Сердце Скал

      В половине одиннадцатого утра следующего дня пустырь перед заброшенным Нохским аббатством превратился в популярное место для гуляний. Еще на подходе к монастырю капитан Манрик раскланялся с десятком знакомых, которые делали вид, будто непринужденно прохаживаются в зарослях крапивы. Маяком, к которому устремлялись зеваки, служили два экипажа: черная старомодная колымага, украшенная гербом баронов Феншо, и элегантная карета супрема Талига герцога Придда.       С тех пор, как Фердинанд II отменил эдикты против частных поединков, драться можно было хоть на Королевской площади, прямо под окнами Большого Совета. Однако дуэлянты по старинке предпочитали Ноху, где в прошлом укрывались от докучливых королевских гвардейцев. Место это никогда не пользовалось любовью ни у горожан, ни у придворных, так что благородные господа, приходившие сюда выяснять отношения, могли не опасаться огласки. Но все течет, все меняется, как сказал однажды древний мудрец. Нынешним утром Ноха могла посоперничать в популярности со Старым королевским парком или Заречьем с его театрами и медвежьими загонами.       Все участники поединка уже собрались во внутреннем дворе аббатства. Граф Ариго, после Багерлее предпочитавший одеваться в темное, сегодня облачился в фамильные цвета. Его яркий алый камзол, золотое кружево и драгоценности производили бы внушительное впечатление, если бы граф Энтраг, одетый с той же роскошью, не казался карикатурной тенью своего брата. Бледный до прозелени, неуклюжий и мешковатый, бедный Жорам-Жоашен невольно служил злой пародией на высокого и изящного Ги. Килеан-ур-Ломбах был хмур и не вполне владел собой: на его лице так и ходили желваки. Граф Гирке, напротив, сохранял обычную для Приддов флегму. Только его оруженосец, виконт Шуленвальд, нервно переминался с ноги на ногу и бросал встревоженные взгляды на своего эра. Один Феншо-Тримейн, дорвавшийся до поединка, казался довольным.       Дуэлянтов сопровождали их секунданты, барон Феншо прислал своего врача, а герцог Придд – слуг, чтобы держать лошадей и выносить с площадки убитых и раненых. Теньент Мартин Миквиц прихватил с собой солдата, который нес ларец со всеми принадлежностями для схватки на линии.       Завидев капитана Манрика, Люди Чести и их секунданты обменялись с ним поклонами.       — Однако мы полагали, что герцог Алва будет вместе с вами, господин капитан, — заявил от имени всех кавалер Анн-Эмон Дарави, одетый, паче чаяния, в скромное современное платье и державший под мышкой пару длинных шпаг. — Разве не вы должны привести его к месту дуэли?       Манрик ругнулся про себя. Закатные кошки подери провинциальное нахальство! Он неспешно извлек из кармана часы.       — Сейчас только без четверти одиннадцать, кавалер. Живи вы в столице, вы знали бы: герцог Алва не нуждается в сопровождающих, чтобы дойти до места дуэли.       Обиженный Дарави поджал губы.       — Тогда сравним наше оружие, господин капитан. Граф Килеан-ур-Ломбах предлагает вниманию его светлости вот эти клинки, — и он продемонстрировал Манрику два тяжелых, широких райтшверта, предназначенных больше для рубки, чем для дуэли. С первого же взгляда становилось ясно, что Килеан собирается сделать ставку на силу, а не на ловкость.       Манрик вторично ругнулся про себя. Закатные кошки его подери! Алва вчера уполномочил его согласиться на любые условия своих противников, но душа капитана не могла вынести такого нарушения дуэльного кодекса. Если пославшие вызов могли выбирать место и время, то принимающему принадлежало право выбора оружия. Манрик не собирался уступать это право без боя.       — Вчера мы договорились, что поединок состоится на шпагах, а сегодня вы предлагаете вертелы, кавалер, — насмешливо произнес он. — Герцог Алва прислал мне вечером пару клинков, которые стоят того, чтобы на них взглянуть.       Он повернулся к лакею и приказал ему развернуть принесенное оружие. Это были кэналлийские эспады – чудесные трехгранные шпаги, тонкие и в меру упругие, с прекрасным эфесом и гардой в виде небольшой плетеной корзинки, защищающей кисть.       Во взгляде Дарави мелькнуло восхищение, однако он постарался скрыть его.       — Позвольте, господин капитан, но это не шпаги, а зубочистки, — заявил он.       — Да будет вам известно, кавалер, — снисходительно бросил Манрик, — что герцог Алва готов сразиться с графом Килеаном на чем угодно – хоть на вертелах, хоть на зубочистках. Но вы секундант, и должны заботиться о том, что будет полезнее для вашего доверителя. Взгляните, — и он взял одну из шпаг у лакея, — этот клинок почти такой же длины, как ваш, но значительно легче, что немаловажно во время дуэли. Он прекрасно сбалансирован, и им можно как рубить, так и колоть. Рукоять чрезвычайно удобна, а о том, что чаша великолепно закрывает кисть, можно даже не говорить: это очевидно.       Во время этой демонстрации к ним подтянулись остальные секунданты. Джеймс Рокслей даже взял второй клинок, согнул его, проверяя упругость и прочность, попробовал на носке сапога и, резко рубанув воздух, сделал пару выпадов.       Дарави повернулся к Килеану-ур-Ломбаху. Тот отрицательно мотнул головой.       — Все, что вы говорите, правда, господин капитан, — учтиво согласился провинциал, — но эти клинки – кэналлийские. Они хорошо знакомы герцогу Алва, что создает преимущество для его светлости. Как секундант, я не могу с этим согласиться. Боевое оружие, разумеется, тяжелее, зато оно должно одинаково прийтись по руке и господину Первому маршалу и господину коменданту Олларии.       Кавалер Дарави любезно опустил слово «бывшему».       Что ж, если осел уперся, добром его с места не сдвинуть. Манрик уступил:       — Будь по-вашему.       И он отдал эспаду, которую все еще держал в руке, барону Карлиону, секунданту графа Ариго: тот жестом попросил показать ему оружие. Старший брат королевы явно оценил его по достоинству.       — Кэналлийцы, конечно, мерзкий народец, — сказал Ги вполголоса Штефану Гирке, осматривая лезвие, — но оружие они делать мастера. Я не отказался бы от пары таких клинков.       — Дело за малым, дорогой Ги, — спокойно ответил Спрут. — Убейте Ворона – и они ваши.       Граф Ариго криво усмехнулся.       — Какой соблазн, — пробормотал он.       В этот момент часы на далекой колокольне церкви святого Андрея отзвонили одиннадцать.       Манрик оглянулся на кареты Людей Чести, которые перегораживали вход во внутренний двор Нохи, пытаясь высмотреть между ними черно-синие ливреи. Ливрей не было, однако из пролома в ближайшей стене прямо на него внезапно вынырнул Марсель Валме.       — Здравствуйте, господа! — оживленно поздоровался он со всеми. — Надеюсь, я не опоздал?       — Я полагал, что герцог Алва с вами, виконт, — сказал Манрик, обмениваясь с ним рукопожатием.       — Я уехал к Капуль-Гизайлям, — признался виконт. — Хотел затащить туда и Алву, но он сослался на какие-то неотложные дела.       Вид у Валме был ослепительный – еще ослепительнее, чем у Ги Ариго. Его округлое брюшко обтягивал лиловый атласный камзол, украшенный кружевами и обильно усыпанный зелеными бантами, тонкий гипюр пенными волнами спускался с отворотов его сапог, а на заботливо завитых локонах лихо сидела новомодная шляпа с длинным нефритовым пером. Вокруг виконта, словно вокруг свежераспустившегося куста сирени, витало облако ароматов, в которых разборчивый нюх легко опознал бы запах гайифской пудры и лавандовой туалетной воды.       Джеймс Рокслей, секундант графа Гирке, шагнул к Валме и тут же поморщился, словно у него засвербело в носу.       — Прошу вас осмотреть со мною шпаги, виконт, — произнес он, слегка отворачиваясь в сторону. — Надеюсь, вы захватили с собою ваш комплект?       Было совершенно очевидно: если виконт и захватил с собою что-нибудь, это была исключительно пара надушенных носовых платков.       — О! — воскликнул неунывающий Валме. — Я совершенно полагаюсь на вас, сударь! Ведь вы – Человек Чести. Признаться, сам я вчера допоздна засиделся за тонто и забыл о кое-каких мелочах.       Рокслей скривился еще сильнее, но промолчал: то ли не нашелся с ответом, то ли побоялся чихнуть не вовремя. Взамен он сделал шаг назад и жестом подозвал своего оруженосца Роберта Лоу, стоявшего чуть поодаль с двумя шпагами, завернутыми в плащ.       — Било одиннадцать, господин капитан, — опять завел свою шарманку кавалер Дарави, — однако герцога Алвы все еще нет.       — Не тревожьтесь об этом, кавалер, — сухо бросил ему Манрик. — К тому же эти господа, — он широким жестом указал на остальных секундантов, — пока не определились с оружием.       Граф Ариго кивнул на эспады: видимо, у него и впрямь возникла бредовая идея завладеть кэналлийскими клинками.       — Мы выбираем оружие герцога Алвы, — чопорно произнес Карлион, повинуясь этому жесту. Граф Тристрам присоединился к нему, уловив что-то вроде подтверждения со стороны Энтрага, хотя, возможно, тот всего лишь порывисто вздохнул.       — Поединок на линии проводится на колишемардах, если они имеются, — возразил теньент Миквиц. — Я уведомил вас вчера, капитан, что у нас есть это оружие.       Манрик не успел ответить: его опередил Рокэ Алва. Никем не замеченный, он стоял у бреши в стене заднего двора Нохи, и, вероятно, уже некоторое время прислушивался к разговору. Вид у него был странный: без шляпы и без плаща, бледнее обычного и с отсутствующим взглядом.       — Прошу извинить за опоздание, господа. Я пришел слишком рано и решил прогуляться по аббатству. К несчастью, внутренний переход разрушился, и мне пришлось поискать брешь.       Его сапоги и впрямь были в пыли. Ни лакея, ни врача с ним не было.       — Где ваши слуги, монсеньор? — вполголоса спросил его встревожившийся Манрик: по правилам все явившиеся на место дуэли должны были находиться на виду.       — Со мной только Пако. Я велел ему держаться поодаль, чтобы Моро не напугал лошадей этих господ.       Люди Чести переглянулись, а кавалер Дарави даже не поленился прогуляться до бреши, чтобы проверить, нет ли на заднем дворе хитрой кэналлийской засады. Видимо, зрелище запустения успокоило его.       — Итак, господа, — продолжал Алва, все с тем же отсутствующим видом обращаясь к своим секундантам, — с кем я дерусь первым?       — Мы ждали только вас, чтобы начать жеребьевку, — с поклоном ответил Карлион. — Согласно предварительным условиям, капитан Феншо-Тримейн дерется последним, поскольку настаивает на линии. Остальные готовы сражаться с вами в произвольном порядке.       — Не будете ли вы так любезны, виконт, — обратился Рокслей к Валме, приятно улыбнувшись, — одолжить нам на минуту вашу шляпу?       Валме с куртуазным полупоклоном вручил Рокслею требуемый предмет. Тот перевернул его тульей вверх и поднес к графу Гирке, подметя роскошным пером всю пыль с каменных плит площадки. Спрут ленивым движением стянул с пальца аквамариновый перстень и кинул его внутрь шляпы. За аквамарином последовали алая ройя графа Ариго, шерла Энтрага и изумруд Килеана. Рокслей встряхнул их и передал шляпу Карлиону. Барон церемонно понес это украшение головы виконта обратно к герцогу Алве. Тот, не глядя, небрежно опустил руку, и, вынув первое кольцо, бросил его Манрику.       Это был изумруд. Граф Килеан слегка посерел, но принял его назад твердой рукой. За изумрудом показались аквамарин, ройя и шерла: порядок схваток был определен.       Граф Килеан и герцог Алва сразу же сбросили камзолы: по условиям поединка драться предстояло в рубашках. Манрик обернулся к своему визави, ожидая, когда тот вручит оружие дуэлянтам, чтобы дать сигнал к началу схватки.       Но кавалер еще не исчерпал таящихся в нем сюрпризов.       — Мы должны проверить, — важно изрек он, — нет ли на ком-нибудь из противников кольчуги или доспеха.       Закатные кошки дери этого наглеца! Манрик едва не вспылил, но Алва внезапно и безрадостно рассмеялся.       — Как это похоже на Людей Чести! Такая похвальная щепетильность! Готов признать: когда имеешь дело с подобными господами, никакая скрупулезность не будет лишней.       Он распахнул рубашку: под ней не было ничего, кроме родового медальона Повелителей Ветра (на Килеане обнаружилась серебряная эспера).       Дарави выпучил глаза.       — Это нарушение правил! — воскликнул он потрясенно, тыча пальцем в медальон. — Капитан Манрик, противники не должны иметь при себе магических амулетов!       Манрик все-таки не выдержал:       — Не говорите ерунды, кавалер! Это не амулет, а знак Дома Ветра. Мы же не требуем от графа Килеана снять эсперу. Или вы хотите заявить, что знак Создателя слабее какого-то фамильного старья?       Дарави собирался запротестовать, но Килеан досадливо махнул рукой:       — Бросьте, Дарави. Герцог Алва может оставить при себе свой знак или что это там еще. Пусть все видят, кто сильнее: Создатель или Леворукий!       На сей раз Дарави уступил.       — Я буду удовлетворен, — сказал он, косо посматривая на медальон, — если господин капитан даст мне слово, что эта вещь не содержит в себе магии.       — Даю вам слово, кавалер, — сказал обозленный нелепой сценой Манрик. — Магия – вздорная выдумка для невежд. Я клянусь вам, что этот медальон совершенно безобиден.       Дарави отступил, побежденный, но не убежденный. Он принял у лакея райтшверты и протянул Алве оба клинка эфесами вперед. Тот взял первый попавшийся; второй достался Килеану. Граф мгновенно принял боевую стойку, подняв свой клинок на уровень глаз. Алва, напротив, остался стоять, как стоял, почти опустив острие вниз, словно тяжесть оружия оказалась непомерной для его руки.       Они застыли всего на пару секунд, но Валме показалось, что прошли минуты. Виконт едва успел отряхнуть перо на своей шляпе, но замер, так и не донеся ее до головы. Килеан первым сдвинулся с места, медленно замахиваясь райтшвертом. Ворон даже не поднял своего оружия, чтобы парировать удар. Он легко уклонился назад и в сторону и ушел с линии атаки. Килеан повторил маневр – Ворон повторил свой. Капитан Манрик злорадно усмехнулся: Килеан явно перехитрил самого себя, выбрав тяжелый клинок. Замах, требовавшийся для удара, заранее предупреждал Алву о его направлении. Ворон двигался почти лениво, словно показывая своему противнику: времени для отхода у него достаточно.       Граф Килеан-ур-Ломбах дураком не был. Он быстро сообразил невыгоды своего положения и попробовал пойти на обман. Нацелив райтшверт Алве в голову, он нанес сильный удар, одновременно поменяв его направление.       Клинок рассек воздух. Килеан, не ожидавший этого, едва удержал равновесие. Алва, уклонившись, неожиданно оказался совсем близко от своего раскрывшегося противника, но, даже не попытавшись атаковать, снова отступил. Он двигался легко, словно танцевал какой-то смертельно опасный танец.       Вспотевшему от волнения Валме почему-то вспомнились (вероятно, из-за болтовни Дарави об амулетах) странные небылицы, шепотом передававшиеся когда-то в Лаик. Говорили, будто с полсотни лет тому назад в Кэналлоа жил непревзойденный учитель фехтования. Он якобы утверждал, что владение шпагой – это особая разновидность магии, и он постиг ее законы. Рассказывали, будто безумный учитель чертил на полу своего класса магический круг, показывая избранным ученикам, как правильно передвигаться по его секторам. Шептались о том, что прошедшие тайное обучение могли справиться с любым противником, уклониться от любого удара и атаковать из выгодной позиции без всякой опасности для себя. Весь фокус якобы заключался в правильном движении по магическим хордам. Дикость. Нелепый бред. Детские сказки. Но сейчас Валме воочию видел, как Алва переходил с места на место, почти не поднимая своего оружия, словно очерчивая его острием тот самый несуществующий магический круг.       Килеан быстро понял, что с ним играют, как кошка с мышкой. Он стал удерживать руку при ударе, чтобы ненароком не подставиться. Лоб его заливал пот, на губах выступила пена. Он уже начал задыхаться, но сдаваться не собирался. С неожиданным для него проворством он подобрался к Алве на короткую дистанцию и почти без замаха нанес удар снизу вверх, придержав, однако, согнутую в локте руку на тот случай, если хитрость не удастся. Ворон разгадал его тактику. На сей раз он чуть приподнял свой райтшверт и сильно ударил им по клинку противника. Килеана, судорожно вцепившегося в рукоять, повело влево. Это словно прорвало плотину его бешенства.       — Если вы будете уклоняться от боя, герцог, — прорычал он, — я ударю вас шпагой плашмя!       В расширившихся глазах Алвы полыхнула такая ненависть, что Валме невольно поежился. Ворон вдруг поднял свое оружие на вытянутой руке, принимая какую-то необычную боевую стойку. Пораженный то ли яростью, разбившей прежнюю маску невозмутимости, то ли тем, что его требование было услышано, Килеан попятился на два шага назад, изготовив свой райтшверт для защиты или нападения.       То, что произошло дальше, Валме – фехтовальщик довольно посредственный – почти не понял. В первое мгновение Килеан подобрался и, подняв шпагу почти горизонтально, бросился на противника, как змея. Валме с перепугу показалось, что клинок пронзил Алву насквозь и тот упал, но в следующее мгновение Ворон опять стоял в боевой стойке, а Килеан пучил глаза, и на губах у него пузырилась пена, но уже не белая, а красная. Райтшверт графа со звоном вывалился из его руки. С опозданием Валме сообразил, что под подбородком у того торчит клинок Алвы, конец которого сидит прямо в горле.       Алва шагнул назад и выдернул оружие. Килеан согнулся пополам, словно собираясь отхаркнуть кровь, но, так и не разогнувшись, стал заваливаться набок. Кавалер Дарави кинулся подхватить его, однако то, что он поймал у самой земли, графом Килеаном-ур-Ломбахом уже не было. Валме с содроганием отметил скрюченные пальцы и изогнутое под неестественным углом тело бывшего коменданта Олларии.       Врач барона Феншо констатировал очевидное: смерть. Герцог Алва, опять обретя невозмутимость, вытер клинок пучком травы и вложил его в ножны. Капитан Манрик, недобро усмехаясь, подобрал райтшверт Килеана: трофей, конечно, не из лучших, но уж что есть, то есть.       Эмоции Людей Чести можно было читать, как по открытой книге. Граф Ариго заметно побледнел, граф Энтраг – почернел, а капитан Феншо-Тримейн, очевидно, поздравлял себя с тем, что дерется на линии. К нему Алва не мог применить подобной тактики. И только следующий по очереди граф Гирке смотрел на лужицу крови, натекшую на плиты двора, с таким видом, словно боялся испачкать в ней свои сапоги.       Фридрих Шуленвальд перехватил этот взгляд. Он быстро вытащил из кармана свой носовой платок и осушил им кровь. Вероятно, ему стало не по себе при мысли, что эр может поскользнуться на влажном камне.       — Виконт. — Джеймс Рокслей с поклоном повернулся к Валме, и тот вздрогнул, вспомнив, что в следующем поединке секундантом является он.       Штефан Гирке, не торопясь, расстегнул камзол. Валме подошел проверить, что граф чист, исключительно из чувства справедливости – он был уверен, что на Спруте нет ничего, даже эсперы.       Рокслей протянул Алве принесенное оружие. Придд выбрал новейшие талигские шпаги, прозванные «дворянками»: простые и элегантные, они имели шестигранное лезвие и небольшую блюдцеобразную гарду.       Граф Гирке встал в позицию, однако Алва, как и в прошлый раз, остался стоять, опустив острие клинка вниз. Спрут также замер, не двигаясь с места и не нападая. Секунды шли, но ничего не происходило. Все присутствующие затаили дыхание.       — Мы подождем, когда вы будете готовы, любезный герцог, — флегматично произнес, наконец, Спрут, не меняя позы. — Времени у нас достаточно.       Ворон усмехнулся и сделал шаг вперед, поднимая шпагу, и в то же мгновение оружие противников скрестилось. Гирке немедля атаковал, Ворон, не парируя, уклонился. Однако теперь этот эффектный маневр ему не удался. Спрут неожиданно сделал длинный выпад, и кончик его шпаги чуть-чуть распорол широкую рубаху Алвы. Тот опять усмехнулся, будто ловкость противника его позабавила, и в свою очередь бросился в атаку, одновременно увеличивая скорость движений.       Спрут взял защиту, без видимых усилий переходя на новый темп. Он действовал так спокойно и методично, словно бы дрался в фехтовальной зале, давая урок своим племянникам. Движения его шпаги стали мельче и точнее; лезвие кружило и скользило вдоль клинка Ворона, словно хотело змеей обвиться вокруг него. Алва слегка оживился: его глаза посветлели, в уголках губ появилась еле заметная улыбка: похоже, он был не прочь поиграть с сильным противником. Обеспокоенный Валме невольно прищелкнул языком, досадуя на его легкомыслие: нашел время развлекаться! Признаться, самого виконта тревожило спокойствие Придда. Можно было подумать, что в жилах у Спрута течет не кровь, а колышется то же самое студенистое желе, что и у его гербового животного. К тому же капитан Феншо-Тримейн смотрел на схватку слишком жадно: он явно собирался воспользоваться случаем изучить технику Ворона. Ох, не напрасно Люди Чести поставили его последним!       Атакуя, парируя и контратакуя, дуэлянты немного поменяли исходное положение, и граф Гирке неожиданно оказался недалеко от Валме. Тому бросилась в глаза гибкая кисть, изящно державшая эфес «дворянки». Гирке чуть-чуть нажал на рукоять пальцами, словно музыкант, касающийся струн драгоценного инструмента, и кончик его шпаги как будто запел, с тихим сладострастным всхлипом впиваясь в запястье противника. Валме и Манрик вскрикнули одновременно. Клинок Спрута вошел в правую руку Алвы и, пройдя ее насквозь, как нож масло, выскочил немного пониже локтя.       Марсель Валме едва не вцепился пятерней в заботливо завитые волосы. Дурак, безмозглое ничтожество! Он был так беспечен, что не обговорил заранее условия на этот случай! Честно признаться, он просто был уверен, что с Алвой подобного не произойдет. Теперь же Спрут получил полное право прирезать противника, не дав тому времени переложить оружие.       Каким чудом Алва удержал шпагу в раненой руке? Лицо Ворона стало мертвенно-бледным, а губы слились в одну линию. Почти без паузы он атаковал слегка замешкавшегося Спрута и опередил его. Лезвие его клинка выписало в воздухе какой-то замысловатый танец, Гирке с трудом отбил выпад и попытался отступить, но не успел: Алва нанес ему удар квартой снизу вверх. Шпага Ворона проникла Спруту в живот и выскочила из правого плеча. Теперь вскрикнул Фридрих Шуленвальд.       Граф Гирке, очевидно, не понял, что произошло. Он запоздало попробовал парировать, но изо рта у него хлынула кровь. Оруженосец кинулся к своему эру, наплевав на законы дуэли; Джеймс Рокслей отстал от него всего на полшага. Следом за ними подбежал и врач барона Феншо. Но Валме и не думал возражать: он во все глаза смотрел на совершившего чудо Ворона. Алва, тщетно пытаясь побороть невольную дрожь, отступил на два шага, и шпага со стуком выпала из его руки. Ее эфес, как и рукав рубашки Ворона, был совершенно красным.       — Платок! — прошипел Алва сквозь зубы лакею Манрика.       Валме, путаясь в бантах, торопливо вывернул свои карманы, благословляя Создателя за то, что платков-то у него вдосталь. Вместе с подбежавшим Манриком они туго перетянули Алве руку, пытаясь остановить кровотечение. Рана была неопасная, но болезненная. Роскошные манжеты виконта в один миг намокли и порыжели.       Врач барона Феншо поднялся навстречу подошедшему графу Ариго. До Алвы и его секундантов отчетливо донеслось:       — Легкое пробито насквозь… Ничего нельзя сделать… Не доживет до завтра…       — Граф Гирке не может продолжать бой, — заявил Рокслей, с вызовом глядя в лицо Алве. Виконт Шуленвальд, стоящий на коленях подле своего эра, посмотрел на Ворона с ненавистью, и та же ненависть читалась на лицах у Приддовых слуг, столпившихся рядом. Было яснее ясного: вся эта свора кинется на кэналлийца, если Ворон воспользуется своим правом добить противника.       Алва приблизился к Гирке, который захлебывался собственной кровью.       — Мы условились сражаться до смерти, граф, — сказал он угрюмо, — но в настоящее время это невозможно. Предлагаю перенести нашу встречу на более поздний срок. Мы продолжим, когда вы поправитесь и будете здоровы.       Гирке слабо двинул рукой, что, вероятно, выражало согласие. Выражение глаз Фридриха Шуленвальда переменилось: он посмотрел на Алву с признательностью.       Слуги тут же засуетились, готовясь переносить своего хозяина в карету супрема. Ги Ариго, знаком подозвав к себе врача, распорядился ровным тоном:       — Вы поедете вместе с графом Гирке.       — Но, ваше сиятельство, — возразил тот, — мои услуги еще могут понадобиться здесь!       — Вы поедете вместе с графом, — мертвым голосом повторил Ариго, словно не слыша возражений.       Врач беспомощно оглянулся на молодого Эдуарда Феншо: тот растерянно кивнул, словно признавая невозможность спорить с эром. Врач поспешил следом за раненым.       Немного спустя карета супрема тронулась в путь, и место у ворот Нохи освободилось. Зеваки, до сих пор смотревшие в просветы между экипажами, теперь, не таясь, обступили внутренний двор аббатства.       Ги Ариго размеренным движением снял свой роскошный алый камзол и отдал его оруженосцу. Манрик, рассчитывая позлить врага, осмотрел графа с оскорбительным тщанием, но ничего не добился. Ариго оставался безучастным.       Ворон принял эспаду левой рукой.       Схватка вышла короткой. На сей раз Алва решил не медлить и сразу же атаковал противника. Тот оказался умелым фехтовальщиком, но левая рука Ворона явно стесняла его. Он медленно отступал, хотя и не позволял пробить свою защиту и, очевидно, выжидал удобного момента для нападения. Через пару минут он остановился, упершись каблуками в землю, и перешел в наступление.       Сделав ложный выпад, он поймал парирующую эспаду Алвы своим клинком и попробовал вытолкнуть ее с линии боя. Это ему почти удалось. Шпага Ворона отклонилась влево, и Ариго тут же воспользовался этим. Он шагнул вперед, одновременно нанося режущим краем эспады сильный удар под колено.       Это был подлый прием – прием, которым слабый способен победить сильного. Если бы Ариго перерезал Алве сухожилия, тот беспомощно рухнул бы на плиты двора. Тем не менее, удар не считался запрещенным. Манрик рванулся вперед, чтобы остановить поединок на свой страх и риск, но неожиданно споткнулся о Дарави: кавалер давно оставил тело Килеана в карете Феншо и теперь маячил за спинами дуэлянтов, путаясь под ногами у барона Карлиона.       К счастью, Алва обошелся без вмешательства секунданта. Уклонившись в сторону, он вывел свою эспаду из захвата и выполнил фруассе. Его клинок скользнул вдоль клинка противника и сильно толкнул тот острием в гарду. Рука графа на секунду опустилась, и Алва, не мешкая, нанес удар в голову. Лезвие вошло Ариго в левый глаз и на добрую треть утонуло в глазнице.       Ги Ариго осел на плиты двора, даже не вскрикнув. Граф Энтраг, по-бабьи взмахнув руками, подался вперед, безумным взглядом уставившись на стекленеющий правый глаз брата. Эдуард Феншо судорожно вцепился зубами в свои замшевые перчатки. Валме, заметивший этот жест, внезапно вспомнил, что юноша недавно потерял отца. Вероятно, гибель эра оказалась для него последней каплей.       Похоже, барон Карлион подумал о том же самом. Он сочувственно похлопал молодого Феншо по плечу и подал знак слугам помочь ему поднять тело. Серый, как эсператистская ряса, Джон-Люк Тристрам повернулся к Энтрагу, делая приглашающий знак рукой. Тот не сразу понял это движение, но уяснив, что имеется в виду, попятился так, что едва не уперся спиной в стену заднего двора Нохи.       — Нет… Я не могу… Нет… — забормотал он.       Манрик не смог удержаться от злорадства. Энтраг был жалким человеком, не стоящим ненависти, но Манрик на дух не выносил всю эту семейку.       — Что это значит, граф? — поинтересовался он, смакуя каждое слово. — Значит ли это, что вы готовы принести герцогу Алве свои полные и исчерпывающие извинения?       Энтраг затравленно посмотрел на него.       — Я… Да… Нет…       — Деритесь, ваше сиятельство, — грубовато посоветовал ему Дарави. — Деритесь не сомневаясь. Вы же видите: его светлость уже полутруп.       Манрик бросил обеспокоенный взгляд на своего доверителя: Дарави, конечно, щедро преувеличил, но кое-какие основания для подобного заявления у него имелись. Повязка на правой руке Ворона, наспех сооруженная из платков Валме, уже покраснела и набухла; черные волосы Алвы влажно блестели от пота. Он стоял вполне спокойно, но по тому, как поднималась и опускалась его грудь, можно было понять, что дышит он тяжело. Сказывались три схватки и немалая потеря крови. Конечно, Энтраг слабак и трус, но загнанная в угол крыса может стать опасной…       Прикинув все это, Манрик взглянул на Энтрага с оптимизмом голодной цапли при виде лягушки, и улыбнулся во все тридцать два зуба, порядком напугав этим виконта Валме:       — Итак, мы ждем ваших извинений… граф Ариго.       Титул, обладателем которого он стал минуту назад, окончательно добил Энтрага. Он тоненько взвизгнул и кинулся к ближайшему пролому во внешней стене, путаясь в собственной портупее. Дарави едва не плюнул с досады. Алва, стоявший до сих пор совершенно неподвижно, внезапно прыгнул, как тигр, наперерез врагу. Энтраг попытался руками поймать летящее ему в лицо лезвие, но Алва сделал финт и вспорол графу живот. Тот с воплем повалился на землю, корчась в предсмертных судорогах. На лицах всех свидетелей – и секундантов, и зрителей – появилось отвращение, но Манрик не смог бы сказать, к чему оно относилось: к бегству Энтрага или к поведению Алвы.       Впрочем, было одно исключение. Капитан Феншо-Тримейн воспринял произошедшее совершенно равнодушно. Он даже не пожелал тратить время на ожидание, пока граф Энтраг перестанет биться в последних корчах.       — Прошу вас обозначить линию, господа, — обратился он к секундантам, словно не слыша стонов своего предшественника.       Теньент Миквиц, не торопясь, выступил вперед. Он церемонно обнажил оба своих колишемарда и продемонстрировал их Манрику. Тот небрежно кивнул. Миквиц приложил острие одной шпаги к эфесу другой и опустил клинки на землю недалеко от внутренней стены Нохи, подальше от луж крови. Солдат, пришедший вместе с ним, подал открытый ларец. Оба секунданта, взяв специальные деревянные молоточки, вбили между полуразрушенными плитами двора длинные колья, каждый со своей стороны шпаг, отметив тем самым необходимое для поединка расстояние.       Противники одновременно шагнули вперед, ставя ведущую ногу на линию. Глаза Алвы рассеянно блуждали по стенам аббатства, тогда как Феншо-Тримейн в упор смотрел на него с такой ненавистью, что этот взгляд был равносилен смертному приговору. Манрик и Миквиц тем временем опутали ноги противников ремнями, накрепко зафиксировав каждого на своем месте.       — Его светлости конец, — вполголоса сказал Дарави на ухо Валме. Кавалер был доволен: еще бы, он вытащил из колоды своей судьбы козырной туз! Нынешним же вечером все столичные гостиные откроют свои двери для безвестного провинциального дворянчика. Дарави явно предвкушал сенсационный рассказ о гибели храбрых Людей Чести и не менее храброго Первого маршала Талига.       Марсель помрачнел. Феншо-Тримейн был свеж и полон сил, тогда как силы Алвы уходили вместе с кровью. Валме вообще считал линию извращенной формой самоубийства, но ему было ясно: Тримейн явно готов к нему, при условии, что оно будет взаимным. Даже если Алва ударит первым, Ворон все равно останется пришпиленным к земле, как бабочка к обоям, и Феншо-Тримейн, даже умирая, успеет утащить его за собою в Закат.       Секунданты отступили. Дуэлянты, нагнувшись, подняли колишемарды с земли. Манрик, лицо которого заметно посуровело, подал знак начинать.       Феншо-Тримейн не стал «ощупывать» своего противника, как говорят фехтовальщики: сегодня он видел достаточно. Он бросился в атаку с такой яростью, что, не будь Алва привязан, ему пришлось бы отступить. Ненависть удесятерила чутье капитана Кремонского полка, и его защита была такой же безупречной, как нападение. Он сделал ложный выпад, целя Ворону в бедро, сделал финт и со всей силы ударил Алву в грудь тонким, как игла, клинком колишемарда.       Раздался глухой стук, звон и пронзительный человеческий вопль.       — А-а! — вопил кавалер Дарави в ужасе, подняв руку.       Свидетели, подавшиеся было вперед, теперь шарахнулись назад. Манрик едва не разинул рот от изумления. Дарави показывал прямо на медальон Повелителей Ветра, болтавшийся в проделанной шпагой прорехе рубахи.       Фамильный знак только что спас жизнь своему хозяину.       Феншо-Тримейн, покачиваясь, будто он стоял не на земле, а на палубе корабля, в полном недоумении смотрел на обломок колишемарда в своей руке. Валме удивился, почему Алва не атакует, и только тут заметил, что из спины капитана торчит острие клинка. Ворон так и не выпустил эфес, словно не мог держаться на ногах без этой опоры.       В этот момент Феншо-Тримейна качнуло вперед, и он начал падать прямо на своего убийцу. Алва попытался отступить назад, забыв про опутывающие его ноги ремни. Оступившись, он тяжело рухнул на землю, успев при этом только инстинктивно подхватить труп своего противника.