Quiet when I'm coming home, I'm on my own, I could lie and say I like it like that, like it like that.
— Теперь я заслуживаю твоего прощения, Китнисс? Мы стояли посреди абсолютно пустой улицы, над которой вот уже вскоре снова бы взошло солнце, но пока что молчание все сильнее оттягивало этот момент, а потому мне уже казалось, что пролетела целая вечность прежде, чем я, наконец, тяжело выдохнув, отвёл взгляд в сторону, перестав так сильно таращиться в удивительные серые глаза девушки, которые были на мокром месте то ли из-за моей излишней грубости, то ли из-за только что произошедшего. Второе заключение подтвердилось в тот момент, когда брюнетка, громко всхлипнув, несколько раз утвердительно кивнула, закрыла лицо руками и прижалась ко мне сильнее, как только я обнял её, желая как можно скорее успокоить дрожащую девушку, тихо и прерывисто шептавшую что-то вроде «заслужил, более чем». — Все в порядке, Китнисс. Я здесь, я рядом, тебе ничего не угрожает, — осторожно говорил я, опустив подбородок на её макушку и бережно поглаживая её по спине и распущенным прямым волосам, в то же время слишком эгоистично довольствуясь тем, что мне вообще предоставилась такая возможность. Резко затихнув и успокоившись, брюнетка поспешила оттолкнуть меня от себя, тем самым заставив меня остановиться и отвести руки в стороны, как бы её освобождая. Она быстро вытерла руками глаза, ещё больше размазав тушь по лицу, и неестественно выпрямилась, немного задрав подбородок вверх, что свидетельствовало лишь о том, что сильная и гордая сторона её личности вновь победила слабую, ранимую, которая нуждалась в заботе и так доверчиво прижималась ко мне. — Я провожу тебя, ладно? — переспросил я, хотя, думаю, в этот момент мы оба прекрасно понимали, что даже в случае её отказа, вероятность которого была минимальной из-за недавно случившегося, её скромная персона, чрезмерно интересующая противоположный пол, все равно оставалась бы под моим наблюдением вплоть до её захода в подъезд. Потому что проводить её до самой кровати, дабы убедиться, что она точно жива и невредима, мне бы так или иначе никто не позволил, поскольку вся моя жизнь была одним большим запутанным клубком шерсти, а Китнисс заинтересованной кошкой, которая при не лучшем раскладе расправиться с ним и глазом не моргнёт, припрятав останки под ковёр. Судьба давала мне шанс начать всё заново, переписать историю по-новому, будто так оно и должно было быть: и Китнисс, и кома, и снова Китнисс. А я не был слишком упрям и горд для того, чтобы упускать даже самую маленькую возможность снова быть с любимой девушкой, снова быть счастливым. — Так ведь уже поздно, — неуверенно возразила она. — Так ведь и я не из на голову больных извращенцев, которые были бы не против задрать тебя где-нибудь в подворотне, солнышко, — я настойчиво стирал сомнения в её голове, параллельно убирая прядь выбившихся тёмных волос за ухо и наблюдая за тем, как дрогнуло её дыхание и тело, когда я легко, одними подушечками пальцев, коснулся её щеки. — Не ты ли выдвинул своё желание задрать меня в свой первый же рабочий день? — спросила она, приподняв одну бровь вверх, при этом совершенно не сердясь и спрашивая не столько с укором, сколько с иронией. — Я не собирался скрывать того очевидного факта, что ты нравишься мужчинам и что я исключением не являюсь, — пояснил я, повернув голову к собеседнице. — Но, как видишь, я не распускаю руки и не горю желанием делать что-то без твоего на то согласия. Она шумно выдохнула и отпрянула назад, покачав при этом головой из стороны в сторону, так что вскоре я уже убрал руку и поплёлся рядом в полнейшей нерушимой тишине, которая доставляла слишком много неудобств. Во всяком случае, мне. Брюнетка не возмущалась на счёт того, что прямо посреди ночи мы удобно устроились на скамейке в парке, через который проходили по пути к её дому. А у меня, в самом хорошем смысле, душа была не на месте от того, что я все-таки забрёл сегодня в незнакомый прежде переулок и спас бедную девушку, которая в моей жизни с недавнего времени играет важную роль, от не пойми чего. Она также не была против того, что я приобнял её, когда она, видимо, подустав, положила голову на мое плечо, продолжив слушать и изредка отвечать на вопросы. Мы сидели и, как ни в чем не бывало, беззаботно болтали на разные темы, будто были старыми друзьями, которым, наконец, посчастливилось встретиться спустя долгое время. Она рассказывала про то, как мало сегодня выпила, а я лишь веселил её упоминанием немного вредной Джоанны, которая заказала пиццу с ананасами, а потом за это поплатилась долгим времяпровождением у туалета, благодаря обостренному токсикозу. Она смеялась, а я был готов поклясться, что это было лучшим звуком в моей жизни, поскольку он заставил меня вернуться на мгновение в воспоминания, где я был слишком счастлив, а затем снова резко вернулся в реальность, как бы давая самому себе понять, что все это сейчас происходило на самом деле. Кто-то бы назвал меня подкаблучником. Кто-то тормозом. Но я просто не хотел больше спешить, потому что в голове чётко засела мысль о том, что это совершенно другая реальность и совершенно другая девушка, другая Китнисс, бывшая все ещё мной любима, которой привычные мне вещи из прожитой выдуманной жизни кажутся полнейшим бредом и неуместной околесицей, происходящей слишком быстро. — Ты замёрзла, — констатировал я, когда маленькое девичье тело вновь дрогнуло и прижалось ещё ближе ко мне, поёжившись от резко поднявшегося ветра. — Пойдём домой, уже действительно поздно. И мы шли, продолжая перекидываться шуточками и разнообразными подстебами, будто знали друг друга целую вечность и могли разговаривать дни и ночи напролёт абсолютно на любую тему, которая только может возникнуть в процессе беседы. Я ощутил небывалую ностальгию, потому что снова возвратился на эти короткие несколько часов к той жизни, которой был по-настоящему доволен и которой лишился, придя в сознание. Которая позволила мне понять, что все свои действия нужно обдумывать, взвешивать и заботиться о последствиях, как бы абсурдно это не звучало. Эвердин была жизнерадостной, веселой и беззаботной, однако, мое наслаждение этой девушкой закончилось ровно в тот момент, когда мы остановились на пороге её дома, а настроение брюнетки, что было заметно невооружённым глазом, за короткий период времени спустилось по шкале до нуля и не собиралось пошевелиться, даже когда я снова стал шутить. — Что, даже на чай не позовёшь меня? — с шутливым наездом сказал я, на что Китнисс лишь равнодушно повела плечами, открыла подъезд и оглянулась, придерживая входную дверь, что и осведомило меня о намерениях девушки, которая продолжала с каждой секундой унывать все сильнее. — Все в порядке? — настороженно уточнил я уже в лифте, обретя желание развернуться и уйти, будто чувствуя себя здесь лишним и абсолютно ненужным. — Сам всё сейчас увидишь, — усмехнувшись, сказала брюнетка, даже не посмотрев в мою сторону. Её крайне не радостное, чуть ли не плачущее лицо было отвернуто от меня, а вскоре девушка и вовсе встала перед дверями лифта, повернувшись ко мне спиной. Мы вышли ещё секунд через сорок, брюнетка больше со мной не говорила, а я, ничего больше и не спрашивая, покорно шёл за ней, кое-где переступая через разбитую плитку и снова задумываясь о том, что в другой жизни все было иначе. Ладно моя жизнь выглядела относительно прекрасной до того момента, как мне померещилась дивная сестрёнка подо мной в постели и её дальнейшая свадьба, но и Китнисс позволяла жить себе хоть и не роскошно, но достойно. Она не крутила задницей на радость всяким членам общества, зависавшим в ночных клубах, и в убой себе, бесконечно виня себя за то, что так позорно живет и не может найти работу многим лучше этой. В другой реальности единственным, кто видел эти танцы в приватной форме, был я. Она не жила в не самом людном районе города, в старом доме, уже давно не видавшем капитального ремонта за счёт неорганизованности и корысти его представителя и управляющей компании, в крайне убитом подъезде, в котором лучше всего было ходить с закрытым носом, поскольку мусоропроводом здесь попахивало знатно, в ободранной коммунальной квартире, где помимо неё жили ещё две многодетные семьи и супружеская пара зрелого возраста с устоявшимися нравами и вечным недовольством от того, как жили другие. Сожители, иначе говоря жертвы современного прогнившего коррупцией на верхах общества, встретили меня не так уж и приветливо, от слова совсем. Их взгляды чем-то были похожи на мой, когда я осматривал весь неописуемый ужас, в котором жила любимая мной девушка, каждый день наблюдавшая за семейными разборками, толкучкой на кухне, за очередью в необходимое для справления нужды место и все сильнее с каждым днём отклеивающимися обоями в общем коридоре, уже давно выгоревшими и отжившими своё. Китнисс, поздоровавшись со всеми, что запоздало сделал и я, показательно вложила свою руку в мою и повела за собой, заводя в собственную комнату под переглядки своих сожителей, напомнивших, что столь поздним появлением она могла разбудить их детей, и что могла больше не рассчитывать на то, чтобы первой утром оказаться в ванной, которую я, к своему счастью, не видел, да и не хотел ещё больше дивиться тому, как плохо все было. Она захлопнула дверь и, шумно втягивая в себя воздух, запустила пальцы в волосы, пытаясь успокоиться и сконцентрироваться. Резко развернувшись, она безразлично бросила сумку на близь стоящую тумбочку и отдала мне мою спортивную кофту, которую я спешно бросил туда же. — Ну как, Пит? Идеальная обитель, не так ли? — с натянутой улыбкой спросила она, хлопнув по старой кровати, в которой незамедлительно противно скрипнули пружины, благо не поднялась пыль. Её комната не выглядела так плохо, было видно, что она переклеивала обои, желая навести уют, который нарушала старая мебель, не очень вписывающаяся в интерьер, также поменяла окно на пластиковое, вскоре ей же и распахнувшееся. Она чиркнула зажигалкой и закурила, неглубоко вдыхая содержимое сигареты и нервно покачивая стройными ногами, ранее облаченными в кожаные чёрные ботинки, а сейчас только в тёмные колготки с гетрами и короткие шорты, которые, быть может, и навлекли сегодня в переулке на подтянутую задницу Эвердин беду, обязательно бы случившуюся, если бы по ночным улицам в столь позднее время не расхаживал наблюдательный я. — Вредишь самой себе, Китнисс, — тихо проговорил я, осторожно оперевшись бёдрами о письменный стол, стоявший напротив окна, где все ещё сидела девушка, изредка поглядывавшая в окно. — Вся моя жизнь сейчас — это и есть сплошной вред, Пит, — также тихо проговорила она, но сигарету все же затушила, выбросила окурок в окно и спрыгнула с подоконника, показательно потянув спину. — Почти стриптизерша, благо ещё не согласившаяся на приватные танцы, поскольку денег, пока что, хватает, живу в таком вот сарае, всей душой желая отсюда, наконец, съехать. Я причиняю колоссальный вред самой себе, Мелларк, но я ничего не могу с этим поделать. — Не пробовала снимать квартиру? — Пробовала. Дважды. Как видишь, я снова вернулась сюда, где и жила с шестнадцати лет. Деньги — штука непонятная, Пит. Сегодня они есть, завтра их нет, поначалу я выплачивала и у меня ещё оставалась какая-то часть на обеспечение жизни, а потом все заканчивалось тем, что это, — она остановилась и презрительно оглянула помещение, в котором мы находились, — вновь становилось единственным оптимальным вариантом для более-менее нормальной жизни. — А родители? — бестактно спросил я, сразу же заметив, как потухли глаза девушки, как она растерянно отвела голову в сторону, а после уверенно двинулась к высокому шкафу, за дверцей которого и скрылась, предположительно потому что намеревалась переодеваться. — Я вроде бы вопрос задал, — напомнил я о себе, назидательно постучав по деревянной поверхности для привлечения внимания. — А я вроде бы дала понять, что не хочу отвечать, — раздражительно буркнула она, а я, опустив взгляд в пол, пронаблюдал за тем, как шорты, красовавшиеся на девушке, стали валяться у её ног бесформенной кучей вместе с колготками, затем подняты и спрятаны, в то время как я пытался даже не представлять себе, как выглядела сейчас полураздетая девушка, находившаяся буквально в пятидесяти сантиметрах от меня. — Долгая история, которую я тебе, скорее всего, так никогда и не поведаю. — Не переживай, солнышко, я сегодня выходной, у меня времени много, — продолжил я уже тогда, когда она переоделась в шёлковую пижаму, представлявшую собой чертов топик на бретельках и чертовы шортики, ещё более выгодно смотревшиеся на ней. — А я работаю, мне хотелось бы выспаться, знаешь, — она развернула меня к двери, открыла её и выставила в коридор, что-то бубня про мою упрямость и излишнюю любопытность. Нахмурившаяся брюнетка хлопнула дверью перед моим носом ровно тогда, когда я смеялся и намеревался зайти обратно, оставив меня в коридоре одного в абсолютной тишине, которую нельзя было, кажется, уже нарушить, иначе нас бы выставили в подъезд, не особо интересуясь подробностями. Я, усмехнувшись, направился к двери, хоть в голове и возникло слишком много вопросов, на которые, я был уверен, Эвердин ещё дала бы мне ответ в ходе нашего с ней сближения, ставшего для меня целью, к которой я и стремился. Тихий шёпот брюнетки позади остановил меня тогда, когда моя рука уже коснулась дверной ручки, а одной ногой я уже оказался в подъезде. — Ты забыл кофту, — легко улыбнувшись, сказала она и осторожно надела её на мои плечи, после чего, привстала на носочки, нерешительно коснулась губами моей щеки и быстро отстранилась, спеша посмотреть мне в глаза. — Спасибо тебе. Не знаю, дошла ли бы вообще домой сегодня, если бы не ты. Я коротко кивнул, улыбнулся и скрылся за дверью, ничего ей не сказав, потому что голова опустошилась в тот момент, когда она едва ощутимо дотронулась до меня своими губами, пусть и в невинном благодарном жесте. Медленно и задумчиво потирая щеку фалангами пальцев, я продолжал, как дурак лыбиться, думая лишь только о том, что обязательно должен был узнать её и изменить её жизнь, возможно, все перевернув в ней своим появлением и явным сумасшествием, подаренным комой.***
Следующие две недели я пребывал в большинстве дней в своём лучшем настроении, довольствуясь и трудными рабочими ночами, и многочисленными хлопотами по квартире, но больше всего найденному общему языку с Китнисс, которая больше не сторонилась меня, потому что поменяла когда-то сложившееся мнение на более положительное, нашего общения, потому что я не представлял для неё какой-либо угрозы и потому что она это осознала. Но брюнетка так и оставалась для меня тайной за семью печатями, поскольку подпускала к себе не очень-то и близко, чётко расставив границы, за которые мне не позволялось заходить и что я, в силу сильной тяги и привязанности, вызванной другой реальностью, и не пытался делать, решив дождаться от неё на то разрешения. Она вела скрытый образ жизни, прятала все сокровенное в себя, не желая этим делиться, несмотря на то, как менялась, когда откровенно одевалась и выступала на сцене далеко не в самой целомудренной одежде. Она не хотела ошибаться, не хотела доверять и, кажется, недолюбливала меня за то, что я пытался пробить её защиту, настойчиво пытаясь пробраться как можно ближе к сердцу. — Ты не хочешь приехать? Меня все достало, я крайне устала, но у меня есть винишко, — тихо и смутно мямлила она, так что я даже не сразу понял, что звонила именно Китнисс, которая, видимо, уже значительно долгое время скрашивала своё «достало, устала» в компании упомянутого алкогольного друга. Дрожащий голос и умоляющие нотки в нем заставили меня буквально сорваться к ней из супермаркета, бросив где-то в общую кучу корзинку, которая за десять минут бессмысленного хождения по магазину так и не наполнилась, и вскоре уже глазами встречать ставшие знакомыми дома и тротуары, так или иначе, ведущие к месту назначения. Я миновал входную дверь подъезда, как только девушка добродушно выполнила обещание, что скоро спустится, стоило мне позвонить и сообщить, что я, некий спаситель, бежавший сюда по первому зову, уже был на месте. Китнисс, пока мы ехали в лифте, что-то неразборчиво шутила про то, как нелепо она выглядела в растянутой футболке с растрепавшимся пучком на голове рядом со мной, появившимся у неё дома в чёрном поло и зауженных джинсах. Я лишь смеялся, раззадоривая и без того весёлую брюнетку, постоянно улыбающуюся и чуть не разбившую себе нос на нужном этаже, когда она невольно споткнулась о старую разбитую плитку, которую я чудом уже однажды миновал. — Осторожней, пьянчуга, — усмехнулся я, когда поймал её, ухватив девушку одной рукой сначала за футболку, а другую тут же расположив на талии, и перевёл в вертикальное положение. — Пьяная — не значит доступная, Пит Мелларк, — членораздельно проговорила она, когда показательно убрала руки с моей талии и так долго пыталась расположить их ровно по швам, что вскоре сама завалилась на моё плечо. — Кто и кого здесь домогается, солнышко? Я бы поспорил, — подметил я, когда мы заходили в уже привычную мне квартиру, до которой я уже много раз за прошедшее время любезно провожал девушку после работы, в большинстве своём именно по её просьбе, а не только по собственному желанию знать, что она цела. На удивление, в этот раз в меня не врезался на своём маленьком велосипеде чей-то непослушный ребенок, посчитавший, что ему обязательно ещё несколько раз следовало проехаться колёсами по моим ногам, стоило мне разуться. Недовольно бурчащих женщин про то, что водить сюда парней Эвердин никто не позволял, на горизонте тоже не было. Хотя они знатно повышали мою самооценку и самонадеянность, ведь выходило так, что я был первым молодым человеком, которого Китнисс приводила сюда. Мы пили, слушали музыку, за что в дверь неоднократно стучали другие жители квартиры, обсуждали какую-то бредовую мелодраму, идущую по телевизору, на котором мы вскоре выключили звук и озвучивали персонажей сами, обсуждали Джоанну, беременность которой обострила чувство собственничества и ревности в ней до такой степени, что она силком, точнее шантажом, оставила Гейла дома и просила поменять костюмы Эвердин на менее откровенные, потому что она боялась за целостность создававшейся семьи. Чувство ревности подавилось желанием создать вокруг себя и любимых людей уют, а потому Хоторн уже несколько раз ездил в строительный магазин и менял обои, пообещав будущей супруге, в случае если ей снова они не понравятся, покрасить все стены в чёрный, так сказать для поддержания мрачного готического жанра в их жизни и отношениях. Естественно, потом он извинялся и уже на следующий день перекрашивал стены в кухне в бирюзовый цвет, название которого постоянно исправляла Мейсон, говоря, что это аквамариновый и разница в этом просто огромна. Мой сломанный реальностями мозг, упрямо продолжавший проводить многочисленные параллели с былым прошлым, которого на самом деле-то и не было, напоминал, что примерно с такой пьяной дуэтной вечеринки всё когда-то и завертелось: моя квартира, вино и отчаянная Китнисс, успешно отомстившая бывшему через мою постель. Былая радость во мне утихла, как только я заметил, что девушка больше не отвечала на мои шутки звонким смехом, лишь неуверенно крутила бокал вина в руке, усевшись на одну ногу на кровати, а другую свесив вниз, в то время, как я сидел на полу и уже был готов в очередной раз снести какой-то сущий бред, за который можно было бы выпить. — А я сегодня соседей снизу затопила, представляешь, — неловко улыбнулась она, провела языком по верхней губе, шумно втягивая в себя воздух. — Что? — смеясь, недоумевал я, подобно ей, отставляя бокал на письменный стол, стоявший не так уж и далеко. — Как? — Мне бы самой знать, — она неуверенно пожала плечами, а я был уверен в том, что её голос снова дрогнул. — Эта дура из комнаты напротив собиралась купать своего несносного любимого до смерти ребёнка, оставила воду включённой и напрочь об этом забыла, а когда пришёл опохмелившийся сосед снизу и стал орать, что его, мать вашу, топят, она всю вину скинула на меня, аргументируя это тем, что я очень глупа и невнимательна, что, видите ли, с памятью у меня проблемы, и она не понимает, за что всем здесь живущим досталось такое наказание. — А свидетели? — сразу же спросил я, дивясь абсурду и театру, который господствовал в этом доме. — А никого, кроме нас, дома в тот момент не было. За общим обедом она всем упрямо доказывала, что виновата я и только я, а не она. В итоге, мое самолюбие стало негодовать от всей творившейся несправедливости и того, что ей все верили, не желая слушать меня. Я вылила на неё приготовленный мной же суп ей на голову, сказав, что именно так присутствующие и выглядели, наслушавшись её словесного поноса в мою сторону: сидели за столом с удивленными глазами и свисавшей отовсюду лапшой, — договорила она, а я нескрываемо громко рассмеялся, оценив жест несогласия девушки. — И что теперь? Это как-нибудь их переубедило? — Меня выселяют, Пит, — улыбнувшись, еле проговорила она и отвернулась к окну, кажется, потому что, пока я пребывал в шоке, все-таки заплакала. — Мне совершенно негде будет жить, я не знаю, что мне делать дальше, — на одном дыхании выпалила она, также не поворачиваясь, когда я уже поднялся с пола и сел рядом, порываясь развернуть её к себе и успокоить. — Попробуй снова все объяснить и, быть может, они… — Я не хочу здесь оставаться, Пит, — рыкнула она, находя меня виноватым в том, что я пытался ей помочь, пусть и говоря вслух, кажется, сущий бред. — Это дно меня затягивает, мне приходится здесь жить, потому что я не платёжеспособна, потому что, несмотря на огромное желание, у меня не получается жить иначе в свои двадцать четыре, — продолжила она, встав с кровати и начав мерить широкими шагами комнату. — Родственники в городе, за городом, наконец, родители, Китнисс. Есть люди, которые могут помочь тебе в этой ситуации, просто потому что ты для них что-то значишь. — Кроме меня, Мелларк. Такие люди есть у всех, кроме меня, — отчеканила она, угрожающе тыча в мою сторону пальцем, а после, распустив волосы, едва слышно шмыгнула носом и закрыла глаза руками. — Не может такого быть, ты, — начал я, однако, тут же оказался перебит. — Никаких чертовски любящих меня дядь и тёть, с распростертыми руками желающими меня приютить, у меня нет, потому что чужой ребёнок никому не нужен, даже если я их гребанная племянница. Моя бабушка умерла, когда мне еле исполнилось восемнадцать. Инфаркт, а всё, что у меня осталось после единственного и последнего опекуна — эта дыра, в которой я живу с шестнадцати лет. А под крыло заботливой бабушки я попала как раз в шестнадцать лет, когда мои родители в дождливую ночь, возвращаясь из отпуска, в который они ездили без меня, разбились на машине из-за какого-то идиота, в пьяном угаре выскочившего на встречку, — срываясь, громко и слищком быстро тараторила она со всей злобой, что в ней скопилась за время, пока она тщательно скрывалась под маской сильной брюнетки, не давая мне узнать и сотой доли от того, что сейчас говорила, пребывая в тупике и незнании, что делать дальше. Она, заплакав навзрыд, рухнула передо мной на колени, дав себе возможность, наконец, опустошиться, продолжая шептать себе под нос, что она была совершенно одна, что окончательно запуталась. А я, поражённый сказаным ею, больше не мог ничего ей промолвить, дабы успокоить, потому что знал, что это никаким образом не заберёт её боль от утраты близких людей. Потому что моя мама умерла относительно недавно. Потому что мне самому никоим образом это не помогало. Все, что я мог ей сейчас предоставить, — себя и объятия, в которые заключил её, сев рядом и позволив спрятать свои слёзы в мою футболку, которую она нещадно сжимала, изредка взывая от обиды на окружающих мир. — Никого нет, теперь ты это понимаешь? Совершенно никого. И я запоздало, но все же понял, что у неё был в жизни человек, который ценил её и желал только лучшего, хоть и совершенно не знал. Парень, который страстно желал ей только лучшего, даже когда она в выдуманной реальности была с другим. И этим чертовым парнем был я — неимоверно глупый человек, не знавший, что в сложной ситуации говорить той, которую любил по сей день. — Ошибаешься, — тихо проговорил я, руками обхватив её заплаканное лицо и заставив тем самым посмотреть мне в глаза. — Похоже, ты ничего так и не понял, Мелларк, — грустно констатировала она и взяла свой бокал со стола. — Переезжай ко мне, — неожиданно даже для самого себя договорил я, отчего девушка поперхнулась и выплюнула выпитое мгновение назад вино обратно в стакан, ошарашено округлив глаза и зависнув в принятой позе с приоткрытым ртом, будто намеревалась спросить, ослышалась ли она или я действительно сказал это вслух.Call me friend, but keep me closer.