки, быстро вывели меня из собственной разыгравшейся фантазии, которая явно выходила за рамки приличия и здравого смысла, потому что я даже заговорить с ней сейчас нормально не мог, не то что поцеловать и уж тем более надеяться на что-то большее. — Пит Мелларк, кажется, тебе не платят за то, что ты так откровенно на меня пялишься, — иронично сказала она, улыбнувшись и заставив меня поморщиться от непонимания того, что она может меня знать. Однако, проследив за её взглядом, я запоздало вспомнил про бейдж с именем на униформе, уже подумав, что каким-то образом она меня помнила. Это было сущим бредом, потому что я жил в другом мире, который не имел никакого отношения к тому, что я пережил за время комы. Но я уже не был тем Питом Мелларком, который бы сейчас не знал многих людей и событий наперёд. Который бы спокойно плыл по течению, задаваемым жизнью. Который бы мог трезво мыслить и не сравнивал бы происходящее с выдуманной реальностью, постоянно от этого чертыхаясь. — Так и тебе, Китнисс, вроде не платят за то, что ты такая красивая, — отведя глаза, сказал я, уже в третий раз наполняя её стакан излюбленным напитком, который она предпочитала даже здесь. Да уж, пикап здесь явно был не моей лучшей стороной. И только увидев её немного ошарашенный взгляд, я понял, что сказал лишнего, назвав девушку по имени, хотя абсолютно точно не должен был произносить его вслух и тем более знать. — На мне нет бейджика, на лбу, вроде как, тоже не написано, что меня зовут Китнисс, — вскинув брови, известила она, после чего, наблюдая за мной, затянула в рот трубочку, снова заставив меня спешно отвернуться и сделать вид, что барная стойка была удивительно грязной и вытереть её нужно было прямо сейчас, хотя я делал это пятью минутами ранее. — Зато у тебя есть подруги, которые его используют, обращаясь к тебе, — подмигнув, сказал я, принявшись подавать очередной виски с колой компании молодых парней, самозабвенно наслаждавшихся маленьким эротическим представлением, которое сегодня было частью вечера. Но это не волновало меня, поскольку куда большее шоу устраивала пьяненькая Эвердин, то и дело пуская передо мной в ход собственные козыри, довольствуясь произведённым впечатлением. — Подруги, — усмехнулась она, чуть закидывая голову назад. — Ты, видимо, недавно здесь работаешь, да? — Около двух недель. — Значит, тебе ещё предстоит узнать, что это больше коллеги по работе, нежели те, с кем я бы действительно хотела делиться чем-то сокровенным, — интригующе протянула брюнетка, после чего допила коктейль и спешно удалилась, распуская ранее заплетенные волосы. В моей голове быстро всплыла маленькая кофейня, в которой я пел и сказал что-то на подобии этого, когда в день одного из моих выступлений в зале появилась Китнисс. Только вот теперь мы поменялись местами и мне оставалось лишь догадываться, что же это все могло значить. И минут через тридцать я нашёл ответы на все свои вопросы. Очередной каплей, перебившей мне все дыхание ровно так, как Эвердин соблазнительно расправлялась с коктейльной трубочкой, стал тот факт, что в этом самом эротическом шоу её роль, в откровенном черном боди, была далеко не последней. И далеко не второстепенной, как у её подружек. Раскрепощенная и, кажется, теперь далеко не скромная Эвердин, которую я от части когда-то знал, сейчас кружилась в танце, пока помимо моих глаз, к ней были прикованы ещё десятки заинтересованных взглядов, от чего хотелось буквально разорваться на куски и каждому присутствующему здесь парню закрыть рукой глаза, чтобы не смел так пялиться на ту, которая изящно выгибалась, сексуально задирала ноги и, казалось, чувствовала себя на сцене комфортно. Я же мысленно почувствовал, как отвисла моя челюсть, и рядом не хватало человека, который бы хорошенько ударил меня по лицу и приказал бы отставить слюни, которые я пускал, самозабвенно пялясь на девушку, извивавшуюся в клетке. На Китнисс, которую, получается, совершенно не знал. И только грустные, разочарованные глаза, которые все это время скрывались под маской и которые мне удалось увидеть, когда она переоделась и вернулась к бару, кричали об обратном. О том, что ни черта ей самой это не нравилось. — Ты серьезно учавствуешь в таких представлениях? — немного поморщившись, спросил я, хотя против её пластики, красоты и плавности движений ничего не имел, поскольку они действительно впечатляли и завораживали. — Что, противно, когда приглянувшаяся тебе девушка имеет дело с такой грязной работой? — иронично спросила она, медленно попивая ещё один мохито. Макияж, прежде бывший идеальным, сейчас кое-где подтекал, а волосы были растрепанны, но девушку, кажется, это волновало в последнюю очередь. — Китнисс, — грустно протянул я, отдавая очередной алкогольный напиток заказавшему его и поворачиваясь к девушке, хотя совершенно не знал, что ей говорить, потому что пребывал в непонятном мне состоянии от увиденного. Возбужденный и недовольный одновременно. — Нет, ты дослушай! Я работаю на чертового мужа собственной подруги в его паршивом клубе, где мне приходится крутить собственной задницей на потеху другим, без какого-либо удовольствия для самой себя, — зло прошипела она, яростно всматриваясь в мои глаза, будто я мог что-то исправить. — Ты же с ними не спишь, это уже огромный плюс, — слишком равнодушно ответил я, больше убеждая в этом себя, нежели брюнетку. То, что я увидел, никак не заставило меня резко разочароваться в девушке и проникнуться к ней полнейшим неуважением для того, чтобы именовать её той, которая всем позволяет залезть к себе в трусы. — Знаешь, это никак не уменьшает моей уверенности в том, что я веду себя, как последняя шлюха. — Ты можешь уменьшить эту уверенность, если перестанешь здесь работать, — зло проговорил я, видимо, от того, что мне она была далеко не безразлична, а вот для неё это было достаточно неожиданно, что я понял по тому, как она отодвинулась, когда я приблизился, и заметно нахмурилась после моих слов, поскольку они звучали грубо. — Если найду работу с такой зарплатой, какую я получаю здесь, я обязательно отсюда уйду, можешь в этом не сомневаться, Мелларк. Не тебе меня судить. Ты даже малейшего представления обо мне не имеешь, кроме того, которое я произвела на тебя, изрядно выпив и станцевав, в том числе и на твою потеху, потому что ты ни разу не отвёл глаза, ровно так же, как и все в этом зале, так что не нужно сейчас пытаться читать мне нотации. Ты такой же, как и все озабоченный. — Не тебе меня судить, — также зло процедил я, всматриваясь в её серые глаза, в которых плескалась ярость. — Тебе не пришло в голову, что ты могла мне просто понравиться? — тут же спросил я, но девушка лишь прыскнула от смеха в кулак и наигранно тяжело выдохнула, приблизившись ко мне. Это звучало абсурдно, я это понимал, но совершенно не хотел начинать отношения здесь также паршиво, как они закончились в другой жизни. — Задница тебе моя понравилась, Мелларк, вот и все. Не строй из себя какого-то особенного, — тихо прошипела Китнисс, после чего сразу же развернулась и уже, схватив стакан, снова хотела уйти, но я быстро сжал её запястье, заставив вернуться на место на барном стуле. — Что ты там сказала? Что я не имею о тебе малейшего представления? Так ты ведь тоже обо мне судишь на пустом месте. — У тебя был шанс доказать мне, что ты не из тех, кто бы желал потешить со мной собственное самолюбие, буквально раздевая меня глазами. Она прожигала меня глазами, не представляя, что моё мужское самолюбие уже однажды закрутилось вокруг её одной единственной персоны, после чего его никто не мог потешить также хорошо, как это делала она. Она не знала, что мы чертовски много времени провели в постели, жадно наслаждаясь друг другом, будто всё бы скоро закончилось. Она не знала, что испытывала ко мне искренние и тёплые чувства, а не питала ко мне ненависть в первые же секунды нашего знакомства. Она в принципе не знала меня. А я её знал. Правда, немного другую, но предпочитал эгоистично думать, что она скрывает настоящую себя за маской равнодушной танцовщицы, которую на самом деле воротило от самой себя и собственного неподобающего поведения. — А что бы изменилось, если бы я не смотрел, а? Ты бы подпустила меня ближе? Насколько ближе? Настолько, что я видел бы это в приватной обстановке? Тогда, возможно, стоило и отвести глаза, согласен. — Как таких самоуверенных только на работу берут? — рыкнула она, с силой попытавшись выдернуть руку, чего у неё сделать не получилось, потому что я держал её достаточно крепко, чтобы продолжить разговор. — Только такие тебя и добиваются, разве нет? — уточнил я, вспоминая тираду Китнисс о том, что в нашу первую встречу в мужском туалете клуба, она посчитала меня ещё тем самоуверенным придурком за то, что я шептал ей в ухо очевидные вещи, на что лишь огрызнулся и сказал, самоуверенной в день нашего знакомства была она. Когда самозабвенно красилась в мужском туалете, намекнув на то, что это я был недалеким и не смог отличить на табличке мужскую и женскую фигуру, несмотря на то, что, я был уверен, точно знала, что ошиблась сама. Когда осмелилась зайти ко мне в квартиру, а затем распить предложенное мной вино, которое в тот вечер, кажется, сыграло далеко не последнюю роль в наших долгих последующих отношениях. Когда, изрядно выпив, решилась на то, чтобы отомстить своему бывшему, который так плохо с ней обращался и не ценил их отношения вовсе, предпочитая сбегать от ссор, разбирательств и разговоров по душам в чью-нибудь постель, наивно полагая, что Китнисс этого не знала. Но сейчас я не был самоуверенным, потому что я был ублюдком, не умеющим формулировать собственные мысли, что понял запоздало, когда все слова с языка уже слетели, шокировав и девушку напротив, и меня самого. Потому что в любой другой вариации эта фраза не звучала бы так грубо и унизительно. Можно было спросить «разве тебе не такие нравятся» или что-нибудь в этом духе, и уже бы я не представлял себе проблем, размером с огромную задницу. Она снова подняла свои глаза на меня, а мне вдруг в этот самый момент показалось, что я увидел в них что-то, что было в них и в другой реальности, которая со звонкой пощечиной, пришедшейся на мою щеку, резко рассыпалась перед глазами, будто стирая эту грань сравнения, к которой я постоянно прибегал. Она посмотрела на меня ещё пару секунд перед тем, как совсем тихо прошептала короткое, еле слышное «придурок» и, осознав, что я ослабил хватку, ушла в сторону комнаты для персонала. Пощёчина и промелькнувшая в глазах Китнисс ненависть заставили мои мозги, наконец, заработать и понять, что сейчас она была совершенно другой. Она была девушкой, которой были противны мои слова, что очевидно, и то, что я в открытую на неё пялился, позабыв абсолютно обо всех рамках приличия и о том, что эта Эвердин и близко могла оказаться не той, которую я знал, видел, любил.Девчонку с серыми глазами провожал домой, Чувства не были игрой, что же стало теперь с тобой?
***
Я думал о своих словах, её глазах, сильной пощёчине, которую я по сути заслужил, её поведении, когда рванул за ней, немного наплевав на свои должностные обязанности и наблюдая за тем, как быстро она бежала прочь, игнорируя все мои крики и просьбы остановиться и выслушать. Я думал о ней всю оставшуюся смену, выслушивая пьяные бредни и подливая засидевшимся личностям желаемый алкоголь. Все выходные, что я провёл в одиночестве и совершенно не знал, чем же себя занять. В том числе и утром понедельника, когда, рано поднявшись с кровати, с непонятно откуда взявшимся энтузиазмом, отправился на пробежку, ведь теперь за собственным здоровьем приходилось следить куда больше, нежели в выдуманной жизни, а потому и ввести активный образ жизни в привычный род деятельности. Она могла работать там, где хотела, я был не в праве ей запретить даже не только потому что не имел для неё в этой жизни значения. Но в этом и была проблема, она танцевала здесь просто ради круглой суммы денег, а не ради повышения собственной самооценки за счёт излишнего мужского внимания. Возможно, у неё были какие-то финансовые проблемы, долги или что-нибудь ещё, но я никак не мог об этом узнать, потому что Гейл никаких подробностей не знал, просто исполнив просьбу девушки устроиться, Джоанна, увидев столь нескрываемый интерес к своей подруге, обязательно бы всё ей рассказала в мельчайших подробностях, а Китнисс… Она просто, наверное, даже знать меня не хотела. А я хотел. Больше всего хотел. И настолько погрузившись в собственные мысли, переключая играющую песню, я отвлёкся от наблюдения за дорожкой, по которой бежал, и тут же влетел в миниатюрную блондинку, чьи большие пакеты с покупками разом оказались на асфальте, а я оказался в полнейшем ступоре, снимая наушники и готовясь быстро извиняться за собственную невнимательность, когда увидел лицо девушки. Что ж, как я мог забыть о существовании собственной бывшей, которая всеми силами хотела меня вернуть и теперь стояла передо мной, оглядывая масштаб проблем и, как и многие, меня не узнавая.