Бракованная благодарность

Рассвет новой жизни, как и должно, полнился розовым светом и вызывал в душе самые трогательные ощущения. Поднимавшееся солнце над облипшими цветом сакурами. Их неугомонная и радостно шелестевшая песнь. Тонкий сладкий вишневый аромат, мешавшийся внизу с более насыщенными нотами нарцисса и флокса. Изобилие цветов в идеально расчерченном аллеями парке также радовало глаз, отбирало часть розового и часть солнца на себя, ведь в траве эти растения походили на маленькие светила, приветливо улыбавшиеся миру и тем, кто проснулся спозаранку. В раннем часу чувствовалась сказка. Утром было не тихо и не громко, не темно и не светло, не жарко и не холодно, совершенно чудесно, так лаконично украшено всеми дарами весны, что от этой простоты и естественности, окружающая красота казалась еще более вычурной, изящной, тонкой, нереальной — вот-вот, руку протяни и самое гармоничное явление дрогнет и разлетится на миллион сакуровых лепестков. Страшно. Страшно очаровательным чудилось всё вокруг. Быть может, это с вечного сна. Быть может, с радостного знакомства с новой жизнью. Быть может, с обыкновенного хорошего настроения или потому, что сладкий чай шелковой дымкой щекотал изнутри… Или потому что мягкий тихий взгляд магнетических серых глаз обнимал душу уютом. — Могу ли я еще чем-нибудь помочь, Ичиго-сама? — Служанка накинула на плечи хозяйки плотное кимоно и поклонилась в ожидании новых просьб. — Нет. Спасибо, Умэмико. — Ичиго осторожно продела руки в рукава, дабы не нарушить часом покой вытканных на кимоно золотистых фениксов. — Ты можешь идти. Удалявшиеся от накрытого на веранде столика шаги послышались незамедлительно, оставляя главу клана и его супругу в обществе только друг друга и в окружении цветов, звуков и запахов утренней природы. Завтрак не мог составить ей конкуренцию, хоть обилие и аромат блюд впечатляли. Видимо, очнувшуюся от продолжительной комы госпожу хотели задобрить всеми вкусностями, имевшимися на кухне поместья Кучики, а может, это его хозяин решил вернуться к традиционной подаче трапезы со множеством маленьких мисочек, пиалочек, чашечек, вазочек, в которых хранились отдельные компоненты, сочетание которых едок мог подбирать на свой вкус. Это немного смущало, у Ичиго невольно разбегались глаза. Вопреки отсутствию голода она хотела попробовать и рис, и птицу. Затем ей приглянулась тушеная морковь и красные бобы. Моллюски выглядели тоже довольно аппетитными, как и маринованные листья чая, как и гречневая лапша, как и сушеные грибы. Распробовав и оценив старания поваров на твердую «пятерку», Ичиго осталась в еще большем восторге от десерта — кастелла выдалась чудо как хороша, даже нежнее чем ее готовили в Генсее. Что до чая, тот оказался и вовсе выше всяческих похвал: янтарный, мягкий, с нежным ароматом померанца, такой напиток мог сойти за поцелуй, если бы, конечно, Ичиго было с чем сравнивать… Бросив тут украдкой взгляд на потчевавшего себя банановым джемом Бьякую, девушка непроизвольно поежилась и укуталась в верхнее кимоно покрепче. — Уверена, что завтрак на веранде — хорошая идея? — Реакция на это прозвучала мгновенно, как и успевшая стать надоедливой фраза: — Тебе лучше вернуться в постель, лекари рекомендуют. — Ой, ну сколько можно? — беззлобно огрызнулась Ичиго и нервозно убрала прядь волос за ухо, хотя вернула ту обратно сразу же, испугавшись выдать свой румянец и заинтригованный вид. — Я целый год пролежала! Глава Кучики ничего не ответил на подобное имевшее смысл замечание и продолжил пить чай, пряча легкую улыбку в чашке. Так, по крайней мере, показалось его жене. Ей вообще в последнее время мерещилось в нем много странностей. То мечтательный взгляд, то розоватый налет поверх бледных строгих скул, то тень удовольствия, которая делала лицо сурового князя светлее, краше, торжественнее что ли. Возможно, он лишь восстанавливал здоровье после обременительного ожидания длиною в год? Никто ведь не дал ему гарантий, что лишенная сил бывшая временная синигами сумеет выкарабкаться из своего разбитого состояния и на сей раз, самостоятельно, к тому же простой душой, и это не могло не сказаться на том, кто нес на себе бремя вины за это. Если присмотреться повнимательнее, то сложно было не заметить его более обычного худое лицо, тонкую стать ему в отклик и синюшность под глазами, ужасно чуждую благородному алебастровому оттенку кожи. Аристократ с последней их встречи выглядел теперь заострившимся, точно меч: выдававшиеся ресницы, нос, скулы, подбородок, костяшки на длинных красивых пальцах… Ичиго никогда прежде не замечала в нем ужасно высокого, непропорционально долговязого мужчины. Отросшие ли до плеч волосы так вытягивали его визуально, или длинная шея, неприкрытая шарфом и воротом капитанского хаори? Ичиго тщетно перебирала логические тому пояснения. Одно она могла сказать точно: ее беспокоил сидевший по правую руку болезненного вида человек, ведь, памятуя о судьбе его отца, эти опасения могли иметь почву. — А ты… С тобой всё хорошо? — спросила девушка напрямик, как умела. Кучики выгнул вопросительно бровь, так и замерев с чашкой у рта, но, затем взаправду усмехнувшись, изящно отставил ту и с кивком заверил: — Я в полном порядке и в прекрасном здравии. Спасибо за беспокойство. Меж супругами вновь затесалась неловкая пауза. Ныне их случалось довольно много, как и перекрестных взглядов — никто из этой пары воинов и впредь не отводил свои властные глаза, но сейчас как будто бы не хотел этого делать по иной причине, не из-за упрямства или чувства превосходства. Любование длинными ресницами, изучение узора радужки, выискивание чего-то потаенного на дне зрачков напротив могло занять у каждого вечность, которую в размеренном поместье Кучики только приветствовали, а победившие в войне герои наконец-то обрели безоговорочно. Подвиги не торопили ее, служба — его, и весь мир подыгрывал им, до конца не проснувшись: новый день продолжал нежиться в простынях, сладко потягиваться, беспричинно счастливо улыбаться новому солнцу из спальни, а не с энгава, и давал воссоединившейся семье уйму времени на бессловесные признания. — Мне… — Ичиго, насмотревшись вдоволь, комично скосила глаза в сторону, туда же и пробормотала: — Мне сегодня полагается организовать прием по случаю годового собрания старейшин. Я должна придерживаться каких-то определенных традиций в том или могу опираться на собственный вкус и выбор? Бьякуя с любопытством поглядел в ответ, явно не ожидая, что за завтраком будет затронута столь серьезная и деликатная тема. Однако и без уточнения, он сказал бы жене одно: — Ты можешь не ограничивать себя в средствах и делать всё, что покажется тебе уместным и правильным. — Он ни на миг не засомневался в ее добросовестности. Своенравная, импульсивная и эмоциональная, Ичиго меж тем отличалась особой старательностью, смекалистостью и уважением к близким. Отчего-то у Бьякуи появилось это устойчивое ощущение хотя бы единичной доли в том, что для Ичиго он пускай на немного, но тоже стал этим самым близким… Наверное, поэтому и доверял, словно знал, что в ответственном деле та точно его не подведет, не опозорит честь. — Единственной традицией, о которой тебе следует помнить: на собрании совета женщины не могут присутствовать. Впрочем, если ты даже ворвешься на него, желая испепелить меня, то кристальной репутации клана этим не навредить. Черед удивляться настал для Ичиго. Бьякуя и сарказм? Это что-то новенькое. Или в непроницаемом аки айсберг капитане Шестого отряда и впрямь сидел тот дерзкий мальчишка, о котором любила шутить Йоруичи-сан? Прежде только она и могла так его растормошить, чтобы добиться выплеска эмоций, но сейчас на веранде не было никого третьего, даже кончика хвоста обычной кошки. Отчего же Бьякуя выглядел сейчас таким… живым? Капельку веселым. Слегка язвительным. Ненавязчиво поучающим. Чуточку мстительным. — Прости. Видимо, я сильно досаждала тогда? — растерянно пробормотала Ичиго, а потом вдруг резко вскинула лицо и притворно широко улыбнулась: — Но зато теперь ты можешь быть спокоен! У меня нет никаких сил, чтобы угрожать кому-либо, ха-ха! Бьякую неприятно поразила и в одночасье восхитила эта улыбка: сколько же боли скрывала она и в то же время источала недюжинную силу побороть эту самую боль! — Я не это имел в виду. — Его ладонь скользнула по столешнице, но, едва коснувшись чужих пальцев своими, схватила воздух: Ичиго живо убрала руки к себе на колени и опустила голову, словно ища в них что невиданное. Бьякуя вздохнул и пояснил: — Даже если силы никогда не вернутся к тебе, это отнюдь не уменьшит ни твоих заслуг, ни твоей крепости духа. Кроме этого, здесь — самое безопасное место в Обществе душ, и пока ты окончательно поправляешься, тебе не нужны ни реяцу, ни занпакто. Поместье позаботится о тебе, ты не должна лишний раз переживать за это. — А я и не переживаю, — отозвалась Ичиго, пожав плечами. — И полагаюсь на заботу дома Кучики всецело, н-но… мне пока трудно дается свыкнуться с мыслью, что я больше не… — Она тоже вздохнула и посмотрела немного грустно в ответ. — Не-синигами, понимаешь? Ей кивнули и всё же настояли на своем: — Для того, чтобы быть кем-то, нам вовсе не обязательно называться так или доказывать свое звание, не правда ли? Это прозвучало красиво. И сильно. Ичиго смущенно потерлась щекой о плечо, пытаясь удержать слезу в противоположном глазу, а затем поспешно схватила задрожавшими руками чашку и в один залп выпила чай. К черту этикет! Она была чересчур сконфужена. Этот новый Бьякуя… он чрезмерно волновал ее! Что-то изменилось в нем за истекший год. Он стал более мягким, хоть слуги и боялись его по-прежнему как огня. Он стал более внимательным, хотя в плохом зрении и недостаточной прозорливости Кучики сложно было уличить. Он стал более разговорчивым, более открытым, более интересным, словно это он переродился, а не она; Ичиго и впрямь отмечала в себе перемен меньше. Возможно, так на нее до сих пор действовал шок от услышанной цифры, сколько дней она провела в беспамятстве, а, возможно, потому, что за три дня своего послесмертия никак не могла собрать в кучу ни мыслей, ни ощущений, ни чувств? Пустота в душе зияла непередаваемо огромной дырой, но в то же время что-то заполняло ее — что-то обжигающе-бархатистое, которое и сравнить не удавалось ни с чем. Единственное, что поддавалось объяснению, что тот сгусток тепла и нежности в пустой душе каким-то чудодейственным образом был связан с Бьякуей. Когда он находился рядом и смотрел вот так, с ласковой безмятежностью, теплота и комфорт в середке увеличивались в разы, приобретали больший вес и значимость. Однако стоило Бьякуе уйти, как внутри начинало всё вновь тлеть, холодеть, неприятно тянуть, и тоска по Зангецу заново бередила годичной давности рану. Ичиго не хватало Зангецу, но и Бьякуи — в чем она боялась признаться — не хватало ей тоже. Вот только в отличие от исчезнувшего занпакто, этот синигами возвращался каждый вечер пред ее глаза. А теперь и свои утра согласился разделять с ней тоже. — Тебе нехорошо? — спросил он, встревоженно заглядывая в ее отстранившееся от реальности лицо. Рыжая мигом помотала головой, дабы не вызвать к себе еще больших подозрений и даже обезопасила себя деланным возмущением: — А что, у меня нездоровый вид? Я же вроде как полностью поправилась? — Ты обессилена после комы, и это вполне естественно, — слегка пожурили ее за браваду, а потом засмотревшись на вспыхнувшее лицо, на разметавшиеся по плечам волосы, на знакомую недовольную складку меж бровями, тоже помотали головой. — А вид твой вполне цветущий. Наверное, всё дело в весне… За последнее уточнение Ичиго была благодарна, потому, незаметно выдохнув и улыбнувшись уголками губ, она твердо кивнула и вновь воодушевилась пейзажем. — Она восхитительна, весна эта… — обронила она мысли вслух. — Не думала, что когда-либо еще ее встречу… Бьякуя хотел что-то сказать, но не успел — поистине слоновий топот на энгава отвлек его и от лирического настроения, и от участия к жене, и от любования главной достопримечательностью их сада. — Ичиго!!! Рукия во всю неслась к подруге, разом позабыв и о достойнейшей фамилии, которую она представляла, и о том, что научали ее этикету лучшие из учителей Сейрейтея, а не тот гамадрил, так же гулко выбивавший пятками по веками существовавшей веранде старого дома. Видимо, его истории сейчас и должен был прийти неутешительный, разрушительный конец. — Ичиго!!! Последняя бросила смешливый взгляд на хозяина поместья: теперь она понимала его решение не сообщать никому о ее пробуждении. Желание дать ей вдоволь времени спокойно, не торопясь, прийти в себя, привыкнуть к прежде утраченным жизни и свету, заново проникнуться домом, обстановкой, людьми, режимом поместья Кучики несло больше здравого смысла, нежели «шоковая терапия» от свихнувшихся друзей. Ичиго страшно соскучилась по ним, но шум от их бурной радости сначала перепугал ее, а после едва не снес ударной волной. Впрочем, когда эти двое безумцев бросились ее обнимать, сила шума шла ни в какое сравнение с крепкими, ломающими кости объятиями. Ичиго не понимала, как всё это дозволял Бьякуя, но, черт возьми, вопреки затрещавшим ребрам страшно хотелось раствориться в таких красноречивых проявлениях счастья по случаю ее возвращения. Сама бы она себя повела иначе в подобной ситуации, но какое это имело значение? Она любила Рукию и Ренджи такими, какими те были. — Задуш-ш-шите меня, эй! — и шипела со скрипом зубов, и сотрясалась от смеха она, тщетно пытаясь выбраться из двойных колец рук, которые буквально выдернули ее из-за стола и лишили всякой опоры под ногами. Хозяин дома нарочито громко прокашлялся и на вмиг дернувшиеся глаза своего помощника с угрожающей холодностью заметил: — Абарай-фукутайчо, что-то я не припомню правила, где было бы дозволено собравшемуся жениться на одной женщине мужчине безнаказанно обнимать другую женщину, причем уже состоящую в браке. Все взоры сошлись на одной «красноголовой» точке. — Вы наконец-то собрались пожениться? — Поставь Ичиго немедленно, идиот! — Сопровождайте меня в отряд, фукутайчо. — Э-э-э? — только и протянул обалдевший Ренджи, гулко захлопав округлившимися в блюдца глазами: до него как всегда доходило туговато. — Ну та-айчо! Так нечестно! Мы ж год не виделись! — попытались умолить непреклонного. Однако капитан Шестого отряда, успевший надеть на себя маску вселенского безразличия к мольбам и слабостям, уже целенаправленно удалялся по энгава. — Поговорите с Ичиго позже. Сейчас у нас образовалось одно неотложное дело. — Бьякуя изящным жестом подхватил стоявшую чуть поодаль от стола Сенбонакуру и подозрительно долго на нее посмотрел. — Нам нужно прояснить кое-какие упущенные тобой темы по этикету, Ренджи, — сверкнул он сталью в глазах на подчиненного и звучно щелкнул поддетой цубой катаны, заставляя своего лейтенанта не менее звучно сглотнуть и, выпустив Ичиго их панибратских объятий, капитулирующе выставить вперед руки. Живо затем усадив подругу обратно на россыпь подушек, как ни в чем не бывало, он на свой страх и риск стиснул ее ладони в своих вновь, пока капитан отвернулся, и преданно заглянул в глаза: — Я очень рад, что ты вернулась. Мы все рады! Я рассказал уже ребятам, и им тоже не терпится увидеть тебя!.. — Ренджи? Мне еще долго ждать? — Кучики проявил для себя чуждое, а потому смертоносное для кого-то нетерпение. Лейтенант осекся и, воровато покосившись на начальство, истерично усмехнулся подруге: — Н-ну, ладно… Вечером встретимся. Быть может, хе-хе. Если я выживу еще, конечно. Ичиго не успела и прыснуть от смеха, как пятки товарища засверкали по энгава за сорвавшимся в сюнпо Бьякуей. Обещания того редко расходились с делом, и картинки пыток Сенбонзакурой слишком явно встали пред глазами у обеих девушек. — Ему точно конец, — хмыкнула рыжая, потянув в кривой усмешке уголок губ. — Ну и по делом, — поддакнула не менее коварная Рукия, занимая место за столом. Обе они ехидно захихикали, ничуть не жалея беднягу, вечно попадавшего в такие передряги, а может, они просто были уверены, что князь Кучики пощадит их общего друга и таки не замучает до смерти попутными нравоучениями. Абараю и впрямь следовало бы уже научиться вести себя более осмотрительно в присутствии сверхправильного аристократа, тем более, аристократа женившегося и проникшегося очевидной симпатией к фиктивной жене. Слуги, невесть откуда оказавшиеся у столика, засуетились над переменой блюд. Подали свежий чай, новые сладости и фрукты, а еще украсили стол цветочной композицией из нескольких веточек жасмина. Аромат того приятно защекотал не только нюхательные, но и вкусовые рецепторы, заставляя обеих леди увлеченно накинуться на соблазнительного вида пирожные, удивительным образом напоминавшие те, что продавались в кафе Генсея. Веяния земной кухни всё больше прослеживались, и не иначе как сам хозяин дома распорядился о том, желая свести дискомфорт жены с того мира к минимуму. Это и помогало, и нет; Ичиго действительно чувствовала себя как дома, но невольные параллели, воспоминания о нем заставляли ее грустить и мучиться множеством вопросов. Присутствие Рукии, конечно, давало возможность получить ответы на них, но как и перед хозяином дома «чужестранка» не решалась озвучивать подруге свой интерес. Он мог оскорбить аристократов, вызвать ненароком превратное мнение, будто их гостеприимство и забота претили ей как прежде, что в корне не соответствовало действительности. Нынешнее пребывание в данном доме вызывали в опустевшей, не обремененной духами зла и темной реяцу, Ичиго смешанные чувства. Чужой дом казался теперь милее родного, однако сердце беспокоилось и за другую часть ее семьи, за друзей, за одноклассников, за многих, кто остался жить по ту сторону Сенкаймона и которым сюда был заказан путь: умирая и не признаваясь в том, временная синигами кого в просящей, кого в ультимативной, кого в обманной форме, но попросила больше никогда ее не навещать. — Как там… на Грунте, Рукия? Ты… бывала в Каракуре? Как Юзу? Карин? Отец? Маленькая синигами, ответственная за обозначенный город, хлопнула ресницами — ее подруга как всегда спрашивала в лоб и в самый неподходящий момент, к примеру, когда Рукия уже откусила кусок моти. Теперь рис встал ей поперек горла и никак не хотел двигаться ни вперед, ни назад, заставляя ее не к месту покраснеть и растревожить сестру. — Эм-м… Ой… — побила Рукия себя по грудине, когда таки проглотила рисовый ком. — С ними всё хорошо, не волнуйся. Юзу и Карин мы сказали, что ты немного приболела и навещать тебя пока нельзя, а там школа поглотила всё их свободное время. Иссину-сану я передавала все новости о состоянии твоего здоровья через Урахару. — Не иначе, как Урахара-сан поработал и над памятью девочек? Кормить их больше года враньем о «болезни» вряд ли бы удалось… Рукия пожала плечами — темнила или и впрямь не знала; у нее очевидно хватало своих забот в отряде сейчас, после гибели Укитаке-сана. Да и требовать с подруги, обретшей наконец свое личное счастье, большего, нежели та и так давала их дружбе, было бы слишком. Ичиго невольно напрягла брови, потерла лоб рукой, словно желая не допускать привычной поперечной морщинки меж них и спросила еще: — А остальные… как? Небось уже школу закончили, да? Рукия тут вмиг притихла и отвела взгляд. — Что-то не так?! — тотчас всполошилась как прежде временная синигами. Только утрата сил и не давала ей носить это звание дальше — сейчас, с полыхнувшей тревогой и решительностью в выздоровевших, прояснившихся очах, она напоминала себя прежнюю как никогда. — Нет, они в порядке. Учатся в университетах и потому многие уехали из Каракуры… Но, понимаешь, Урахара поработал над памятью не только твоих сестер… Ичиго ахнула: заставить друзей начисто о ней забыть?! Как могло такое только взбрести Урахаре в голову! Они же сильные! Они же все — друзья. Они же взрослые уже и… Ичиго сама себя и одернула: и у них уже была своя жизнь. Год — да, такая малость, чтобы отвыкнуть и забыть человека, но возвращение Ичиго к жизни здесь вовсе не означало ее возвращение к жизни там. Она всё равно не смогла бы перейти Дангай, будучи простой душой, а ее более рассудительным друзьям нечего было метаться между Миром живых и мертвых всё это время, как делала часто она с присущей ей нахальностью. Быть может, спустя много лет, когда Иноуэ, Чад, Исида, Тацуки, Кейго, Мизуиро окажутся естественным путем в Обществе душ, они бы и могли вновь встретиться, а пока… решение Урахары и впрямь кололо прямо в сердце своей чудовищной правильностью и прагматичностью. Ребят ожидала другая жизнь, как и ее саму, и жизни эти новые, увы, больше не пересекались. Отныне Ичиго жила в окружении других близких и дорогих ей душ. — Что ж… пусть будет так. Рукия взяла ее за руку: — Мне жаль. Ичиго помотала головой и осклабилась: — А мне нет. Мир того стоил. Я хочу, чтобы у них там всё было хорошо. Она растерянно поджала губы. Подумала, что друзей по эту сторону Сенкаймона у нее тоже хватало, и еще о том, что расспрашивать о них точно не станет — лучше сама увидит как-нибудь и Рангику-сан, и Иккаку с Юмичикой, и Тоширо, и Зараки, и Кёраку-сана, и многих других. В конце концов, Бьякуя пообещал ей, что когда она окончательно окрепнет, то он проведет ее и в Готэй, и к родовому поместью Шиба, и куда вообще она только пожелает. Такая сговорчивость ледяного князя не прекращала поражать, однако поражала она приятно, отчего задаваться вопросами или ставить ее под сомнения было бы излишне. Он перечислил ей все достопримечательности Сейрейтея, он собирался показать ей столицу и самые красивые окрестности, он даже не возражал, чтобы познакомить жену с гораздо большим миром, что раскинулся за домом Кучики и отныне не представлял для нее угроз, как и она сама не грозила больше ему разрушением. Бьякуя ручался за это и по-прежнему представал в роли ее защитника, как было поначалу. Из ходячей бомбы превратившись в ровно полыхавший огонек в уютном бумажном фонарике, который держала крепко ведущая, сильная рука, Ичиго теперь могла впитывать в себе информацию и красоту этого мира, раз уж о реяцу речь пока не шла. Ичиго впервые за столько времени хотелось доверить свою жизнь кому-то и больше ни о чем не беспокоиться. Бьякуя вызывал это доверие, какие бы противоречивые чувства он к себе бы ни вызывал. — Хочешь еще о чем-то узнать? — поймала ее настроение Рукия и уверенно кивнула: — Спрашивай. Это нормально. Ты многое пропустила. Я расскажу тебе всё, что смогу. Леди Кучики неопределенно пожала плечами. Собственно, любопытство свое она утолила, только толку с того оказалось мало. Рассеянная голова с трудом всё равно держала мысли и путалась в воспоминаниях, но совершенно точно ее интересовало сейчас еще кое-что. — Лучше расскажи о вашей с Ренджи свадьбе, — Ичиго лукаво сузила глаза. — Я счастлива за вас, ребят. Вам надо было давно это сделать! Рукия зарделась: — Брось, нам было не до этого, все заняты восстановлением после войны. Но как только нии-сама намекнул, что наши завязавшиеся отношения пора официально закрепить, мы не смели ни отвергнуть его предложение, ни тянуть с этим дольше. Помолвка состоялась около полугода назад, но церемонию мы условились провести только тогда, когда ты очнешься. Нии-сама отнесся к такому решению крайне терпимо и даже благосклонно. Как и мы, он не терял надежды, что ты скоро поправишься. Ичиго кисло улыбнулась: — Не так скоро, как хотелось бы… — Однако новая информация всколыхнула в груди чудом спасшейся девушки нечто приятное, теплое, далеко задвинувшее назад пролитый скепсис. — А… Бьякуя, он и впрямь верил, что я выживу? — с детской непосредственностью выдала она все свои тайны и глупо улыбнулась. — Разве не лучше было бы избавиться от такой недостойной жены? Подруга взглянула на нее со всей серьезностью, на которую была способна. — Ничего смешного, Ичиго! — сурово заявила она. — Нии-сама желал твоего возвращения как никто иной, хоть все факты говорили против этого! Его огорчение из-за трагедии с тобой ничуть не сказалось на его работе в Готэе, однако все капитаны и все подчиненные видели, насколько подавленным нии-сама ходил весь этот год. Ичиго! — Рукия приблизилась вплотную к подруге так, что их колени теперь соприкасались, а глаза оказались на одной линии. — Давай начистоту? Мне кажется, нет, я практически уверена в том, что нии-сама влюблен в тебя, и ты не можешь больше это игнорировать! Ичиго аж крякнула от такой новости и нервозно усмехнулась: во взгляде Рукии плясало восхищение пополам с решительностью. Она выглядела настроенной по-боевому, точно на кону вновь стояла судьба всего Общества душ. Рукия резала ее без ножа своей прилипчивой требовательностью и нетерпеливо ерзала на пятках в ожидании ответа. Правильного ответа, разумеется, а не «на отцепись», иначе ее тяжелая рука и воскрешенную не пожалела бы. — Хех, почему мне все твердят об этом? — попыталась всё-таки отшутиться сконфуженная девушка, потому что она — неопытная молодая девушка, о чем все почему-то забывали и буквально выдирали из нее откровения о тех чувствах, которые она еще ни разу не испытывала, а только читала о них в книгах да мангах. — Как Бьякуя может любить меня, он же такой… — Какой «такой»? — с нотками враждебности уточнила младшая Кучики, заставляя леди Кучики тотчас вскинуть вперед руки: — Словом, ему не до этого. Ясно? Он же весь в работе, в этих его «честь Кучики — мое всё», в вечных разговорах о своей гордости: настоящей родовой и о тебе, как своей лучшей воспитаннице. Не пощадивший тебя однажды, потом он смотрел на тебя как на истинную драгоценность… Дурак, нам пришлось чуть не поубивать друг друга, чтобы пробиться сквозь стену его гордости и достучаться до него! Ичиго шумно задышала — она тоже говорила воодушевленно, едва ли не крича, высвобождая наружу накипевшее. Однако потом ее будто подменили: глаза ее потускнели и всем видом она сникла. Она практически прошептала, оглушая подругу контрастом меж своих убеждений и своих догадок:  — И потом, Бьякуя ведь однолюб, об этом все знают. В его сердце до сих пор живет Хисана-сан, и другой женщине там места нет и быть не может… — Она помолчала и, мигом вернув прежнюю свойственную ей язвительность, недовольно, со скептической миной пробурчала: — А вы всё про какую-то влюбленность говорите, пф! Да еще в кого? В меня? В ту, что немало крови из него попила? В ту, которая убить его хотела неоднократно? В ту, что сейчас не представляет из себя ничего? Ладно бы влюбился во временную синигами, а то в простую слабую душу... — Ичиго подняла и опустила безвольные руки, будто хлопнув парой перебитых крыльев. — Чепуха и только! — взглянула она сердито на подругу, но отчего-то глаза ее блеснули у уголков. Рукия терпеливо дослушала поток всех ее противоречий, но справедливо заметила свое: — К твоему сведению, нэ-сан также была обычным плюсом, у нее не было и намека на какую-то способность. Болезнь истощила ее, превратив в робкую тихую женщину, что не помешало ей стать возлюбленной такого досточтимого синигами, как нии-сама. Ичиго едко оскалилась и раздраженно откинула волосы назад — этот разговор начинал ее утомлять и волновать кровь бешеным ритмом: — Так может, ему как раз и по нраву тихие и робкие?! Я, увы, не из их числа, как ни крути! Она поднялась на ноги резко и, бросив краткое: «Прости, у меня дела», резво зашагала прочь, однако выкрик подруги заставил остановиться ее посреди энгава и оглянуться. — Опять сбегаешь от проблем или думаешь во всём разобраться сама? Как всегда? Смерти и время ничему тебя не научили?! Ичиго подбоченилась и устало выдохнула: не хотела бодаться, ругаться, ссориться с Рукией — она же была так рада видеть ее! Еще несколько минут назад. — Чего ты хочешь от меня? Та вскочила тоже и, упершись кулачками в стол, сверкнула порицанием в диких глазищах: — Чтобы ты, дурочка, позволила любить себя! Мы все спасены, миры не рушатся, новая жизнь начата, ты замужем за самым уважаемым из мужчин, который готов тебе и душу отдать в придачу ко всему, что для тебя сделал! Так какого черта, Ичиго?! Какого черта, я тебя спрашиваю, ты не хочешь понять этого и принять его?! Леди Кучики пожала плечами и снова повернула восвояси. Теперь чинно, будто уподобляясь супругу намеренно или непроизвольно — не суть. Здесь, в поместье, всё дышало его духом, и даже в каждом сорвавшемся лепестке сакуры с замиранием сердца ожидалась атака Сенбонзакуры и эффектное возвращение домой его хозяина. Магия ли дома, или собственная магия князя Кучики очаровывала и приковывала всех к нему, такому хладносердному, честолюбивому, категоричному гордецу? Ответ на этот вопрос нерушимо завис в воздухе. Поместье Кучики, как и Шестой отряд, полнились его беззаветно преданными слугами, независимо от возложенных на них обязательств. Супруга — не слуга, но если она по традиции здесь обязана была быть ему опорой во всём, то Ичиго со справедливым возмущением бросила подруге через плечо упрек: — Это наше личное с Бьякуей дело! Мне всего девятнадцать лет, из которых последние четыре я только рожи врагов и видела. Ну, «прости», если чьих-то там знаков внимания я не заметила в пылу битв. Теперь, когда мне нечем заняться, может, я и последую твоему совету! Но всё равно, Рукия, — Ичиго метнула в нее предупреждающие молнии, — это мое дело, поняла? И да, я сама во всём разберусь, как обычно! Потому что это мой муж и моя семья! А ты о своих теперь беспокойся лучше! У младшей Кучики медленно отхлынула кровь с лица, и она немигающим взором проводила Ичиго до конца энгава. Когда та скрылась за углом, она, ошарашенная, стекла на подушки вновь. К ней вернулась прежняя Куросаки Ичиго, которая привычно грубо отбрила совавшихся в ее жизнь друзей? Или она возродилась истинно Кучики Ичиго, от слов которой слишком похоже дрожали коленки и потели ладони? Рукия понадобилось еще несколько минут, чтобы выдохнуть сдавленной грудью — такой эффект у нее так же вызывал брат, отчитывавший ее за что-то, но кто мог подумать, что в самом противоречивом ему создании отыщется столько схожих с ним черт? Рукия пригубила чай, будто покрывшийся льдами от холодности серьезно ввязавшейся в новую борьбу временной синигами: теперь та взялась бороться за свое место здесь, и за свое счастье, и за своего мужчину. Что ж... Рукия улыбнулась, проследив за ворохом лепестков, которые через сад погнало новым порывом ветра, и кивнула себе: да, похоже, буйный молодой южный ветер нес много силы, много тепла и много перемен тоже.