Больные

Саша уходит рано утром, оставив меня в одиночестве с миллионом вертящихся в голове вопросов. Я никак не могу успокоиться, курю сигарету за сигаретой, пока не начинает кружиться голова, а к горлу не подступает тошнота. Никак я не могу понять, что мешает Саше вернуться. Деньги, которые ему дает его новый мужчина, или что-то еще… Остается только надеяться, что ему не влетело от Ильдара за ночь со мной. Возвращается Андрей. Усталый, помятый, пахнущий алкоголем и шашлыком. На меня нападает какая-то апатия. Не хочется ничего: ни обнять его, ни поговорить. Я ухожу на работу. На звонки и смски Саша больше не отвечает. Вообще. Пытаясь справиться с вновь подступающей депрессией, я работаю, как проклятый. Вскоре удается перейти в компанию посолиднее и быстро заработать повышение. Мой доход значительно увеличивается. Андрей сперва радуется дорогим подаркам, потом начинает все чаще грустить и жаловаться, что меня практически не бывает дома. Я рассеянно развожу руками, ссылаюсь на загруженный график на работе. В короткие перерывы между встречами, составлением отчетов и прочим я начинаю грезить о своем бизнесе, но быстро оставляю эту идею и ухожу в банковскую сферу, не переставая параллельно заниматься продажами. Страдания по Саше отходят на второй план. Постепенно перестаю скучать я и по Андрею, только с какой-то досадой замечаю, что он все чаще ночует у родителей или друзей. Перестаю и пытаться докопаться до того, по какому такому поводу он общается с Сашей — становится просто плевать. Даже когда он собирает вещи и уходит, я удивляюсь не особо: я бы на его месте сделал так же. Мы прощаемся без истерик, спокойно. Андрей только грустно улыбается и желает мне удачи на моей, как он выражается, обожаемой работе. Я в последний раз обнимаю его, но, только закрыв за ним дверь, понимаю, что остался совсем один. Однако работа не дает мне расслабиться. Сделки, встречи, отчеты, офис, разъезды, командировки… Я приобретаю квартиру в центре и новенький внедорожник, но остаюсь жить в родном Строгино — даже такие покупки не радуют меня. Я забываю ровно обо всем до того момента, как однажды случайно вижу Сашу и Андрея вместе. Дело идет к весне. Светит солнце, тает снег, которого, по сути, не так-то много выпало за эту зиму. Холодно, но уже не пробирает до костей. Мне нужно встретиться с одним из клиентов. Место для этого я выбираю самое что ни на есть подходящее: дорогой ресторан в центре Москвы. Я паркуюсь у входа, хочу уже было выйти из машины, но вовремя замечаю сквозь стекло знакомые лица. Саша и Андрей сидят у панорамного окна друг напротив друга на низких диванчиках и пьют чай, о чем-то непринужденно разговаривая. Меня будто обдает холодом. Я до боли сжимаю пальцы на руле, не смея оторвать взгляд от Саши — уже давно не моего Саши — такого же живого и счастливого, как и несколько лет назад. Одиночество накатывает, словно волной. С головой захлестывает, давит, душит, не давая выплыть на поверхность. Я сознательно отказался от Андрея, по собственной дурости потерял Сашку, сам абстрагировался от друзей и родных. Что осталось у меня, кроме работы? Пустая квартира с видом на Москву-реку, где меня совсем-совсем никто не ждет… Я складываю руки на руле и опускаю на них голову. Закрываю глаза. Я одинок. Но разве не я выбрал это одиночество? Становится не обидно, а просто как-то очень-очень тоскливо. Я чувствую себя измученным пожилым человеком, потерявшим в жизни все. А ведь мне еще даже нет тридцати… Постепенно меня отпускает. Я поднимаю голову, избегая взглядом Саши и Андрея, газую назад и резко разворачиваюсь. Встречу с клиентом приходится отменить. Сперва я хочу поехать домой, но потом понимаю, что там мне станет только хуже: все будет напоминать если уже не о Саше, то об Андрее. Я наматываю круги по городу до самой ночи. Потом, когда перед глазами уже начинает рябить от светофоров, фонарей и фар, торможу на МКАДе в задрипанном придорожном кафе, над которым располагается не менее неприглядный хостел. Плюхаюсь за столик, беру шаурму и кофе покрепче. Дальнобойщики за соседним столом тут же начинают косить на меня — я бы тоже удивился, увидев солидного мужчину в костюме в таком месте. Одиноко горит под потолком лампочка. Обшарпанные стены, трасса за окном, грязный пол и уборщица с ведром и тряпкой… Мне не страшно и не противно. Наоборот, атмосфера расслабляет. Здесь всем плевать на меня, мои проблемы, мое одиночество, а у каждого — и у водителей, и у официантки за барной стойкой, и у той же женщины, которая уже протирает столы, — полно историй похлеще моей. Я засматриваюсь на мелькающие в темноте за окном машины, уже расправившись с шаурмой и так и не выпуская из рук пластиковый стаканчик. Время пролетает незаметно. Я не замечаю ни как уходят дальнобойщики, ни как приходят новые посетители, — становится просто плевать на все происходящее как в моей жизни, так и вокруг. Прихожу я в себя только тогда, когда мою руку, свободную от стакана, накрывают холодные тонкие пальцы. Я вздрагиваю, рассеянно пытаюсь сфокусировать взгляд на парне напротив. Клонит в сон. Он отдергивает руку и криво, боязливо улыбается, будто в любой момент ожидая, что я ударю его. Парню не больше девятнадцати. Худой, темноволосый, с испуганным взглядом из-под упавших на лоб прядей грязных волос, он смотрится жалко. Я тут же ловлю себя на мысли: а может, точно таким же несчастным сейчас смотрюсь и я? — Дяденька, не хотите ли… — он воровато оглядывается, весь напрягается. — Не хотите ли… Я удивленно поднимаю бровь. Парень мнется, теребит рукава толстовки, размера на два больше, чем он сам. — Секс за деньги, ну вы понимаете… — Мда, — мои губы трогает ухмылка. — С таким подходом, чувствую, у тебя от клиентов нет отбоя. Он боязливо опускает взгляд. Ситуация кажется мне комичной. Усталость и апатия будто улетучиваются: я чувствую какую-то невообразимую легкость, вот-вот накроющую меня. Залпом допиваю кофе и интересуюсь: — Сколько? На всю ночь. Парень едва ли не шепотом называет цену. Потом спешно добавляет: — Деньги вперед. Я согласно киваю, тут же протягиваю ему купюры, даже не задумываясь о том, что парень может оказаться простым воришкой и дать деру. — Тебе восемнадцать-то есть? — спрашиваю я. На самом деле мне плевать — хочется просто о чем-то говорить, непринужденно, не взвешивая каждую фразу и слово. Вместо ответа он вытаскивает из кармана толстовки паспорт и, раскрыв, показывает. Однако в руки не дает — боится. Действительно, ему уже девятнадцать. А ведь если помыть и переодеть, то и гораздо младше смотреться будет. — Макс, есть хочешь? — предлагаю я. Не из жалости. Просто делать с ним то, за что я действительно заплатил, пока что не хочется. — Очень, — честно признается он, судорожно сглатывая. Я поднимаюсь и покупаю ему шаурму. Макс бегло благодарит и набрасывается на еду, стоит мне вернуться. Я не расспрашиваю его ни о том, как он попал в этот бизнес, ни о родителях, которые, по сути, должны были оградить пацана от такого способа делать деньги. Он тоже не спрашивает ничего личного, однако мы все равно болтаем пару часов. Я выпиваю несколько стаканчиков кофе, оголодавший Максим уминает еще и булочку с сахаром. Держится со мной он уже посвободнее, но в голосе изредка проскальзывают нотки страха. Потом мы поднимаемся наверх, в хостел, в дешевый маленький номер, с одной односпальной кроватью и грязным душем. Макс не лезет, не пристает, как подобало бы шлюхе. Наоборот, дичится, шарахается, но не пытается оттолкнуть, видимо, думая, что я могу отобрать заплаченные деньги. Сперва я хочу просто быстро трахнуть его и уехать. Потом, измотанный тяжелым днем, забываюсь, вжимаю его в стену и жадно целую, кусая губы и исследуя пальцами тщедушное тело под безразмерной одеждой. Макс сперва протестующе мычит мне в губы, потом сдается под напором и даже вяло отвечает, понимая, что деньги надо отрабатывать. Я беру его как-то по-особому, бережно, не желая причинять боль, как это было когда-то с Сашей, но и не так нежно, как с Андреем. Максим не стонет, не кричит, не царапает мне спину и даже не подается навстречу — просто лежит, откинувшись на подушки, прикрыв глаза и тяжело дыша. Я не пытаюсь представить никого на его месте — слишком наивно и невозможно. В душ мы идем вместе. Горячей воды нет — только едва теплая, но и ее хватает, чтобы я намылил валявшимся на раковине куском мыла Максиму волосы. Он послушно терпит, трет глаза, которые наверняка щиплет, дрожит от холода и едва может стоять от накатившей после секса слабости. Я поддерживаю его и накидываю на плечи единственное полотенце — скорее машинально, чем действительно стараясь помочь. Он вытирается и отдает его мне. За окном светает. Я понимаю, что время давно вышло, но уходить не спешу. Рассматриваю из окна свою машину, стоящую на парковке рядом с кафе, и отвлекаюсь тогда, когда за спиной скрипят пружины кровати. Уже одетый Максим забирается на нее с ногами и выжидающе, но уже не боязливо, смотрит на меня. — Вам уже уезжать надо, да? — задумчиво спрашивает он, когда я опускаюсь рядом. — Жена, наверное, ждет… — Нет у меня жены. Никого нет, — я хмурюсь. — Совсем никого. Он вздрагивает, тихо бросает: — У меня тоже… Меня не заботят его проблемы. Слишком многое накопилось, слишком многое надо выплеснуть и рассказать. Я не выдерживаю, добавляю: — Любимый был. Давно. Но ушел… Пару раз пересекались, а у него уже и другой мужчина есть, и хорошо все. А я вернуть не смог. — Почему? — Я бил его и унижал. Повисает тишина. Короткое признание заставляет что-то оборваться в моей душе. Макс мнется, потом снова спрашивает: — А любили? Я повторяю вопрос про себя. Я нуждался в Саше всегда. Я не представлял без него своей жизни и не представляю до сих пор, как у меня еще хватает сил без него не повеситься. — И сейчас люблю. — Отпустите. Знаете, звучит глупо, но когда отдаешь, оставляешь — потом приобретаешь еще больше, — осторожно проговаривает он, робким взглядом следя за моей реакцией. — Расценивайте это не как трагедию и расставание, а как возможность. Возможность жить дальше, учиться на сделанных ошибках. Вам нужен прогресс. Я вздыхаю и не отвечаю ничего. Что-то отчаянно правдивое проскальзывает в его словах, но я пока не могу понять, что именно. Что-то, возможно, облегчившее мне бы всю мою будущую жизнь. Медленно киваю. Потом так же поднимаюсь, будто находясь в какой-то прострации. — Я запомню. Спасибо, — произношу коротко, но действительно с благодарностью в душе. — Прощай. Уходя, я замечаю, как Макс поджимает ноги к груди и обнимает колени руками. В тот же день я продаю квартиру в Строгино и переезжаю в центр. Вскоре вновь получаю повышение. О Саше я стараюсь думать все реже и реже, да и работа не позволяет — голова забита цифрами и графиками. Я отпускаю его. Или просто сознательно убеждаю себя в этом. Сильно легче не становится, но на душе уже не лежит ком обиды, непонимания и не вертятся в голове миллионы вопросов, на которые я никогда не получу ответов. Быстро летит время. Я живу — действительно живу, — отпустив Сашу, но так и не сумев вбить себе в голову, что это не тупик, а возможность. Саша так и остается моей личной трагедией, несмотря на притупившиеся эмоции и чувства.