No One Really Knew

Вернувшись домой, я с тяжёлым выдохом удобно устроился на диване, даже не потрудившись переодеться в домашнюю одежду, с холодной бутылкой минералки перед телевизором, который сжигал электроэнергию впустую, поскольку все новости были для меня одним общим фоном, пока я, уставившись в одну точку, рассуждал и буквально раскладывал по полочкам в своей голове всю поступившую не так недавно, около недели назад, информацию. Джоанна была знакома с моей бывшей, даже, можно сказать, хорошо её знала, поскольку они вместе ходили на эти чертовы курсы для будущих мам и активно занимались йогой, что опять же никак не укладывалось в моей голове, потому что я привык к тому, что они никогда не были знакомы, а Мейсон открыто и яростно ненавидела Эдвардс, потому что последняя мешала моим искрометным отношениям с Эвердин. Которая, черт возьми, сейчас никак не хотела найти со мной общий язык. Хотя бы в переносном значении этого выражения. Джесс была замужем вот уже два года, а супруг, которого я не видел ни разу и даже не заподозрил его существования, поскольку в их квартире не было никаких признаков присутствия мужчины, сейчас уехал на полугодовую стажировку по работе, оставив девушку одну в городе, где живут её родители, чтобы хоть кто-то был рядом с ней в такой важный период её жизни. Эдвардс открыто рассмеялась, когда узнала, что я немного попался на её, якобы, брошенный крючок, но позже извинилась за то, что дала такую ложную надежду на небывалое счастье, сказав, что в любом случае мы могли остаться друзьями, которые бы иногда вместе прогуливались, куда-то ходили, но уж точно не разрывали общения после такого нелепого случая по вине одного наивного меня. Хоторн же, будь он не ладен со своими глупыми шутками, стал постоянно насмехаться надо мной, не забывая упоминать сказанные мной когда-то фразы и что теперь Мейсон точно расскажет все Китнисс. А я уже был согласен с Джоанной, потому что со стебом этот парень порой по-настоящему перебарщивал и даже этого не подозревал. Со временем я, конечно же, понял, что даже если брюнетка и выложит всю правду своей подруге, то ничего такого в этом не будет. Может быть, даже потому что я любил прошлую Китнисс, а к этой лишь был привязан благодаря своему прошлому, не имевшему места быть на самом деле. Она не была той Китнисс, которая отменяла все свои «важные» дела ради того, чтобы просто меня увидеть, приехав по первому звонку. Она больше не была той, которой мне так сильно не хватало, при упоминании имени которой сердце до боли сжималось в груди и отказывалось биться дальше. Она не была той солнечной и жизнерадостной Эвердин, с которой я был так счастлив, пусть и совсем недолго. Она не была той брюнеткой, которая любила меня больше жизни. Эвердин в этом мире была кардинально другой. Настолько другой, что я даже больше представить себе не мог, сколько нового мне ещё предстояло о ней узнать. Она была отважной, гордой и независимой, будто ей действительно было плевать на свою жизнь, работу, близких людей, да и на всё в этом мире в целом. Но была или просто притворялась, думая, что за такой непроницаемой маской ей будет куда удобнее жить? Я почувствовал, как медленно глаза стали закрываться под тяжестью век и овладевавшей мной усталостью, которая скопилась за весь четверг, который я, будучи дома в свой выходной, потратил на обычные бытовые дела в виде приготовления еды и генеральной уборки, а также вечерней поездки к отцу, который был все ещё нескрываемо рад присутствию нашего общения, дававшему о себе знать впервые за все двадцать лет молчания и долгих обид вперемешку с многочисленными недопониманиями. Шум телевизора нисколько не поддерживал бодрствования моего тела, лишь ещё больше убаюкивал, пока голоса ведущих какого-то очередного ночного ток-шоу медленно сливались в один неразличимый звук. Сон одолевал мной настолько быстро, что вытеснял абсолютно все силы, которые я бы мог затратить на то, чтобы просто подняться, выключить свет и отправиться в спальню, где спать было бы многим удобнее, нежели на маленьком диване, который почему-то казался мне сейчас достаточно комфортным, хотя в голову уже закрадывались мыслишки о том, как завтра утром будет адски болеть моя шея. Однако, через довольно-таки короткий промежуток времени я быстро очухался от подступившего сна из-за резко зазвонившей трели дверного звонка, уведомлявшего меня о том, что кто-то, судя по звуку, действительно так сильно во мне нуждался. Несколько раз проведя ладонями по лицу, разодрав усталые глаза, я побрел к входной двери, поинтересовался, кому все же был нужен, но, получив в ответ лишь тишину, посмотрел в глазок, после чего на пару секунд опешил. Брюнетка, которая только и делала, что с момента нашей первой настоящей встречи терзала мою голову и занимала в мыслях куда больше положенного ей места, прямо сейчас стояла за этой самой дверью, изредка продолжая зажимать пальцем дверной звонок. Не раздумывая, я спешно открыл дверь, предварительно пару раз зачесав пальцами волосы назад, поскольку они уже успели растрепаться, и устремил свой недоумевающий взгляд на девушку, которая, едва заметно ухмыльнувшись, опёрлась на дверной косяк, подойдя чуть ближе ко мне, и стала самодовольно и расслабленно улыбаться, словно кот, который несколько мгновений назад успешно добрался до валерьянки. — Китнисс, — тихо констатировал я, пока брюнетка, чуть пошатнувшись, с трудно доставшимся ей успехом вернулась в вертикальное положение, что и заставило меня начать думать о том, что, кажется, трезвой Эвердин я уже никогда не увижу, поскольку мы всегда виделись преимущественно в клубе, где она перед выступлением предпочитала чего-нибудь выпить, так сказать, для большего раскрепощения. — Да, меня так зовут, спасибо, я помню, — она сама же рассмеялась от сказанной фразы, после чего, немного построив мне глазки, продолжила говорить, начиная закручивать кончики волос пальцем в флиртующем жесте, которым, я был уверен, была наделена каждая девушка от природы, — а ты Пит — бармен, который почему-то сегодня не работал и не составлял мне компанию, надоедая своими глупыми репликами и намёками на то, как я грязно себя веду. Пустишь? В её словах был очевидный контраст, который буквально смешил меня, потому что она смогла и обвинить меня, и тут же попросить об услуге, быстро сменив тон голоса и выражение лица. Я, игриво улыбнувшись, отодвинулся внутрь квартиры и вскинул руку в сторону, как бы позволяя девушке войти. Она, гордо подняв голову, зашла и, скинув свои чёрные босоножки на каблуке, по-хозяйски направилась в сторону кухни, изредка оборачиваясь, будто убеждаясь в том, что я наблюдал за ней, а вскоре уже покорно шёл следом. Выжидающе двигался за брюнеткой, облегающее платье цвета хаки которой заставляло меня сильно закусывать губу в надежде на то, что изо рта не вырвется какого-нибудь зверского рычания, потянувшего бы за собой последствия отнюдь не дружеского характера, потому что талия была выгодно подчёркнута, а бёдра слишком выигрышно обтягивала трикотажная ткань. — Какими судьбами? — поинтересовался я, присев на край барного стула, пока темноволосая малышка, немного хмурясь, пыталась найти штопор, одной рукой открывая все попавшиеся под неё шкафчики, а другой крепко сжимая припасенную мной бутылку вина. Пока она несносно металась, боковые вырезы на платье поднимались до середины бедра и открывали мне хороший вид на немного загорелые стройные ноги, элегантность которых буквально сводила с ума. — Как же твои немного беспочвенные обиды, а? Или под градусом это уже не так важно, как раньше? — Проклятье, куда ты его запрятал, Мелларк? Я уверена, последний раз он лежал именно в этом шкафчике, — проигнорировав мой вопрос, она обернулась и возмущённо сдвинула брови, расставив руки в разные стороны, даже не подозревая, что уже почти была у цели. — Ты здесь никогда не была, солнышко, — прошептал я на ухо, когда передал ей заветную вещицу, которую она так и не смогла найти самостоятельно. Я был смущён сказанной ей фразой, так что всего на пару секунд мне снова показалось, что это была прежняя Китнисс, но ещё больше я в этом убедился лишь потом. — Прекрасно, Мелларк, ты что думаешь, раз я вышла замуж, то ты можешь стереть меня из собственной памяти? — удивилась она, откупорив бутылку и разлив вино по бокалам. — Какой же ты подонок, Пит, честное слово. — Ты ещё и замужем? — прекрасно, неужели все, кого я когда-либо знал теперь обязательно должны состоять в браке и носить под своим сердцем ребёнка, появление которого не заставляло бы себя долго ждать? — И как же он относится к тому, что ты вертишь своей задницей в клубах? Неужели он не говорит всех тех нелестных слов, за которые я щедро получил по лицу? — В каких клубах, милый? Гейл не позволил бы мне даже находиться в таких грязных заведениях, — облизнув собственные губы и удивлённо вскинув брови, спросила она, будто совершенно не понимала о чем идёт речь. — Ты очевидно что-то путаешь, возможно, у тебя температура. А как же твоя напарница из ресторана? Ты все ещё потрахиваешь эту певичку по ночам, надеясь, что сможешь забыть меня? Осознание было таким же ошеломляющим, как и резко опрокинутое на человека ведро ледяной воды. Она знала меня. Она была из другой реальности, в которой все было слишком хорошо. Настолько хорошо, а потом плохо, что оправляться от произошедшего тогда приходилось даже уже действительно будучи в сознании, когда мои видения, наконец, прекратились, а душа вернулась в тело, которое почти целый месяц покоилось на больничной койке. Она была той Китнисс, с которой мне никак нельзя было быть вместе. Которая присутствовала везде: от моей собственной постели, до каждодневной мысли, первой приходящей в мою голову после пробуждения ото сна. — Этого не может быть, нет, — тихо шептал я, стремительно надвигаясь на неё и останавливаясь всего в паре шагов. — Нет, это всё было моими видениями, ты лишь очередная иллюзия, это все не по-настоящему. Я попал в аварию, я видел другой выдуманный мир, из которого ты предположительно и вышла за счёт того, что была моей главной фантазией. Но прошло уже достаточно времени для того, чтобы я оправился от этого. А теперь ты танцуешь в клубе Хоторна, моего брата, на минуточку, почти раздетая, так что, — но договорить я благополучно не успел, потому что тут же в моё лицо был выплеснут весь остававшийся в бокале девушки алкоголь. Капли красного вина медленно стекали по моему лицу, либо падая на пол, либо быстро впитываясь в ткань моей серой хенли, пятна на которой бы точно не отстирались, если бы я сейчас же не поспешил в ванную. Но я и не собирался этого делать, потому что куда больше, нежели испорченная одежда, меня волновала своенравная девушка напротив, чье поведение я все никак не мог оценить адекватно и с точки зрения нормального человека, а не того, кто видит в ней помесь сразу двух вариаций брюнетки. — Ещё раз завуалированно назовёшь меня шлюхой, будь уверен, я расцарапаю тебе лицо, — эта фраза уже была сказана в духе Эвердин, которую я знал сейчас. Которая стремилась быть холоднее льда в Арктике, лишь бы сделать так, чтобы я, наконец, отстал. — Что с тобой, Эвердин? — очумело снова задал вопрос я, всматриваясь в её игривые серые глаза, в которых не было ничего для меня очевидного. Я не мог понять, что происходило: играла ли Китнисс, пользуясь предоставленными Джоанной фактами, или же все происходящее лишь было вызвано моими переживаниями, и поэтому я все воспринимал неправильно. — И то, что ты звал меня по фамилии меня тоже всегда бесило, Мелларк, — ирочнично повторила она, пока я невольно вспоминал, как однажды моя фантазия накрутила в голове грандиозный скандал с девушкой по этому поводу. Брюнетка просто кипела тогда от ярости за то, что я слишком часто употреблял в речи её фамилию вместо имени или какого-нибудь милого прозвища. — Но тогда все решилось достаточно быстро, да, Пит? — она сексуально сощурила глаза, приподняв одну бровь, после чего подошла ближе и положила свои ладошки мне на плечи ближе к шее, при этом привставая на носочки. О, да. Все закончилось постелью, как и любая другая наша ссора, поскольку для нас обоих этот вариант был беспроигрышным: удовлетворённая девушка больше не кипела по пустякам, а я лишь изредка шутил и по фамилии в тот день больше не называл, просто об этом элементарно позабыв. — Ты не простишь мне того, что мы с тобой переспим. Ты больше не та Китнисс, которую я знал, — я продолжал смотреть в уверенные серые глаза, даже когда убрал ласковые тёплые руки со своей шеи, но которые тут же притянули меня ближе, благодаря тому, что брюнетка вцепилась в ворот моей кофты. — Её больше нет, она в прошлом. — Я больше не боль, для тебя я никто?, — она ласкала меня руками через трикотажную ткань хенли, то и дело останавливаясь на груди и торсе, пока такие знакомые, но в то же время чужие, глаза буквально гипнотизировали меня. — Игра воспалённого воображения. Она была знакомой, потому что в своих действиях и словах напоминала ту родную мне душу, которую я потерял, проиграв генетическим обстоятельствам, побоявшись того, что мои далеко не родственные отношения с ней будут лишними, ненужными, портящими всё вокруг. Но хуже было от того, что эти отношения стали безжалостно душить меня, когда оказались забыты после моей же собственной просьбы, когда я безбожно врал, что она мне никто. Она была чужой, отстранённой, с которой я заново познакомился в клубе, чьё недоверие и ненависть заслужил в первый же день и остался у разбитого корыта, без малейшего просвета на то, что мог быть помилован и вскоре прощён. Тогда бы всё могло вернуться на круги свои. Вся моя жизнь, в которой уже было достаточно заносов и крутых поворотов, чего только стоила авария, которая перевернула весь мой выстроенный аккуратно мир, разломав его и выдрав некоторые куски. В тот же момент она осторожно поцеловала меня, предварительно соблазнительно проведя языком по моей верхней губе. Я неподвижно наблюдал за тем, как она снова и снова припадала к моим губам, блуждая руками в моих волосах, пока, наконец, не сорвался и не прижал её ещё ближе, что для неё оказалось достаточно неожиданным действием с моей стороны. — Будь, что будет. Победителей не судят, — тихо пропела она, после чего, пальцами зарывшись в мои волосы, отклонила голову в сторону, позволяя мне поцелуями оприходовать заветные дюймы бархатистой кожи, которой я лишь думал, что когда-то довольствовался. Она побеждала меня, мою стойкость и малейшую отрезвлявшую уверенность в том, что я не имел права на то, чтобы вытворять это с ней сейчас. Положив руки на бёдра Китнисс, я тут же зажал её между собой и столешницей, на которую она позже забралась, крепко обвив моё тело ногами и творя полнейший беспорядок в моих волосах своими пальцами, пока я снова и снова, почти не давая себе передыха, целовал её в полуоткрытые пухлые губы. Все её слова отголосками пролетали мимо моих ушей, так что я совершенно точно не вдавался в то, что она пыталась, тихо напевая, до меня донести, когда с силой прижал её к стене у спальни, лаская такое нужное мне тело руками, когда она медленно стянула с меня грязную майку, легонько пробежав ногтями по обнаженному торсу, когда бесстыдно примкнула задницей к моему паху и стала усиленно об него тереться, что завело меня ещё больше. Не сдержавшись, я прикусил тонкую кожу брюнетки в районе ключицы, заставив её шумно выдохнуть и сладко промычать, пока она пальцами выводила многочисленные узоры на моей спине. — Что ты делаешь, Эвердин, что? — тихо прошептал я ей прямо в ухо, задрав её соблазнительное платье до талии, без зазрения совести пробежав ладонями по гладким бёдрам девушки и поддерживая за ягодицы, поднял её на руки, намереваясь как можно скорее оказаться в спальне. — Лишь то, чего так хочется тебе, сладкий, — приторно мило сказала она, ещё теснее обернув ноги вокруг моей талии, когда я, наконец, остановился перед кроватью, стянув с неё это чертово платье, бросил в сторону двери и самодовольно стал наблюдать за почти обнаженной девушкой, которая тут же поспешила поменяться местами и завалить меня на ещё аккуратно застеленную постель, нависнув сверху и сексуально закусив губу. Китнисс больно впивалась ногтями в кожу на запястьях, когда одернула меня, тянувшегося к бретелям бюстгальтера, после чего стала телом суматошно елозить по мне, срывая крышу и всякую оставшуюся выдержку, на которую я только был способен.  — Признайся, ты все ещё вспоминаешь то go-go шоу, на котором ты впервые меня увидел. Бёдрами влево, бёдрами вправо, а потом резко на корточки вниз, — мягко комментировала она развратным шепотом, покачиваясь из стороны в сторону, а затем резко с протяжным самодовольным стоном опускаясь на мой пах тем местом, где я сейчас хотел быть больше всего, вызывая у меня возмущённое перечисление всех проклятий, сыпавшихся в сторону Китнисс, которая по непонятной мне причине медлила. Она была смесью сразу двух Китнисс, которых я знал. Будто особый вид раздвоения личности, только вот непонятно от её поведения это зависело или от того, что это уже я становился окончательным психом, которому очевидно то, чего никогда на самом деле не было и не существует сейчас? Она снова и снова целовала мои губы, а мне оставалось лишь удивляться тому, что девушка успешно подавляла мое растущее сопротивление и вместе с тем желание перевернуть её вместе с собой и уложить под себя. Я с силой попытался свести руки и перехватить инициативу, но девушка, лишь усмехаясь, приблизилась к моему лицу и стала завораживающе смотреть в мои глаза, так что я, как по волшебству и какому-то странному заклинанию, перестал рваться к власти, позволяя ситуации идти на самотёк. — Ты нашу любовь проиграл безнадёжно, — взяв мое лицо в свои руки, совершенно серьёзно сказала Китнисс, от чего я ощутил, как по коже пробежали мурашки. Её голос громким эхом отзывался в моей голове, так что отвлечься и игнорировать её реплики, как в начале, я уже не мог. Она говорила шепотом, но мне казалось, что она кричала так же, как и теми самыми паршивыми вечерами моей несуществовавшей жизни. Я проиграл. Когда узнал, что она являлась моей сестрой и позволил другому быть с ней. Когда думал, что нам будет лучше, как только мы сможем друг о друге забыть. Когда я врал и не краснел, будто она действительно была мне больше не нужна. Грубил и не жалел, будто безо всякого напускного равнодушия всей душой горел желанием никогда её не знать и более того — не любить. Когда она смогла исполнить просьбу, а я остался в стороне с искалеченной душой, которую по вечерам заливал литрами алкоголя, наивно веря, что когда-нибудь станет легче. Когда она была счастлива, а я крушил всё вокруг себя. Когда очнулся и снова встретил её, напортачил и какого-то черта проникся симпатией к бывшей, которую сам себе обещал избегать. — Это тебя больше нет, Пит, — прошептала она, легко коснувшись губами моего лба, будто без задней мысли собиралась раз и навсегда со мной распрощаться без моего на то согласия. — Это ты в прошлом. В этот момент я был абсолютно точно уверен, что в моих глазах появился немой вопрос, на который девушка уж точно отвечать не собиралась раз, опустив глаза, быстро соскочила с меня и быстрыми шагами направилась к бесформенной куче у входа в спальню, где помимо моей хенли валялось и её сексуальное платье. Шок прошёл быстро, поэтому я тут же подлетел за ней и нагнал её в прихожей, когда она, уже коснувшись пальцами дверной ручки, обернулась, будто отозвалась на мои выкрикивания её имени, и с грустной улыбкой и испуганными глазами растворилась в воздухе, стоило мне только дотронуться до её руки чуть выше локтя. А вместе с шоком ушёл и сон, который все же наступил без моего ведома и был потревожен лишь громким рингтоном моего телефона. — Слушаю, — тихо и достаточно сонно проговорил я в трубку, приняв входящий звонок от Гейла, который перед тем, как перейти к делу, несколько раз извинился за то, что разбудил и был намерен просить о таких глупостях в столь поздний час, когда я уже отдыхал, собираясь отоспаться перед очередным заступом в рабочую смену. — В общем, тут такое дело, Пит, — наконец, начал парень, перестав тараторить, как ему неудобно меня о чем-то просить. — Я все ещё в клубе, разбираю кое-какие бумаги, а Джоанна тухнет дома одна, жалуется, что ей скучно, а уснуть она не может. — Предлагаешь мне приехать и спеть ей колыбельную, пока ты пялишься на красивых девочек с танцпола? — улыбнулся я, все ещё прижимаясь головой к подушке и готовясь к тому, чтобы проклинать все вокруг, потому что мне снова приходилось избавиться от такого простого человеческого счастья, как здоровый сон. — Главное, при ней так не шути, ладно? Забеременев, она стала такой наивной и ранимой, что я вообще боюсь как-либо над ней стебаться, зная, что она возьмёт и воспримет все всерьёз. Я приеду где-то через час, полтора, не скучай. — С твоей беременной супругой соскучишься, — усмехнулся я, сбросил вызов и с самым недовольным лицом на свете, будто в один миг мне приходилось переживать многочисленные страдания всех существующих во Вселенной людей, встал в дивана, потирая рукой ноющую шею, которой идея заснуть не на удобной кровати показалась бредовой ещё в самом начале. Переодевшись в самый обыкновенный серый спортивный костюм, я вызвал такси, которое в силу достаточно позднего времени приехало относительно быстро, а потому уже меньше, чем через пять минут, садился на переднее сиденье комфортабельной машины рядом с задумчивым ровесником, что-то усердно печатавшим в своём телефоне. Стоило мне закрыть дверь, молодой человек тут же отвлёкся, вбил нужный адрес в навигатор, после чего выехал на главную дорогу, предпочитая молчать, нежели заводить со мной разговор. И я был этому только рад, потому что с абсолютным успехом мог копаться в своей голове сам, ведь мыслей для рассуждения с каждым прожитым днём, а теперь же увиденным сном, становилось все больше. Да, с момента получения травмы, за всё время прохождения реабилитации и за тот короткий промежуток времени, когда я вновь вернулся к нормальной жизни, секса у меня действительно не было, а потому сон такого характера можно было бы считать вполне себе обоснованным. Если бы он не был первым. Если бы в нем не участвовала Китнисс, которая даже здесь оставалась единственной. А ещё её чертовы духи, которые почему-то будто преследовали меня, раз куда бы я не пришел, везде чувствовал этот чуть сладкий и такой знакомый аромат, который было достаточно трудно забыть. Я бы скорее вновь от комы очнулся, чем не узнал бы этот запах из тысячи других. Она определённо была из числа девушек, которые сводили с ума наповал, которые, проходя мимо, заставляли парней, их оценивающих, сворачивать свои шеи за любопытными взглядами, которые добивались всего, чего хотели за счёт своего убойного характера, а не за счёт того, что могли буквально любого уложить в свою постель. Предположительно, именно такой Китнисс здесь и была, раз я больше не замечал в ней той скромности и неуверенности в себе, все же немного присутствовавшей в ней в той реальности. Хотя, как бы глупо это не звучало, я не исключал того факта, что всё это было напускным представлением, своего рода защитой, которая при внешнем воздействии уберегла бы девушку от вероятной боли. И невозможно было о ней не думать, поскольку жизнь, разделённая не на «до» и «после», а на «бывшая Китнисс» и «новая Китнисс», заставляла меня всё время их сравнивать, анализировать её поведение и постоянно мыслить над тем, что говорить ей при очередной нашей встрече. Я же не мог признаться ей в том, что когда-то её любил, и именно поэтому мне теперь хотелось завоевать её прощение. Поездка, в силу отсутствия пробок, продлилась не так долго, а потому и закончилась так быстро, как и началась. Расплатившись с водителем, я уже стоял на крыльце многоэтажного дома в ожидании того, что одна беременная девушка, не знавшая, как справляться со скукой и бессонницей в этот удивительный вечер, а потому и обеспечивавшая последней всех своих близких, слишком долго шла к трубке домофона, который не позволял открыть дверь сильным рывком на себя. Через пару мгновений короткого подъёма на лифте до девятого этажа, я уже заходил в знакомую мне квартиру, предварительно в знак приветствия поцеловав несносную Мейсон в щеку, после чего, разувшись, застыл в коридоре. — Ну, мисс мне-сегодня-не-спится, чем мы сегодня займёмся? — спросил я, улыбнувшись Джоанне, когда та, проходя мимо, после заданного вопроса немного двинула меня в бок, не сдержав ответной улыбки. — Не волнуйся, планы у меня есть всегда, — я не мог объяснить, почему это прозвучало угрожающе, но девушке не хватало только большого и длинного списка дел, который бы в развёрнутом состоянии занял бы весь их семиметровый коридор. Мейсон не солгала, потому что действительно подготовилась к моему приходу, достав, кажется, все настольные игры, которые только могли быть у них дома и пылиться все время до моего сегодняшнего прихода. И если поначалу меня захватывал азарт и интерес к новому развлечению, то под конец я уже прилично исчерпал весь свой оптимизм, играя нечестно и поддаваясь лишь для того, чтобы одна слишком обидчивая мамочка моего будущего племянника не косила на меня глаза после удачного хода и не была на грани того, чтобы расплакаться, когда я все же выигрывал. Дальше — больше. По какой-то непонятной для меня причине Джоанна выбрала к ночному просмотру ужастики, которых, кажется, боялась больше жизни, раз даже не в самых страшных моментах слишком громко кричала и бросалась ко мне в поисках успокоения и поддержки, пока я отдалённо осознавал, что больше боялся не самого фильма, а очередного визга девушки, пока вовсе не выключил этот триллер, сказав что от такой нервотрепки она потеряет ребёнка. Однако, лучше бы я и вовсе об этом не говорил, потому что далее последовала несвязная и порой нелогичная речь о том, какой плохой матерью она будет, что совсем не думает и не беспокоится о своём малыше, на что я лишь снова повторил свои слова, добавив что от её глупых слез ему точно лучше не станет. — Я хочу есть, — резко заявила она, выбравшись из моих объятий и быстро вытерев рукавами кофты своё лицо. — Хорошо, я что-нибудь придумаю, — тяжело выдохнул я, поскольку за бездействием успокоившейся девушки уже стал немного дремать, а теперь уже направился в сторону кухни, но был остановлен, не пройдя и половины намеченного пути. — Пит, я хочу сладкие роллы, — нахмурившись, сказала она, хлопнув рукой по маленькой диванной подушке. — Нет, пиццу. Да, я буду пиццу, закажи пиццу. — Подожди пару секунд, я найду меню, — предупредил я, завалившись обратно на диван в гостиной и уже начиная вбивать нужный запрос в браузере телефона. Когда нужная ссылка, наконец, была найдена, девушка сразу же вырвала телефон у меня из рук и начала самовольно пролистывать интересные предложения одной из лучших пиццерий нашего города, изредка останавливаясь и читая состав. Я лишь примерно вспоминал названия блюд, которые когда-либо заказывал, а потом какими-то окольными путями пришёл к вопросу о том, можно ли вообще было беременным кушать чудо итальянской кухни. — Все, что мне грозит, — возможный токсикоз и прибавка в весе, если бы я ела её каждый день, ведомая тем, что этого хочет ребенок, — пояснила она, оторвалась от телефона, которые вернула мне, и немного прищурилась. — Обещай надо мной не смеяться. — Что? — Обещай, что не будешь хохотать, как придурок, от того, что я осмелюсь попросить заказать для себя. — Что тут такого? — Хоторн тоже недоумевал, а потом две ночи спал на этом диване за то, что стал смеяться и подшучивать. — Ладно, не буду. — Нет, ты пообещай, — брюнетка настаивала на своём, не позволяя мне отвлечься от разговора и сделать заказ. — Джоанна Мейсон, я, Пит Мелларк — сводный брат твоего будущего мужа, клятвенно обещаю не смеяться над твоим выбором. — Хорошо. Я хочу пиццу с ананасами, — довольно протянула она, заставив меня всего на мгновение замереть, но уже вскоре нервно хватать воздух и закрывать рукой рот, чтобы из него не вышло и подобия на усмешку, которая буквально рвалась наружу, что было вполне заметно по моим трясущимся время от времени плечам. — Пит Мелларк, — будто чеканя, проговорила она, поднявшись с дивана, чего я, конечно же, испугался, а потому забежал в ванную быстрее, нежели в эту сторону прилетела запущенная Джоанной подушка. — Наглый обманщик и трус! — недовольно бурчала она у закрытой двери, пока я сидел на баке для белья и бессовестно смеялся, хоть и обещал этого не делать. — Пошутили и хватит, что заказывать? — серьезно переспросил я, услышав, что Мейсон прекратила тарабанить в дверь и, кажется, успокоилась, а потому и позволил себе выйти из укрытия, встретившись с мученицей ещё шести ближайших месяцев, начавшей бить меня ладонями по груди, буквально сразу же. — Стой, ты что, не шутила? — брюнетка отрицательно покачала головой, когда я, наконец, перехватил её руки. — Я не буду произносить этого вслух, Джоанна. Даже не уговаривай. — Ну, Пит, пожалуйста, — наигранно захныкала, казалось бы, уже взрослая девушка и будущая мама, как будто была ребёнком, выпрашивающим в продуктовом магазине какую-либо сладость, после чего в игру вступили чертовы щенячьи глазки, которые пересилили мое желание заменить при заказе пиццу с ананасами на что-нибудь другое. В итоге ближе к половине четвёртого утра, то есть спустя более получаса ожидания и просмотра какой-то тухлой комедии, над шутками которой ненормально смеялась исключительно Джоанна, пока я пребывал в недоумении от того, как сильно менялось восприятие у беременных вместе с настроением, в дверь, наконец, позвонили. И приятным сюрпризом была не только пицца, но и Гейл, который её заносил в квартиру, а потому можно было уже сделать вывод, что моя смена сиделки подходила к концу. — В лифте так вкусно пахло, что я решил спросить, какие пиццы томятся в этих дивных коробках. Как только мне сказали слово «ананас», я сразу понял, что это везут нам, — мы вдвоём засмеялись, а Мейсон, фыркнув, забрала коробки и направилась в сторону кухни. Немного поболтав, разузнав, как друг у друга дела, пока Хоторн мыл руки, мы уже предвкушали вкус божественной пиццы с соусом барбекю, однако, зайдя на кухню, оба уставились в почти пустую заветную коробку, где оставались лежать два одиноких кусочка, потому что оставшиеся шесть уже успели оказаться в желудке Джоанны, которая, заметив нас, с невозмутимым лицом скрыла совершенное преступление картонной крышкой и подвинула ближе к себе свои тропики, которыми она и должна была довольствоваться с самого начала. Пока мы с нескрываемым огорчением жевали отведённые нам остатки, Джоанна начала что-то ласково шептать своему животику, нежно поглаживая, после чего, как следует вдохнув запах потребованной пиццы, девушка сильно поморщилась, потянулась в рвотном рефлексе и, закрыв рот рукой, соскочила со стула и поспешила в нужную ей сейчас комнату. Сначала мы с Гейлом переглянулись, пробурчав что-то про то, что блюдо было вполне себе хорошим, и только потом поняли, что дело было совершенно не во вкусовых качествах начинки, а скорее в том, что зародившемуся сынишке, как и мне с Хоторном, просто не душе было наличие консервированного ананаса в столь излюбленной пище. Домой я отправился ещё позже, через час-полтора после того, как Джоанна вернулась и настоятельно попросила больше никогда её не слушать и не поддаваться на многочисленные уговоры заказать это когда-либо снова. Так как на улице вскоре бы уже светало, я не видел абсолютно никакого смысла в том, чтобы заказывать такси, а потому и отважился дойти до дома пешком, где принял бы холодный душ и позволил бы себе спать вплоть до того момента, как придётся пересилить себя и отправиться на любимую работу. В нескольких кварталах от моего дома я отчётливо услышал движение в одном из закоулков, где любили коротать ночи хулиганы, довольствуясь излишком купленного бухла, тем самым мешая обычным нормальным людям довольствоваться такой важной во взрослой жизни вещью, как простой человеческий сон. И, кажется, приключений, например, в виде месячной комы, в моей жизни было слишком мало, поэтому сердце напористо твердило, что сейчас я должен был оказаться в самом центре этой тусовки. И, как выяснилось, не зря, потому что закипавшая здесь движуха была далеко не мирного характера для одинокой девушки, которая как раз проходила мимо компании четырёх податых парней чуть младше меня. Язык был у неё подвешен, она, не стесняясь, угрожала и ругалась матом, посылая ребят во все возможные места, лишь бы, наконец, пробраться живой и нетронутой до главной улицы, которая в любое время суток была освещена и достаточно оживлена для того, чтобы её могли защитить. Молодые люди снова и снова все громче смеялись после каждого девичьего высказывания, преследуя, а после загнав в круг и толкая от одного к другому, пока на горизонте не появился отважный рыцарь в моем лице, которому врачи напрочь запретили когда-то встревать в передряги и подвергать своё здоровье чему-то опасному, что снова бы довело меня до состояния комы. — А вы, парни, совершенно не знаете, как правильно подкатывать к девушкам, верно? — достаточно громко спросил я, тем самым отвлёк личностей, медленно начинавших меня ненавидеть, от того факта, что мне удалось выхватить длинноволосую девушку за руку из круга, храбро спрятав её за собственной спиной. — Дядь, а тебя не учили не лезть в чужие дела? Может девушке нравилось, а ты тут зря стараться стал, — с вызовом бросил, как я успел заметить, главарь этой шайки, поскольку остальные говорить что-то боялись и тихо перерабатывали кислород в углекислый газ где-то чуть позади него. Парень был заросший и определённо не подходил под вкус спасенной, что было понятно по её злым словам в его сторону, от него за версту несло перегаром, на щеке красовался недавно затянувшийся шрам, а потому все больше фактов говорили мне о том, что приятелями эти парни для девушки, все ещё шумно дышавшей за моей спиной, не были. Я лишь усмехнулся, всего на секунду поведя головой чуть в сторону, после чего притянул наглого неприятеля за ворот ближе к себе и с силой ударил его в живот, от чего он сразу же согнулся, но попытался сопротивляться, на что сразу же ответом ему послужил удар в пах, который почти полностью ослабил его, заставив повалиться на землю. Дружки поначалу дёрнулись со своих мест на помощь молодому собутыльнику, но остановились, стоило мне пригрозить, что если они подойдут ближе, то парню, как и им достанется ещё сильнее. — Меня, в отличие от тебя, отец учил защищать девушек, а не приставать к ним в грязных подворотнях, дружочек. Уж потом таскал и на бокс, и на борьбу, — присев на корточки рядом с ним, пояснил я, плюнув чуть дальше его головы. Ему ведь не нужно было знать, что я лгал, ведь за недостатком денег в семье без отца я порой днями голодал, оставляя все работавшей без сна маме, а потому и отличался среди всех одноклассников худобой и костлявостью, которые ушли только в подростковом возрасте с появлением льготы на бесплатное питание в школе и работой, когда бюджет, наконец, позволял мне питаться каждый день. — Духу вашего, чтобы здесь больше не было, ясно? — добавил я напоследок, когда отошёл от главаря, а его мелкие трусливые дружки, наконец, подняли его с земли. Девушка еле поспевала за моим быстрым темпом ходьбы, однако, я слышал и отчётливо знал, что она идёт за мной по звучному стуку привычных ей каблуков за своей спиной. Мы более двух кварталов шли молча, будто нам действительно не о чем было говорить. Даже хотя бы о произошедшем всего несколькими минутами ранее. Пока я, наконец, не остановился и не развернулся, глазами уставившись в испуганную девушку, которая точно также сейчас смотрела на меня, иногда открывая рот, будто намереваясь что-то сказать. — А теперь я заслужил твоё прощение, Китнисс?