Бракованная благодарность

Сиреневая атмосфера вечера расслабляла и интриговала одновременно. В причудливых полутенях сада чудились сошедшие на землю ками, в шелестящем ворохе сакуровых лепестков — танцующая поступь весны, в стрекотании цикад да сверчков — лирическая песнь, в пробуждавшихся светлячках — отголоски полной луны. Вступившая во власть достаточно рано она соревновалась в сиянии с большими бумажными фонарями, что украсили аллеи, ведущие от центрального дома в самое прекраснейшее во всём Сейрейтее место для любования нынешним ханами. Выгодно поданное, отороченное светильниками как генсейскими праздничными гирляндами, оно походило теперь на настоящую театральную сцену, главными героинями на которой, как и днем, оставались красавицы сакуры. Походившие на розовые мерцающие свечи, они не только приятно ласкали глаз, но и дурманили пряным ароматом сушеной вишни. Последний, в свою очередь, вызывал здоровый аппетит и должное желание забыться на какое-то время да отвлечься от серьезных дел, чем и следовало заняться после продолжительного скрупулезного обсуждения итогов минувшего хозяйственного года. Так, глава клана Кучики стоял не только во главе объединения благородных семей под славой и именем Великого Дома, но также являлся, по сути, даймё, удельным князем, который располагал приличной площадью территорий, предназначенных не только для обустройства деревень для работников и слуг, но и в большей степени для ведения хозяйства. Выращивание риса, окучивание шелкопрядов, а также развод мелкого скота — лишь немногие из его сфер, из которых Кучики черпали исходный материал для своего процветания. Торговля высококачественным товаром и удовлетворение гастрономических запросов разборчивых сейрейтейцев практически полностью находились под контролем семей клана Кучики и пополняли его казну рекордными цифрами годового дохода. Обо всём об этом Ичиго, как новоявленная хозяйка главного поместья и приступившая вновь к своим обязанностям леди клана, узнала по крупицам. Кое-что ей пояснила личная служанка, иное — домовые слуги; повара на кухне оказались самыми разговорчивыми, а садовники и вовсе бесхитростными. Первые охотно перебирали вкусы гостей и попутно перемывали вельможам кости, вторые привычно обустраивали поляну для членов совета и ориентировали госпожу с рассадкой аристократов пофамильно. Досточтимых мужей клана Кучики насчитывалось двадцать четыре, однако все как один манерные, напыщенные, изо всех сил старавшиеся соответствовать своему главе — Ичиго сама видела этих «клоунов» украдкой из кухни, — тем не менее редко приходили к согласию, даже вопреки своей сдержанности и стремлению возвести свой Великий Дом в абсолют. — Саномару на дух не выносит Хоринагу, а Такаши второй век точат зуб на Оникаву за расстроившуюся помолвку наследников. Так-то, госпожа. Вам лучше воздержаться от того, чтобы размещать этих великих мужей рядом. — Так наставлял Тайто, один из придворных столяров, который сколачивал низкие столики на выбранной для поздних вливаний саке поляне. Ичиго в заносчивую княгиню играть не собиралась — обитатель поместья она пускай и не новый, но несведущий, — поэтому советам внимала, хотя слепо верить всем на слово — ее дурная привычка еще с человеческой жизни. Впрочем, от некоторых привычных вещиц из прошлого Ичиго не отказалась бы. К примеру, будь у нее сотовый, она могла бы напрямую выяснить этот нюанс межаристократских отношений в один звонок Бьякуе. Хотя о чем это она? Бьякуя оставался дисциплинированным капитаном Шестого отряда, к тому ж требовательным. Признаться ему в сомнениях, замучить расспросами, перепроверять каждый пустяк — это как расписаться в своей слабости. Девушке, что и так жилось отныне нелегко с ярлыком «бессильной», только этого и не хватало. — Нет, мы рассадим их за одним столом, но по разные стороны и меж иных гостей, — распорядилась в итоге леди Кучики, — а еще мы поставим к ним на столики более крепкое саке. Уверена, такое найдется в закромах поместья или за ним нужно куда-то посылать? Тайто тогда одарил госпожу улыбкой и задумчиво потер подбородок: ее хитрость он уловил — уладить старую вражду за примирительным саке казалось пускай и не лучшей идеей, однако к ничему подобному совет уже лет сто точно не прибегал. Тайто знал наверняка, он долго служил у Кучики. Саке покрепче, ясное дело, нашлось: богатые на припасы еды и напитков склады поместья были заполнены в том числе и им; более того, клан Кучики непосредственно курировал производство саке и чая под собственной маркой, чтобы поставлять те в неограниченном количестве в свои ресторанчики и чайные, которыми был забит центр Сейрейтея. Своеобразный «ресторанный бизнес» был золотым дном для аристократов данного Дома, поэтому всё их хвастовство впечатляющими состояниями имело почву. Ичиго посмеивалась, стоя в густой тени на энгава от одной из ее массивных опор: кто бы подумал, что у таких честолюбцев, как Кучики, довольно тривиальная статья доходов? Прежде она думала что-то о производстве яшмы или продажи жемчуга — занятиях более редких, но более соответствующих богачам, но, похоже, по части пополнения своей казны это семейство щепетильностью не страдало и, смело монополизировав рынок самых необходимых для существования синигами сфер жизни, вполне отлично устроилось. Вызывало хитрую улыбку в лице молодой госпожи и то, что ее уловка, похоже, сработала. Не прошло и часа, как обозначенные заклятые враги вскоре стали перебрасываться репликами через стол, спустя еще час — подливали саке друг другу в чоко, а спустя еще один — дружественно обнимались и рассуждали о прелестях весны. Они слагали танка даже, впрочем на этот счет девушка не была уверена на все сто: из своего укрытия она плохо слышала глав мелких кланов, который объединял ее муж. Бьякуя, к слову, еще продолжал заседать в тронном зале с казначеем, распорядителем и священнослужителем клана, что и делало недопустимую слежку Ичиго вообще возможной. Будь Бьякуя в саду, он бы в два счета ее раскусил, а ведь его жене, как и любой девушке, было свойственно любопытство, в особенности, если оно подпитывалось запретом. Аристократы снова оживленно зашумели, достаточно «расслабившись». Впрочем, некоторые из них говорили так громко и так резко, что бывшая временная синигами не раз ожидала вида поединка или крепкой ссоры, однако в скорости она поняла — эти самоуверенные напыщенные толстосумы просто так говорили, будто вторя средневековым самураям, кровожадным и бездушным, готовым чуть что — сразу же отсечь голову любому. Благородные и не-воины, быть может, эти князьки открыто воевать и не стали бы, как и проявлять неуважение к высокочтимому дому своего главы, однако некоторые из них вели себя и впрямь довольно рьяно. Что бы Ичиго делала тогда, если эти хвастуны таки перешли границу дозволенного, она истинно не знала: Зангецу за спиной не хватало, а кимоно порядком сковывало ее движения, однако смотреть уж точно спокойно не стала бы, не дозволила бы погрома в ее столь красивом саду! «Моем?..» — рыжая мгновенно покраснела, осознав, что дозволила себе в мыслях лишнего: этот сад, и дом, и слуги в нем принадлежали Бьякуе. К тому, что она — хозяйка его владений, Ичиго не могла бы привыкнуть так быстро… Или могла? На веранде сделалось вдруг жарко. Ичиго перемялась с ноги на ногу, подергалась в плотно запахнутом хитоэ, словно норовя выбраться из нежно-янтарного шелка наружу, впрочем ласковый на ощупь нагадзюбан то же казался сейчас ей поострее терки. Кожу вобрало в озноб, а на шее, напротив, собралась испарина. Ичиго с удивлением уставилась на влажный след ее на своих пальцах и с удовольствием поймала легкий ветерок, остудивший ее. Цветочные кандзаси запели в нем сладким шорохом и перезвоном; эти удивительные пластинки, которые мелодично звякали при каждом сделанном аккуратном шаге, сопровождали Ичиго будто хвалебной песней в ее честь. Именно поэтому, когда нужно было остаться незамеченной, девушке приходилось зажимать заколки руками на время, но сейчас она не боялась быть разоблаченной гостями: на веранде с южной стороны серебряные фурин также порадовали слух озорным перезвоном, который мало бы привлек своим изяществом аристократов, находивших нынче усладу в добротных закуске и выпивке. Бывшая синигами постаралась привести свое дыхание в норму и отринуть волнение. Всё шло хорошо и, кажется, она даже справилась с поставленной ей на сегодня задачей. Место для пиршества после совета она выбрала безветренное и живописное, угощением гостям, судя по всему, угодила более чем. Украшения и обустройство в целом оказались на уровне, слуги также не подводили неопытную госпожу — вовремя подносили и новый тур закусок, и пустые токкури заменяли искусно на полные так, что никто внимания на это не обращал. — Ичиго. С перепугу она обернулась быстрее ветра и влипла спиной в опору, желая тотчас сродниться с деревом. Ее таки застукали! Спокойно произнесенное имя ее — по-иному Бьякуя и не говорил, — для нее раздалось точно выстрел, сверхвнезапно, вызывая бешеное колотание в груди. Теперь Ичиго даже порадовалась, что ее упаковали в кимоно и оби настолько крепко, что и дрожь не выдать, и сердцу не дать выпорхнуть наружу. — А я, это… — …удостоверяешься, что прием проходит на должном уровне, — закончил за нее Бьякуя и разом нашел правильное «оправдание» ее поступку. И как у него всегда это получалось? Его жена усмехнулась, чуть опустив пристыженно глаза: — Да. Верно. Глава клана сократил меж ними расстояние на шаг и приник ко второй опоре, чтобы тоже остаться в тени, но пронаблюдать за советниками в полной мере. Обзор отсюда и впрямь открывался выгодный. — Странная идея усадить старых недругов за один стол и потратить на них все запасы крепкого саке, предварительно упаковав то в ничем не отличавшиеся от других кувшины. Ичиго пошла пятнами: алыми и белыми, не то от стыда, что посчитала этот ход удачным, не то от страха, что таки оплошала, подвела доверие. — Я… подумала, что разница напитков кому-то может быть неприятной, или еще хуже — подозрительной. — Она пожала плечами: она действительно руководствовалась этим. — А что до старых врагов… У нас в Генсее все мужчины так нивелируют конфликты. Поход в бар. Много выпивки. Развязываются языки, былые обиды выплывают наружу, обсуждаются в неформальной обстановке, тем более тут — без мечей… Хм-м, — Ичиго нахмурилась, уже начиная сомневаться, что вообще хоть что-то знает о взрослой жизни. Капитан с интересом посмотрел на юную девушку и на ее вскинутые брови заметил: — Я же не сказал, что идея плохая. Странная — это синоним оригинальной, нестандартной. Теперь за Ичиго настал черед проникаться любопытством: похвала от Бьякуи? Это дорогого стоило. — Выходит, я справилась? — с толикой надежды, но больше хвастовства выдала она. Он ушел от ответа, зато подошел к ней. Прислонившись с другой стороны опоры, находясь буквально в сантиметрах от девичьего плеча, Бьякуя устремил взор на сад, на празднующих отлично закрытый по сметам год членов своего клана, а также в целом на убранство сакуровой рощи — он так и не успел залюбоваться проделанными здесь преображениями. Всего здесь оказалось в меру — у Ичиго оказался от природы хороший вкус, и даже аляповатые фонари, сделанные из ярко-розовой бумаги, на диво, лишь выгодно оттеняли бледный цвет поздних сакур. И потом эта идея со столиками и лавочками — прежде, аристократы по традиции восседали под деревьями и созерцали опадение лепестков на футонах и дзабутонах, ограничивались вливанием в себя смертельных доз бесплатной отменной выпивки и в сопровождении слуг едва могли отправиться самостоятельно домой. Сейчас беседа выглядела более оживленной, а атмосфера менее скоротечной. Перемена блюд, по большей части сашими и фруктов, способствовала неторопливому ежегодному опустошению складов поместья Кучики, но более насыщенному. Аристократов также удовлетворял и ясный вид на длившееся ханами, и ненавязчивая игра сякухаки, который сменил прежде игравший в это время сямисэн. — Почему твой выбор пал на флейту? Ичиго вновь пожала плечами: ей позволили делать всё по собственному вкусу, и игра сякухаки ей казалась более подходящей и под плавный ритм осыпавшихся без ветра лепестков, и под прощальный этап цветения сакур. Было что-то трогательно-печальное в этой игре, оно брало за душу больше и настраивало на философствование тех, кто к токкури не прикладывался особо. — Господину Тогинаге нравится тот же инструмент, что и тебе, — Бьякуя кивнул в глубину сада, где один из старейшин, покинув совместные посиделки, занял место перед приглашенным музыкантом — мужчиной; Ичиго чересчур буквально восприняла предостережение о вмешательстве женщин на собрании. Удивительно, как это она еще служанок не заменила на неуклюжих садовников, которые подливали бы гостям саке. Кучики снова сменил свою позицию — оказался по левую руку жены, положив свободно кисти на перила и не имея нужды скрываться от чужих глаз, когда переместившаяся по небосклону луна погрузила в приятный бархатный морок половину энгава. Ичиго так же порадовалась этому — в темноте ее румянец, предательски пропекавший кожу сильнее с каждым миллиметром, сокращенным Бьякуей, был не таким заметным, как и ее безостановочные старания унять в груди чечетку. Без яркого освещения Ичиго могла побыть самой собой, не веселой и не грустной, немного задумчивой, немного загруженной, немного пустой. Под покровом ночи в бледном отблеске розовых фонарей вдалеке, Ичиго, так и прятавшаяся за тенью от массивной подпоры крыши, могла беспрепятственно рассматривать Бьякую, которого знала ведь не в первый год, а чувствовала его как незнакомца. Как незнакомца заинтересовавшего ее. Загадочного. Волнующего. Желанного?.. Она чуть мотнула головой, чтобы прогнать от себя смущающие мысли, но с сооруженной из ее длинных волос прической это было небезопасно — Ичиго словно дом несла на голове, к тому же дом, обильно украшенный количеством дорогих головных украшений: гребнями, шнурками, всякого рода заколками, названия которых она так и не смогла запомнить с одного раза. — Расскажи мне, — девушка выдохнула и решилась отвлечь себя и поглядывавшего на нее из-под полуопущенных век Бьякую невинным разговором, — еще о ком-то из гостей. Это возможно? Он кивнул: — Как леди клана ты не только можешь, но и должна этого требовать. Ей подали руку, приглашая выйти на более открытое пространство, и, когда Ичиго поравнялась с говорившим, указали на первого же, крайнего к ним, советника. Им оказался глава боковой ветви клана — Кучики Кеншин, двоюродный брат дедушки Гинрея. Рядом с ним восседал иной дальний родственник — Обунага Дзиру, дядя матери Бьякуи, аристократ вспыльчивый и мстительный, которого только и присмирил союз племянницы с наследником клана; мир знати, как всегда, изобиловал интригами. Затем Ичиго показали верных вассалов их Великого Дома — глав семейств Миямото и Курудзаки, их путь служения верховному предку клана начался еще тысячелетия назад на правах боевых товарищей. Кучики Кагуя и Кучики Тойя также считались близкими родственниками, основавшими боковую ветвь клана, однако положение их было вторичным, если не первым с конца — это были отпрыски отца Гинрея-доно от младших жен, и, увы, ни сами они, ни их дети так и не смогли вступить в достойную конкуренцию с его прямыми наследниками, в том числе и с нынешним главой. Потом речь зашла о Ясухири, Оникава, Коору, Камидзава, Астаку и других — Бьякуя о каждом из упомянутых говорил какую-то примечательную деталь, по которой большое количество разношерстных по виду и статусу аристократов несложно было запомнить. Однако фамилию одного из них Ичиго зарубила у себя на носу — Тинки. Семья, добившаяся наибольшего богатства и влияния в клане, а потому вздумавшая, что сумеет конкурировать с Великим Домом Кучики. Тинки по-тихому бунтовали вот уж несколько столетий, поэтому неудивительно, что их первыми обвинили в трагической гибели принца Соджуна… — А это так? — округлила глаза девушка: она хорошо помнила, что смерть молодого лейтенанта Кучики произошла на задании и якобы по причине разразившегося приступа кашля, помешавшего ему справиться с атаковавшим пустым. Бьякуя помотал головой. — Тинки Гинши никогда не отличался умом и вероломностью Айзена Соскэ. Навлечь на отца пустых ему было бы не под силу. Это всё-таки не наемные убийцы. На энгава запала тишина на какое-то время и сделавшаяся будто деревянной ладонь Ичиго шевельнулась в нежном смыкании чужих пальцев. Ощутимо сжав те в ответ, она хотела показать, что рядом, что поддерживает, что ей очень жаль того, кто потерял родителей. Такая утрата ей была слишком хорошо знакома. Бьякуя будто бы поразился такой отзывчивости — неверящим взором посмотрел в ответ и тоже, на какую-то долю стиснув сильнее обычного поддерживающего жеста ладонь, безмолвно склонил голову в знак признательности за сочувствие. В его сердце давно не было боли от потери близких — только печаль, но чудодейственным образом бремя ее давило на душу менее тяжким камнем, когда Ичиго смотрела на него вот так, участливо, а не в присущей ей манере неприкрытой чуждости. — Пройдешься со мной до алтарной комнаты? Я бы хотел сейчас показать тебе близких. — Хорошо… — на выдохе согласилась леди Кучики и с опаской последовала за бесшумно двинувшимся по энгава князем. Так же воздушно ступать ей удавалось сложнее — пятки словно нарочно выдавали в ней гулкий такт сердца, вновь встревоженно заколотившегося. Еще бы! Она никогда не была в том крыле, куда Бьякуя исправно ходил каждый вечер когда-то зажигать новые свечи у портрета покойной жены и ранее почивших родственников. Последних оказалось немало: целая галерея портретов на камидана встретила новую посетительницу острыми взорами еще на пороге, отчего у девушки пробежал холодок по позвоночнику. Мама с памятного плаката на стене встречала своих родных радостью, а Кучики в большинстве своем — надменностью даже сквозь смерть и время. Все гордолицые, величавые, выписанные с аристократичной бледностью и тонкостью линий, они выглядели пантеоном богов не иначе, а не «семейным альбомом», как ожидала генсейская пришелица. — Это моя бабушка, — остановился Бьякуя у крайнего портрета, — «Госпожа из Северных Покоев», так было принято называть старших жен, хотя у дедушки была одна супруга. Она прекрасно играла на кото, была очень терпеливой и ласковой. Ичиго засмотрелась на утонченное лицо жены Гинрея-доно, которое и на рисунке отличалось поразительной белизной, с которой мог соревноваться только снег ее волос. Интересно, что стало причиной смерти столь почтенного возраста госпожи? Ичиго и хотела бы расспросить, но не рискнула — уж больно бестактно прозвучало бы это с ее стороны, да и неизвестно какие чувства могла бы задеть сверхмерная разговорчивость у Бьякуи. — Это отец, — он тем временем очертил ритуальную табличку с именем Кучики Соджуна, по сути юноши — настолько молодым, свежим и совсем не болезненным, как все напротив говорили о нем, вышел тот из-под кисти художника. Взгляд его был мягок, образ невзыскателен, и лишь примечательный кенсейкан за левым ухом выдавал в нем высокородного аристократа. — Он погиб на боевом задании, и в том, увы, не могло быть сомнений, а значит оснований для оглашения катакиути клану Тинки также не имелось. В который раз урожденная в Каракуре современная девушка поразилась таким старым, как свет, традициям. — Кровная месть до сих пор имеет у вас место? — Она более чем необходима, — безэмоционально обозначил Бьякуя, — чтобы отстоять родовую честь. Ичиго закатила бы глаза, если бы они стояли на поле боя, а не в столь скорбном месте. Шутить здесь не тянуло, и даже пресловутое ратование 28-го главы клана Кучики за честь свою и честь Дома не раздражали, как впредь. Ичиго могла понять его: она ведь тоже всегда наказывала обидчиков, кто посягнул на близких и дорогих ей людей. Бьякуя поступал так же, только «семья» его измерялась гораздо большим количеством человек, а также более длинным сроком их жизни. Разумеется, убей кто-то Соджуна-доно, то виновников в том наказали бы и наказали бы жестоко, даже при малейших подозрениях. Случай с Рукией доказал, что в вопросах родовой чести Кучики все были отчаянно беспринципны. — А это твоя мама? — взгляд девушки лег на портрет темноволосой женщины со сложной прической, аккуратным гримом и проницательным взглядом. Если чертами Бьякуя пошел больше в отца, то глаза выдавали в нем мать, личность несомненно мудрую и волевую. — Обунага Изуми, — кивнул Бьякуя и поправил стоящую перед портретом родителей сакаки татэ, веточки сосны в ней. — Они были обещаны друг другу с детства, мама даже росла в нашем доме. Как заложница. Чтобы ее опекун, Обунага Дзиру, не натворил ничего дурного. Ичиго не поверила собственным ушам. — И… Они… сумели наладить отношения? — Более чем, — снисходительно хмыкнул аристократ. — Так случается иногда, что брак по договоренности становится счастливым. Дар свыше, наверное. Князь Кучики неслышно вздохнул — только пламя томё и шелохнулось, когда он приблизился к портрету той, по ком так немыслимо долго страдало его заледенелое, одинокое, утратившее всякую надежду сердце. Кроткая женщина напротив его лица блаженно ему улыбалась — как делала это, наверное, и всё проведенное вместе с ним время. Во взгляде Кучики Хисаны без труда улавливались благодарность любимому супругу, подарившему ей жизнь, кров, свою любовь. Видимо, такое трогательное отношение пленило молодого принца раз и навсегда, потому что он до сих пор с подчеркнутой заботой относился к ее памяти, хоть и проявлял он ее теперь не так часто, как подмечала Ичиго год назад. Не каждый вечер. Это было по меньшей мере странно, по большей — недопустимо, ведь пятидесятилетней традиции могло положить конец только одно событие, только один человек. Ичиго покусала губу, пока Бьякуя, не видя ее, поправлял традиционные атрибуты на сим святилище. Затем он бросил резкий взгляд на нее, заставляя краску мгновенно прилить к ее лицу, а сердитости взять верх — он мог запросто рассекретить все ее мысли. — Ты стал реже наведываться сюда. Почему? — фыркнула она, собираясь сама вывести аристократа на чистую воду; Ичиго устала теряться в догадках и искать в его речах намеки, которых могло и не быть. Кучики приосанился и развернулся корпусом к фиктивной жене, вдруг вспыхнувшей вовсе не поддельными чувствами гнева и страсти, хотевшей явно всё определить для себя, чтобы двигаться либо вперед, либо назад. — Я полагаю, ты знаешь ответ на этот вопрос… — Он перестал отпираться, но и прямо сказать не мог, как высокочтимый аристократ и синигами. Ичиго упрямо вздернула подбородок кверху — она тоже требовательная, тоже властная, тоже влиятельная и тоже, черт возьми, его жена, которая ни разу не робкая, не тихая, не понятливая. Она — не Хисана, и он ясно это видел. Должен был видеть! — Нет, — смело шагнула она к Бьякуе и вперила в того немигающий взгляд, — не знаю. Скажи мне. На лице аристократа отразилась мука пополам с желанием избавиться от нее. Он боролся сам с собой, с положением дел, с давлением правил и неувядаемой памяти, а еще боролся против плавящего его изнутри огня янтарных глаз Куросаки Ичиго, возродившимся из пепла фениксом вернувшейся к нему. Как с ней можно было не заговорить по душам? Как продолжить вести себя как должно, без эмоций? Как заставить уважать его, чтить, побаиваться, если она применила на нем свою самую страшную угрозу — она умерла у него на руках… А теперь стояла пред ним как богиня и призывала не к ответу, нет, а к поклонению пред ней, сжалившейся над ним, дважды вдовцом, и вернувшейся к нему иной: не требовательной, а просящей, не властной, а справедливой, не женой, а новым смыслом существования… — Потому что когда Хисана покинула мой мир, я каждый день хотел умереть, а когда в нем появилась ты, я каждый день хотел жить. Вот почему я перестал ходить сюда. Ты довольна услышанным? Его ровная, преисполненная незыблемой искренности, речь огорошила Ичиго сильнее криков верности, клятв в вечной любви и обещаний звезд с неба. Теперь она, такая смелая прежде и решительная, растерянно взирала на мужчину, не поведшем и бровью в своем чистосердечном признании, восхищаясь им до глубины души и в то же время совершенно не зная, как выразить всю полноту своей признательности к нему через слова. Ичиго всегда была никудышным оратором. — Спасибо! Одно слово. Одна эмоция. Один рывок. Одно объятие. Один облегченный выдох на ухо, заставивший бесстрашного капитана вздрогнуть и, будто обретя гибкость в заледенелых конечностях, обнять новую жену. Хрупкую, аки кузнечик, он боялся сломить ее теперь, такую, но не желал и на тысячную долю ослабить силу своей ответной благодарности за то, что она приняла его, а не послала ко всем чертям. — Бьякуя-са… — появился на пороге алтарной так не вовремя один из стражей. Застав хозяев в приступе нежности, он, покраснев до кончиков ушей, молниеносно выпалил, что собравшиеся по домам гости просят главу к себе поблагодарить его за прием, и исчез в момент, словно его и не бывало. Ах лучше бы и впрямь не бывало… Сконфуженная Ичиго, будто пойманная на горячем, разорвала внезапное звено связи с Бьякуей. Настойчиво, но аккуратно выбравшись из кольца чужих рук, она бы в жизни не призналась ни ему, ни себе, что желала бы вот так простоять с ним в обнимку хоть до завтрашнего утра. Рядом с Бьякуей она чувствовала себя совершенно умиротворенной, словно обретшей опору, почву под ногами и неожиданно дополнительный смысл жить. Однако такие чувства были ведь решительно невозможны меж ними, они же — просто заключившие договор люди, которые имели просто общность дел, а не интересов даже. — Тебе… — Леди Кучики потерла мокрый горевший лоб тыльной стороной ладони и обмахнулась ею, точно веером. — Тебе, это, п-пора идти, попрощаться с советниками, — сбивчиво поясняла она ему очевидные действия, зачем-то и себе приказывала что делать: — А я… проверю слуг, всё ли… у них в порядке, знаешь… Она собралась было выйти, да буквально вылететь пулей из комнаты, но ее поймали вновь за руку, удержав еще и вопросом: — Ичиго, ты… — Бьякуя невольно скривился, мысленно урезонив свой пыл, который собирался спросить у жены, придет ли она сегодня в их спальню. Недопустимо, недопустимо, недопустимо! — Мы еще поговорим сегодня? — В итоге он ограничился малым. Он не возражал и против такого — постепенного сближения с нею. Он ни коим образом не хотел ее напугать своим правом как супруга, более того сама мысль о том, что их фиктивный брак мог обратиться блаженной реальностью, заставляла Бьякую смущаться как мальчишку и запрещать сердцу так гулко биться в его груди. Ичиго вновь покраснела, проклиная себя за чрезмерную восприимчивость ко всему: прикосновениям, взглядам, словам, их подтексту… От того, что мог сейчас потребовать Бьякуя, у нее уже подворачивались ноги, но ей повезло, что доставшийся ей муж оказался больше чем аристократ и больше чем консервативный японец: он вел себя по отношению к ней как настоящий английский джентльмен. — Уже поздно, а у нас еще остались незавершенные дела, — сослалась она на время и занятость, безбожно солгав себе в том, что не боится определенных нюансов супружеской жизни. — И потом… мне нужно подумать, привыкнуть, понять саму себя, да и тебя тоже. Для меня всё это сложно и немного неожиданно, понимаешь? Ей кивнули, но вместе с тем в серых глазах как будто пролегло на одну печаль больше. А может, то просто тени от свечей искажали их мирный, всё принимающий цвет. Ичиго покусала губу прежде, чем твердо заверить всё же в добавление к своим обозначенным душевным метаниям:  — Но я справлюсь, обещаю. Кучики на это заметно усмехнулся: — Не сомневаюсь. — И не желая больше мучить юную неискушенную девушку своим излишним присутствием, простившись, исчез в поступи с энгава. Леди Кучики только теперь и смогла перевести дух, выдохнув с недюжинной дрожью. — А у вас тоже было так? — спросила она у немых, взиравших на нее теперь будто с меньшей снисходительностью, портретов. Не удосужившись ответа или совета, Ичиго кисло улыбнулась: ей никогда не стать одной из них, никогда не научиться держать язык за зубами и выражаться не так прямолинейно. Ее слова больше ранили, чем давали надежду, а хотелось больше последнего как раз. Поклонившись предкам, новая законная обитательница этого имения уныло поплелась в дом. Отчего-то заниматься домашними делами показалось ей в стократ проще, чем говорить с «супругом». Одно это слово уже лишало ее спокойствия и собранности. Что уж говорить об изменившемся Бьякуе? Такой он совершенно не нравился ей и нравился в одночасье очень сильно! Ужасное противоречие толпилось в душе у бывшей временной синигами, словно целый табун внутренних пустых… Удивительно, что пройдя сквозь столько битв и победив много врагов, мир, собственные переживания и вовсе-не-враг вызывали в ней страх и ступор еще большие. Однако Ичиго говорила истину: ей под силу было справиться и с таким, просто требовалось время и немножечко «практики». Первого у нее теперь оказалось с лихвой, а вторая при ежедневных встречах с Бьякуей сама собой предполагалась. Плюс всех Кучики в том, что их осталось немного, что они держались вместе и одновременно держались главы. Проникнуться им настолько же, насколько сила поместья насыщала собой новых членов данной семьи? Почему бы и нет? Ичиго до конца не знала, что испытывает к Бьякуе, но с уверенностью могла сказать, что тот не был больше ей чужд и противен. Одобрение в его глазах и легкая улыбка на устах — уже в этом Ичиго ощущала своего супруга… чуть ближе к себе. Ну и немножечко милым, если быть совсем честной.