Певчая для Тёмного Лорда

— Кто это сделал? — спросил Джордж, пока они втроём выбирались с парковки. Через парадный вход — не вариант. Поэтому Джордж повёл их путём, которым сюда пришёл. — Пожиратели, — пробубнил Драко и от боли пискнул. Его ноги едва передвигались. Пришлось взять кэб. Больше никто не сказал ни слова. Джордж помог усадить Драко на заднее сиденье, захлопнул дверь за Гарри, а сам сел рядом с водителем. Он назвал адрес, хотя Драко ни слова не обронил, куда именно нужно ехать. И сразу пришло осознание того, что Уизли следил вчера за ними. Всю дорогу до дома Реддла Джордж периодически смотрел в зеркало заднего вида, и как только Гарри замечал это, то изучающий взгляд в маленьком зеркальце исчезал. Всю дорогу Гарри гадал, почему Драко не возразил по поводу адреса. Если их маленькая ложь раскроется, то Реддл может убить Сириуса. Фраза, что вчера сказал Реддл в доках, до сих пор звенит в ушах Гарри. И теперь любое произнесённое слово этим человеком кажется законом, кажется чем-то большим, чем просто приказ. Гарри думает, что выполни он всё в точности, как послушный мальчик, это на один шаг отсрочит казнь Сириуса. Но сколько нужно сделать шагов? Никто не уточняет, а сам Реддл лишь напоминает каждым своим словом о необходимости пройти весь этот путь. Будто ему на самом деле плевать, что будет с Сириусом, будто он хочет, чтобы Гарри смотрел в рот только ему, Тому, внимал каждому его слову, впитывал каждую мысль. И беспрекословно выполнял то, что ему прикажут. Северус Снейп сказал, что он будет их учить подчинению. И как бы дико не выглядел этот способ обучения, Гарри признал, что это довольно-таки эффективно. Всё очень просто: не хочешь получать по голове — выполняй всё в точности, как и было приказано. Однако: два разных способа добиться подчинения от двух разных людей — зачем? Гарри не тупой, всё понимает с первого раза. Ему поставили ультиматум, больше он не сделает лишний шаг в сторону без предварительного одобрения со стороны Тёмного Лорда. И казалось, что вести Джорджа на порог Реддла не очень разумно. Но Гарри не мог ничего сделать с этим. А Драко молчал. Однако каково же было его удивление, когда в лифте дома Драко нажал кнопку девятнадцатого этажа. Даже не так. Драко ударил по протянутой руке Гарри, когда тот хотел нажать на кнопку «28». А сам нажал другую. Потом они оказались в квартире, которая была совершенно непохожа на квартиру Реддла. Здесь будто витал дух чего-то убитого и забытого. Вся мебель подобрана с богатым вкусом, может быть даже присутствовал небольшой перебор, а дизайн мог бы посоревноваться с Большим домом. Гарри вздрагивает, когда он вспоминает детали всех комнат и помещений Большого дома, в которых он побывал. — Где у тебя тут аптечка? Драко жмёт плечами, но Джордж уже этого не видит: он в ванной рыщет во всех ящичках и шкафчиках. Гарри поддерживает Драко под плечо, но без помощи Джорджа чувствует, как начинают сдавать его собственные силы. Поэтому он помогает сесть на софу в прихожей Малфою, сам садится рядом и смотрит в глаза Драко, совершенно не испытывая неловкость за то, что недавно тот поцеловал его. Эта мысль просто проскакивает между ними. Сейчас хочется хоть как-нибудь помочь, но понимает, что рядом с Джорджем совершенно бессилен — он не может спросить, что нужно делать, а лезть под руку к тому, кто может разговаривать — себе дороже. Гарри уверен, что его не побьют, но наорут точно, а ответить словесно — нет никакой возможности. Сейчас все на взводе. Гарри чувствует, что Драко всё ещё напряжён с того самого момента, как Джордж заявил, что проводит их. Что конкретно напрягает Драко — Гарри, естественно, уточнить не может. Не в присутствии Джорджа точно. Но быть бесполезным Гарри крайне не нравится, поэтому всё, что он делает — поддерживает разваливающееся тело Драко, чтобы тот не свалился на пол. — Эй, у тебя тут только пара таблеток для вызывания рвоты. — Джордж возвращается из ванной и непонимающе уставляется на Драко и Гарри, которые подпирают друг друга плечами. — Даже ни одного обезболивающего! — Достаточно промыть раны и просто проспаться. С этим мы и вдвоём можем справиться. Джордж стоит с непроницаемым лицом и молча смотрит на Драко около минуты. Все понимают, что Малфой пытается сделать, но Джордж не хочет оставлять этих голубков наедине: неизвестно почему их обоих избили, и сколько бы Малфой не клялся, что это были Пожиратели, Уизли всё равно не поверит, что всё так просто. Ему нужно понаблюдать за этими двумя, поэтому и решает остаться с ними на эту ночь. — Кажется, ты первый раз в такой ситуации, если думаешь, что сон сможет тебя вылечить, — хмурится Джордж, явно недовольный, что от него хотят избавиться. — Уверен, что Гарри также не знает, что нужно делать. Малфой щурится. Он недолго обдумывает слова Джорджа, но всё равно немного вертит головой, отрицая даже возможность присутствия в этой квартире Уизли. Не дай бог Реддл прознает об этом. Но потом Джордж говорит слова, которые заставляют Драко понять, что прогони он Уизли отсюда, Реддл будет в гневе уже из-за того, что Драко не выполнил простейшее его задание — внедриться к Мародёрам: — Я своих не бросаю. Потому что, если хорошенько подумать, Малфой прибежал к Уизли за помощью, за укрытием, за чем-то, что хоть немного напоминает поддержку. И отказываться от того, за чем ты сам пришёл, хоть и просто делаешь вид, — нельзя. Поэтому Малфой, сообразив что к чему, поворачивается к Гарри, насколько может быстро. Если Эванс догадается, что нужно делать, то потом Драко расцелует Гарри, но лишь от счастья. — Помнишь, я тебе дал таблетки от боли, которые ты сегодня так неудачно потерял? — взгляд Драко сверлит Гарри, будто тот хочет донести какую-то простую мысль. Он ждёт хоть какой-то реакции, и Гарри медленно кивает, надеясь, что правильно понял, о каких именно таблетках идёт речь. — Так сходи в аптеку и купи их мне, пока я, блять, не сдох от боли. Сунув в руку Гарри несколько купюр, совершенно не обращая внимания на их номинал, Малфой пытается встать с софы и хочет отправиться в комнату, но на первом же шаге его ноги подгибаются. Гарри испуганно подскакивает, отчетливо чувствуя разряд боли в собственной ноге, но не успевает подхватить Драко. Это успевает сделать Джордж. — Только быстро, — тихо и дружелюбно замечает Джордж и подмигивает, — ему действительно очень больно. — Тогда какого хуя ты так сильно сжимаешь мне руки? — возмущается Драко, когда дверь за Гарри уже закрывается. Когда дверь за Гарри закрывается, вокруг становится тихо. И только в этой тишине доходит, что именно Гарри хочет сейчас сделать. Что же вчера произошло? Где он мог оставить таблетки? Вчера он был в брюках, а сегодня уже в спортивных штанах. В лифте он не глядя жмёт кнопку, немного с запозданием замечая, что не на тот этаж отправляет лифт. Но дверь уже закрывается, поэтому он жмёт кнопку с цифрой 28 и вздыхает, потому что немного дольше будет ехать до нужного этажа. Значит есть время подумать. Он смотрит на себя в зеркало. Ну и вид! На лице ни одного синяка, но зато возле рта небольшая ссадина и немного крошек засохшей крови. Вероятно он стёр с себя большинство. Зато волосы растрёпаны так, будто за них неоднократно хватались несколько рук. Гарри пытается кое-как привести себя в порядок. Грязную и помятую футболку уже не спасти, но подтянуть штаны ещё можно. Он всматривается в себя ещё раз, теперь тщательно проверяя каждый сантиметр. И замечает, что губы у него немного опухли. Дотрагиваясь пальцами к губам, Гарри невольно вспоминает, что Драко поцеловал его на парковке. Это был совсем невинный поцелуй, осторожный, но сколько решимости в нём было! И фраза, скорее выплюнутая, чем просто брошенная, никак не вяжется с этим поцелуем. Грубость в словах Драко была сразу же заглажена. И всё же в этот самый момент в голове всплывает другой поцелуй. Грязный, жаркий, жадный. Язык Тома хозяйничал тогда во рту Гарри, а тот был даже и не против. Он оказывается напротив белой двери с табличкой «Том Марволо Реддл». Это несколько неожиданно. В одно мгновение он думал о Реддле, о его наглости и настойчивости, о том, что всё это даже хочется повторить, потому что в губах начинает пульсировать от одной мысли о прикосновении длинных холодных пальцев. И ноги подкашиваются. И сердце бьётся быстрее. Почему-то невозможно остановить собственные мысли. Что же делать? Гарри мнётся возле двери, не решаясь поднять кулак и постучать. Он боится. А вдруг Тома не окажется там? Как найти таблетки? Или страшнее не застать Тома дома, потому что не последуют сразу же прикосновения сильных рук? Гарри запутался. В его голове рождаются и взрываются столько мыслей одновременно, что страшно от того, что страшно. И когда его приподнимают за шкирку, а дверь в квартиру будто сама открывается, Гарри чуть не вскрикивает от ужаса, который начинает сковывать сердце. Будто потусторонние силы сами ведут Эванса в руки Реддла. Но оказавшись в тускло освещённой гостиной, Гарри вертит головой в поисках Тома, но натыкается на «злой дух», который всё ещё держит за ворот футболки. Его покусанная рука не забинтована, вероятно, ему не так больно, как могло показаться сначала. А взгляд говорит, что будь его воля, он бы давно прихлопнул Гарри. Вид говорит сам за себя: с этим типом шутки плохи. — Антонин? Где ты его нашёл? В гостиной появляется Реддл. Он выглядит точно так же, как и утром: брюки, рубашка, влажные волосы. Его взгляд быстро пробегает по Гарри, будто совсем неважно, что он здесь. Гарри надеется на это. Его отправили за таблетками, а не играть в очередную игру с Томом Реддлом. — Сторожил твою дверь. — Антонин отпускает футболку Эванса, оставляет его позади себя, как что-то незначительное. — Я принёс документы, что ты просил. «Да, пожалуйста, забудьте обо мне!» — хочется крикнуть, но Гарри лишь отступает на один шаг назад, и взгляд Тома вновь останавливается на нём. — Хорошо, — кивает Том, не отводя взгляд от Эванса. Всё, хищник заметил свою жертву. Хищник свою жертву не отпустит. — Положи их и можешь идти. Сегодня ты мне больше не понадобишься. — Это не всё. Я ещё кое-что нашёл. — Антонин косится на Гарри, который застыл и боится сделать даже вдох. — Не для посторонних ушей. Реддл переводит взгляд с Гарри на Антонина и смотрит на него всего пару секунд, прежде чем устало закрывает глаза, слегка кивает и разворачивается. — Сиди здесь, — приказывает Том Гарри, а сам скрывается с Долоховым за дверью своего кабинета. — Я слушаю. Антонин не ждёт, пока Том разместится в кресле или у окна. Он занимает своё привычное в этом кабинете место — перед столом, спина прямо, руки за спиной. Его никто не просил, но, кажется, в его голове отпечаталось, что доклад нужно делать именно в такой позе. Том почти с интересом наблюдает за тем, как Антонин аккуратно раскладывает документы на рабочем столе. Сегодня целый день ушёл на работу. Было почти невозможно сосредоточиться — из мыслей не выходил вчерашний образ Гарри. Было чертовски приятно осознавать, что вечером они снова встретятся. Но когда Том пришёл домой, то у двери никто не ждал, и Струпьяр, который ежесекундно следит за Эвансом, ничего не сообщил. Тогда Том быстро сообразил, что сам вернулся очень рано. Он вспомнил недоумение на лицах его подчинённых, вспомнил, что секретарь ещё хотела что-то напомнить, но он быстро от неё отмахнулся. Их с Гарри новая встреча почти свела с ума, заставила смаковать в ожидании. Том снова сосредотачивается на Долохове, потому что тот уже приготовился сообщить что-то такое, чего не должен услышать Гарри. Сладкий мальчик за дверью. — Пока я восстанавливал документы Эванса, я обнаружил несколько любопытных фактов, — без прелюдии начинает Антонин, и Том рад, что решает именно сейчас вернуться к действительности. Все документы Гарри были похоронены под руинами его дома. Видимо его самого мало заботит их судьба, поэтому Том побеспокоился об этом сам. Бумажной работой обычно занимаются Малфой или Родольфус Лестрейндж. Но такой вопрос Том не может доверить крысе и развратнику. Поэтому в этот раз пришлось Долохову самостоятельно копаться в архивах, искать необходимую информацию. Он должен был найти и восстановить паспорт законным путём и как можно скорее. Но, видимо, в этот раз его любопытство взяло верх, и он не мог остаться в стороне и тем более молчать. — Первое: в документах указано, что Гарольда подкинули к Блэку тридцать первого октября двухтысячного года. Ты знаешь Блэка лучше меня, но я просто уверен, что он бы не побежал усыновлять первого же подкидыша. — Да, Блэк не стал бы возиться с незнакомым ребёнком, никто не любит незваных лишних ртов, а Блэк особенно. Его неприязнь к людям известна всем, но не понятно, откуда такая привязанность к Эвансу. — И он дал имя ребёнку: Гарольд Эванс. Не Блэк, а Эванс. В бумагах ничего не написано про то, почему именно это имя выбрал Блэк. Антонин замолкает совсем ненадолго. Но этого времени хватает Тому, чтобы понять: действительно, почему Блэк дал своему подопечному другое имя? Вполне вероятно, что Эванс — сын одного из орденовцев. — Второе: процесс усыновления прошёл довольно быстро, — продолжает Долохов, не расслабляясь. — Поручителем был Альбус Дамблдор, а адвокатом со стороны Блэка — Кингсли Бруствер. Орден Феникса очень постарался, чтобы мальчик был пристроен в нужные руки. — Кто его родители? — глухо спрашивает Том, не замечая, как звучит его голос. Он думает лишь о маленьком шпионе, сидящем в его гостиной. И почему-то не получается сглотнуть. — Это третье, — не меняя тон, продолжает Антонин. — Из всех орденовцев только Люпин и Поттер были особо близки с Блэком. И только чувство привязанности могли заставить Блэка взять себе на воспитание мальчика. И ещё: девичья фамилия жены Джеймса Поттера — Эванс, так что можно предложить, что Гарольд Эванс — сын Поттера. Не очень умно со стороны Дамблдора, но, думаю, он рассчитывал разобраться с нами до того, как Эванс вырастет и вернётся в страну после своего обучения. Этого ещё не хватало. Том находит в кармане и сжимает в кулаке пакетик таблеток так сильно, что тот норовит прорваться. Он готов поклясться, что сейчас злится именно на Эванса. Ни Блэк, ни Дамблдор, ни Поттеры сейчас его не так сильно волнуют, как Гарольд Эванс, который прикидывается невинной овечкой, делает вид, что не понимает, что происходит, покрывает Блэка, притворяется, что ему страшно. Всё это было устроено Блэком, чтобы Гарри внедрился к Пожирателям смерти, втёрся в доверие. Уничтожил изнутри. В груди холодеет. Как Том мог повестись на это лицо, на эти притягивающие глаза? Это было слишком глупо с его стороны. И каким же идиотом он сейчас выглядит в глазах Антонина, который предупреждал, что не нужно возиться с мальчишкой. Глупо, глупо было полагаться лишь на собственные интуицию и ощущения. Том позволил себе поверить, что мальчик из сна и Гарольд — один и тот же человек, который не даст раствориться в темноте. Или Эванс не притворяется? Что если ему ничего до сих пор не сказали, отослали в Америку, чтобы он ничего не знал? И самое интересное, что теперь не даёт покоя: Гарри вообще знает, чей он сын и что это значит? — Я помню дело Поттеров. — Том поворачивается к окну и смотрит на то, как на город быстро опускается ночь. Но город не сдаётся темноте так просто: включаются фонари, прожекторы, лампочки в квартирах и офисах. Этот город борется, как и каждый житель в нём. — Морфин тогда почти обезумел. Ведь кто-то смог пролезть к нему в систему и украсть данные. На такое были способны только орденовцы. И Морфин решил эту проблему по-своему. Его методы нельзя было назвать стандартными или гуманными, но не в его стиле не избавиться от тел. Белла была там. Но она постоянно говорит, что Морфин сразу же вышел из дома, велел и ей уходить, чтобы даже не думала больше интересоваться Поттерами. С её слов я понял, что Морфин в конец разошёлся, что не оставил ни одного живого места от этой семьи. Для нас эта проблема была решена. Когда я стал Тёмным Лордом, я ещё раз проверил всё по этому делу. Тела Поттеров не были найдены. Похорон не было. Они считаются пропавшими. И у меня было два предположения: либо Морфин действительно избавился от тел так, что даже спустя шестнадцать лет их не нашли, либо он отпустил Поттеров. А теперь появляется их сын, который удачно попадается в мои руки, которого не особо пытаются вызволить. Дальше Том молчит. Он не говорит, что именно искал его дядя у Поттеров: тогда придётся рассказывать всё с самого начала, но именно эту часть Тёмного Лорда хочется похоронить навсегда. И если то, что раскопал Долохов — правда, то нужно действовать быстро. — Есть образец ДНК кого-нибудь из родителей? — наконец, спрашивает Том, отводя взгляд от окна и возвращаясь обратно в свой кабинет, пропитанного ложью, предательством, пороком и слабостью. Он выпускает из руки пакетик с таблетками, чувствуя неприятно липкую от пота кожу ладони. — Ты погряз в этой истории и не хочешь выбираться, — взрывается Антонин, как обычно. — Тебя занимает только Эванс, а всё остальное стало лишь отвлечением от него, а не наоборот. — Он подходит вплотную, как позволяет себе очень редко. — Я рад, что твои бессонные ночи сокращаются, рад, что употребление наркотиков и алкоголя становится реже. — Его пальцы касаются воротника рубашки, совсем невесомо задевая кожу шеи. — Ты сейчас не под кайфом, но мысль, что Эванс прямо за дверью, не даёт тебе покоя, я ведь прав? — И шепчет: — У тебя пульс зашкаливает. Их взгляды сталкиваются. Том вдруг осознаёт, что действительно всё это время думал про мальчика за дверью. И хоть разговор шёл именно про него, не просто оказывается выкинуть из головы мысль, что милый, податливый, жаркий и страстный Гарри прямо за дверью. Наверняка он не сидит на диване, как ему приказали. Но он и не убежал. Том, почему-то уверен в этом. — Я понимаю, что у тебя есть прошлое, то, о котором ты молчишь. И, оказывается, оно связано с Эвансом в той или иной форме. Может ты подозревал об этом, и поэтому не убил парня. А может и не подозревал. И тогда ты идёшь на поводу у своих желаний. Вспомни, к чему приводят необдуманные решения. Послушный и своевольный мальчик за дверью. Всё, о чём, кажется, теперь может думать Том. Плевать, что он Поттер. Плевать, что он может достать или обнародовать информацию о всей деятельности Пожирателей смерти, Двадцати восьми или Тёмного Лорда. Гарри обретает значимость, но был важен и до этого открытия, которое ещё нужно доказать. — Я из-за тебя отказался от своей дочери, — не сдерживая уже себя, выкрикивает Антонин, но быстро берёт себя в руки. — Я принял решение, потому что ты поставил меня перед выбором. Хочу тебе напомнить, что твои подчинённые ждут от тебя того же, что и ты от них. Просто возьми себя в руки, наконец. Да, дочь Долохова, рассеянно думает Том. Ей сейчас, наверное, исполнилось пять лет. Мимолётная связь с одной из Пожирательниц, которая должна была затмить Беллатрису. И это привело к маленькой проблеме, от которой женщина не хотела отказываться. — Не похоже, что ты страдаешь от этого, — между прочим замечает Том и отворачивается к окну. Но успевает заметить летящий в него кулак Долохова и останавливает его своей рукой. Взгляд преспешника не угрожает, будто всего лишь предупреждает о чем-то. — Я дал тебе выбор между жизнью и страданием. И ты правильно поступил. — Об этом я и говорю. — Он перехватывает запястье Тома и сжимает в своих пальцах. — Тебя задевает, что я смог принять решение, а ты — нет. — Пальцы давят на костяшки ещё сильнее. — Тогда ты мне помог. Сейчас я помогу тебе. И вдруг Антонин делает то, что Том никак не мог ожидать. Этот вышколенный солдат, который говорит всегда прямо, не задаёт лишних вопросов, никогда не отвлекается на постороннее, сейчас опускается на колени, всё ещё сжимая в своих пальцах руку Тома, и склоняет голову, опуская свой колкий взгляд в пол. У Тома перехватывает дыхание. Потому что перед ним ещё никто не становился на колени, унижаясь, склоняясь, отдаваясь целиком. Никто ему не клялся одним своим поступком в верности. — Прошу, позволь мне помочь тебе, — шепчет Антонин, и кажется, что у него дрожит голос. Том не понимает, почему ему вдруг становится страшно. Не может быть, что это небольшое недоразумение задевает. Казалось, что в этой жизни почему-то больше ничего не может волновать сильнее Эванса. Но один вид преклонившего колени самого опасного соратника, который готов пройти сквозь огонь ради своего хозяина, заставляет забыть всякие свои там предположения. Такой жест обезоруживает, хочется дать всё, что потребуется, лишь бы этот человек встал с колен, чтобы не позорился. Антонин почему-то должен быть без этой мерзости среди остальных Пожирателей, которые готовы выслуживаться за хороший кусок мяса. Но если удовлетворить его просьбу, позволить помочь, где гарантия того, что верный приспешник не воспользуется такой большой властью: управлять самим Тёмным Лордом, действовать свободно от его имени, руководствуясь лишь «помощью» ему? Как понять, что он не превратится в одного из тех, кто начнёт принимать решения в своих корыстных целях? Том освобождает свою руку, но не рывком, он не хочет показаться неблагодарным. Однако Антонин вздрагивает от этого жеста прежде, чем рука Тома ложится ему на затылок совсем легко, не давя. И Долохов поднимает голову, чтобы взглянуть в лицо хозяина, чтобы удостовериться, что его верность была принята. А затем Том сильно сжимает тёмные волосы Антонина, всем сердцем желая собственноручно поднять того с колен и причинить боль, чтобы всё же дошло, что нельзя с таким благоговением и трепетом отдавать свою преданность Тёмному Лорду. Нельзя допустить, чтобы преданность переросла в слепую любовь. — Зачем я привёл тебя сюда? — с нескрываемой нарастающей яростью спрашивает Том, почти чувствуя боль Антонина, и сжимает зубы, чтобы самому ненароком не пискнуть. — Я хочу, чтобы ни одна блоха мимо меня не проскочила, — шипит он и отпускает волосы из ладони, довольно сильно откидывая голову Долохова от себя. — Я хочу, чтобы ты нашёл мне Блэка, чтобы ты исправил свою оплошность, — проговаривает он сквозь зубы, вытирая ладонь, в которой только что держал волосы, о свои брюки, будто волосы были грязными. — То, что мы вместо Сириуса Блэка заковали его братца, Регулуса, скоро поймут все. Эта собака не сможет скрываться вечно. И если ты прогонешь единственного человека, из-за которого Блэк не суётся теперь к нам, ты дорого заплатишь за это. — Том чувствует, что готов взорваться от переполняемого его раздражения. Он с шипением выплёвывает: — Даже не смей трогать Эванса. Потому что Том понимает, что хоть он и не может мысли допустить, что Антонин его предаст, нет никакой гарантии, что тот не поступит, как будет лучше для Пожирателей. Столько верности в его глазах, что можно утонуть в ней. И это злит. Дай своим подчинённым то, что хочешь получить — и ты получишь сполна. Не в этот раз. Сейчас нельзя показывать слабость. — Я подожду, когда ты позволишь, — почти с трепетом произносит Антонин, кратко улыбается, будто другой реакции от хозяина и не ждал, и встаёт после кивка Тома, позволившего подняться с колен. — Будь добр, — бесцветным голосом сразу выдавливает из себя Том, чувствуя, что больше ничего не может сказать, не сорвавшись. Они молчат несколько секунд, смотрят друг другу в глаза. Том пытается осознать, что именно сейчас произошло. — Достаточно взглянуть на фотографию Джеймса и Лили Поттер, чтобы увериться в их прямом родстве с Эвансом. Их фотографии в файле, что я принёс, — напоследок говорит Антонин и уходит. Только у самой двери оборачивается и кидает, будто кость, будто это вовсе не важно: — И кстати, Малфой и Эванс привели сюда Уизли. Эванс. На эти минуты сам он всё-таки вылетел из головы. Антонин оказался именно тем, кто сумел сделать это: отвлечь от мальчика, который слишком рьяно отзывается на прикосновения и поцелуи. Том хмурится. Он не понимает, как мог забыть про Гарри даже на мгновение. Если тот снова уйдёт, Том, конечно, найдёт его. Он будет приводить сюда Гарри снова и снова, пока тот не поймёт, что в этом мире не скрыться от Тёмного Лорда. В гостиной тихо. Звук хлопнувшей входной двери растворяется в апартаментах, Антонин уже ушёл. А значит Том с Гарри остались вдвоём. Наконец-то. Он бегло осматривает комнату, но не находит Эванса. Всего на мгновение охватывает паника: вдруг Гарри всё-таки исчез? Испугался? Подумал, что может сбежать? Наивный. Том уже достаёт телефон, чтобы вызвать Струпьяра. Этот бешеный пёс учует, где скрывается мальчишка. Он приведёт Гарри сюда за ручку или за шкирку, но приведёт. Том будет ругаться, кричать, бить, но зол он будет лишь на себя, что позволил себе поверить в то, что Гарри больше не боится. И вдруг замечает за диваном милую и очень забавную пляшущую задницу Гарри. Не издавая ни звука, Том медленно подходит к дивану и аккуратно заглядывает за него. Кажется, что Гарри что-то усердно ищет, если по два три раза проводит рукой по одному и тому же месту под диваном. — Что-то потерял? — разрывая тишину своим голосом, спрашивает Том и с удовольствием отмечает, что ему удаётся напугать Гарри. Тот подпрыгивает, точнее отскакивает от дивана, резко выпрямляясь, сшибая собой какую-то вазу с какого-то столика или тумбочки. Плевать. Пусть это будет хоть самая древняя и дорогая ваза китайской династии а-насрать. Гарри здесь, и это почему-то важнее. — Не это? — Том достаёт из кармана брюк пакетик с белыми таблетками, который Гарри моментально узнаёт: в его глазах мелькает страх и облегчение. Послушный мальчик быстро кивает головой и протягивает руку, нисколько не смущаясь того, что его маленькая ложь, возможно, раскрыта. Что ж, придётся подыграть ему. — А что это? Изо всех сил Том изображает те самые невинность и любопытство, которые очень часто показывает Белла. Он надеется, что эта игра в ложь скоро прекратится, стоит только немного повысить ставки. Эванс сначала теряется, но лишь на миг. Он тычет пальцем в висок. — Таблетка для мозгов? — скрывая смешок, всё тем же невинным голосом интересуется Том. Изображать дурака, оказывается, так легко. Гарри вертит головой и снова тычет пальцем в висок и слегка давит на него. А Том чувствует, как внутри него просыпается довольный кот, который оказался в излюбленной своей игре с мышкой. — От психического расстройства? Ты на учёте? — разыгрывает неподдельное беспокойство Том, немного приближаясь к Эвансу, который в этот раз забывает отступить на шаг, скорее всего полагаясь на преграду между ними в виде дивана. И Гарри снова вертит головой, закатывает глаза и в который раз тычет себе пальцем в висок, не переживая, что может дыру проделать в собственной голове. Приходится прекратить свою маленькую игру, а то соперник даже не подозревает, что проигрывает. — От головной боли эти таблетки? Руки Гарри взлетают вверх, оповещая, что эта загадка наконец разгадана. Сам же Эванс улыбается искренне, всё ещё не понимая, что его тупо сейчас разводят. Том кивает. Он достаёт одну таблетку, а пакетик кладёт обратно в карман. Приблизив маленький наркотик к лицу, чтобы, якобы, рассмотреть его получше, Реддл продолжает наблюдать за своей «мышкой», которая снова напрягается и начинает кусать губы. Это зрелище заставляет Тома нервно сглотнуть, стоит вспомнить, чем могла закончиться вчерашняя ночь. — Можешь забрать, — безразлично, почти сухо говорит он, борясь с несвойственной ему хрипотцой, что появилась из-за странной засухи в горле, — если хочешь. Том кладёт одну таблетку на свою нижнюю губу, слегка прихватывает её верхней и ждёт, когда Гарри решится забрать то, что ему сейчас, кажется, очень нужно. Очень хочется, чтобы сейчас в этой комнате стоял не тихий испуганный мальчик, а тот похотливый и страстный. Том знает, что рискует сейчас совсем спугнуть свою пташку, но он не может удержаться от соблазна, от мысли, что всё может пойти совсем по-другому, и Гарри случайно приникнет к нему губами под предлогом забрать таблетку. В голове чётко вырисовывается этот момент… … но… всегда есть реальность, в которой нет места для фантазий. Том наблюдает за медленными шагами Гарри в его сторону. Понимает, что тот сейчас просто протянет руку и возьмёт таблетку. Положит себе в карман, и на этом будет закончена эта маленькая игра. Том с грустью понимает, что хочет, чтобы Гарри понял, как сильно нужно это прикосновение губ. И всё, что он может сделать — это смотреть, как Гарри обходит диван, не сводит взгляд со своего мучителя, с его губ, с белой таблетки, слабо зажатой между губами. Том представляет, что происходит в голове Гарри, какую он сейчас видит картину, и его крышу чуть не сносит. Он слегка шатается, но удерживает себя на ногах. И когда Гарри ровняется с Томом, когда его макушка оказывается на уровне подбородка, когда ядовито-зелёные глаза вопросительно соскальзывают с губ и останавливаются чуть выше, когда Гарри прямо смотрит в глаза «монстра», дыхание у Тома перехватывает. В мозгу бьётся: «Слишком близко, слишком низко, слишком жарко, слишком громко, слишком сладко, слишком слишком!» Том стонет, когда Гарри приподнимается на носочках и губами касается его губ, языком хватает таблетку и увлекает её в свой рот. Очень хочется последовать за этим смелым язычком. Но Том заставляет себя не двигаться. Этот момент, столь желанный, не должен быть испорчен. — Ты меня поцеловал, — тихо констатирует Том, будто Эванс сам сейчас не понял, что только что сделал. Том не отводит от Гарри взгляд, а Гарри отстраняется лишь на несколько сантиметров, не отходит ни на шаг, смотрит так лукаво и невинно, что сбивается собственное дыхание. Том не находит ничего лучшего, чем спросить: — Тебе понравилось? Если бы его сейчас слышал кто-то из подчинённых, то не поверил бы своим ушам: в голосе Тёмного Лорда явная мольба. Это настолько непривычно осознавать, насколько вообще невозможно допустить это. Гарри коротко кивает головой, и на его щеках моментально вспыхивает красный румянец. Том закрывает глаза, пытается зафиксировать эту картинку в своей памяти. И улыбается. Но резко распахивает глаза: за секунду он хватает тонкое запястье и сильно сжимает, когда холодные пальцы прикасаются к его нижней губе. Ну вот, момент испорчен из-за отлаженной реакции Реддла на прикосновения, которые он не может вовремя предотвратить. Под его ладонью бешено трепещет венка, чуть ли не разрываясь от стремительной скорости, а в голове набатом бьёт желание повернуть время вспять. Что ж, тогда придётся продолжить игру, иначе мальчишка сбежит в себя до следующего утра. — Ты мог подслушать, о чём мы разговаривали с Антонином, — с наигранным обвинением замечает Том, оправдывая интонацией и претензией своё поведение. Он вдруг понимает, что не может просто взять и признаться, почему не любит чужих прикосновений: он всем сердцем желает только прикосновения Гарри. Не привык ещё, не осознал, не зафиксировал в мозгу одного единственного привилегированного. — Мог привести сюда Уизли, мог сам сбежать. Почему ты этого не сделал? Растерянный и немного огорчённый вид Гарри говорит о том, что ему стыдно, что он даже не подумал об этом. Том улыбается, думая, что этот парень ещё не научился вертеться по жизни так, чтобы хватать всё и сразу. Этот парень настолько не искушён человеческими пороками, которые окружают его повсюду, что ему становится совестно лишь от того, что он не смог заставить себя допустить мысль о том, чтобы сжульничать. Нужно научить его выживать, думает Том. В его мире для Гарри нет места, если он ничего не умеет. — Хочешь узнать, что мне сказал мой верный пёс? Гарри медленно и боязливо кивает один раз. Его зрачки расширяются, а на лбу проступает едва заметный пот. Реддл зло улыбается: он будто чувствует, как по венам Гарри быстро растекается наркотик. Всего одна таблетка не убьёт, не вызовет привыкание. Он также чувствует, как небольшая доза попадает и в его мозг. Тепло окутывает сначала руки, потом грудь, а следом спускается вниз. Но это лишь толика наркотика, лишь тепло. То, что происходит в теле Гарри, — сродни пожару. И, Тому известно, этот огонь тело непременно начнёт выталкивать из себя. Естественный процесс очищения организма, который можно спутать с удовольствием. Мозг создаёт иллюзию блаженства, лишь бы боль его не прикончила. — Придётся что-то предложить мне взамен, — подавляя зевок, оглашает правила сделки Том, совсем не намекая, чего именно ждёт. Вовсе нет. Он усаживается на диван, облокачиваясь на спинку, чтобы всем видом показать, что ему абсолютно, совершенно, бесспорно не интересно, захочет Гарри торговать собой или нет. Почему-то кажется, что, попади Гарри к Мародёрам, хоть и в качестве маленького шпиона, он всё равно выберет ту сторону, где люди сражаются за свободу, за справедливость, за жизнь и благое дело. В глазах Гарри можно разжечь огонёк героя, если дать ему достойного врага, с которым, как он будет считать, он сможет справиться. И претендентов сейчас немного: Том, Беллатриса и Долохов. Именно в таком порядке. Малфоев можно вычёркивать из этого списка, так как старший никак не функционирует с Эвансом, а младший, кажется, даже симпатизирует своему напарнику. А в данный же момент можно немного разыграть карту «Долохов-враг», чтобы немного отвести от себя подозрения, немного быть ближе к послушному мальчику. — Ну? Том чувствует, как теряет терпение, хоть и старается всеми силами держаться. Нельзя напугать. Главное сейчас игра. Чтобы поймать мышку, нужна ловушка. Эванс мнётся. Проходит минута. Гарри хватает себя за плечи и сильно сжимает пальцы. Две минуты. Гарри поднимает взгляд на Тома и слегка вздрагивает. Том думает, что на его лице яркими красками нарисована жажда. Три. Гарри срывается с места и прижимается губами к губам Тома, не промахнувшись, не едва прикоснувшись. Он прижимается сильно, как к источнику с водой. Он не шевелит губами, не делает более никаких движений. Но он и не отстраняется, пальцами хватается за плечи Тома, сильно их сжимая, как и свои плечи две минуты назад. Том не двигается. Это словно повторение прошлой ночи. Он просто не верит. Будто такого не могло повториться. Будто мальчик под кайфом не поступит точно также, как поступил вчера. Будто можно было ожидать другой результат. И тут Реддл злится на себя. Вчера он испугался, что Гарри попробовал наркотики — первый шаг к зависимости. Сегодня Том делает ровно то, от чего вчера растерялся: добровольно даёт Гарри новую дозу, ожидая от того раскрепощения и послушания. Но в результате заталкивает Гарри в воронку под названием «наркомания». Том с силой отцепляет от себя Гарри, с сожалением слушая всхлип разочарования. Но как только они встречаются взглядами, Тома уже ничто не держит. Он хватает Гарри под колени, одним лёгким движением приподнимает его и сажает к себе на колени. Гарри располагается на груди Тома с первого раза, кажется, настолько удобно, будто сам Том для Гарри — колыбель. И сразу же губы Гарри примыкают к местечку за ухом Тома, вызывая всплеск крошечных искр под кожей. Том тает и запускает пальцы в волосы Гарри, ощущая их мягкость и рассыпчатость. Закрывая глаза, Том мысленно молит Гарри не прекращать эти восхитительные прикосновения, он сам давит на макушку своей игрушки, чтобы у того даже мысли сбежать не появилось. И когда Гарри слегка прикусывает кожу за ухом и возвращается обратно к губам, жаждущим того прикосновения, которое уже никогда не забыть, Том от неожиданности полностью расслабляется и опускает пальцы вдоль позвоночника Гарри ему на бёдра в поисках края злосчастной длинно-широкой футболки. Хочется вновь прикоснуться к тонкой коже на груди Гарри, почувствовать, как твердеют и становятся маленькими его розовые соски. Картинки вчерашней ночи и бурная фантазия теперь не дают покоя. Если Гарри обзавёлся смелостью, то пусть держит эту струну в напряжении до самого конца, как уже активно рисуется в голове Тома. Но Гарри вдруг отстраняется, опирается ладонью в грудь Тома, не стесняясь делать лёгкие поглаживающие движения пальцами. От того, что их жаркий поцелуй прервался, Том чувствует себя обделённым. Он неохотно открывает глаза, насильно вытаскивая себя из ощущения райского наслаждения, и смотрит, как Гарри смеётся глазами, этими зелёными ядовитыми глазами с небольшими вкраплениями голубого нежного цвета. Что-то в этой паузе есть такое, от чего по позвоночнику Тома пробегает холодок. Не может же быть, что Гарри достанет из-за пазухи нож и перережет своему хозяину горло в момент, когда тот такого вообще не ожидает. Нет. Том теперь это определённо ожидает и немного напрягаться, когда Гарри медленно поднимает руки перед лицом Тома и скрепляет их друг с другом, изображая рукопожатие двух людей. Том вскидывает бровь, так как не понимает, зачем вообще сейчас демонстрировать их приветствие. Потом получает ещё один поцелуй от Гарри, совсем невесомый, и снова этот жест рукопожатия. Сделка. Они заключили сделку, и Гарри выполнил свою часть. Но можно ведь и соврать. Можно сказать что-то, что Гарри будет совсем не интересно. Можно пошутить или просто запутать этого милого мальчика. Можно просто взять его силой, и никто даже не осудит. Том сейчас скажет всё, что угодно, чтобы вновь почувствовать мягкие губы Гарри на себе, даже просто промычит. Идея с применением силы кажется очень заманчивой. Но почему-то есть ощущение, что используй он силу, Гарри вмиг пойдёт на попятную. А этого сейчас никак нельзя допустить. Том уже чувствует, как сильно возбудился лишь от одних поцелуев. Такого давно не случалось. — Антонин сказал, что ты шпионишь за мной, — шёпотом, почти сладко проговаривает Том и тянется за очередным поцелуем. Но Гарри приставляет к губам Тома палец, останавливая того на полпути. — Что ты ещё хочешь узнать? — Гарри так восхитительно улыбается, что сердце почти выскакивает из груди. — Что я не верю ему? Что он против того, что ты ночуешь у меня дома, в моей постели? — Тому всё-таки удаётся подобраться чуть ближе к желаемым раскрасневшим губам, и он шепчет, задевая своим дыханием влажную кожу: — Может быть ты хочешь узнать, что я ни с кем не собираюсь обсуждать, что ты мне тут просто необходим? Ты мне необходим в любом месте, главное, чтобы ты был рядом со мной. Не выдержав, Том целует палец Гарри, касается кончиком языка подушечки, сверху вниз прочерчивает дорожку и резко прекращает эту ласку. Ему приятно наблюдать, как зрачки Гарри расширяются, как дыхание учащается и как раздаётся жалобный короткий всхлип, когда палец, предположительно выступающий в роли преграды, вдруг становится оружием против хозяина. Том чувствует, как уголок его губ медленно ползёт вверх. Определённо очень приятно дразнить Гарри. В нём столько невинности и наивности, столько любопытства и скромности, что хочется всосать его в себя, чтобы тот действительно был постоянно рядом. — Или ты хочешь узнать, что твой крёстный не всё тебе рассказал о твоих родителях? Глаза Гарри округляются, но всего лишь на несколько секунд. Тому нравится, когда сейчас ничто не может отвлечь Гарри от приятного времяпровождения. Но сделка есть сделка. И Гарри хочет узнать всё. — Мой верный пёс раскопал для меня очень много интересного на тебя. Да, да, мой милый, — мурлычет Том. — Я хочу знать о тебе всё, но ты же мне ничего не рассказываешь. — Том пожимает плечами, вновь оправдывая себя, совершенно не чувствуя за это вину. — У тебя очень интересное прошлое. У твоих родителей очень интересное прошлое. — Том снова переходит на шёпот, гадая, сколько ещё информации нужно выложить этому маленькому шантажисту, чтобы их сделка наконец-то была осуществлена. — Скажем так, твои родители осложнили Тёмному Лорду жизнь, а ты, как их сын, можешь этим воспользоваться. — В глазах Гарри появляется опасный огонёк. — Именно поэтому Антонин и настраивает меня против тебя. Лёгкая победная улыбка на лице Гарри намекает, что он добился желаемого результата. Том восхищается смелостью мальчика и своим поцелуем стирает эту улыбочку, которая теперь определённо будет всплывать в памяти каждый раз, когда этот маленький чертёнок затеет игру. Гарри позволяет языку Тома захватить полную власть в своём рту, признавая поражение в этом маленьком бою. И снова начинается эта приятная борьба. Том кладёт ладонь Гарри на поясницу и продавливает, сокращая между ними расстояние. Но этого и не нужно, потому что Гарри сам прижимается пахом к твёрдому рельефному животу. Тонкие пальцы, пробиваемые мелкой дрожью, путаются в волосах Тома, а сам Гарри чуть-чуть приподнимается на коленях, чтобы как можно сильнее запрокинуть Тому голову назад. Том не против, он понимает, что сейчас Эвансу подсознательно хочется причинить ту боль, что сам получал на протяжении нескольких дней. Том не против, потому что никто не причинял ему такой сладкой и тягучей боли, зализывая её отголоски языком. Том совсем не против того, чтобы Гарри вновь и вновь оттягивал его волосы, при этом не отрывая свои мягкие губы от его. Хочется потеряться в этом моменте. Потерять это равносильно… — Блять, что ещё? — не успевая закончить собственную мысль, почти с отчаянием взвывает Том, когда Гарри снова разрывает их поцелуй. Но когда приходит осознание, что не только поцелуй разорван, но и их объятья, Тома охватывает паника: — Нет, нет, нет, нет. Он тянется и хватает за край футболки Гарри, который успевает соскочить с дивана и наклоняется к журнальному столику. Что опять задумал этот ненормальный? Вот только успей расслабиться… Обязательно что-нибудь случится: либо Белла ворвётся, либо Гарри ускользнёт. «Драко ждёт». Гарри суёт Тому под нос бумажку с двумя словами, которые резко портят всё настроение. Причём здесь этот Малфой? И эта лёгкость, с которой Гарри относится к младшему Малфою, немного настораживает. Распущенность, которая, оказывается, присуща Гарри, вовсе не радует, когда она не касается Тома. Называть по имени другого человека, который вовсе не является другом, это совсем… Стоп. Если не другом, то кем? Том начинает холодеть, когда в памяти всплывает вчерашний эпизод в коридоре перед дверью: Драко пытается поцеловать Гарри. А что если это не первый раз? Что если Гарри позволяет такое каждому, когда под кайфом? Очень хочется приковать его к себе. Гарри пишет на другой стороне бумажки, совсем не замечая вскипающую злость в Томе. «Джордж ведь не должен знать про тебя.» — Ну всё, — окончательно срывается на полурычание полушипение Том, отпускает почти порванную ткань футболки и достаёт из кармана брюк смартфон, который недавно отобрал у Гарри. Экран разбит, но номер набрать получается. При нажатии первой комбинации из трёх цифр всплывает имя «Седрик», Том медленно выпускает через нос воздух. Приходится выслушивать три гудка, смотреть прямо на Гарри, чтобы тот не сбежал за эти несколько секунд, что Том готов уделить на телефонный разговор. Ещё один гудок и быстрая череда четырёх гудков. Звонок сбросили, не удосужившись поинтересоваться, кто звонит. Ещё капелька раздражения. Том повторно набирает тот же самый номер, который с первого раза и запомнил наизусть. И снова наблюдает, как всплывает имя Диггори. Опять слушает гудки. Но в этот раз они прекращаются быстрее, и слышится хриплый голос Малфоя-младшего: — Да? — Гарри не вернётся сегодня, — не отводя взгляд от своей пташки, быстро, потому что теряет терпение, и ровно проговаривает Том, будто это в принципе не так уж и важно. Просто факт, который никто не может изменить. — Но, — запинается Драко, его голос прыгает с низких нот на высокие, а затем он шепчет, — сэр, Уизли всё ещё здесь. Он не уйдёт. Том завершает разговор одним прикосновением к экрану. Выругавшись, он приводит одежду и причёску Гарри в порядок скорее для того, чтобы лишний раз прикоснуться к нему. Отдаёт пакетик таблеток и обыденным голосом говорит: — Продолжим в следующий раз. Гарри не реагирует. Ему вдруг становится всё безразлично. Будто у него отняли что-то очень интересное. И Том его прекрасно понимает. У самой двери он разворачивает к себе ещё не до конца отошедшего Гарри от произошедшего и говорит уже серьёзно: — Если я узнаю, что ты принимаешь эти таблетки, — он показывает на пакетик в бледных пальцах, — я запру тебя на неделю, прикую к кровати и выбью эту дурь из тебя. И не буду спрашивать, нравится ли тебе мои методы выбивания или нет. Гарри кивает, но Тому кажется, что этот кивок был неосознанным, наотъебись. — Я предупреждаю тебя, — шепчет Том, схватив Гарри под локоть. — Если тебе плевать на себя, то всё, что я сделаю с тобой, я повторю на Блэке. И Эванс вдруг будто возвращается в свою клетку страха. Да, было хорошо, когда Гарри был расслаблен и немного смел. Но, видимо, нужно его приструнить, и сделать это можно только через Блэка. Больше этого ненормального ничего не волнует. Когда дверь за Гарри закрывается, внутри апартаментов становится тихо.