Больные

Новую разлуку я переживаю уже легче. Поддерживает Андрей, но от моего взгляда не укрывается, как он меняется в лице, стоит мне упомянуть о Саше. Однажды я ловлю его на том, как они переписываются; удивленно поднимаю бровь, так и уставившись на экран. Андрей ничего не объясняет. Улыбается как-то криво, жмет плечами. Экран гаснет. Мне же Саша изредка отвечает на смски — и то уклончиво и формально, и никогда — на звонки. Кто такой Ильдар и откуда он взялся в его жизни, выяснить не удается, да и я не особо расспрашиваю — слишком больно слышать о том, что у Саши сложились отношения с кем-то, кроме меня. Я действительно думал, что буду рад за него. Но радоваться не получается: меня гложет изнутри отчаяние вместе с обидой и злостью. Не на Сашу, а на тех или того, кто так сильно изменил и подчинил его. Когда Андрей уезжает к друзьям на дачу на выходные, а Саша звонит мне сам, я окончательно перестаю что-либо понимать. Слышать его голос в трубке до невозможности волнующе и вместе с тем страшно. Что произойдет на этот раз? Неужели он отыщет способ сделать мне еще больнее? — Ты все там же живешь, в Строгино, да? — интересуется он. Спокойно, беспрестанно, будто это не он плакал, уткнувшись мне в плечо, меньше месяца назад. — Ага. — Я любил ту квартиру. Красиво там, — Саша вздыхает. — А ты?.. — Практически на Тверской, — повисает молчание. Я не выдерживаю, спрашиваю: — С тем, который… — Да. С Ильдаром, — Саша снова замолкает, потом, едва я открываю рот, бросает: — Ты не против, если я приеду? — Саш, но… Он обрывает меня на полуслове: — Я договорился с Андреем. — А ты еще более жестокий, чем я, — горько усмехаюсь. — Реши уже для себя, с кем ты спишь. И не мучай ни меня, ни Андрея, ни своего нового… — Я хочу тебя, — привычные нагловатые и требовательные нотки проскальзывают и тут же испаряются, сменяясь измученным: — Я очень устал. Хоть ты не еби мозги, умоляю, Вадим. — Ты на машине? — Я после аварии больше не садился за руль, — сдавленно выдыхает. — Куда? — На Щуку, — он понимает меня с полуслова. — Через часа три. Хорошо? — Буду, Саш. Он жмет на отбой. Я роняю телефон на стол, тот падает плашмя с неприятным звуком. Хватаюсь за пачку сигарет, вытаскиваю одну, несколько секунд нервно щелкаю перед носом зажигалкой. Когда Саша плюхается на пассажирское сидение и по привычке забрасывает назад рюкзак, легче мне тоже не становится. Все такой же спокойный и усталый, он только жмет мне руку — я слишком долго не отпускаю его пальцы, наслаждаясь ощущением, — и бросает короткое «поехали». Почти всю дорогу мы молчим. Дежурные фразы, напускное равнодушие, и только я не перестаю коситься в его сторону. Саша замечает, не выдерживает, просит: — Смотри уже на дорогу, Вадь. Иначе пешком пойдем. Мне даже чудится, что он улыбается: едва-едва, быстро, но хотя бы на миг чуть подымаются вверх уголки губ и живо блестят глаза. Хочется затормозить прямо здесь, посреди моста над Москвой-рекой, прижать Сашку к себе и целовать до потери памяти на глазах у сотни автомобилистов, любопытно заглядывающих в окно. И, конечно же, шептать, что я люблю его. Любого — грустного, радостного, вот такого усталого или наглого и гордого. Но нельзя. Знаю, что он не позволит. Оттолкнет, отпрянет, подожмет губы и уставится усталым, отрешенным взглядом, как тогда, после встречи в клубе. В квартиру поднимаемся молча. Саша привычно стягивает кеды и бросает, даже не отодвинув к стене — будто и не было этих лет разлуки, будто не расставались никогда… Я не выдерживаю первым. Дожидаюсь, пока он стянет куртку, и мягко обнимаю со спины. Веду ладонями по животу к груди, лбом прислоняюсь к плечу. Медленно и осторожно, без какого-либо подтекста, просто наслаждаясь близостью. Саша рвано выдыхает, напрягается, будто боится меня. — Чего ты? — Отвык, — признается он и наконец накрывает мои руки своими. Прикосновение чужих пальцев успокаивает. Саша тоже постепенно расслабляется и даже чуть прижимается ко мне, когда я мягко касаюсь губами кожи у него за ухом. — Ты изменился, — замечает он. Я медленно целую его шею, отчего у меня самого бегут по спине мурашки. — Ты тоже, — я жму плечами. — Что он сделал с тобой, а? — Полюбил, Вадь, — Сашка усмехается. Я сильнее сжимаю руки на его теле. — Он просто любит меня. Вот и все. — А ты? — А я… А я люблю чувствовать себя нужным, люблю, когда меня ценят и носят на руках, — он выкручивается из моих объятий и тут же берет мое лицо в свои руки, заглядывая в глаза. — Понимаешь? — Понимаю, — я подаюсь вперед, целую его и тут же отстраняюсь, чтобы прошептать почти в самые губы: — Я люблю тебя. Всегда любил. Вместо ответа Саша вновь приникает к моим губам. Видимо, не хочет лгать, но и боится сказать в глаза правду. Конечно, наивно было надеяться, что у него до сих пор сохранились какие-то чувства к человеку, который только и делал, что бил и оскорблял его. — Хочу чай, — неожиданно требовательно произносит он, разорвав поцелуй, но не переставая обнимать меня за шею. — Зеленый. Я киваю. Саша выскальзывает из моих рук и быстро идет на кухню. Я не догоняю его. Любуюсь широкими плечами, красивой осанкой и все той же походкой — сейчас он не кажется таким загнанным и испуганным, каким стал при появлении Ильдара. — Саш, — я окликаю его, и он чуть оборачивается, не выпуская из рук чайник. В профиль он тоже кажется мне прекрасным. Не просто красивым, как многие, а действительно особенным. — Сделаешь кофе? Саша до боли знакомо и привычно мне надменно морщится и бросает: — А сам, не, никак? — Саш, пожалуйста, — я непроизвольно улыбаюсь. Честное слово, не было этой аварии, не было психушки — вот он, Саша, такой родной и до безумия нужный мне, совсем рядом. Он фыркает и все-таки включает кофеварку. Я опускаюсь на стул и жду, пока передо мной не появляется кружка с напитком. Саша садится напротив, обхватывает руками чашку с чаем, будто пытаясь согреться, выжидающе смотрит на меня. — Ты замерз? — взволнованный взгляд на него, потом за окно — холодный ветер гонит по асфальту отсыревшую осеннюю листву. Температура наверняка уже около нуля, если не ниже. Саша отрицательно мотает головой и глотает чай. — Ты надолго? — снова спрашиваю я. Кофе обжигает язык, но все сейчас кажется мне абсолютно незначительным на фоне встречи с этим человеком, не оставляющим меня в покое ни в мыслях, ни во сне. — На ночь, — он поводит плечом и бегло добавляет: — Если не против. Потом вернется… — Ты можешь остаться навсегда, Саш, — грубо обрываю я. — Пока не вернется Андрей, — настойчиво заканчивает мысль он и смеряет меня укоризненным взглядом. — Ты никогда не ценил того, что имеешь, Вадим. И снова не наступаешь, а прыгаешь на те же грабли. Смекаешь? Я раздраженно выдыхаю. Потом с тяжестью на душе интересуюсь: — Это все из-за Ильдара, да? — Я пришел сюда не обсуждать мужиков, а потрахаться с тобой, идиот, — Саша ерзает и сильнее сжимает пальцы на чашке. Тоже начинает злиться и нервничать. — Ты реально думаешь, что ты нужен мне только для секса? — я ухмыляюсь. — Тогда идиот здесь только ты. Саша опускает взгляд. То ли не находит слов, то ли просто не хочет это обсуждать. — Тогда я не контролировал свои эмоции, да, был чересчур грубым… Сейчас я готов на все ради тебя, — уже тише и спокойнее произношу я. Накрываю пальцами его руку, лежащую на столе. Саша медлит пару секунд, потом разрывает прикосновение и поднимается. Я допиваю уже практически остывший кофе одним глотком и судорожно выдыхаю, когда Саша медленно опускается ко мне на колени, обхватывая ногами мои бедра. На то, чтобы повторить, что я люблю его, не хватает сил. Вместо этого я тяну Сашу к себе, вцепившись пальцами в волосы на его макушке, и жадно целую. Он отвечает, даже кусает, дразня, обнимает меня за шею. — Говоришь, любишь, когда тебя на руках носят? — я разрываю поцелуй и ухмыляюсь. Саша не успевает возразить, когда я подхватываю его на руки. Только инстинктивно сжимает ноги, цепляясь за меня, и шипит: — Я в переносном значении имел в виду, идиот. — Не нравится? — усмехаюсь я и коротко целую его в уголок губ. Саша только обнимает меня крепче, прижимаясь всем телом. Потом тихо, надеясь, наверное, что я не услышу, шепчет: — Нравится. Я несу его в спальню и опускаю на кровать, тут же придавливая сверху. Сашка по привычке пытается выкрутиться, но сдается под моим напором и вновь прижимается, трется о меня пахом и вновь обхватывает мои бедра. Я спешно раздеваю его, чтобы тут же спуститься с поцелуями до живота. — Без засосов, ладно, Вадь? — просит он, сдавленно выдыхая. Я киваю в знак согласия и тут же легко прикусываю кожу чуть ниже пупка — Саша едва сдерживает стон. Хочется не прекращать исследовать его тело, целовать до бесконечности, но разливающийся внизу живота жар берет свое. Я раздеваюсь сам и вновь прижимаю Сашу к себе, наслаждаясь тем, как касаются его руки моего тела: то ласково, то возбуждающе и требовательно, то причиняя боль ногтями. Я медленно растягиваю тугое колечко мышц и так же неторопливо вхожу, пытаясь продлить этот момент наслаждения. Саша сексуально закусывает губу и стонет, подаваясь вперед и насаживаясь на мой член. Я целую его плечи и ключицы, потом, когда он откидывается на подушку, прикасаюсь губами к косточке на тонкой щиколотке. За окном стремительно темнеет. Нас укутывает полумрак, и я полностью отдаюсь эмоциям и ощущениям, забывая, что уже на следующее утро Саша сбежит к своему Ильдару и снова перестанет отвечать на звонки. Мы кончаем практически одновременно. Я падаю, обессиленный, рядом с ним, и тут же привлекаю к себе. Саша не сопротивляется, как обычно. Наоборот, устраивается у меня на груди и даже закидывает ноги на мои, прижимаясь еще теснее. Я осторожно целую его в висок, шепчу короткое «спи» и закрываю глаза. Он что-то бормочет в ответ, слишком расслабленный, чтобы собрать мысли в кучу. Но ко мне самому сон решительно не идет. Я перебираю пряди Сашиных волос, то и дело переводя задумчивый взгляд с него на потолок или в окно. Все слишком хорошо. Даже не верится, что это происходит наяву: и Саша у меня под боком, и этот великолепный секс… Как и тогда, в баре, я больше всего боюсь, проснувшись, вновь оказаться в больничной палате. Саша спит очень беспокойно — раньше я не замечал за ним такого. Ворочается так, что я не успеваю вновь обнимать его и укладывать поудобнее рядом с собой, что-то бормочет, словно в бреду, цепляется за меня. Предательски дрожат ресницы, будто он вот-вот расплачется. Когда по бледной щеке скатывается слеза, я не выдерживаю, бужу его. — Сашка, — с облегчением выдыхаю я, стоит ему удивленно распахнуть глаза. — Что случилось? Несколько секунд он смотрит на меня, будто не узнавая. — Сон плохой, — наконец признается Саша. — Не обращай внимания. Однако это заставляет меня волноваться еще сильнее. Сонливость, едва пришедшую ко мне, снимает как рукой. Я приподнимаюсь на локте, чтобы было удобнее говорить с ним, и серьезно спрашиваю: — И как часто у тебя кошмары? — Почти каждую ночь, — чуть поколебавшись, отвечает он. — И что твой Ильдар? Знает? — Нет, — Сашка вновь прикрывает глаза. — Но вы же, я так понимаю, вместе спите… — удивляюсь я. — Он не замечает. — Боже, Саша, а что если… — начинаю было я, но он резко перебивает, а его губы трогает грустная улыбка: — Думаешь, схожу с ума так же, как и ты? Я молчу, растерявшись, а Саша только устало просит: — Обними меня. Спать жутко хочется, а не с тобой трепаться. Едва справляясь с накатывающим приступом злости — на Ильдара, который, похоже, не очень-то и заботится о нем, на себя самого, на весь мир, кроме Саши, — я сгребаю его в охапку и крепко прижимаю к себе. Саша устраивает голову у меня на руке и закрывает глаза. Действительно становится спокойнее. Вскоре я тоже забываюсь тревожным сном, то и дело просыпаясь и проверяя, не стало ли ему плохо опять.