Бракованная благодарность

Лето — самое то, чтобы напрочь забыться. Потерять чувство времени, затеряться где-то между нежным рассветом и сочным закатом, окунуться в дивную гладь беззаботного бытия, и легким перышком, которым играет ненавязчивый ветерок, плавно проскользнуть меж суровых будней навстречу круглосуточному отдыху. Лето — как царствие вседозволенности. Можно раствориться в его непрекращающейся теплоте, наплевав на духоту и возможность сгореть на солнце. Можно скинуть с себя тяжелые вычурные одежды, чтобы полюбить грубоватую, но дышащую ткань юкат. Можно бегать босиком по траве, как в детстве, часами валяться под деревом, щуриться от солнечных зайчиков и улыбаться просто так, глядя в веселые небеса. Можно объедаться всем, что красуется спелым бочком в садах и на ярмарках. Наконец, можно полностью сойти с ума от кружившего голову сплетения ароматов беспощадно-чарующих лилий. Белых. Желтых. Розовых. Оранжевых… Воздух, насыщенный будто ядом этих саюри, лишал под вечер последних сил к озорству и обязательно укладывал на футон, расслабляя тело, отключая сознание и делая веки неподъемными от неги, растекшейся по венам. Лето — это торжество безмятежности, праздной лени и блаженной истомы, а июль — апогей всех этих очаровательных недостатков. Июль яркий днями до беспамятства. Июль ласковый ночами до дрожи в поджилках. Июль танцевал в занавесках, июль постоянно задувал свечи, июль приятно шуршал тонкой васи в распахнутых настежь седзи хозяйской стороны. От него не хотелось избавляться, его негласно приглашали внутрь, потому что июля всё равно было до безобразия мало, даже когда он распинал тебя на постели, наваливался своей волнующей тяжестью сверху и оставлял на губах вожделенный вкус душистой клубники… Ичиго. Выводить изящными пальцами 苺 на бронзовой коже, как и прописывать с упоением долгожданные 朽木 一護*, стало истинно сладострастным наслаждением. Созерцать попутно соблазнительные изгибы вблизи, обрисовывать покатые плечи, осязать упругость ягодиц, чувствовать, что за яшма ее шелковистая, летнего цвета кожа и окунать руку бесстрашно прямо в пламя ее волос — это вновь и вновь доводило разборчивого князя Кучики до чувственного исступления. — Бьякуя? — На него меж тем взглянули сонными глазами, чуть хмуря брови, и недовольно надули губы: — Ты мне экзамен по каллиграфии устраиваешь, что ли?.. Вместо ответа он склонился над соней ниже и прижался продолжительным поцелуем к левой лопатке. Глядя в недоуменные спросонья глаза неотрывно, Бьякуя скользнул упражнявшейся в писании иероглифов ладонью вдоль позвоночника Ичиго и помог простыне окончательно сползти с ее бедер на пол. — М, разве отпуск еще не окончился? — мурлыкнули игриво на такую шалость и мигом перевернулись на спину, подставляя под лукавый взор капитана еще не тронутое его письменами бронзовое полотно живота. Синигами на отдыхе сглотнул, не скрывая желания в который раз предаться утехам. Острые ключицы жены, ее заметно возбужденная грудь и размеренно дышавший живот быстро подтолкнули Бьякую сдаться рыжему лету на милость, но он не чувствовал себя побежденным. Первый за шестьдесят лет службы отпуск очень напоминал медовый месяц — Шестой отряд и впрямь с месяц не видел своего главу, — но никто из Готей-13 и словом не попрекнул оттаявшего от слишком долгой зимы степенного воина. Последний, признаться, и сам позволял себе позабыть о том, что за пределами спальни поместья находился еще какой-то мир, еще какие-то обязанности, еще какие-то подопечные, родные, товарищи, союзники, слуги, кто-либо. Июль сгреб его в охапку целиком еще в середине июня, но вырываться из его плена гордому аристократу не хотелось и поныне. Только солнце в глазах, только тепло любимого тела, только клубничный след на губах в какой-то момент приобрели для него абсолютное значение, и капитан Кучики впервые в своей жизни познал, что значит это вожделенное другими слово «отдыхать». Ичиго невинно улыбнулась, отмечая его задумчивый взгляд, но поймала в ладони лицо чересчур думавшего в такие моменты супруга крепко. Она требовала внимания к себе, иного не терпела; в ней вообще проснулась какая-то властность и вернулась былая дерзость. Ичиго первой принялась целовать Бьякую настойчивее, заставила обоих дышать чаще и жарче, затараторила на ухо отвлекшемуся любимому совершенно выбивавшие того из колеи смелые желания… Не поддаться ее безоружному, однако переворачивавшему весь мир натиску у Бьякуи не оставалось шансов. Да и противиться этому ничуть не хотелось. Он послушно прикрыл глаза, прислушался к бархату ее голоса и коснулся ладонью своего бешено барабанившего сердца. Так по-прежнему дико было его слышать. Бьякуя усмехнулся, не разрывая поцелуй, и дал своей нетерпеливой соблазнительнице стянуть с плеч его спальное юката… Хозяин дома просыпался по обыкновению раньше; сегодня выходил отдавать последние распоряжения насчет вечернего застолья, не забыл заглянуть и в кабинет, подписал для старейшин пару бумаг. Обессиленная за ночь Ичиго в это время отсыпалась и добирала должной бодрости для нового дня, но мысли уйти далеко от нее или задержаться с поручениями на дольше у хозяина дома даже не возникало. Он готов был просто часами наблюдать за ней, спящей или активничавшей, готов был переделать в сюнпо все дела поместья и рода, а еще готов был пойти жене на любые уступки. Он! Двадцать восьмой глава клана Кучики! Двухсотлетний аристократ, сраженный наповал генсейской девчонкой. Сраженный в буквальном смысле. — Попался! — хихикнула она, оседлав без особого труда одного из сильнейших синигами, и заставила того в который раз за сегодня потерять голову от ее поцелуя. — Это самое сладкое для меня заточение, — Бьякуя предался приятной истоме, глядя на свою повелительницу из-под полуопущенных ресниц. Он блаженно улыбнулся, мазнул ладонью по девичьему бедру, поймал кончик длинной рыжей пряди и любовно намотал ту на палец. — Можно мне остаться в нем на тысячелетие? Ичиго мотнула головой, озорно скалясь. Перекинула волосы наперед, чтобы те упали по обе стороны от лица Бьякуи и заключили влюбленных в причудливый паланкин для увеселительной прогулки. Она поерзала, он устроился поудобнее; кажется, они простояли на месте слишком долго, чтобы не возжелать двинуться дальше. — Ох! — не сдержала выдоха Ичиго и притянула супруга к себе. Порывисто сев, жадно обнявшись, прижавшись тесно щека к щеке, она сглотнула сухим горлом и шепотом призналась: — Ты не Айзен, но наш собственный «Мукен» на тысячи лет мне тоже нравится. Кто бы поспорил? Он — точно нет. Коротать века вдвоем казалось таким же окрыляющим, как сражаться плечом к плечу против врага или преодолевать все подбрасываемые судьбой неурядицы. Для Бьякуи изнуряющей тюрьмой было одиночество в пятьдесят лет, и сейчас он бы с твердой решимостью совершил бы сеппуку, нежели вернулся бы в те страшные холодные дни. Новая жена подарила ему нечто большее, чем свое общество и свое естественное лето. Она показала свет из той темницы и, впервые блеснув в его объятиях солнцем, указала истинное место, где ему следовало находиться. Бьякуя возлюбил Ичиго нечаянно, но с первых дней, неосознанно потянувшись из когтей зимы на волю. Бьякуя, возлюбив Ичиго не один раз, справедливо счел ее своим путеводным светилом, озарившим всю его жизнь от ныне и до самого конца; их Мукен он покидать не желал, он готов был умереть там в пожизненном заключении объятий Ичиго. Чета Кучики занялись любовью снова, страшно соскучившись по друг другу за девять часов сна, а потом, не удержались, и поддались страсти еще. Затем — приливу нежности. Позже — утихающим ласкам. Пока наконец-то не опустились на футон изможденными, но счастливыми, крепко сжимая друг друга за руки и поочередно целуя те в благодарность. Так они тоже могли наслаждаться часами, говоря попутно о совершеннейших пустяках или заводя речи, скажем, о старых героях этого края. Генсейка вторила рассказанным легендам о выдающихся синигами описанием подвигов вымышленных героев из манг или кино. Кучики так же, долго и чинно, могли обсуждать предстоящий банкет на триста лиц, а могли обсудить и аскетичную эстетику их повара в поместье. Бьякуя мог бесконечно говорить о прелести одного цветка или слагать без остановки танка во славу длинных ресниц любимой, а Ичиго… Ичиго могла вообще ничего не говорить, как обычно, ибо ее глаза говорили гораздо красноречивее. Так или иначе, стены хозяйской спальни, если бы их исписывали разговорами, наверное, были бы уже давно испещрены густыми письменами до самого потолка, но небо не падало на головы влюбленных — наоборот, они видели сквозь крышу звезды и пытались угадать по ним судьбу. Совершенно идеалистическую, но не менее счастливую — ту, где не было бы места больше ни битвам, ни врагам, ни смертям. — Думаешь, мы доживем до возраста Гинрея-доно? — Ичиго потерлась носом о шею Бьякуи, не спускавшего с нее ровного обожающего взора. — Дедушка — не самый великовозрастный муж нашего рода, — завел он будто новую сказку, размеренно гладя теперь жену по волосам. — В Готее есть синигами гораздо старше. — Ты о Кёраку-сотайчо? Кажется, его сверстником был и Укитаке-сан? Они учились вместе? Капитан Шестого отряда кивнул и напомнил, что старше тех двоих была еще капитан Унохана, а древнее всех их вместе взятых, старше своих первых учеников, был покойный генерал Ямамото. Считать года того не брался никто, как, впрочем, и угадывать возраст главы Нулевого отряда. — Понятно. Выходит, дело не в благородной крови, а в реяцу? — Голос Ичиго стал несколько печальным, и она импульсивно обняла Бьякую крепче: — Не хочу умирать раньше тебя, не хочу оставлять тебя одного снова! Бьякуя уткнулся застывшим взглядом в токонома, которую теперь украшала картина Ичиго, а не икебана Хисаны. Он вздохнул. Отпустив тяжелые мысли и зарывшись лицом в горячую макушку новой жены, он обдумывал возможные ответы на совершенно неуместные данной идиллии вопросы. Это было тягостно. Но Бьякуя любил Ичиго даже тогда, когда та любой момент могла испортить своей минором и меланхолией. — Я непреклонно уверен, что Урахара найдет средство вернуть твою силу. К тому же стоит ли говорить об этом, если сегодня тебе исполняется только двадцать лет? Всего двадцать, Ичиго. По меркам Общества душ это ничтожно мало даже для обычной души. Именинница слегка пожала плечами и выдохнула звучно. Угрюмость, пессимизм, отчаяние — старые знакомые из ее прошлого, но ведь сейчас было и ради чего улыбнуться, и ради чего еще пожить, и взглянуть вперед с гордо поднятой головой, и почувствовать на душе не годами скопленный груз вины, ответственности и долга, а чрезвычайную легкость от счастья быть любимой. Любовь Бьякуи таки излечила, зашив собой след от пустоты ушедшего Зангецу. И если оставался шанс хоть как-то заполучить того обратно, то Ичиго поставила бы на любовь Бьякуи, а не на таланты Урахары. — Благодарю. — Она прижалась губами к солнечному сплетению Бьякуи и на его невольно вскинутую вопросительно бровь пояснила: — За то, что скрасил собой мою жизнь, какой бы короткой она ни была. Он легонько притянул ее к себе за подбородок и ответил на благодарность жены своей признательностью. Он неоднократно готов был повторять, как рыжая рёка разительно и навсегда перевернула его собственную жизнь с ног на голову, ведь теперь понимал четко: всё произошедшее привело его самым парадоксальным образом только к лучшему. — И всё же, нас ждет вечерний прием, госпожа Кучики, — напомнил он, нехотя отрываясь от любимых уст, — а судя по теням в комнате — вечер не за горами. — Мы опять провели весь день взаперти? — подмигнули ему и сладко потянулись. Выбираться наружу и впрямь не хотелось, но аристократам закон как раз писан, причем строгими правилами. Ичиго просто кивнула и тут же поднялась с футона. Нагой пройдя до стенного шкафа, она чувствовала на своих щиколотках, мелькавших из-под длинной гривы, чей-то весьма откровенный взгляд, но, одевшись в бело-розовое юката, попеняла мужу пальцем как мать непослушному дитя: — У нас нет на это больше времени, Бьякуя. Ты же не хочешь, чтобы твой лейтенант вытягивал тебя из постели за шкирку? Ренджи, знаешь ли, может такое устроить. Капитан закатил глаза: ее правда. Причем не только может, но и попробовал раз, стоило его командиру без лишних объяснений не явиться на работу. Устроить отпуск задним числом при помощи крайне понимающего и способствующего его браку генерала Кёраку не составило труда — Бьякуе даже являться самому в Первый не понадобилось, только отправить бабочку с заявлением. Однако такая стремительность явно не подошла Абараю, который в одночасье сделался временным капитаном, хоть давно лелеял о том надежду. Перед глазами вновь встала та гротескная картина, когда ворвавшийся в спальню к капитану лейтенант сперва не разобрал, кого отыскал в одеяле, чтобы засвидетельствовать свое беспокойство, а потом — картина его до комичного перекошенного ужасом лица, когда за проснувшимся рыжим клубком сверкнули лезвие Сенбонзакуры и стальные глаза пришедшего в бешенства мужа. — Полагаю, Ренджи хватило одного раза, чтобы впредь он обходил наше поместье десятой дорогой. Так что… — Пересекши комнату тоже в чем мать родила, Бьякуя не стал стесняться ни желания отсрочить вечер, ни возможностей главы клана Кучики. — Знаешь, я могу приказать остановить время, если захочешь? Скажем, на неделю или две? — Он вжал собой Ичиго в створку шкафа и подумал, что вернуться в отряд в августе было бы правильным решением: тогда ее любимые лилии точно перестанут ароматным цунами выносить рациональные мысли из его головы. Ну, или она — своей красотой и страстью. Хотя подобное — вряд ли в ближайшие лет триста. Ичиго мотнула головой, и Бьякуя цепко уловил в поле зрения движение ее руки, цапнувшей со стопы свежих юкат первую попавшуюся для него и его напористости. Ичиго очаровательно зарумянилась, но игривыми прикосновениями рук взялась его одевать. Чувственно провела по спине, с щекоткой очертила шею, мазнула по животу, почти ненароком задела ниже, заставляя своего супруга тяжело задышать, а ее — довольно оскалиться. С деланной невинностью она взялась дальше приглаживать ворот, тщательно обворачивать его бортами кимоно и наконец вязать быстро затейливый узел на оби. Бьякуя уставился исступленно на эти ее танцующие пальчики, они будоражили фантазию. Их взгляды, подернутые новой дымкой влечения, встретились, но кое-кто съязвил в своей некогда нахальной манере: — Готов разделить сегодняшний вечер еще с сотнями гостей, кроме меня? — Это положение обязывает нас делать то, чего нам совсем не хочется, — напомнил аристократке князь и, поддев ее подбородок, вновь поцеловал, заключая: — А лично я бы с большей радостью провел этот день с тобой полностью наедине. Именинница согласилась кивком, но утянула супруга на выход. С энгава до их ушей сразу донеслось, что за кутерьма повергла ныне поместье в хаос. Слуги суетились в доме над готовкой и украшениями, дворовые и садовники корпели над обустройством праздничных павильонов. Последние состояли только из опор, напрочь лишенные стен в чертогах живописного парка Кучики, который сейчас красило в пастельные полутона вечернее солнце. Оно же превратило зеркало пруда в подобие огромной половинки персика, упавшего с небес наземь. Возможно, этим забавлял себя новый Король душ — страдал этакой гигантоманией, как некоторые из квинси, или попросту пытался отвлечь от именинницы внимание на себя. Однако представлять, что в том крылся его подарок, радовавший глаз, Ичиго хотелось гораздо больше. Поместье стало всё больше напоминать оживленный муравейник, когда упомянутые сотни приглашенных стали прибывать к месту торжества. Вассальные дома приходили целыми семьями, охочие до пирушек офицеры — своими компаниями, а чиновники Сейрейтея, дорожившие своей персоной, — сплошь в окружении временной стражи из Омницукидо. Леди Кучики закатила глаза и мысленно пожелала себе выдержки на сегодняшний вечер, ибо обычно ее лицо не скрывало подлинного отношения к людям, а это отнюдь не подходило касте аристократов. Леди Кучики, как женщине их круга, следовало начинать разминать губы и щеки, дабы отвечать фальшивой улыбкой на ненужные ей поздравления, хотя среди гостей были и те, кто дорог ее сердцу. Кроме этого, повидать живую легенду нынче мог любой желающий, поскольку засвидетельствовать бывшей Куросаки Ичиго свое почтение и благодарность у синигами стало едва ли ни святым долгом. Признаться сама «легенда» святыней себя не считала и с куда большей радостью встретилась бы только со старыми друзьями-товарищами. С тех пор, как Ичиго взяла на себя иные, мирные обязательства княгини Кучики, она редко виделась с последними, но с трепетом вспоминала каждого из них. — Только этого нам не хватало, — устало вздохнул Бьякуя тут, и на удивленный взгляд жены указал на заходившие ходуном тори поместья: похоже, Одиннадцатый отряд пытался пройти сквозь врата всем составом сразу, неизменно с варваром-капитаном во главе. Ичиго ехидно хихикнула лишь на это: Зараки входил в число «избранных» и мог навещать ее когда-угодно с великодушного позволения хозяина дома, даже при всей нелюбви того к данному варвару. — Хм, это ничего, что мы не встречаем гостей лично? — опомнилась тут хозяйка и даже с толикой испуга взглянула главе клана в лицо. Тот закатил глаза: — Это твой праздник, и твой дом. — Затем успокаивающе пригладил ее по щеке и поцеловал в другую. — Мы можем заявиться когда угодно или не прийти вообще. Мы вправе позволить себе такое. Сделав вид, что она даже задумалась над такой авантюрой, Ичиго всё же мотнула головой и, легонько чмокнув Бьякую на прощание, крутанулась на одной ноге. Она поспешила в свою старую комнату, где теперь хранились ее наряды, дабы переодеться к торжеству. Иных забот по приготовлениям ее любезно лишила Рукия, решив таким образом отблагодарить подругу за организацию ее свадьбы. Да и Ичиго неплохо узнала местные порядки: пока гостей трижды обнесут подносами с саке и закусками сакана, она успеет и во Дворец Короля Душ смотаться, а не только сменить домашнее платье на формальное. Парадное иротомесодэ гранатового цвета с цветочным рисунком, вышитым золотом по краю подола, пришлось ей к лицу, как и набор драгоценных украшений для прически, которые Бьякуя преподнес жене еще ночью, едва наступило знаменательное число. Гравировка на гребне и моны на кимоно перекликались фамилией и гербом Кучики, но Ичиго в последнее время не требовалось напоминать об этом так явно — она почти забыла себя как Куросаки, полностью растворившись в иной жизни, не хуже прежней, а может, даже лучшей. Она оглянулась по сторонам — казалось, даже поместье приняло ее; Ичиго не могла ощущать реяцу древнего дома, но отлично чувствовала, как это место придает ей сил и спокойствия, приносит радость и мир. Она знала здесь, наверное, уже каждый уголок и бережно относилась к столь старинному строению, и парку, и пруду, где ступала нога не одного поколения, принадлежавшей к той же фамилии, что она теперь. Кучики — не Шиба, но так же отнеслись к ней хорошо, точно к родной. Бьякуя, Рукия, дедушка Гинрей — сколько участия, добра и заботы встретила бывшая Куросаки от них, чтобы как можно менее болезненно пережить разлуку с собственной семьей и прошлой жизнью… — Тук-тук, к тебе можно? Ичиго очнулась от прострации и усмехнулась сама себе: стоило только подумать о подруге, как та появилась на пороге. — Если ты без Ренджи, то можно, — съехидничала она, хорошо памятуя об инциденте месячной давности, до сих пор вгонявший обоих Абараев в краску. Рукия и впрямь прошмыгнула в небольшой зазор фусума заалевшей к виновнице торжества. В глубокого цвета синем хомонги с голубым оби и узором внизу, Рукия выглядела чопорной и взрослой, даже без оглядки на высокую прическу и макияж. Замужество ей шло, делало более изящной и женственной, она даже перестала стричься, чтобы щеголять на приемах мудреными конструкциями из длинных волос, но присущая ей неуверенность перед семьей делала ее уязвимой. Она перемялась с ноги на ногу, несмело оставила на полу коробочку с бантом из красивого кумихимо, которую держала под рукой, и растерянно сплела пустые руки в замок. Ичиго, не долго думая, подтянула подарок к себе, но только взялась за шнурок, как подруга яро запротестовала руками: — Ты не должна смотреть подарок в присутствии гостей! Это невежливо! — Спокойно, — успокоила ее Ичиго и дальше продолжила добираться до подаренного, — знаю я правила. Ты же не чужой мне человек? Во-о-от. Значит могу открывать и при тебе. Ах… — Она завороженно уставилась внутрь коробки и, не веря, коснулась прорезиненного ободка. — Наушники. Плеер! Даже запас батареек есть! Рукия встретила восхищенный взгляд именинницы мягкой улыбкой и заметно расслабилась. — Ренджи лично выбирал, — с гордостью обозначила она, — я же в этом ничего не понимаю, но помню, что такое было у тебя дома, и ты частенько сидела с ними, когда хотела побыть наедине. Ичиго порывисто обняла ее в благодарность. И хоть сейчас ей меньше всего хотелось проводить время наедине, то есть без Бьякуи, всё же с улыбкой добавила: — Ренджи тоже передай от меня спасибо и скажи, что его капитан уже отошел и не злится так сильно. Подруги кивнули друг другу и в унисон рассмеялись: жизнь шла, а ничего не менялось — лейтенант Шестого отряда по-прежнему огребал от хозяина Сенбонзакуры по первое число. — Это еще не всё, — Рукия пронзительно посмотрела на Ичиго и, взяв ту за руки, кивнула: — Мы с нии-саном подготовили тебе еще один подарок. Даже сюрприз. Но он… Ждет тебя на улице. Если готова увидеть его, то… У виновницы торжества вспыхнули азартом глаза и она, сперва с опаской всё же продвинулась к седзи, но потом распахнула их уже без сомнений. В полумраке энгавы, где неяркий свет фонарей еще мешался со светлыми сумерками, Бьякуя разговаривал с двумя невысокими девушками, незамужними, о чем намекали длинные в пол рукава их фурисодэ. Не успела Ичиго пробудить в себе ревность, как одна из них бросилась к ней навстречу, неуклюже путаясь в полах кимоно и руками растирая по щекам набегавшие слезы. — Ичи-нээ! — Она буквально врезалась в нее и схватила в объятия как спасательный круг. — Юзу?.. — Ичиго отказывалась верить глазам. Они не виделись почти два года! — Юзу! Как ты выросла! — Она крепко обняла сестру в ответ и едва не расплакалась: уже и думать отчаялась, что когда-либо повидает вынужденно оставленных в Каракуре родных. — Боже мой, — Ичиго чуть отодвинула сестру от себя и взглянула на нее еще раз, рассматривая, казалось, каждую клеточку лица. — Ты стала похожа на маму… — На маму похожа ты больше, — заметил третий голос. К девушкам незаметно приблизилась еще одна сестра: старшая из двойняшек выглядела более сформировавшейся с высокой грудью, острыми чертами и спортивной фигурой. — Карин, рада тебя видеть, — Ичиго ограничилась кивком, ибо та не любила всех этих телячьих нежностей с детства, как только дала себе зарок никогда не плакать после смерти матери. — Ты выглядишь очень красиво. Сестра непривычно для нее зарделась и озадаченно одернула лиловое кимоно на себе. Затем бросила грозный взгляд на сторону, к еще одному человеку — к дочерям подошел отец, под глазом у которого тоже красовалось огромное лиловое пятно. — Папа, — усмехнулась Ичиго и кивнула на синяк. — Это привет от отца Исиды? — А, нет, — отмахнулся он, — просто Карин-чан была немного разочарована, когда узнала, что Урахара немножко поработал над их с Юзу памятью… — Это было и вправду очень плохо! — отпустила Юзу сестру и тоже ополчилась против главы семейства, хоть и более мягко: — Мы заслуживали знать, что происходит с Ичи-нээ! Иссин находясь меж дочками, как меж трех огней, пожался с дискомфорта и едва не отпрыгнул в сторону на рефлексах, когда Ичиго шагнула к нему и резко обхватила за плечи. Ее нежная кожа коснулась его небритой щеки, встревоженное сердце забарабанило ему по груди, и Иссин вмиг растаял, робко положив руки старшей дочери на лопатки. — Я рад, что у тебя всё хорошо, Ичиго. Она кивнула. Тоже была рада, даже если учесть, что он косвенно стал причиной тому, что она застряла здесь. Однако Ичиго сдержала язвительный комментарий. Не сейчас. Когда была настолько счастлива рядом с любимым человеком, друзьями и близкими. Шум в саду, меж тем, начал всё нарастать и нарастать, накатывать на дом волнами, как на гостей — веселое настроение после третьего сета саке. Поэтому Бьякуя счел нужным напомнить семье Куросаки, включая свою жену, что им стоит всем отправиться к гостям, поскольку без виновницы торжества угощения подавать не начнут. Хозяева дома и их родные чинно двинулись через центральную аллею. По пути к Рукии подключился Ренджи, выбравшийся откуда-то из кустов за спиной капитана и прикинувшись невидимкой, когда тот наградил его холодным взглядом вполоборота. К ним же присоединился дедушка Гинрей в компании с главой клана Шиба — численность благородных семейств ранее была куда более скудной, но сейчас, созерцая молодые пары, шедшие впереди, незамужних девушек Куросаки как часть клана Шиба и неженатого же Шибу Гандзю, будущее сулило двум Великим Домам не столь трагические перспективы, как сто-двести лет назад. Семейная процессия повернула на тропинку, путавшуюся между низкими столиками на пять-шесть гостей, и пока занимала заглавные места, слуги уже вовсю засуетились с подачей яств. С кучей пиалок и тарелок на подносах каждому гостям предлагалось за первый сет опробовать сразу девять разных блюд, средь которых встречались как популярные блюда, так и деликатесы, так и вовсе несъедобные вещи, символизирующие повод, по которому они сегодня собрались. Сегодня это была сосновая шишка, начиненная апельсиновым желе, и украшенная цветами камелии с брызгами васаби. Сосна и цветы говорили о принадлежности именинницы к двум знатным родам, апельсин отображал ее яркую внешность, а острый соус — ее характер. Ичиго посмотрела на супруга с легким укором: нет, она начинала разбирать его чувство юмора, но вот какой он видел ее? Бьякуя только сжал нежно ее ладонь под столом и шепнул на ухо комплимент, что он не знает прекраснее девушки, чем она, даже с таким сложным нравом. Гости пока медлили с кушаньем, поскольку посреди праздничного павильона вскорости выставили стол, вынесли на него поднос с огромным карпом, выловленном в пруду Кучики, и знающие гости следом поприветствовали появление хосёнина, мастера разделывания туши животного и превращения той в предмет для любования; средневековый ритуал сикиботё в среде аристократов до сих пор пользовался такой же популярностью, что и создание икебаны. Мастер вооружился острым ножом и металлическим палочками, а затем принялся двигаться точно актер из театра Но либо отменный боец на уроке кендзюцу. Держа нож в правой руке, он поднял его высоко над головой, затем плавно отвел вправо и поднял правое колено. Одновременно под­нял палочки для еды в левой руке и отвел руку влево, пока палочки не поравнялись с его макушкой. Сведя нож и палочки вместе так, чтобы они издали звук, он вновь продемонстрировал гостям нож, звучно провел палочками по тыль­ной стороне ножа, остановившись там, где рукоятка переходит в лезвие. Он сделал первый надрез. Затем снова перехватил палочки большим пальцем правой руки так, чтобы нож и па­лочки образовали крест, поднял его перед собой чуть выше лица, а потом с боевым кличем резанул по туше карпа вновь, заставив благородных барышень испуганно охнуть, а сопровождавших их мужчин только усмехнуться. Сикиботё напоминал им битву, войну, хотя смысл этого ритуала был не в публичном убийстве, а в отпущении души животного в иной, лучший мир через уважение присутствующих. — Какая чепуха… — шепнула Ичиго Рукии на ухо, когда попыталась незаметно стянуть один из кусочков тофу и перекусить — в животе кишки играли марш, и хозяйке дома меньше всего хотелось распугать гостей своими руладами. Дедушка Гинрей, заметив ее поползновения, покачал головой, а Бьякуя лишь снисходительно усмехнулся и опять же, под столом, вложил Ичиго в руку дольку персика. С фруктом за щекой наблюдать за танцем мясника стало легче и даже интереснее. Мастер действительно творил ножом чудеса, и за каких-то полчаса выстрогал из карпа настоящий корабль. Как ему это удалось — загадка. Однако аплодисменты он свои истинно заслужил, а потому, откланявшись господам, покинул место действа чрезвычайно собой довольным. Карпа унесли следом за ним — больше он не служил украшением вечера и не отвлекал гостей от съестного ужина. Подносы с едой и напитками только успевали менять, однако Ичиго Бьякуя запретил думать, какую часть состояния стоил устроенный им ради любимой жены пир. Ичиго оценила этот жест, и не только его — меню тоже ей пришлось по вкусу: она, кажется, перепробовала всё в своем сете и даже смело попросила добавки. Рукия, в какой-то момент подметив такой звериный аппетит за невесткой, чуть вскинула брови и осторожно полюбопытствовала: — Ичиго, с тобой всё… Хм, ты так много ешь. — Ты тоже заметила? Я, бывает, прямо не могу остановиться! — воодушевилась она, запихая в рот очередную жареную сардинку. — Думаешь, ко мне возвращаются силы? Ее подруга мысленно хлопнула себя рукой по лицу, но не стала обзывать рыжую на людях: — Ну, не то, чтобы так радикально, но… — Ее голос стал более ласковым, словно она снизошла до несмышленого ребенка: — Ты что-то чувствуешь за собой, какие-то изменения, быть может? Ичиго вытянула руку вперед и сжала, затем разжала кулачок. Прислушалась. Скосила взгляд на запястье, скорчила умное лицо, затем уверенно мотнула: — Никакой реяцу не ощущаю. Может быть, ты ее почуешь? Рукия хотела сказать, что подруга явно думала не в том русле, но выдохнув, она пошла на просьбу, прикрыла глаза и попыталась различить хоть какие-то колебания духовной силы в бывшей временной синигами. Ничего. Она поджала губы и сочувственно посмотрела. — Понятно, — вздохнула Ичиго, однако тут же натянула на лицо деланную улыбку: — Но жить мирно тоже ведь хорошо? У меня теперь есть о ком заботиться, а защищать душ… будут пока другие, верно? Абарай, краем уха слышавший разговор, кивнул вслед за женой, подбадривая бедолагу, лишившуюся своей мощи, хотя, напоровшись на прямой взгляд командира, поспешил уткнуться в свою тарелку как ни в чем не бывало. — У нас с Ренджи будет ребенок, — шепнула Рукия на ухо Ичиго, и та едва недопустимо не уронила палочки наземь. Ее глаза взорвались шоком пополам с радостью, заставив забыть мигом обо всём плохом: — Так быстро?! Да как же?! Ну вы даете!.. — она обняла подругу и плевать хотела на то, что положено делать ей за столом, а что нет. Она безумно была счастлива за обоих друзей. Рукия покраснела, когда заметила вопросительный взор брата, Ренджи — тот вообще стал под цвет своих волос и хотел было, наверно, провалиться под землю, из чего следовало, что знали об этой вести даже не все близкие. Однако такой подарок для именинницы точно запомнится на много лет вперед. — Только не говори пока нии-сану, хорошо? — тихо и смущенно попросила подругу Рукия. — Понимаешь, я хочу сама ему об этом рассказать. — Ну конечно. — Ичиго можно было и не просить. Меж тем, она отдала бы многое, чтобы взглянуть на реакцию Бьякуи, когда тот точно узнает, что его лейтенант «запятнал» его гордость. Пока он предпочитал пребывать по этому вопросу в мнимом неведении. Это новость так впечатлила леди Кучики, что она едва не пропустила обозначенный в приглашениях конец торжества, в то время как прощающиеся гости уже выстроились в очередь, чтобы отдать хозяйке дома подготовленные подарки и поблагодарить князя за устроенный вечер. Ичиго не слишком удачно, но старалась искренне порадоваться всем теплым словам, всем преподнесенным сюрпризам, всем тем, кто почтил ее своим присутствием, улыбкой либо благодарностью. Особенной радости удостаивались бывшие соратники по Готею. Зараки привычно похлопал ее по плечу и подтрунил, что она теперь такая хилячка. Иккаку с Юмичикой едва оттянули командира от именинницы, тоже закидывая Ичиго поздравлениями, а еще не упуская из вида реакцию капитана Кучики — в отличие от гостей он, похоже, вообще ничего не пил, по крайней мере — лишнего. Зато лишнего позволила себе Мацумото, обцеловавшая виновницу торжества раз двести; ее менее смущающиеся друзья, Хисаги и Кира, попытались удариться в поздравительную поэзию, но с еле ворочавшимися языками это им давалось сложно. Контролировал всю их компанию Хицугая; сдержанно пожелав всех благ обоим Кучики, он погнал нерадивого лейтенанта и ее друзей домой, тогда как его подруга детства на пару с капитаном Хирако еще задержались у четы супругов со светским разговором. Ну, почти светским, если не считать постоянный приколы вайзарда. Без откровенных шуточек не обошлась и компания старых друзей из Йоруичи, Куукаку и Урахары. При этом нализавшегося последнего эти «хрупкие» женщины тащили под руку, а потому не предоставили Ичиго никакой возможности перетереть с гением еще раз насчет ее реяцу и внезапном аппетите. Впрочем, этот хитрец мог только прикидываться мертвецки пьяным — Ичиго уловила блеск интереса в серых глазах под шляпой, но тут коллегу подвинул капитан Куроцучи и поразил Ичиго тем, что в своей псевдопоздравительной речи не пожелал ей попасть к нему на опыты ни разу. Затем были и другие капитаны, лейтенанты и просто офицеры, благодарные за победу над Яхве. Ностальгия — меньшее, что хотелось бы сегодня Ичиго получить, но, увы, деваться ей было некуда. Куда более тактичнее своих подчиненных оказался главнокомандующий — навеселе он желал молодому князю и его жене только любви, счастья и прочей присущей его подвыпившему состоянию романтики. — До свидания, сестренка! — нежно прижалась к ее груди Юзу, — Надеюсь, теперь мы станем видеться гораздо чаще. — Как? Вы не останетесь у нас? — всерьез огорчилась Ичиго и вскинула непонимающий взгляд на Бьякую. Тот пожал плечами: — Я предлагал, но Куукаку убедила их остаться в родовом поместье Шиб. — Точно, — кивнула Карин, — не тебе одной же знать нашу историю. И потом, Куукаку обещала завтра нас забросить домой той своей штукой, у меня и Юзу завтра экзамен. Ичиго пожала плечами: ну, если и вправду ничего сделать нельзя… Она молча обняла вторую сестру и напомнила, чтобы та присматривала за Юзу. Над младшенькой все в семье Куросаки трусились как над сокровищем. — Не волнуйся, доченька, ик, у пааапы тоже всё под контролем! — Теперь Иссин оказался более смелым, чтобы повиснуть на старшей дочурке, не боясь получить привычно с ноги в лоб. Ичиго снисходительно улыбнулась. С ноги ударить ей бы кимоно не позволило, да и поймала она себя на мысли, что соскучилась по отцу не меньше, чем по близнецам. Даже такой глупый и безответственный родитель был ее сердцу дорог, коль жизнь не сильно-то баловала Ичиго количеством близких. — Мы тоже пойдем, — простилась с подругой леди Абарай и напомнила вскользь о данном ею обещании не рассказывать пока никому их маленький с мужем секрет. Ренджи вопреки строгому выражению начальства тоже по-свойски обнял подругу и просто пожелал той счастья, которого никогда много не бывает. Ичиго с благодарностью посмотрела друзьям во след, провела также им дедушку Гинрея до дома, а потом, задумавшись, позволила ногам пойти по опустевшему саду куда бы они сами захотели. Бьякуя пошел рядом, и это казалось таким естественным, неизменным, вечным. Он не нарушал мыслей жены, не трогал тишину, не подгонял ни время, ни ее шаг, он находился будто бы и здесь и в то же время — далеко там. В любом случае его ненавязчивость Ичиго импонировала. — Как думаешь? — подала она голос только, когда они дошли до верхушки моста. Леди Кучики устало оперлась локтями на поручни. Внизу беспокойно сновали зеркальные карпы — свет фонарей повсюду их словно тревожил и не отправлял ко сну. А может, всё дело было в утонувшей в их владениях луне, что горела даже в отражении так ярко. Или всему причиной оставались цветы — от аромата их ночью, казалось, не существовало спасения. — Как думаешь, у нас бы получилась большая семья, если бы я… ну, не заболела? Князь Кучики привалился к перилам моста спиной и сунул руки в рукава праздничного хаори. Вопреки середине лета становилось по ночам свежо, и, хорошо, что кимоно его жены также удерживало ее огненное тепло, не давая замерзнуть. Впрочем, его могло знобить только от одной мысли о том, что если бы Ичиго не утратила силы, то они бы никогда и не поженились... — Я бы очень этого хотел, — всё же признался он, — как любой мужчина, как любой глава благородного клана. Но. Мое счастье составляешь ты. Мне уже незачем мечтать о чем-то большем. Ичиго полными печали глазами посмотрела на него, но убедиться в правдивости слов ей помогли поцелуем. Сперва легким, почти воздушным. Затем более чувственным, подогретым ответом чужих губ. Бьякуя привлек к себе Ичиго за талию и углубил их поцелуй, обнимая широкими рукавами точно крыльями, как когда-то уже так делал. Он всегда стоял на ее страже. Бьякуя не лгал: он горячо любил ее, никто иной не принес бы ему теперь большего счастья, радости, мира в душе, чем эта рыжая рёка, вечно метавшаяся в своих мыслях из крайности в крайность, совмещавшая в себе будто две разных личности. Именно та, которая была похожа на Зангецу, ему нравилась больше - непокорная, импульсивная, решительная. Но и эту, мечтавшую, сожалевшую, грустившую о чем-то своем и никому неведомом, он тоже любил не меньше. — Намекаешь, что нам пора вернуться к тому, на чем мы остановились? — просветлело ее лицо от страстных поцелуев и даже карамельные глаза ее вновь блеснули огоньком. Он мотнул головой: — Говорю прямо, Кучики Ичиго, что люблю и горжусь тобой, своей женой. Ненадобно мне больше никого. — Конечно, кто же вытерпит два таких «подарочка» как я? — съязвила она и уставилась лукаво, нахально. Бьякуя чуть поднял ее над землей и в сюнпо перенес до двери в спальню: — Я не против такого подарка, хоть это и не у меня день рождения сегодня. Ичиго растворилась в его новом поцелуе и позволила себя унести вглубь комнаты, подняв выше, обнимая за бедра. В конце концов, провести вечность вдвоем — не самое плохое из наказаний для любящей друг друга пары. Хотя, как выкручивался бы Бьякуя с таким, как она, наследником, Ичиго, да, посмотрела бы тоже с интересом.