Возвращение в Лондон

      — И когда ты собирался мне сказать? — строго проговорил Игорь за спиной своего друга, сложив руки на груди. На этот раз он решил во что бы то ни стало добиться разъяснений. Уверенности ему сейчас придавал гнев. Да, он был зол на Виктора. До недавнего времени ему казалось, что он не способен на это чувство по отношению к ученому, но сейчас иного описания этой дрожи рук, учащенному дыханию и немигающему взгляду найти не выходило. Он был зол.       -… когда понял, что ты проследуешь за мной до конца, — спокойно ответил Виктор, не оборачиваясь. Даже плечи его не дрогнули от внезапного вопроса.       Он знал, он заметил слежку. Он намеренно плутал по закоулкам, надеясь, что Игорь отстанет от него, передумает и отправится домой, решив, что «меньше знаешь — крепче спишь». Но Игорь не отстал, и тогда Виктор решил, что скрываться дальше бессмысленно. На смену злости пришло чувство досады. Казалось, даже на те несколько секунд гнева на Франкенштейна ушла добрая половина сил бывшего горбуна. Его взгляду снова вернулось привычное выражение смущения и растерянности. Он уже не был уверен, что правильно поступил, но ведь не так давно они были товарищами, напарниками, сообщниками. Так какого черта он скрывал от него нечто подобное?! Нечто, что являлось прямым продолжением того, что они создали когда-то вместе!       — Что ж, вот он — я, — проговорил Игорь, чуть разведя руками, силясь придать своему голосу как можно больше уверенности и настойчивости.       — Да, — рассеянно проронил Виктор. — Подойди.       Игорь послушно выполнил просьбу, которой только и ждал, стоя как вкопанный за спиной ученого. Здесь не было стола, прямо из пола поднимался прямоугольный грибовидный выступ, обложенный мелкой кафельной плиткой. На ее поверхности было небольшое углубление, а по краям Игорь заметил желобки для стекания жидкостей. В углу справа было небольшое отверстие, под которым стояло обычное ведро. На этой нехитрой конструкции лежало тело молодой девушки.       — Что скажешь? — проговорил Виктор, кивнув на бледное обнаженное тело.       — Как жаль… — пролепетал Игорь, — она так молода и так красива…       — О, прошу тебя, отбрось эти сантименты! — скривился Виктор, будто Игорь был его студентом на первом вскрытии.       — Что ж… — вздохнул Игорь и, подойдя еще ближе, склонился над телом. — Умерла она недавно, когда именно — сказать не могу, ты ведь хранил ее в холоде. Ногти аккуратные, чистые. Следов борьбы я не вижу. — Игорь аккуратно повернул ее голову сначала в одну сторону, затем в другую. — Если ее не отравили, смерть явно была ненасильственной. — Он заглянул ей в рот, чтобы убедиться в своих словах. — Цвет кожи желтоватый. Я бы решил, что отказали почки, но это предварительно…       — И совершенно верно, — кивнул Виктор. — Острая почечная недостаточность. — Он немного помолчал и проговорил: — Правда, она прекрасна?       Холодок пробежал по спине Игоря от этих слов. Он точно знал, что собирался с ней сделать Виктор. Ученый не сводил с нее ласкового взгляда, и от этого горбуну стало не по себе. Труп есть труп. Все внутри Игоря сжалось от мысли, во что он только что сам себя вовлек. Он не жалел, что пришел сюда, неизвестность всегда хуже, но это…       — Ты ведь… не собираешься?       — Собираюсь, друг мой. Еще как.       Едва он поверил, что все наладилось, что все будет как прежде, только без монстров, едва в нем зародилась робкая надежда на счастливую жизнь, как все это лопнуло, будто мыльный пузырь. Виктор неисправим. Глупо было надеяться, что он оставит свои идеи, он не из тех, кто сдается, потерпев всего одну неудачу. Это страстное желание вдохнуть жизнь в мертвое всегда сидело в нем, точило изнутри словно червь, зудело как чесотка, до которой не добраться, назойливым колокольчиком звенело над самым ухом в минуты покоя. Эта навязчивая идея изматывала его, рисовала круги под уставшими глазами, а он отдавался ей, будто зависимый очередной дозе опиума. Сможет ли Игорь оставить его наедине с этой зависимостью? Ответ был до смешного прост. Игорь тоже был зависим. Уже очень давно.       — Что будем делать?       Игорь слишком хорошо помнил прошлый эксперимент, чтобы питать хоть призрачные иллюзии насчет успешности нового. Но все, что они делали с телом в тот раз врезалось в его память так прочно, что он смог бы повторить все с завязанными глазами. Утверждать, что все это делалось против его желания, что он не питал никакого интереса к эксперименту, было бы несомненно ложью. Врать Игорь почти не умел, даже самому себе. После исчезновения Виктора он нередко возвращался мыслями к той неудаче, что они потерпели, он даже пытался понять причины. Однако вскоре он понял, что если продолжит в том же духе, то просто сойдет с ума, борясь с тоской по Виктору и желанием докопаться до истины.       Виктор напротив делал все как-то механически и прежнего блеска в глазах во время работы Игорь не заметил. Тело было снова помещено в холод, пока двое старых друзей оборудовали в подвальном помещении свою новую лабораторию. Что-то приходилось доставать, что-то Виктор мастерил сам. Делать все пришлось наспех, долго хранить безжизненное тело они не могли. На вопрос, почему бы не оборудовать сначала все, а потом искать подопытного, Виктор уклончиво ответил, что «так получилось». Больше вопросов о девушке Игорь решил не задавать, но украдкой подмечая взгляды ученого, он не мог отделаться от мысли, что как-то странно тот на нее смотрит. Неужели он знал ее? Что если при жизни она что-то значила для него? Что если Виктор вернулся вовсе не к нему, а к ней?       Чем дольше они работали, тем больше вопросов наводняло бедную голову Игоря. Теперь свою работу ему пришлось совмещать с очередными заигрываниями со смертью, в которых оба изрядно успели поднатореть. Трудились в подвале они в основном в темное время суток, чтобы не вызывать подозрений. Днем в морг периодически наведывались люди, ночью же весь район был тих и нем, как затаившийся зверь. Здесь не было ни пабов, ни магазинов, словом, ничего, что могло бы привлекать простой люд. Только ночлежка для бездомных неподалеку, но бедняки не доставляли проблем. Некоторым Игорь даже нравился, ведь от доброго циркача частенько можно было перехватить пару монет. А вот господин в цилиндре и с быстрой походкой их совсем не замечал.       Виктор хоть и был эгоцентриком до мозга костей, но порой умудрялся проявлять поразительную внимательность к Игорю, которой тот прежде не замечал. Так, справедливо рассудив, что Игорь тратит много сил, управляясь и с практикой и с помощью другу, Виктор решил помогать ему время от времени с пациентами. Бывший горбун был приятно удивлен такому жесту и помощь охотно принимал. Теперь они проводили вместе все время, со стороны практика Игоря начинала напоминать семейный бизнес. И он был этому рад.       Все чаще без сил возвращаясь домой далеко за полночь, оба засыпали в одной кровати. Хотя она и была не очень широкой, проще было уместиться на ней вдвоем, чем стелить на полу, когда усталость лавиной накатывала на ссутуленные спины. И это Игорю тоже нравилось. Ему нравилось чувствовать тепло рядом, нравилось слышать дыхание ученого, нравилось как бы случайно обнимать его, когда тот вздрагивал во сне. Нравилось шептать ему на ухо, что все хорошо, когда тот просыпался от очередного кошмара. Игорь даже завтраки готовить полюбил, хотя раньше почти не ел по утрам. Он растворялся в этой идиллии ночных мгновений, от души радовался каждому утру, счастливо порхал вокруг пациентов во время приемов. И мечтал отключить свой мозг всякий раз, когда они вдвоем спускались в темный холодный подвал, будто в оживший ночной кошмар Игоря, где есть только вопросы без ответов, страх и труп молодой девушки, распростертый на ледяном кафеле.       Вскоре Игорь стал отмечать, что Виктор привнес немало изменений в процесс оживления. Он словно что-то доработал, модернизировал. Например, он заставлял Игоря работать намного быстрее, охлаждал тело девушки сильнее и не позволял некоторым органам долго находиться на открытом воздухе. За те два года он явно провел не одно исследование скорости разложения различных тканей. Особенно бережно он обходился с мозгом, и в этот раз был куда осторожнее с ее внешностью. Если раньше его не слишком заботил внешний вид своего творения, то сейчас каждый разрез на ее теле, каждый шов были выверены до миллиметра и выполнены с точностью пластического хирурга. Рука у Виктора всегда была твердой, но сейчас он стремился не только оживить, но и сохранить красоту. Осознание этого факта в очередной раз болезненно кольнуло где-то в груди Игоря. Неужели ему так важно, чтобы оживший труп был красивым?        — Посмотри, — сказал он однажды, нежно взяв холодную бледную ручку в свои ладони. — Разве ее руки не прекрасны? Ты хотел бы себе жену с такими руками?       И вновь по прямой спине пробежал холодок. Неожиданно для себя Игорь ответил:       — Не хотел бы.       Не хотел бы он себе жену с холодными мертвыми руками. Он вообще не уверен, что хотел бы себе жену. И уж точно он не хотел продолжать этот странный разговор. Виктор ничего не сказал, он словно и не заметил ни интонации друга, ни страха в глазах, ни дрожи в его живых и теплых руках. А Игорь впервые признался себе, что не хочет успеха их очередного эксперимента. Внезапно в его голове возникла мысль, что, быть может, он мог бы сделать что-то, чтобы это тело никогда не встало со стола. Он устыдился этой мысли. Сделать это значило бы предать Виктора, а на это он пойти никак не мог.       Когда очередные ночные труды было решено прервать до следующего дня, Игорь выбежал на свежий воздух как ошпаренный. Оказавшись на ступеньках, он шумно выдохнул, и с губ его сорвалось полупрозрачное облачко. Он проследил за ним взглядом, пока то не рассеялось и взгляд его не уперся в черный бархат ночного неба. Нечасто небо над Лондоном бывало таким чистым. Игорь попытался найти то самое созвездие, что Виктор показывал ему, но не нашел и почему-то расстроился. Чем ближе был конец их эксперимента, тем сильнее по телу Игоря словно какой-то яд, растекалась тревога. Успех пугал его, маячил где-то невдалеке, дразнил его, как размалеванный клоун на арене. А он ничего не мог сделать. Как ученый он испытывал интерес ко всему, что они делали, но как живой человек и как самый преданный друг Виктора он отчаянно надеялся, что что-то пойдет не так и они потерпят неудачу. И даже эта надежда не приносила покоя в его душу, потому что он слишком хорошо знал Франкенштейна. У него все получится. В этот раз все идет слишком хорошо. Если в прошлый раз он действовал почти по наитию, то сейчас он точно знал, что делает.       — Вам нехорошо, сэр? — послышалось кряхтение из темного угла слева от лестницы. Один из бездомных, которым Игорь порой помогал.       — Я в порядке, — ответил он. — Спасибо.       Бездомный пожал плечами и натянул шапку на уши. И получил еще пару монет.       Однажды Виктор принес шахматную доску. «Коротать досуг», — сказал он, хотя никакого досуга последнюю неделю у них не было и в помине. Они только и делали, что работали до изнеможения и приходили домой без сил. Иногда у них оставалось желание на пару глотков чего-то крепкого, иногда они даже не говорили друг с другом.       В этот раз Франкенштейн вернулся в приподнятом настроении. Дьявольский огонек снова бегал в его глазах, пока выжатый как лимон Игорь устало передвигал ноги. Он был измотан не столько физически, сколько морально. В последние дни Игорь ощущал себя параноиком, от мысли о завтрашнем дне его бросало в дрожь. Он уже не разделял ни радости Виктора, ни его энтузиазма. Просто хотел, чтобы ожившая девушка хотя бы не попыталась их убить. Немного утешала лишь ее скромная комплекция, с прошлым здоровяком тягаться было очень сложно. Но какой силой будет обладать это творение Игорь не знал. Она могла стать полуживым паралитиком, а могла машиной для убийств с неподдающейся человеческому воображению силой. Мозг сложная штука. Науке были известны случаи пробуждения необычайной физической силы в людях с душевными расстройствами. Тут же случай был настолько специфический, что любые прогнозы были простой игрой в угадывания.       Виктор достал доску, сам расставил на ней фигуры и жестом пригласил Игоря сесть напротив, даже не спросив того о желании. Игорь послушно уселся, не проронив ни слова. В последние дни он настолько привык выполнять все его указания, что делал это по инерции даже в быту. Виктор всегда играл белыми, никогда не уступая право первого хода.       — Мы уже близко, друг мой! Так близко! Ты чувствуешь это?       — Что? — кисло спросил Игорь.       — Успех. Свободу.       — Свободу?       Виктор проигнорировал вопрос и ухватился за фигуру коня.       — Завтра она будет жить. Завтра будет ее второй день рождения. Нам понадобится одежда. Раздобудешь? Мне кажется, у тебя глаз на размер получше наметан.       Игорь кивнул. Прикупить платье для трупа — почему бы и нет? Он делал и более странные вещи.       — Скажи, зачем мы это делаем? — спросил он, повторяя ход Виктора конем.       — Вот уж не ожидал услышать этот вопрос от тебя, — раздраженно ответил Франкенштейн.       — Нет, я понимаю. Но девушка… Ты знал ее раньше?       — Что за странные вопросы? Нет.       — Правда?       — Я когда-нибудь врал тебе?       — Нет. Но я не мог не заметить, как ты возишься с ее… внешностью.       — Что плохого в том, что я не хочу, чтобы мое творение было уродливым? Знаешь, что? Мне наскучила игра. И ты наскучил. Пойду лучше посплю.       Виктор встал из-за стола, предоставив Игорю самому складывать фигуры обратно. Не скрывая раздражения он поднялся наверх и занял кровать.       Игорь постелил себе на полу.       Утром Франкенштейн снова куда-то исчез. Игорь спустился вниз совершенно разбитым, будто вовсе не спал. Ему снился сон, где эта девушка оживает и рвет тело Виктора своими маленькими бледными руками на куски, а Игорь собирает их вместе, кладет на кафельный стол и пытается оживить друга, давясь слезами и кричит, не имея голоса.       Работать не было ни сил, ни желания, поэтому он заглянул в книгу записей и с облегчением не обнаружив там ни одного пациента, оставил табличку на двери с надписью «закрыто».       Пришлось преодолеть определенную стеснительность, чтобы отправиться покупать на шумный лондонский рынок женское платье. Ему почему-то казалось, что о нем могут подумать что-то не то. Можно было бы попросить об этом Лорелею, но тогда пришлось бы очень много ей врать. А делать этого он не умел. К тому же они давно не общались.       Игорь не собирался покупать что-то дорогое, тратить деньги на мертвую девушку он не считал разумным. К тому же он и так изрядно потратился, приобретая за свой счет всякое недостающее оборудование, и запасы его заметно подтаяли. Нужно было что-то простое, удобное, не привлекающее внимание. Что-то вроде того голубого платья со шнуровкой на спине, что висело на гвозде, вбитом в столб у одного прилавка.       Никто не посмотрел на него странно, никто не заподозрил его ни в чем. Никто в этой толпе даже не подумал спросить, для кого это платье, но Игорь зачем-то все же брякнул, что это для кузины. Продавец пропустил это мимо ушей и протянул ладонь. Если джентльмену нужно платье, и он при этом даже не торгуется, джентльмен получит свое платье без вопросов. Пару туфелек на плоской подошве он взял наугад, помня размер ноги лишь примерно. Сунув все наспех в коробку, он быстро зашагал обратно.       Виктор появился к обеду и не выказал ни малейшего желания взглянуть на вещи. Он снова был в приподнятом расположении духа и удивился отсутствию посетителей. Узнав, что сегодня Игорь работать не хочет, он охотно поддержал его в этой идее и достал из-за пазухи бутылку виски.       На возражения Игоря, что только обед, Виктор ответил:       — Тем лучше, к вечеру нам нужно протрезветь.       Когда на Лондон снова опустилась тьма, оба друга уже стояли над безжизненным телом. Виктор смотрел на нее, словно на собственное дитя, которое вот-вот сделает первый вздох, а Игорь лишь отметил, что его уже не смущает ее нагота. Каждый сантиметр тела девушки уже давно впечатался в сетчатку его глаза, Игорь просто не сможет ее никогда забыть. Он не забудет ни холодных бледных рук, ни синих губ, ни глаз с поволокой. Навсегда останутся в его памяти два небольших бугорка молодой груди, гладкий слегка впалый живот, чуть курчавые светлые волосы в промежности. Все это для него стало настолько обычным зрелищем, что он не стеснялся разглядывать ее, задерживал взгляд на любых частях ее тела ровно столько, сколько требовалось в их общем с Виктором деле.       — Ты готов, друг мой? — спросил Франкенштейн взволнованно.       Нет, Игорь не был готов. И никогда не будет. Только что это изменит? Заставит ли Виктора его ответ убрать руку с рубильника? Ничто не заставит.       В этот раз было решено отказаться от сил природы. Виктор сказал, что было ошибкой давать телу такой разряд в прошлый раз, он сильно повредил некоторые участки мозга. Мощности, которую выдавал собранный ими не без помощи кое-каких друзей-физиков Виктора генератор, должно было хватить. Все расчеты были тщательно проведены и несколько раз проверены. Ничто не могло пойти не так.       Игорь еще раз проверил все провода, ведущие к телу, и сделал шаг назад. Время будто остановилось для него. Он словно забыл как выдыхать, его раскрытые легкие замерли в ожидании, а сердце заколотилось так, что он горлом ощутил его биение. Голова медленно кивнула, подавая знак, и рука Франкенштейна потянула рубильник вниз.       Все мышцы мертвого тела разом сократились, и на секунду Игорю предстала страшная гримаса на бледном лице. Хрупкое тело тряслось и извивалось на холодном столе, и бывший циркач отвел взгляд.       Виктор медленно поднял рубильник в исходное положение и осторожно на цыпочках, будто боясь разбудить спящего младенца, приблизился к девушке.       — Получилось? — шепнул Игорь, когда к нему вернулся дар речи.       Виктор жестом отмахнулся от вопроса, словно от назойливой мухи. Они оба видели, как дернулись пара мышц на девичьем лице.       А потом она открыла глаза.