ID работы: 4668056

Певчая для Тёмного Лорда

Слэш
NC-17
В процессе
1278
автор
Размер:
планируется Макси, написано 310 страниц, 30 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Работа написана по заявке:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
1278 Нравится 224 Отзывы 765 В сборник Скачать

Глава 21. Яд как лекарство, лекарство как яд

Настройки текста
Стремительно приближающийся звук шуршащей ткани длинной юбки заставляет Нарциссу отложить нож. Она очень хочет продолжить измельчать корень мандрагоры, но знает, что сейчас эмоционального разговора не избежать, и, чтобы не поранить себя или Беллу, со вздохом обречённости оставляет любимое занятие. — Эй, ты! — с криком врывается в кухню Лестрейндж, тыча пальцем в сестру. В этот раз слуг здесь нет. Три часа ночи, все спят. — Где Эванс? — А где мой сын? — довольно громко, но с обычной сдержанностью спрашивает в ответ Нарцисса, что её саму пугает собственный тон, но Белла, видимо, сейчас в бешенстве, раз никак не реагирует на ответный выпад. — Какого чёрта меня должно волновать, где твой сын? — взрывается Беллатриса и сметает со стола только что нарезанный корень мандрагоры. Чёрт! Это растение довольно сложно найти. — Мне сказали, что Эванс и Реддл уехали сегодня из твоего дома. И ни тот, ни другой не вернулись. Значит, кто-то всё-таки не спит. Но это не очень важно. Потому что Белла может любого разбудить, и ей ничего за это не будет. — С ними также поехал и Драко. Нарцисса спустилась на кухню не только потому, что её поставщик редких трав прибыл с задержкой в несколько часов под полночь и с бесчисленными извинениями взял за мандрагору на четверть меньше оговоренной суммы. И причина вовсе не в том, что мандрагору лучше обработать сразу же. Дело в том, что Драко не вернулся домой. От него не было никаких известий. Люциус ничего не говорил, попросил только не волноваться. Но Нарцисса понимала, что даже отец не знает ничего про своего сына: тень беспокойства всё же пробежала по его лицу. Не волноваться. Конечно. Поэтому она и пошла на кухню, чтобы занять чем-то и свои руки, и свои мысли. В занятии с травами нельзя отвлекаться. А с мандрагорой нужно быть особо осторожным. Любое неловкое движение, и вместо хорошего успокаивающего и снотворного может получиться смертельный яд. Приход Беллатрисы был лишь вопросом времени. Сестричка не упустит возможность ещё раз поиздеваться над сыном Поттеров, несмотря на то, что Тёмный Лорд запретил ей это делать. Это не было секретом для Нарциссы. Сам Тёмный Лорд живёт в её доме. Люциус ничего не скрывает от жены. Это было что-то вроде договоренности с самого начала: они оба не лгут друг другу, но тайны, высказанные ночью в супружеской спальне, остаются внутри этих стен. Белла вдруг остывает и выпрямляется, будто вся злость, что сидела на её плечах, мигом соскочила. — Реддл, Эванс и Драко исчезли из твоего дома, а ты даже не знаешь, вернутся они или нет. Интересно, — тянет Лестрейндж, обходя разбросанные по полу кусочки мандрагоры. Она подходит вплотную к сестре и внимательно всматривается в её лицо. — Милая сестричка, у меня для тебя плохие новости. Сердце Нарциссы замирает. В груди вдруг становится так холодно, как ещё ни разу не было. Плохие новости — это плохо. Это очень плохо, если Белла объявляет их с широкой и весёлой улыбкой на лице. — Либо наши мальчики попали в передрягу. — Она выдерживает паузу, явно наслаждаясь тем, что Нарцисса задерживает дыхание. Улыбка на её лице становится шире, когда осознание её слов наконец-то становятся понятными Малфой. Белла облизывается от наслаждения, что измывается над родной сестрой: она сдавливает щёки Нарциссы своими ладонями, приближается настолько близко, что губами чувствуется холодная кожа, и шепчет так, что слова скользят в сознание Нарциссы медленно действующим ядом: — Либо они устроили групповушку. И кухню заполняет такой оглушительный хриплый смех, что Нарцисса со всей злости, что в ней сейчас внезапно вскипает, сбрасывает руки сестры со своего лица, отталкивает её от себя и закрывает уши. Она пытается не только заглушить смех Беллатрисы, но и заглушить собственные мысли, которые теперь мечутся в голове, никак не желая пощадить. И начинает тошнить от одной только мысли, что Драко где-то лежит мёртвый, и никто, никто даже не остановится проверить, всё ли в порядке с ним, потому что в то место, где он лежит никто вообще не заходит. Да и зачем? Это же пустынное место, или грязный и далёкий берег Темзы. Или он вообще не в Лондоне. — Хватит! — кричит Нарцисса на сестру и срывается с места, чтобы быть подальше от той, которая пообещала защищать семью, но упорно продолжает поступать наоборот. Ей в след доносится новый взрыв смеха, ещё безумнее, чем обычно. Может сестра сходит с ума? Может она сама сходит с ума? Нарцисса ускоряет шаг и почти влетает наверх по лестнице, бежит в свою спальню и, оказавшись в надёжных стенах, крепко закрывает за собой дверь, до боли впечатываясь в её серебряные узоры. — Нарцисса? — голос Люциуса доносится из их личной ванной комнаты, а затем он сам появляется в дверном проёме. — Что случилось? От вида его бледного лица миссис Малфой тошнит. Она бежит в ванную к раковине, сдерживаясь, чтобы не накричать на мужа, не обвинить его во всём. Струя воды немного отвлекает своим звуком, а затем, приложив мокрые холодные ладони к вискам, Нарцисса чувствует, как накатывающая тошнота уходит вместе с внезапной головной болью. — Я не знаю, где Драко, — дрожащим голосом наконец-то говорит Нарцисса, выключает кран и идёт мимо мужа. На середине комнаты Люциус останавливает её, аккуратно придерживая за локоть — он обращается с ней, как с хрустальной дорогой вазой, хотя она и не давала повод вести себя иначе. — Он с Реддлом, — тихо повторяет Люциус свои же слова, которые он произнёс несколько часов назад. — И ты веришь ему? — шипит в ответ Нарцисса. За такой тон она вполне может получить затрещину. Они с Люциусом договорились, что друг с другом они себя так не ведут ни на публике, ни между собой. Но Малфой ничего не делает, просто продолжает держать жену за локоть и смотреть на неё растерянным взглядом. Бедный Люциус. Он всегда пытается всё держать под контролем, под своим личным контролем. Но ничего не получается, когда рядом Тёмный Лорд. То, что она знает тайну мужа — ставит под удар доверие Тёмного Лорда к Малфоям и жизнь самой Нарциссы. Но то, что Люциус знает тайну жены — в сто раз хуже — это предательство, которое ещё никто не совершал. И только одно заставляет Нарциссу расслабляться при одной только мысли о лжи в собственном доме: они вдвоём поклялись верности друг другу и никому больше. То, что происходит за стенами их спальни — вынужденный спектакль, который они должны разыгрывать ради будущего Драко. Которое может рухнуть лишь от того, что сам Драко исчез. — Я должна позвонить ему, — одними губами произносит Нарцисса, надеясь, что Люциус поймёт её желание. Он всё ещё держит её, но в глазах его наконец-то появляется тот же самый страх, что одолевает Нарциссу несколько часов. — Ты не можешь, ведь Реддл… — почти пищит Люциус, но жена его перебивает: — Его здесь нет. — Нарцисса подходит к мужу настолько близко, что если бы за ними подсматривали, то подумали бы, что супруги решили в который раз исполнить свой долг. Но вместо того, чтобы поцеловаться, они продолжают смотреть друг на друга с общим страхом. Нарцисса двумя пальцами хватает Люциуса за рукав рубашки, не решаясь давить на главу её семьи, хотя она вполне может настоять на своём. Только не хочет этого делать. Согласие и поддержка. — Ты не можешь знать, кто может на нас донести, пока… — В доме никого нет, кроме нас, Беллы и слуг. — Одними губами она добавляет: «Пожалуйста». А потом отпускает рукав мужа и сжимает уже его ладонь, чувствуя, что он тоже холоден, как и она. — Люциус, я должна знать, жив Драко или нет. Люциус ещё несколько секунд смотрит на свою жену, на самом деле переживая за её состояние, а затем вздыхает и слегка кивает: — Я прослежу, чтобы Белла села в такси, — всё также шёпотом произносит он и покидает комнату, напоследок сжав плечо жены в ободрение. И как только Нарцисса остаётся в собственной комнате совершенно одна, страх тут же отступает, будто действительно эти четыре стены много на что влияют. Уверенности, что её сын жив, всё ещё нет. Но стало настолько спокойно, что ещё несколько минут, и Нарцисса вообще забудет, о чём переживала только что. Поэтому она быстро идёт к своему туалетному столику, где среди разных коробочек с тенями для век и пудрой лежит такого же размера коробка с телефоном, о котором знают только она и Люциус. И только когда тишина полностью обволакивает комнату, Нарцисса набирает единственный записанный номер без имени в телефонной книжке и ждёт несколько гудков с замиранием сердца. А вдруг не ответит? Вдруг и с ним что-то случилось? И вот, когда гудки прекращаются, больше ничего не происходит. Нет того «алло», который обычно люди ждут. Нет и грубых резких слов, которые сейчас ждёт Нарцисса. Вместо этого в динамике телефона едва уловимо слышно чужое дыхание. То, что он жив, уже облегчает ситуацию. — Что с моим сыном? — решается спросить Нарцисса без гарантий того, что её сейчас слушают. Она не перестаёт надеяться. — Где Драко? — Ты знаешь правила, нельзя просто так звонить на этот телефон, — он сердится. Его голос такой хриплый: может быть он спал? — Прошу тебя, мне нужно знать… Страх снова нападает из-за спины и невидимым холодным клинком ударяет прямо в спину. Она слабая женщина, которая не может держать жизнь своих близких под контролем. Она слишком беззащитна перед внешним миром, чтобы сейчас не умолять хриплый голос в трубке телефона. И Нарцисса тяжело опускается на пол, прикрывая рот ладонью, сдерживая рвущиеся наружу слёзы. Что она должна ещё сделать, чтобы он ей просто сказал, что с Драко? Она всё это время придерживалась их сделки. Почему в его голосе всё равно нет сострадания? — Ты нарушила нашу сделку, чуть не убив человека, — будто прочитав мысли, резко говорит он. И сердце Нарциссы летит вниз. Как он узнал? Почему это всплывает только сейчас? Если это была единственная оплошность, которую она допустила, то лишь потому, что хотела защитить сына. И потом, она ведь хотела вывезти Эванса из дома в больницу. Да, не для того, чтобы спасти его жизнь, а чтобы подальше спровадить его от своего дома. Она становится похожа на каменную статую — холодная и неподвижная. Единственное, что она может — шевелить губами. — Эванс не является частью сделки, — рычит Нарцисса, прекрасно осознавая, что не добьётся этим ничего. — Он нужен Тёмному Лорду, значит он входит в условие. Нарцисса ничего не отвечает. — Что изменится, если я сейчас дам тебе, что ты хочешь? Узнаешь ты сейчас или утром — не важно, действительность от этого не поменяется. Но она лишь давит в себе очередной всхлип. — Звони, когда будет действительно серьёзное дело. Слышно, как его голос удаляется, какое-то шуршание, очень похожее на ткань. И Нарцисса не знает, хочет ли она слышать слова, которые либо возвратят её к жизни, либо убьют, но понимает, что не может просто так его отпустить. — Подожди! — умоляюще зовёт она его. — Что ты хочешь? И он возвращается. Его ровное дыхание снова слышно в трубке телефона. И от этого Нарцисса готова расплакаться. Потому что смогла вернуть свою последнюю надежду. Потому что она не ошиблась в человеке, с которым заключила сделку: ему не всё равно, несмотря на то, каким он хочет казаться. — Имя. Прежде, чем заключить сделку, они ночами обсуждали её условия. Что можно, что нельзя, что нужно. Пожалуй, единственное условие Нарциссы — защита и постоянное наблюдение за Драко. Было также и табу на одно единственное, что она не могла раскрыть, потому что это не её тайна — имя Тёмного Лорда. — Мы это уже обсуждали. Я не могу тебе это дать, не тогда, когда за нами следят, — дрожащим шёпотом произносит Нарцисса. Что-то горячее капает на её щёку, будто воск. Она не замечает, когда в комнату возвращается Люциус. Лишь тёплое прикосновение крепкой руки к её плечу оповещает о приходе мужа. Нарцисса слегка вздрагивает, но тут же хватает ладонь Люциуса и сжимает её так крепко, что, кажется, переломает все пальцы. Этот неосознанный жест заставляет Малфоя сесть рядом с женой на пол и крепко её обнять, будто так она быстрее успокоится. — Он жив, — произносит, наконец-то, голос в телефоне. — Несколько часов назад Драко с Эвансом вошли в дом, в котором живёт Реддл. Сам он не выходил, мешок с телом не выносили. Нарцисса больше не сдерживает слёзы. Она утыкается лицом в грудь Люциуса и шепчет: — Спасибо. — Иди спать, Нарцисса. И прекрати отвлекать меня по ерунде. — Он завершает вызов. И как бы он ни был груб, Нарцисса всё равно ему благодарна. Всё её тело сейчас бьёт сильная дрожь, со всей силы она вжимается в грудь мужа, но она счастлива, что её мальчик жив. Согласно их сделки они не могут врать друг другу. Она нарушила этот пункт — и сейчас чуть не поплатилась за это. Сделка есть сделка. Ещё раз Нарцисса напоминает себе об этом. Прежде чем возникнет ещё какая-либо ситуация, она сначала подумает о последствиях. Сегодня может быть всё обошлось, но вот что будет завтра?.. — Я убью его, как только встречу, — зло рычит Люциус в растрёпанные волосы жены. — Он поплатится за всё, что с тобой делает. — Не надо! — пугается Нарцисса, прикладывая к губам Люциуса свои ладони, чтобы он замолчал. — Никто, кроме него, не согласился присматривать за Драко. Он нам нужен. Пока всё это не закончится. *** Пахнет апельсином. Такой запах свежих, только что нарезанных апельсинов. Если высунуть язык, то можно ещё успеть словить капельки сока. И так близко, словно кто-то оросил всё вокруг этим соком. Почему-то ломит всё тело. Чувствуется каждая косточка, каждый сустав. Пошевели ногой — боль отдаётся в груди. И почему-то в голове так мирно и спокойно, как не было прежде. — Ты меня вчера поцеловал, — спокойно произносит Том, будто это была какая-то мелочь типа «купил вчера апельсиновый сок». Но Гарри думается, что Том вряд ли будет покупать сок себе, в этот дом, в этой жизни. Он произносит эту фразу так, будто напоминает о забытых ключах в прихожей. Он говорит это и пододвигает ближе к Гарри стакан, в котором действительно апельсиновый сок. И следующее, что слышит Гарри, вводит в ступор: — И тебе это понравилось. Всё было как в тумане. Жарко, приятно, охренительно круто, словно на пляже у океана под палящими лучами солнца: лёгкий ветерок и обжигающий жар внутри и снаружи. А потом всё наваливается одной большой пружиной, падает с неба и, отталкиваясь от земли, вновь летит к чёрту вверх. Горячие руки, вцепившиеся в рёбра, причиняющие такую боль, что можно заорать во весь голос, но крика нет. Влажные волосы под подушечками пальцев, влажный язык, требовательно проникающий в рот, влажное дыхание, сбитое и горячее. Смятая ткань в таких холодных пальцах. Твёрдая и призывно тёплая грудь. Все движения беспорядочны и не синхроны. Мысли накатывали и вновь отступали в голове, как морская волна. Гарри поднимает тяжёлый взгляд на Тома. Он боится спросить, боится узнать правду. Потому что проснуться в кровати взрослого мужчины, да ещё и голым — это сразу навевает на определённые размышления. Это правда, они целовались. Правда: в ушах звенело так, что хотелось заглушить это чем-то. Правда: эффект от таблеток полностью отключает контроль над происходящим, но не отрубает полностью. Правда: в памяти ничего надолго не задерживаться, и быстро ничего не вспоминается. Какую херню Гарри вчера ещё сделал после того, как решил выпить таблетку? И вопрос его всё вертится в голове, в глазах, в напряжённой позе, в бледном цвете кожи, в отражении металлического холодильника. Вопрос не просто вертится, а кричит о своём существовании. Потому что, если ответ «да», это пиздец. Если ответ «нет», то какого хрена? Вдруг холодными пальцами Эванс сжимает на груди тонкую ткань футболки, которую, он подозревает, Том никогда не надевал: не в его стиле. Даже с утра он выглядит как плейбой, но уже в брюках и чистой рубашке. От футболки пахнет порошком и больше ничем. И это ещё больше отрезвляет Гарри. Что произошло ночью? — На удивление ты не такой уж и скромный, — ещё тише говорит Том, приподнимая одну бровь. На кухне нет ни одного намёка на завтрак или хотя бы еду, но почему-то создаётся впечатление, что Том только что попросил передать кувшин с молоком. — Ты почти… И тут Гарри не выдерживает. Он откидывает от себя стул и торопливо отходит от кухонного стола, упираясь ногами в диван. Его будто загнали в ловушку. Дикий зверь не наигрался со своей едой и продолжает дразнить. Он проснулся сегодня под пристальным взглядом холодных глаз. Том смотрел на него и пах апельсинами. Гарри несколько секунд смотрел лишь на лицо своего вечного проклятья. А потом переместил взгляд ниже. Кроме полотенца, деликатно прикрывающего бёдра, на Томе ничего не было. И конечно же, первая мысль — он только что из душа. Но на теле не было ни одной капли воды. Гарольд ещё раз пробежался по крупным плечам, по выступающим косточкам, по глубоким впадинам, по крепким и натренированным груди и животу. И как только взгляд снова наткнулся на полотенце, Эванс быстро отвернулся. Уж слишком стыдно было за своё нездоровое любопытство. Том ничего не сказал. Только улыбнулся одним уголком губ — Гарри даже опешил от этой улыбки, — и кинул на кровать какую-то одежду. Хотя нет, — когда всю жизнь молчишь, то перестаёшь замечать, что другие умеют это делать, — перед уходом из комнаты он показал на дверь справа, назвав её «ванной», и на дверь из комнаты, бросив через плечо «жду внизу». А затем исчез из спальни, оставив за собой лишь тонкую дорожку апельсинового запаха. И как только за Реддлом закрылась дверь, Гарри рывком скинул с себя одеяло и спрыгнул на пол, почувствовав холод голыми ступнями. А затем и руками, плечами, шеей, грудью, животом. Либо эта комната не была приспособлена к теплу, либо… Гарри схватил одежду, что была ему небрежно брошена, и прикрылся ею. Потому что понял, что стоит посредине комнаты голый. Полностью. Весь. Ни одна частичка ткани не закрывала его наготу. Он сказал: «Ты почти…» Что? Гарри закрывает глаза, едва делает вдох, как вопрос снова переворачивается в его голове. И тогда пальцы судорожно пытаются схватиться за спинку дивана. Кажется, что он сейчас упадёт. Кажется, что пол под ногами исчезнет и останется только воздух, которым тоже становится трудно дышать. Он сказал: «Ты почти…» А Гарри почти сгорает сейчас от стыда и унижения. — Дыши, только дыши, — тёплый шёпот окутывает голову и согревает шею. Становится чуточку спокойнее, пока не приходит осознание, чей это шёпот. И тогда на его плечах появляются сильные пальцы. — Это была шутка, слышишь? Ничего между нами серьёзного не произошло. И будто по волшебству дыхание выравнивается, сердцебиение замедляется, а в голове проясняется. Сразу же появляется ощущение, что нужно обнять того, кто дарит это тепло и умиротворение. Как тогда, когда Сириус пообещал. Обещал быть всегда рядом. А может это в очередной раз приснилось? Может нет никакого Сириуса? Может быть в этом мире существует всего один человек, способный защитить. Неважно, как именно, но Гарри всё ещё жив благодаря Тому. И как только эта мысль закрепляется в его сознании, он сцепляет пальцы в замок на спине Тома и позволяет себе прижаться к нему ещё сильнее. Потому что он действительно сейчас испугался. Потому что эта противоестественная тяга к Реддлу пугает, но спрятать лицо больше негде. Даже сейчас страшно путать свои пальцы друг с другом и с тканью рубашки Тома. — Или я соврал, что пошутил, — шепчет Реддлом в волосы Гарри и целует в макушку. — Может мне просто нравится тебя мучить. Гарри сразу же отталкивает Тома от себя, не удивляясь, что ему это легко удаётся. Том улыбается, как несколько минут назад в комнате. Но эта улыбка не предвещает ничего хорошего. Под наигранным весельем проскальзывает едва уловимая, но нарастающая злость. Гарри уже замечал её в тот день, когда сбежал из большого дома. Поэтому быстро определил её. И в последний миг у него мелькнула мысль, что будет после этой улыбки. Том хватает большим и указательным пальцами подбородок Гарри и тянет вверх, чтобы глаза их были почти на одном уровне. Чтобы этот контакт невозможно было прервать. — Мне не понравилось то, что я увидел, — шепчет Том, сильнее сжимая пальцы, вызывая у Гарри новую боль. То, что произошло сегодня ночью никак не может радовать. И всё же… — Сними её, — одними губами велел Том, а сам держался за ремень брюк Эванса, желая расстегнуть назойливую бляшку и не решаясь сделать это. Давно он не сомневался. Повторять дважды не пришлось. В зелёных глазах Гарри светилось что-то, что можно было спутать с безумием. Но Том предпочёл думать, что это было возбуждение. И когда показалась тонкая полоска бледной кожи на животе, Том незамедлительно прикоснулся к ней подушечкой большого пальца, ощутив холод тела, надавил на место под пупком, почувствовал, как Гарри всего передёрнуло от такого прикосновения, а затем провёл вниз под раздражающий ремень. Но вместо того, чтобы наблюдать за собственными движениями, Том решил посмотреть на реакцию мальчика, что полностью был захвачен в плен ощущений. И когда палец достиг резинки трусов, звук, похожий на всхлип и стон одновременно, сорвался с губ Гарри, заставив того замереть и так и не снять до конца футболку. И тут взору предстали синяки, ссадины, порезы. Том нахмурился. Он совершенно не хотел доводить до такого состояния Гарри и его тело. Но затем вспомнил, что половина из всего этого было получено не по его вине. И всё это вокруг одной татуировки, которая расположена на сердце — лев с пышной золотистой гривой, стоящий на задних лапах. Том понятия не имел, что значит этот рисунок, но почему-то отчаянно захотелось прикоснуться к нему. Что, в принципе, он и сделал, только в этот раз не рукой прошёлся по гладкой коже, а приник ртом к тонкой, холодной, обтягивающей каждое ребро коже. Будто было недостаточно, что уже было в его руках. Том стал засасывать в себя эту татуировку. И как только начинал понимать, что ему не хватает воздуха, он отрывал рот от рёбер Гарри и снова прилипал. Почувствовал холодные пальцы в своих волосах. Такие неестественно холодные пальцы. И эта дрожь во всём теле, которая передавалась и Тому. В комнате было достаточно тепло, чтобы можно было едва уловить дуновение ветерка. К тому же неожиданный и своевольный поцелуй Гарри обжёг, казалось, всего Реддла. С ног до головы. Поцелуй проник в самый центр чёрного сердца, задевая какие-то кровеносные сосуды, заставляя работать в организме всё, что только можно. Том погрузился настолько в эти ощущения, что не сразу заметил, как Гарри прижимается к нему сильнее, сжимает короткие волосы так, словно испытывает либо оргазм, либо сердечный приступ. Том настолько увлёкся вылизыванием татуировки, едва касаясь языком розового соска, разрешая себе немного помучиться в томлении по новой сладости, что чуть не успел схватить падающего на пол Гарри. И в следующую секунду этот горячий внутри и холодный снаружи мальчик уже не издавал тех звуков, которые ласкали слух. Он просто отрубился. А затем начало происходить то, что наркоманы называют ломкой. Единственное отличие от наркомана — Гарри был без сознания, и тело самостоятельно «ломалось» по дозе. Очень похоже на приступ эпилепсии, однако… Сначала резко поднялась температура от слишком низкой до очень высокой. Том не решался бежать в аптеку за градусником, чтобы быть точным. Потом начались судороги в руках и ногах. Успокоить было невозможно. И всё, как и началось, закончилось. Состояние пришло в норму. Температура нормальная, однако Том не переставал прикладывать ладонь ко лбу Эванса, боясь пропустить хотя бы один лишний градус. Потому что нормальная температура опять начала сменяться дрожью от холода. Он встал с кровати, подхватив бессознательное тело Гарри на руки, и пошёл в ванную. Другого варианта быстро согреть его Реддл не видел. Он даже понял, что действительно испугался. И страх расползался по его сознанию, как стая пауков, поражая сначала логику, а потом уже все остальные системы, отвечающие за мыслительный процесс в стрессовых ситуациях. Потому что Том залез в собственный душ с Гарри на руках и застыл, обдумывая один вопрос, споря с самим собой: а нужно сейчас раздевать Гарри или поставить его под струи горячей воды прямо так, в одежде? И пока он размышлял, пока судорожно прокручивал в голове все варианты дальнейших действий, температура Эванса снова начала подниматься. Том заметил это только тогда, когда сам почувствовал, что потеет в тех местах, где Гарри прикасался к нему. Нужно было хоть что-то предпринять. Поэтому Том, больше не думая, включил холодную воду на полную мощность и перевёл режим душа в «тропический ливень». Он сидел на керамическом дне с Гарри на коленях и остывал, после произошедшего. Начало доходить, что не просто так Эванс был таким отзывчивым и похотливым. Мальчик, который всем своим существом дрожит от присутствия Тёмного Лорда, сам не полезет к нему целоваться. Определённо Эванса что-то подтолкнуло, и Том подумал на алкоголь, ведь очень уж криво двигался Гарри, когда заходил в квартиру. Он посмотрел на лицо Гарри: следов мучения больше не было, будто холодные струи воды действительно сотворили чудо, — и понял, что этот малолетний тупица действительно напился. Том улыбнулся, слегка погладив большим пальцем щёку Гарри. Нужно будет его научить пить, подумал он и уже собрался вставать, как чисто случайно бросил взгляд в след утекающей воды и так и завис. Говорят, что можно вечно смотреть на три вещи: как горит огонь, как течёт вода и как работает другой человек. Те, кто верит в это — полный идиот. Потому что вечно можно смотреть на любой предмет, когда в голове тихо рушится весь твой мир. Когда приходит осознание всего, что только что произошло, — не просто осознание, а реальное осознание, которое может убить, если сделаешь вдох, страшное осознание, которое иногда величают истиной. Когда понимаешь, что ты собственными же руками довёл человека до предсмертного состояния, хотя ни разу не был причастен к этому напрямую. Негнущимися пальцами Реддл потянулся к маленькому пакетику с белыми, как снег, таблетками. Он узнал эти кругляшочки: и размер, и форму — на самом деле они не круглые, а слегка вытянутые в овал, но это заметит только тот, кто работает с ними долгое время, — и цвет, который вовсе не белоснежный, а цвет глазного белка после смерти. Это те таблетки, что Пожиратели Смерти начали продавать школьникам, на самом деле не имеют сильного эффекта. Вызывают они лишь психологическую зависимость и капельку расслабления. Если сознание человека оказывается слишком слабым и восприимчивым как к наркотическим веществам, так и к внешнему воздействию со стороны других людей, тогда «капелька расслабления» может быть похожа на эйфорию. Но никаким образом не должно происходить вот это. Том почувствовал, как в нём начала закипать злость на самого себя. Потому что тут совершенно ни при чём мальчишка Малфой. Он не мог знать, что просрёт эти таблетки, которые ему поручено продавать. Он не мог знать, что ещё больший идиот найдёт эти таблетки. Потому что другой ситуации просто не может быть: Гарри не создаёт впечатление воришки, а Драко не претендует на роль святого, который бесплатно помогает нуждающимся. Похоже, что идея обучения молодёжи трещит по швам. Единственная группа, собранная из высших слоёв, лажает буквально на каждом шагу. И впихивать в их «дружный» союз ещё и Эванса — мальчик действительно сдохнет, но от собственной и коллективной тупости. Том выкинул из своей головы панику, которая, казалось, захватила всё тело, и, повинуясь уже холодной логике, спокойно сорвал всю одежду с Гарри, наскоро вытер его своим халатом, который попался под руку первым, и положил его в кровать под тёплое одеяло. А сам повалился с другой стороны кровати, потому что сразу же почувствовал, что устал так сильно, что и шагу больше не сделает. И тем не менее сейчас Том не показывает Эвансу свою находку. Он хочет понаблюдать. Он хочет, чтобы Гарри ломало от отсутствия дозы. Он хочет, чтобы Гарри сорвало крышу, чтобы Гарри начал молить. Вместо того, чтобы заставить Эванса залиться краской стыда или же убежать в комнату наверх и спрятаться, Том свободной рукой нащупывает эти таблетки в кармане своих брюк и бегло осматривает своего пленника с ног до головы. Выделенная ему одежда явно велика. Спортивные штаны сваливаются с бёдер, поэтому пришлось подвязать их ремнём, который, вероятно, Гарри нашёл в ванной. Том опять недовольно фыркает, вспоминая, как его раздражал этот ремень вчера, но сегодня он всё-таки спасает парня от неминуемой порки. Футболка, которая непонятно вообще как оказалась в гардеробе, свободно свисает с худых плеч. И растерянный взгляд. Гарри будто загнали только что в такую эмоциональную ловушку, что он даже не представляет, за что именно цепляться, чтобы выбраться наружу. — Если ты собираешься купаться каждый день, то будешь носить такую одежду, — наконец-то нарушает эту напряжённую тишину Том. — Будь добр, докажи, что ты можешь нормально обращаться с вещами, которые тебе дают. Когда пальцы Тома соскальзывают с его подбородка, Гарри вздрагивает, будто от внезапного мороза. Но он признаётся себе, что от уже такого знакомого прикосновения его не передёргивает от страха. Только в голову приходит мысль, что он уже не так напрягает все мышцы в присутствии Тома, уже не так сильно хочется оттолкнуть его от себя и с криками убежать. Но почему-то ему снова становится не по себе, когда раздаётся негромкий стук в дверь. Будто их только что застали за чем-то интересным, от чего становится стыдно. И жар моментально наполняет всё тело, как только Гарри снова вспоминает, что именно было ночью и во что это могло превратиться. Могло или превратилось? Лёгкая улыбка Тома доказывает, что он догадывается о мыслях Гарри, который не может даже спрятаться от этого тирана. — Открой, — приказывает Реддл, а сам скрывается за дверью в комнату на другой стороне гостиной. Гарри приходит в себя только тогда, когда уже стоит возле открытой входной двери, а перед ним мнётся Драко. То есть только что Гарри без возражений выполнил приказ Тома, даже не раздумывая над ним. То есть это выглядело так, будто Том даже не приказывал, а просто попросил, а Гарри было не трудно это сделать. Как же всё запутывается. — А где Реддл? — тихо спрашивает Драко, снова возвращая Гарри с небес на землю. Кивнув на дверь, где только что скрылся Том, Гарри отходит в сторону, чтобы Драко мог пройти внутрь, хотя тот особо и не стремится попасть на территорию Реддла. — Драко, ты уже получил инструкции на сегодня? — раздаётся вопрос из-за двери. — Да, сэр, — без заминки отвечает Малфой, стараясь не показывать, что только из-за одного этого голоса дрожит. Со вчерашнего дня Драко всё ещё злится на Реддла. Во-первых, Реддл испугал Драко. Во-вторых, он оставил своего подчинённого без ночлега, без транспорта до дома. Поэтому пришлось быстро решаться — вламываться в пустующую квартиру Забини или заказывать такси. Первый вариант оказался наиболее привлекательным потому, что, в-третьих, уже у самого выхода на улицу в кармане Драко зазвонил тот самый телефон, который «чудом» появился. Вместо привычного грубого голоса Долохова раздался знакомый и равнодушный голос Снейпа, который ещё никогда не звонил своему крестнику. Собственно поэтому Драко и застыл как вкопанный на пороге. Информация, которую озвучил Снейп, заставила Драко вернуться в лифт, подняться на девятнадцатый этаж и повернуть направо. Потому что утром придётся снова идти в квартиру к Реддлу, брать с собой Эванса и идти на «вводный курс» для юных Пожирателей. Как будто они сейчас в колледже. И в студенческой общаге. Бред сивой кобылы! Драко кажется, что он участвует в розыгрыше, где разыгрывают не его. И тем не менее Малфой спокойно вошёл в квартиру Забини, принял душ и лёг спать. Он подумал, что хорошо было бы позвонить матери, ведь никогда такого не случалось, чтобы он не ночевал дома без предупреждения. Но сразу же понял, что его собственный телефон сдох, а в том, что у него появился, не было ни одного сохранённого контакта. И Драко пожалел, что этот век заставляет людей тупеть. Нужно что-то с этим делать, а то скоро мозги повесятся. — У вас есть дела на сегодня. — Появляется в гостиной Реддл. Драко готов поклясться, что сегодня босс в хорошем расположении духа. Даже почти светится. — Так что — вперёд. Реддл ставит ноутбук на журнальный столик перед телевизором, которые сразу же включает. Для него явно они с Гарри уже не существуют. Драко не ожидает другого отношения к себе. Кто он вообще такой и каким боком вписался во всю эту херню? Да, отец работает на большую корпорацию и на преступную организацию, хочет, чтобы его сын также присоединился к этому бизнесу хотя бы в качестве юриста. Но шатание по городу с шайкой детей, которые даже не собираются устраиваться в жизни — это к чему конкретно приведёт? Чем этот опыт поможет в жизни? — Почему мы должны половину Лондона идти пешком? — ворчит Драко себе под нос. — А я думал, что родители тебе машину купили, — возвращает к ним внимание Реддл. Он подходит к двери, в которой Драко всё ещё стоит, не решаясь зайти внутрь. Хотя его никто и не приглашал. Реддл ухмыляется, когда Эванс отступает от него, но почти сразу же хмурится, как только понимает, что Гарри останавливается возле Драко. — Никто не обязан вас развозить, как принцесс. Взрослые мальчики сами должны придумать, как именно заработать себе право на еду и ночлег. И тут Малфой понимает, что не ел почти сутки. Те крохи, что он нашёл в квартире Забини — не в счёт. Живот урчит так громко, что Реддл приподнимает одну бровь и со вздохом пихает в руки Драко несколько купюр. — Сходите поесть. И сильно не дёргайтесь — за вами следят. — У меня есть деньги, — пытается вернуть обратно бумажки боссу и добавляет, — сэр. Но тот лишь вертит головой и снова ухмыляется. — Это для Гарри. — Как только Реддл произносит это имя Эванса, Драко чувствует какое-то закипание внутри груди. Ведь это он придумал так называть этого придурка. — Проследи, чтобы он съел еду на всю сумму. Мне плевать, что он будет есть. И с этими словами Реддл закрывает дверь, оставляя парочку в коридоре. Драко набирает полную грудь воздуха и медленно выпускает его обратно. Это, видимо, никогда не закончится. И Гарри в нелепой спортивной одежде, стоящий рядом с глупым выражением лица, тому доказательство. Если их единственным заданием является примкнуть к Мародёрам, то это нужно сделать быстро. Боже, придётся снова играть нянечку для Эванса! — Так, давай сюда таблетки. Не хочу, чтобы повторилась вчерашняя история. — Уже в лифте Драко протягивает руку Гарри, ожидая, что тот молча положит пакетик с таблетками. Но тот даже не двигается с места. Тогда Драко поворачивает голову к «напарнику». — Чувак, я, между прочим, серьёзно. Но Эванс лишь жмёт плечами и показывает пустые карманы. — Молись, чтобы Реддл не узнал о них, — почти с угрозой ворчит Драко и прежде, чем отвернуться к дверям, замечает, как Эванс закусывает нижнюю губу. Боже, какой он наивный и беззащитный! Малфою будто поручили приглядывать за феечкой Тинкербелл. Пока они завтракают в МакДональдсе, Драко, наверное, раз пятьдесят точно вертится, пытаясь высмотреть того, кто за ними следит. Но каждая его попытка оказывается безуспешной. А Гарри, как ребёнок, жуёт свой бургер, улыбаясь так, что изо рта сыпятся крошки. Наслаждается последними минутами беззаботности. Или же он просто позабыл, в какой ситуации находится. Забыл, что его дражайший Сириус Блэк сейчас висит на волоске от смерти. Особенно сейчас наедине с Беллатрисой Лестрейндж, когда он может буквально висеть. — Эй, привет! — доносится с другой стороны улицы, когда уже минут тридцать Эванс и Малфой медленно передвигаются по улицам в поисках метро. Драко сразу же поворачивает голову, но видит совершенно незнакомого парня, который машет какой-то незнакомой девчонке. Чёрт. Так можно стать параноиком. Зачем Реддл сказал, что за ними слежка? Но когда Малфой возобновляет шаг, он натыкается на чью-то твёрдую грудь. Как в кино. С возникшей сразу же фразой в голове: «Нужно смотреть, куда идёшь, придурок». Джордж Уизли собственной персоной. Хмурый и побитый. По второму пункту Драко сразу же улыбается, вспоминая, как вчера оттачивал на этой соломенной кукле своё боевое мастерство. Но улыбка тут же сползает с лица, потому что Уизли тоже пытается натянуть подобное у себя на лице, а получается криво. — Я тоже рад тебя видеть, Малфой, — с обманчивой приветливостью бурчит Уизли, переводя взгляд на Гарри. — Смотрю, ты жив. И после этих слов его улыбка становится естественной. Он действительно рад, что Гарри жив. И не рад, что Малфой просто существует. Гарри так наелся, что еле может двигаться. Но всё же получается пожать протянутую ему руку. Джордж улыбается, порванная губа выглядит отвратительно, но Гарри улыбается в ответ. Он вдруг чувствует, что наконец-то нашёл кого-то вроде друга во всей этой сумятице. Несмотря на возрастающую головную боль, которую даже чувство насыщения не сняло, внезапная радость, что греет грудь изнутри, заставляет Гарри действительно расслабиться. Столько приветливости в глазах Джорджа, сколько Гарри не видел со смерти Седрика. И, конечно же, вся радость сразу же исчезает. Потому что начинает казаться, что Джордж может заменить место Седрика, а этого делать совсем никак нельзя. Такого друга, как Седрик Диггори, уже нигде не найти. — Что с ним? — замечая перемену настроения Эванса, интересуется Уизли у Драко. — Не знаю, — жмёт Малфой плечами. — Может вспомнил, что немой? Гарри лишь кидает гневный взгляд, на какой вообще способен, на обоих и разжимает ладонь, чтобы как можно дальше оказаться от Джорджа. Прикосновения других людей немного нервируют. — Куда путь держите, девочки? — спрашивает Джордж, возвращая свою мерзкую полуулыбку на лицо, стараясь не напрягать разбитую сторону губы. Как всегда Драко сначала вскипает и хочет всыпать по первое число этому выскочке, но вспоминает, что не должен этого делать только потому, что ему так хочется. Ему установили правила, которых он должен придерживаться, если хочет заполучить хорошее место по жизни. И не умереть. Второе более предпочтительно. Он натягивает улыбку, понимая, что Уизли догадывается, что она натянута, и самым своим милым голосом говорит правду: — Идём в Хогвартс. — Я с вами, — сразу же выпаливает Уизли, как будто не важно, какой был бы ответ — он все равно уже решил, что пойдёт с ними. — Не получится, — хмурится Малфой, лихорадочно соображая, какую бы отмазку придумать, чтобы за ними не увязался рыжий хвостик. — То, что ты мне сейчас отказываешь, доказывает, что ты всё ещё с Пожирателями, — рычит Джордж, резко меняясь в лице. В нём будто сидит что-то злое, что хочет постоянно вырваться наружу и остаться незамеченным. И это что-то постоянно спотыкается об Малфоя, выдавая себя со всеми потрохами. — Хогвартсом владеет Реддл, помнишь? — И все твои знакомые, в том числе и твои родители, работают на него, — огрызается Малфой, только подпитывая «зверя» Уизли. А нужно наоборот успокоить его. Драко делает глубокий вдох. — Не переживай, мы идём к адвокату Гарри. Так как он уже совершеннолетний, то должен получить своё наследство от родителей. Без денег в Лондоне просто нет смысла находиться. Через несколько секунд напряжённого молчания Джордж кивает и отступает с дороги Гарри и Драко. Конечно, он последует за ними, а как же иначе? Но его не пропустят дальше ресепшена. Так что особо беспокоиться не о чем. Весь этот бред про адвоката как-то сам слетел с языка, стоило только вспомнить, из какой он семьи. Но понятное дело, что не Люциус Малфой является адвокатом семьи Эванса. Но, как это оказалось удобно, Драко вспомнил, что в Хогвартсе есть ещё несколько адвокатов, которые подрабатывали личными представителями или хранителями завещаний. У Ордена есть по крайней мере один такой адвокат — Кингсли Бруствер. И почему-то выражение лица Уизли говорит о том, что эта отговорка действительно срабатывает, и он верит. Вероятно, что он тоже пришёл к такому выводу. Наверное хочет, чтобы Гарри встретился с главой Ордена. Может надеется, что тот выведет Малфоя на чистую воду. Ладно, пусть верит в эту сказку. Главное, чтобы отвязался на время их с Гарри «курса молодого бойца».
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.