Бракованная благодарность

Отшелестел июль, и август ненамеренно, но в одночасье сбавил обороты: прибавил природе уважаемой тяжести плодов, приглушил яркие тона, понизил до комфорта температуру и проредил воздух от скопления летних удушающих цветочных ароматов. Хризантемы — символ власти и величия — принялись постепенно утверждаться в своих правах более мягко, тактично и повсеместно. Не только на «своей» территории — в чертогах Первого отряда, коему приходилась традиционным геральдическим символом, но и в окрестностях садов Академии Духовных искусств, и в городских парках Сейрейтея, и на аллеях усадьб района аристократии севернее Шестого отряда. Последний также не миновал своим вниманием столь красноречивый цветок: сезонная выставка хризантем являлась ежегодным мероприятием, которое проводили здешние девушки-офицеры, приглашая оценить их труды и созданную красоту не только подруг из соседних отрядов, но также всех желающих. В основном, ими становились благородные барышни знатных семейств и Великих Домов, которые, облачаясь в живописные кимоно с узором из хризантем, сами превращались в подобие ходячих роскошных цветов. Впрочем, и обычным посетителям оставалось чем утешить себя — по уже устоявшей традиции каждому с выставки на прощание вручался мешочек с семенами отборнейших сортов. Наверное, именно поэтому столица и стала утопать в этих цветах с середины августа и до самых первых холодов. Август, конечно, изобиловал подобными мероприятиями, событиями, поводами. Что ни неделя — так какая-то продуктовая ярмарка, что ни день — то какой-то фестиваль: шествия с фонариками, ритуальное перетягивание каната отрядами, состязание на барабанах, парад светящихся огромных кукол и, естественно, собственный фестиваль фейерверков. То еще ошеломляющее зрелище, как поговаривали местные жители. Ведь в борьбу за звание лучшего вступали изобретатели из НИИ синигами против Шибы Куукаку с ее железобетонной репутацией в этом деле. Такое соревнование могло длиться несколько ночей подряд и поражало невиданными в Генсее представлениями. Для аристократок данный месяц превращался в череду походов в город и выгодных прогулок, когда светские приемы и посещение других домов оставляли в стороне. Каждая уважающая себя леди чтила за честь не посрамить свою фамилию, отца или мужа и могла выгулять лучшие из своих нарядов, не боясь быть уличенной в аляповатости либо нескромности, а также в зазорной свободе действий. Дамы группировались по парам, тройкам, кучкам и курсировали от одной ярмарочной палатки к иной, от одной лужайки на фестивале к другой, оставляя на время мужчин в блаженном спокойствии, хоть и с заметно опустевшим кошельком. Впрочем, с ростом посещений мужскими компаниями местных рётей и изикая в эту же пору, как минимум, владельцы ресторанов не имели ничего против такого «взаимовыгодного» сосуществования обоих полов. Случалось также, что август соединял семьи вновь вместе: в Сейрейтее Танабата Мацури проходил в августе, как в некоторых провинциях Генсея, да и кроме Дня влюбленных здесь неделю длился О-бон, Праздник поминовения усопших. Удивительно, что ни на первое, ни на второе событие знаменитых звездных феноменов в здешнем небе не происходило, но, видимо, синигами не смогли устоять против людских традиций. Синигами тоже любили, синигами тоже умирали, поэтому мертвых и любимых тут так же принято было уважать в специально отведенные для этого дни. Ичиго сладко потянулась в постели и всё еще по инерции мазнула рукой по простыне справа от себя. Холодная. Бьякуя уже полмесяца как приступил обратно к своим обязанностям капитана и оставлял возлюбленную жену в вынужденном одиночестве по утрам, а она всё еще хранила в памяти те славные июльские деньки, когда жара витала не только в воздухе, но и насквозь пропекала футон под супругами. Девушка открыла глаза и подтянула руку к себе. Осмотрела ту со всех сторон. Было по-прежнему непривычно видеть обручальное кольцо на пальце, кричавшее о ее статусе, но в какой-то момент оно придавало убежденности, что всё случившееся — не сон. Именно поэтому она не возражала против спонтанной идеи Бьякуи поддержать новый в их миру обычай. Да и вообще поняла, что ему, как и любому состоятельному мужчине их круга, не терпелось самоутвердиться так — засыпав супругу подарками, по большей части — украшениями, по которым все-все могли воочию увидеть, каким состоянием обладал князь Кучики и каким сокровищем. Последним Бьякуя неизменно называл саму Ичиго. Лестные слова заставили улыбнуться чуть ехидно. Бывшая временная синигами прекрасно знала, какой она «подарочек» по жизни, но постоянным ласковым словам сложно было опираться даже самому ершистому существу. Ичиго — не Тацуки, она могла проникнуться парнем прежде, чем врезать тому между глаз или ног, а потому к Бьякуе успела вовремя присмотреться. Лучший фехтовальщик? Что ж, она проверила. Лучший в поступи? Не беда, она и тут сумела его догнать. Аристократ по крови? Парадокс, но, похоже, сама судьба играла против Ичиго, не давая найти в понравившемся мужчине изъянов и делая их абсолютно равными. Холодное сердце?.. У Ичиго у самой дрогнуло такое же, когда льды стали медленно сходить с горячей души вечно юного, озорного, вспыльчивого и такого горячего мальчишки. В него настоящего, под маской, невозможно было не влюбиться. С улыбкой, теперь широкой и счастливой, леди Кучики села в постели, завернувшись в простыню. Спутанные, не расчесанные, жесткие пряди с шорохом рассыпались по ее плечам, бокам, футону, упали на грудь. В той что-то кольнуло, и Ичиго подтянула к ней колени, ссутулившись, сгорбившись, свернувшись калачиком, когда вновь легла на бок. «Что-то не так…» — задумчиво закусила ладонь Ичиго и глазами заметалась по невидимым чертогам памяти. Разум достигал событий месячной давности, будто сверяясь со списком выполненных и невыполненных дел. Кучики провели в праздной расслабленности много дней и ночей, но успели настигнуть упущенное с началом августа. Так, капитан вернулся на службу, его отпуск закончился. Поместье тихо-мирно готовилось к мероприятиям по случаю О-бон под старательным участием леди Дома. Вассалы не бунтовали, работники трудились на рисовых террасах, и даже Совет старейшин перестал донимать главу вопросами о скором наследнике. Жизнь молодых князя и княгини побежала своим чередом, точно мерная река, по которой пускали зажженные фонари, чтобы почтить каждого усопшего в семье… Прежде Куросаки обходились одним таким, но у Кучики умерших близких родственников было больше, поэтому супруга князя любезно переняла его ежегодный груз на себя и расписала фонари собственной рукой, как озаботилась и иными приготовлениями: закупкой свечей, реконструкцией портретов, созданием цветочных композиций, заготовкой ритуальной еды. Хозяйка дома нахмурилась, почти забыв свою давнюю привычку, но даже это не помогло ей разобраться, в чем суть ее смятений. Она потянулась к тумбочке за наручными часами — еще одним подарком от супруга, чего так не хватало в консервативном обществе девушке современного поколения, — и с недовольством отметила, что проспала лишних два часа. Не то, чтобы домашние дела требовали ее безотлагательного внимания с самой зарницы, но Ичиго страшно хотелось есть и она старалась потакать этим своим желаниям, наивно полагая в глубине души, что так вновь подает признаки жизни ее утраченная сила. Реяцу же в руках по-прежнему ощущалось ни на грамм, и сколько бы бывшая временная синигами ни сжимала руку в кулак и ни разжимала, результат оставался неутешительным — ее вены опустели от духовной силы. — А к черту всё! — фыркнула с досады бедолага, вскочила на ноги и начала остервенело расчесывать сбившиеся в колтуны длинные волосы. Сейчас бы им очень пригодилась рука Юзу, причем та, что с ножницами; Ичиго не отказалась бы от любой кривой стрижки, только бы не терпеть этих ежеутренних мучений. Настроение падало всё ниже к отметке ноль, потому что кожа раздражала сухостью, низ живота — тянущей болью, а грудь — острой чувствительностью. Если бы Бьякуя находился здесь, то наверняка познал бы все «прелести» предменструального синдрома, но его рядом не было, и даже не подразумевалось еще часов с шесть, а это досаждало еще больше, чем условленная встреча с Рукией на очередном глупом празднике! Ичиго и в Генсее с трудом было вытянуть на такие, но тут отмахнуться не получалось — «правила обязывали», как любил говаривать Бьякуя, и эти мифические правила уже стояли Ичиго поперек горла. Иногда ей хотелось бунтовать против всех и вся. Возможно, дело обстояло в выздоровлении, оправдывала себя девушка в редкие минуты проснувшейся совести. Она чувствовала себя физически здоровой, сильной, энергичной. Супружеская жизнь творила чудеса, здешняя пища — видимо, тоже, как и те пилюли, которые ей регулярно прописывала капитан Котецу. Так или иначе, очень скоро Ичиго отметила, что ее проблемный характер постепенно возвращается, вкупе с вечным недовольством, бурчанием по поводу и без и конечно же заоблачной наглостью. Последняя особо проявлялась в отношении любимого супруга, желание видеть которого могло заставить Ичиго припереться в Шестой отряд посреди рабочего дня просто за тем, чтобы сказать «Люблю», ну и заодно еще тысячу желаний пополам с претензиями. Претензии выливались в целом в одно — леди Кучики по мере ее восстановления становилось до одури скучно, потому что бытовые занятия хоть и поддались ей без особого труда, но мало ворошили ее беспокойную кровь. По той же причине у нее стало не хватать терпения на рукоделие, каллиграфию и любимый бонсай. Госпоже Кучики, откровенно говоря, аж руки чесались подраться, но ее статус делал это невозможным еще больше, чем отсутствие занпакто в руках; никто бы не посмел встать в спарринг с княгиней, даже сорвиголова Абарай, который по-прежнему опасался банкая командира. К слову, проводить тренировки с последним было идеальным вариантом для соскучившейся по силе синигами, но, увы, и капитан Кучики, и его жена при встрече оба находили более интересными «тренировки» в иной плоскости. «Хоть бери синай и в Одиннадцатый ступай», — подумывала всерьез она, не в силах подчас терпеть бурление гормонов в жилах вместо реяцу, но, естественно, и этого не могла себе позволить из-за пресловутых «правил». Ичиго нервно засобиралась на встречу с Рукией, обдумывая еще один выход для своей энергии — обучение в Академии Духовных Искусств. Однако Бьякуя как-то странно посмотрел на нее, стоило только заикнуться об этом, а потом категорично отмел эту идею как решительно невозможную. Очевидно, подобное не разрешалось благородным леди Великих Домов, хотя исключения из правил в виде Йоруичи и той же Рукии говорили сами за себя. Впрочем, Ичиго оспаривать свою позицию не стала, прекрасно зная, что никогда больше не сумеет асаучи преобразовать в занпакто, как и не сможет освоить ни одну из дисциплин занкенсоки, основавшихся на владении хотя бы минимумом духовной силы… Вздохнув тяжко и тем самым дав служанке сильно завязать на талии шнурок поверх легкого нагадзюбана, Ичиго, снова нахмурившись, взглянула на себя в зеркало. Проявившиеся в ней женские абрисы не очень-то ее радовали, не придавали былой легкости девочке, гонявшей наперевес с огромным Зангецу; привыкнуть к статусу женщины она не смогла. Души старели здесь медленно, взрослели тоже, но это касалось мощных душ вроде Тоширо или опять же Рукии, а время слабой Ичиго словно устремилось вперед в сюнпо. — Нет. Я надену вон то, цветастое, — княгиня воспротивилась предложенному и кивнула служанке на свои кимоно в шкафу. Умэмико замялась и с поклоном напомнила: — Боюсь, никак нельзя, моя госпожа. Эти фурисодэ вы носили до замужества с Бьякуей-сама, а став его женой вам полагается по правилам… Ичиго жестом попросила ее помолчать и раздосадованно потерла переносицу: — Правила, правила, правила. Только и слышу это со всех сторон! Как меня всё это достало, если б кто только знал… Служанка озадаченно моргнула и сразу стушевалась, когда ее полоснули взором твердым, с огнем, не принимающим общепринятых норм. Ичиго смягчилась, извинилась и с тоской уставилась на куротомесодэ в руках Умэмико: — Ну почему я должна ходить так, будто у нас круглогодичный О-бон? Это же всего лишь еще одна прогулка?.. — едва не взмолилась она. — Такие правила, госпожа, — заученно повторили ей и неуверенно перемялись с ноги на ногу. — Замужним женщинам… — Я не женщина! — отрезала Ичиго и мотнула головой так, что свежесобранная прическа рассыпалась непослушными прядями по бокам, уронила пару и на лоб, и на затылок. — Мне всего лишь двадцать, — вздохнула она, въедаясь взглядом в себя в зеркале, — двадцать, а не триста двадцать. Умэмико, явно симпатизировавшая своей хозяйке, растерянно обвела шкаф взглядом и, за что-то им зацепившись, вернула формальное кимоно на подставку. Она долго копошилась на полках с бесчисленными валиками кимоно — символа состоятельности и роскоши дамы высокочтимого дома, пока не извлекла оттуда сверток бумаги, перевязанный алой лентой. В нем оказалось бордовое, почти черное, кимоно с раскиданным по всей ткани узором из букетов японской камелии плавно переходивших из одного в другой розовый оттенок. Сшитое из шелка высшего качества, кимоно являлось в то же время полуформальным: имело три мона Кучкии вместо пяти и яркий, затканный золотом зеленого цвета оби, цвета травы, так удачно подходивший под изображенные цветы. — Это цукесагэ, который вы отвергли в позапрошлом году сразу после свадьбы. — Ичиго взметнула брови, и служанка позволила допустить: — В те дни вы не особо благосклонно относились к символике Дома Кучики… Леди клана понимающе кивнула — теперь-то она изменила свою позицию, и, казалось, что тогда вместо нее в этот дом вошла совсем другая девушка, ей незнакомая и постыдная. — Спасибо, — смущенно отвела она взгляд и опять наткнулась на стрелки часов. — Ой, мне нужно поторапливаться, чтобы не опоздать к шествию! — поторопила она помощницу и сама отринула лишние мысли, мешавшие собраться и на прогулку, и с духом. Разговор с другом — то, что ей требовалось за неимением любимого поблизости, да и самое захудалое действо приносило удовольствия больше, чем прозябание в поместье, считая часы до новой встречи. И раз уж главы Великих Домов позаботились о повсеместной охране в публичных местах для своих жен, детей, родителей и прочих родственников, грех было упустить такую возможность — вырваться за пределы обыденности, причем не втайне, а с полным правом. Много девушек уже потянулись вереницей к Садам Академии, где намечалось менее зрелищное, чем у бойцов в Готее, ритуальное перетягивание канатов студентами. На другом же краю столицы, перед корпусом НИИ, сегодня по графику должна была состояться демонстрация селекции раннецветущих хризантем, выведенных мирными умельцами Института, а не изощренными мозгами капитана Куроцучи. В сердце же города, на территории Первого отряда, через час должен был состояться литературный фестиваль, посвященный прощанию с летом и встрече осеннего сезона. Именно туда уговорила ее заглянуть Рукия, дабы поддержать их давних товарищей, Киру и Хисаги, упражнявшихся в стихосложении не один год. Впрочем, Ичиго особо и не упорствовала — отчасти ей было всё равно, что посещать раз в день с галочкой «обязательно», тем более, что по пути из Первого домой у нее появлялся весомый повод заглянуть к мужу на работу и подкрепиться дозой нежностей в долгом ожидании ночи. В сердце снова что-то кольнуло, заставляя припустившую шаг Кучики сбросить скорость на полпути и пойти дальше более чинно, не спеша и с возможностью осмотреться по сторонам. То, что она стала примечать, ей не понравилось, ведь только не воевавший не смог бы распознать за сбивчиво суетившимися синигами тревожного звоночка о случившемся происшествии. Офицеры пробегали то тут, то там, крадучись меж деревьев и под оградами, по двое, по трое, так, что толпа далеких от военных дел лиц не могла увидеть их. Ичиго снова нахмурилась, снова ощутила чувство чего-то нехорошего, воровато оглянулась через плечо в надежде узреть кого-то из знакомых готейцев, но вместо этого ей приветственно махнула двигавшаяся чуть поодаль принцесса одного из вассальных кланов Кучики. Удостоверившись, что ее заметили, она, совсем еще девочка, на вид не многим старше сестер Ичиго, осмелилась приблизиться к госпоже и поклониться более учтиво. — Марико? — попытались припомнить ее. — Юрико, Ичиго-сама, — совершенно не обидевшись, поправила девушка и улыбнулась обезоруживающе. — П-прости, — выдохнула княгиня, — у меня с детства проблема с запоминанием имен, я как-то говорила это… — Ох, ну что вы! Ничего страшного! Такие пустяки! — запротестовала Юрико и заверила еще тысячей слов, что ничего оскорбительного не видит, а напротив, ей ужасно лестно внимание леди ее клана. Они невольно пошли по дороге дальше вместе, заведя непринужденную беседу о предстоящем мероприятии, погоде и выросших ценах на шелк. Обменявшись комплиментами по поводу выходных кимоно, Ичиго вновь проследила взглядом пробежавшую вдалеке группку бойцов и с досады поджала губы. Она должна была быть там, в эпицентре чего-то случившегося! И сердце ее будто побежало далеко впереди, увязавшись за быстроногими синигами. — …да, Ичиго-сама? — донеслось тут до края ее уха. — А? Что? — посмотрела она свою собеседницу и чуть мотнула головой, откидая мысли. — Прости, ты что-то говорила? Принцесса замахала веером, будто ей сделалось в разы жарче, чем баловал щадящий теплом август, и понизила голос до полушепота, прикрывшись им от сопровождающей ее няньки: — Говорю, вы тоже беспокоитесь, что с этим «пустым иллюзий» Готей не сможет справиться? Мой брат выразил опасение, что… Ичиго захлопала ресницами: — Какой пустой? О чем ты говоришь, Марико? — Юрико, — уже привычным образом поправила та Ичиго и истинно удивилась: — Вы не знаете? Его уже с месяц не могут поймать на окраинах Рукона, а вот на днях приборы, или как их там, который создает Куроцучи-тайчо, засекли врага на… У леди Кучики глаза заметно увеличились в диаметре, и она ощутила, как щеки ее закипают. Почему Бьякуя ничего не рассказал ей? Пощадил? Пожалел? Просто отмахнулся? Ну да, она же теперь мало того, что беззащитна, но и бесполезна, а место ее интересов ограничено территорией поместья… Скуксившись тут же, Кучики осознала в который раз всю тяжесть собственной беспомощности, но это вовсе не означало, что она позволит так считать всем остальным, в особенности Ему. Ичиго резко крутанулась на пятках и бросила попутчице едва не на бегу: — Прости, тебе придется продолжить прогулку дальше в одиночестве, поскольку мне нужно увидеть Бьякую, ну, то есть Бьякую-сама. — Ичиго заметила беспокойство в глазах Юрико и поспешила ее заверить, что ничего страшного. — Я прибуду на конкурс, но позже. Хорошо? Юная аристократка покивала и с опаской продолжила свой ход под пристальным взглядом госпожи. Только оставшись без свидетелей, Ичиго враз подобрала полы дорогого цукехагэ и нырнула в переулок, что вел к вратам Шестого отряда. Она побежала, что есть мочи, ощущая, как забивает дух и в горле разрастается ком. Предчувствие плохого она никак не ассоциировала с неодолимым капитаном Кучики, но сейчас волнение захлестнуло ее с головой так, будто она воочию увидела его поражение. — Бьякуя?! — Она ворвалась к нему в кабинет шаровой молнией — яркая, взъерошенная, от нее так и несло жаром. — Ичиго? Ты? — Ее встретил Ренджи, сидевший за непривычно пустым столом и следивший в окно за движением солнца по небосклону. — Где Бьякуя?! — Она даже не думала о приветствии и прочих расшаркиваниях. Затем бросила быстрый взгляд на пустующее место капитана, снова — на лейтенанта, затем опять на придвинутое плотно к столу кресло, и с нажимом повторила вопрос: — Где он? — На задании, — как-то растерянно сообщил Ренджи и нервозно сжал пальцы в замке. Заерзав на стуле, он вернулся взором к окну, будто от этого зависела чья-то жизнь и добавил совершенно несвойственным ему тихим холодным голосом: — Ичиго, иди домой. Она опешила сперва. Простояла, земерев, какие-то пару минут, а потом хлопнула кулаками о стол Абарая так, что тот аж подпрыгнул. — Черта с два я уйду, пока ты не расскажешь, что здесь творится?! — Хм? Тогда придется уйти мне, потому как не собираюсь обсуждать это с тобой. Лейтенант только собрался было подняться, как ему на голову вылили весь графин с водой, стоявший на столе, а затем, спокойно поставив тот обратно с глухим стуком, уставились бесстрашно в ожидании ответа. — Ты что, рехнулась совсем? — дернулся было Ренджи разъярившимся тигром, но завидев как Ичиго отпрыгнула от него к стене в инстинкте самосохранения, попытался взять себя в руки. Продолжил закипать только в лице, широко раздувая ноздри, тараща на подругу глаза, судорожно сжимая и разжимая кулаки. Его взгляд остановился на жемчужном ожерелье на ее шее, затем мазнул по богатому одеянию и запылившимся белоснежным таби в золотистых дзори. — Ступай домой, Ичиго! — рыкнул он, практически приказывая ей. — Возвращайся к рукоделию, праздникам, конфетам и слугам! Тебе не место здесь, ясно? Это больше не твое дело! Она естественно и с места не сдвинулась. Упрямо вздернула подбородок, не менее упрямо отлепилась от стены и сделала шаг к нему, представшему пред ней взбесившимся зверем, совершенно бесстрашно. Адреналин разогнал кровь будто бы в прежние времена. — Хм, с Рукией так же разговариваешь?! — едко заметила она, указав на властный тон в отношениях меж друзей. — При чем здесь Рукия? — вновь фыркнул Ренджи. — Рукия — боевой офицер, а ты… — Он запнулся, буквально проглотив язык и закусив до боли губу. Правда мучила его. — И кто я? — с вызовом теперь взглянули на него. В карих глазах бывшей недосинигами вспыхнули настоящие огни, и она шагнула еще ближе. — Кто я, ну-ка, говори? — Еще шаг. — Слабачка? — Еще. — Инвалид? — Еще один, становясь впритык. — Разнеженная барышня? Кто?! Кто? Кто, отвечай же!!! — крикнула, сунувшись к нему нос к носу, не дала уйти от ответа. Ренджи не стерпел — быстро отвел глаза: — Прости, я не то имел в виду, но… Она не стала дослушивать его до конца, сгребла в охапку, сколько хватало ей собственных сил и затрясла за грудки истерично, словно стоя у пропасти на краю: — Где он? Что приказал тебе? Я не уйду, даже не рассчитывай! Я должна быть там вместе с ним, сражаясь плечом к плечу, если потребуется! Потому что мы пара, партнеры, навеки спутники, и если ты меня сейчас же не приведешь у к нему, клянусь, сама дойду! Я не шучу. Ты меня знаешь. Лейтенант Шестого отряда, признаться, оказался в тупике: с одной стороны над ним довлел приказ капитана — не предпринимать никаких действий и оставаться в расположении до определенного времени, с другой — более категоричный приказ: приходить на выручку Ичиго, что бы той ни потребовалось — хоть меч, хоть запасная почка. Абарай озадаченно почесал макушку. Жена Кучики выедала душу горящими гневом и мольбой глазами, и тут даже Сенбонзакура не смогла бы повлиять на дрогнувшее сердце. — Он ушел с группой на окраину Рукона… — Он сдался. — Чуть дальше нашего с Рукией района Инузури. Собственно, капитан и вызвался отправиться туда лично, так как хорошо узнал те места, как просила его Хисана-сан… — Ре-ре-ренджи, — начала даже заикаться Ичиго, — поменьше текста, ладно? — Я и говорю, — надулся он, — когда Двенадцатый засек вторжение с другого мира в том районе, Бьякуя вызвался сам повести отряд. Он был уверен что это тот, кто напускает иллюзии, дабы без труда расправляться с синигами. Ну, жрать их души, как бы… Ичиго пришла в тихий ужас от последнего уточнения, но прежде чем запаниковать, друг опомнился и попытался ее успокоить, схватив за плечи и хорошенько встряхнув: — Нечего переживать, это ж командир! Да он расправится с каждым, кто встанет на его пути и вернется к тебе. Разве не веришь? Она помотала головой. — Во сколько он обещал вернуться? Ренджи снова бросил взгляд на часы и признался: — Тайчо велел ждать до шести вечера, а после — отправляться по его следу. Если… они не вернутся, — добавил он осторожно. — Сколько сейчас? — Ичиго сверилась по времени. — Без пятнадцати три? К черту приказы — отправляемся немедленно, раз путь далек! Ренджи попытался возразить, апеллируя к дисциплине в рядах Шестого, но сколько бы ни перечил жене командира, как бы ни отнекивался перед госпожой клана, чем бы ни грозил бывшей синигами, отговорить Ичиго от безумной затеи ввязаться в бой капитана не удалось. Проще было, действительно, усадить ее на закорки и понестись стремглав через Рукон, погнанный пресловутой женской интуицией точно нагайкой. Что, собственно, Реджи и сделал на свой страх и риск. Его сердце тоже переполнялось странными треволнениями, словно над Обществом душ зрела новая волна. И единственное, к чему пришли к согласию нарушители приказов, — это спокойствие Рукии и ее ребенка. Давние товарищи, как встарь, решили действовать быстро и сообща; благо, сюнпо лейтенанта способствовало. — Где-то… здесь… — запыхавшись от предела своей скорости, Ренджи ссадил Ичиго наземь и судорожно размял затекшую за час пути спину. В 80-м районе было не людно — нищета и вражда в таких местах косила тут направо и налево даже не-носителей реяцу. Кроме этого, самые удаленные участки от столицы оказывались менее всего защищены от вторженцев из другого мира. Редкий дежурный синигами сюда заглядывал для порядка, технологии НИИ банально не доходили, зато вспышка реяцу на фоне примитивных плюсов приковывала к себе моментально любого желающего полакомиться духовным деликатесом. — Что ты чувствуешь? Ты слышишь его? — Ичиго как слепой котенок тыкалась пустым взглядом по небу, чтобы разыскать вход в гарганту или любой другой намек на прибывшего сюда врага из Уэко Мундо, но внешне никаких нарушений измерения не наблюдалось. Ренджи сделал ей присмиряющий жест — он засек какой-то звук со стороны и постарался прислушаться. Сошедшиеся к переносице татуировки говорили о том, что осязаемое ему пришлось не по душе, но он не стал разглашать подробности — просто цапнул подругу за руку и потащил в том направлении, переходя в бег. Чем дальше — тем быстрее. Она то и дело поглядывала искоса на него, теряясь в догадках и не скрывая опаски. Держась за крепкую, шершавую, верную ладонь друга и бойца, которых в Готей еще поискать надо, Ичиго старалась держаться стойко и готовила себя к любой из картин, которую им предстояло впереди увидеть, но что-то беспокойное теснилось в груди, что-то громкое хотело вырваться наружу из горла, что-то сильное хотела совершить душа, как раньше, встать в защиту дорогого человека, а никак не моглось… Единственное, что бесконтрольно вырвалось у Ичиго — так это, побежавшие отчего-то по щекам слезы. — Перестань реветь! — рыкнул на нее Ренджи. — Ты же временная синигами, ёпт! Вспомни! Грубость не красила его, хоть и внешне варвара, но Ичиго хорошо знала друга, дабы за этими словами рассмотреть беспокойство за нее и собственную тревогу за капитана. Они побежали дальше сквозь деревню, больше не обменявшись и словом, только шорох глины под их подошвами нарушал здесь мертвую тишь. Никто не встретился пришельцам из Белого города, следов присутствия пустых или бандитов тоже отсутствовали на улицах — в этой давно омертвелой глуши не было и намека на прошедшую здесь давеча группу синигами во главе с капитаном Кучики, и Ичиго усомнилась бы, правильной ли дорогой их повел Ренджи, если бы за поворотом деревни, прямо за высоким холмом, они оба не наткнулись на их сбывшийся кошмар: растерзанные тела синигами вели словно тропой к распростертым вратам Ада, а на фоне слепящего зарева из них устраивало свою вакханалию нечто с длинными щупальцами, крыльями, одеждами. На конце одной из таких щупалец, он держал фигуру, которой руководил, точно чудовищный кукловод, и его «кукла» сейчас медленно всаживала меч по самую рукоять в грудь совершенно не сопротивлявшегося капитана Кучики, позорно упавшего на колени… «Почему он не сопротивляется?» — этот вопрос застрял в сознании Ичиго и обездвижил ее саму, пока Ренджи, узнав врага, с криком: «Заэльаппоро! Ублюдок! Ты жив?!» бросился к нему, на ходу высвобождая Соо Зобимару. «Что происходит?» — у Ичиго уши словно ватой заложило. Словно сквозь сон она наблюдала также, как против лейтенанта Шестого отряда выскочил другой враг — со стеклянной банкой на голове и рукой, превратившейся в какой-то пожирающий цветок. Как чумная она продолжала пялиться на этот цирк уродов, наверное, самых уродливых из виданных ею монстров, которые атаковали сейчас ее друга и ее мужа, и что-то в груди у Ичиго точно оборвалось. Она не верила своим глазам. Ее мир вдруг стал рушиться… Зачем? Почему? Как это могло вообще случиться с ними? — Ичиго, уходи! Спасайся! — Ренджи жалил змеем такой же змеееподобный отросток противника, но тот словно не замечал прокачанной во Дворце Короля силы. Гости из Ада были заметно сильнее обычных пустых. Девушка потащилась вперед, буквально едва переставляя ноги, не сводя стеклянных глаз с застывшей посмертной маски Бьякуи, которого продолжала медленно пронзать катана, и у Ичиго даже слез не осталось, чтобы выразить всю свою от этого боль, отчаяние, злость. В голове пульсировало монотонное и бесчисленное: «Как же так?». — Дурочка! Капитан — уже не жилец! — Ренджи всё еще попытался достучаться до нее. — Беги! Спасайся! Я их задержу… И его будто услышали — она остановилась перед местом боя, как перед киноэкраном. Прислонила руку как к невидимой стене. Застыла, окаменев. Заставила на миг отвлечься всех участников бесчинств, творившихся тут, взглянуть на нее, лишившуюся явно рассудка. Всех, кроме одурманенного непонятным ядом мужа. А потом… просто взмахнув рукой, она отбросила Абарая, снова крикнувшего ей бежать, на несколько метров назад. Земля содрогнулась. — О-хо-хо, — присвистнул крылатый «кукловод», — что за отличный образец в мою коллекцию. Надо бы взять пробу!.. — Да у нее нет и следа реяцу. Пф, она пустая как пробка, — словно эхом заговорило второе существо, насмехаясь над бессильной душой, но стоило ей только взглянуть на него, как стеклянная голова начала трескаться мелкой паутиной, жидкость внутри ее зашипела, забурлила, эхо стало враз походить на синхронные крики, и всего несколько секунд спустя, это нечто рассыпалось прахом, словно его одолели занпакто синигами. — А-ха-ха! — заржал второй пустой. — Как страшно, и как интересно в то же время! Так значит, твоя сила — в абсолюте?! — пригладил он одного из жучка, нашептавшему ему на ухо эту информацию, мгновенно проанализировав случившееся с собратом. Ичиго, не слыша никого и ничего, потянулась точно зомби к злосчастной кукле, которая убивала ее любовь, и попыталась голыми руками его отцепить от меча, точно завороженная. Это давалось с трудом — она была совершенно без сил, и эти ее слабые руки, и уходившая из-под ног земля… Девушка непонимающе уставилась на собственные ладони и тряхнула головой, как в бреду. — Ичиго-о-о!!! Обернись! — Абарай несся на нее что есть духу, когда она действительно обернулась. Да только не туда. Еще один смертоносный отросток уже устремился в спину новой жертве, а она блаженно улыбнулась слишком обеспокоенному другу. Ррраз — и от остановленной локтем атаки, распалось сначала одно щупальце Заэльаппоро, затем то, что нанизало Бьякую на рожон, а потом они стали рваться надвое одно за другим под дикий визг самоуверенного «кукловода» и грохот цепей запиравшихся врат Ада. Ренджи подоспел, чтобы Ичиго не затянуло внутрь, но поймал подругу прямо в руки, когда та падала наземь без чувств. В 80-м южном районе стихло всё в один момент. Словно ничего не случилось. Оторопелый Ренджи посмотрел на бездыханную Ичиго, которую не смог разбудить, затем — на капитана с пробитой грудью, из которой хлестала кровь. Ренджи бесконечное количество раз заметался взглядом от одной к другому, от командира к подруге, от Ичиго обратно к Бьякуе, и почувствовал себя в тупике. Он мог вынести их только по одиночке, а до Сейрейтея — путь неблизкий. Лейтенант замер в нерешительности. Кого он должен выбрать? Кого же ему спасти?! Кого, кого, кого… Надвигающийся праздник О-бон задышал сиганувшему в сюнпо синигами смертью.