Новый герцог Деменции - 2.

      В мастерской герцогини слабо светили свечи. Окна были плотно зашторены, ни единый луч света не мог нарушить плотную завесу мрака, лишь тускло мерцали золотые доспехи на стоящей у двери аурил-охраннице. Каплей за каплей, стеклянный флакон наполнялся ароматными эссенциями, чтобы явить миру новое чудо. Осторожно, засучив длинные, расшитые бисером рукава, герцогиня Блисса стояла напротив стола с высунутым от нетерпения языком и капала редкими маслами и настойками в большой старинный флакон, наполняя воздух запахом нерождённых духов. В дверь постучали. - Госпожа, к вам пришли гости. Не соизволите ли вы выйти? – спросила Золотая Святая. От неожиданности маленький пузырёк с маслом розы выскользнул из её пальцев и, прокатившись по столу, упал на каменный пол, грустно звякнув битым стеклом. - Тьфу ты, сколько же можно? – вздохнула она, собирая осколки. – Иду-иду, подождите, я сейчас…       Наскоро капнув во флакон ещё одним ингредиентом, она плотно вставила пробку, с хрустом ввинтив её в стеклянное узкое горлышко, схватила его и поставила за портрет Шеогората, в прохладное и тёмное место. Посмотревшись в зеркало, она улыбнулась отражению и вышла, заставив пламя свечей трепетать, словно мотыльки. Запирая за собой дверь, она обернулась и увидела стоящего возле неё незнакомого мужчину в иссиня-чёрных жутких блестящих доспехах, с карими внимательными глазами и тёмными волосами. На вид ему было не меньше тридцати, не больше сорока – он был в самом расцвете сил. В его чертах лица проглядывалось что-то хищное, первобытно-злое, жестокое и расчётливое. Возле него стояли две элитные воительницы из личной охраны герцога Деменции. Мазкен. - О Шеогорат! – вскрикнула она, завидев незнакомца. Попятившись назад, она упёрлась спиной в дверь. - Приветствую, - поклонился Люсьен. Он взял в руки белую ручонку герцогини и едва прикоснулся к ней губами в знак уважения. Герцогиня, сделав огромные глаза, отцепила от пояса маленькую фляжку и облила ладони, в нос Люсьену ударил едкий, режущий глаза запах спирта. - Не прикасайтесь ко мне без моего разрешения, герцог. Я ненавижу, когда ко мне прикасаются. Это относится и к моим личным вещам! – визгливо заметила герцогиня. - Вижу, что Шеогорат благословил вас больше остальных, - ехидно улыбнулся Люсьен. -Неужели? А о вас слух идёт, что вы каждого прохожего подозреваете в преступлении, а по ночам убиваете невиновных в постелях. Впрочем, мне это неинтересно обсуждать, но раз вы герцог, а значит, сосед и какая-то поддержка, то с вами нужно дружить. Я приглашаю вас в свою мастерскую, Люсьен! Люсьен ещё раз оглядел герцогиню: это была ещё молодая женщина, аристократически-ухоженная, болезненно-бледная, с тонкими чертами лица, длинными волосами, уложенными в затейливую причёску в стиле жителей Мании и серо-зелёными глазами. На ней было роскошное платье, расшитое бисерными бабочками. В уголках глаз появились первые морщинки, это означало, что ей было наверняка больше двадцати пяти. - Моё имя вы знаете, а как вас зовут? Радостное выражение лица герцогини упорхнуло, и она замерла с остекленевшими глазами. - Я… Не помню… Кто я? Кто?.. – начала говорить она со странной интонацией. Как моё имя, какое меня зовут… Зовут какое меня имя… - начав говорить бессмыслицу, она упёрлась взглядом в одну точку – в лицо Лашанса и замолчала. - Госпожа? Герцогиня Блисса? – поводил перед глазами Люсьен ладонью. - Хоть убейте меня, Люсьен – не помню. Каждый раз как пытаюсь вспомнить о том, кто я – проваливаюсь непонятно куда, кувыркаясь через странную дверь, пролетая через брызги какой-то бухты. Чертовщина какая-то! Надеюсь, что со временем вспомню, кто я и откуда. Хоть я и не помню кто я, зато я знаю, кто ты… Лашанс. О тебе идёт дурная слава. С тобой опасно иметь дело, убийца! - У меня странное чувство, что я тоже где-то тебя видел, но не могу вспомнить. Раз уж мы перешли на «ты», то будем откровенны – ни Блисс, ни ваша светлейшая особа мне не нравитесь, - скривил лицо в отвращении герцог Деменции. – Смотреть -рассматривать вашу мастерскую я тоже не намерен. От вас и из открытой двери несёт алхимией, которой даже помои из моего города Крусибла в подмётки не годятся! - Ах так? – насупилась женщина. Между её тонких накрашенных бровей легли глубокие морщины. Через напудренные щёки проступил яркий румянец злости. - Ну и проваливай, дементный придурок, чтобы я больше ни тебя, ни твоих чёрных девиц не видела! Тёмные Соблазнительницы с лязгом выхватили мечи, на звон набежала Золотая Стража. - Постараюсь окна в своём дворце держать закрытыми, чтобы ваши вонючие духи не придушили меня и моих слуг, - поклонился Люсьен и ушёл.       Сев на трон, он сказал служанке Анне: - Блиссу, а в частности, дворцу – очень не хватает хорошего Очищения. Жаль, что я здесь один и со всем не справлюсь. Может, убить пару прохожих, как думаешь? Навыки терять нельзя.       Герцогиня, усевшись на кресло, закрыла глаза. - Госпожа, что вам угодно? Женщина приоткрыла глаза: - Нет, мне ничего не нужно, - она распахнула веер, вырезанный из костей кавардака, и нервно им замахала перед своим лицом. Снова закрыв глаза, она задумалась о своих духах. Ради них она собственноручно ползала по окрестностям в поисках редких трав – аурил согласились лишь её сопровождать. Её новые духи назывались «Сытая Радость», в честь герцога Тейдона. - Интересно, а пользуется ли духами герцог Люсьен? Наверняка он чем-то пользуется. Должен же он чем-то пахнуть! Интересно, чем бы он пользовался, если бы он пользовался, - заговорила сама с собой герцогиня, и тут же громко закричала, с хрустом закрыв веер: - АУРИЛ! Тащите все склянки из моего шкафа! Намешаем одеколон во славу Шеогората! Золотые Святые, осторожно неся стеллажи со звенящими флакончиками с настойками, зло перешёптывались: - Прежний герцог хотя бы рисовал, а не смешивал всякую дрянь. Лучше бы не алхимией, а рисованием занялась! - Да-да! У герцога такие красивые картины были! Особенно та, «Полночь в Блиссе или Игристое вино», помнишь?..       Герцог, получив странный свёрток от посыльного, нахмурился. Его уже трижды пытались отравить, и трижды его лечила Анна, так что в этот раз он поручил вскрыть свёрток бедняжке. Распаковав шелестевшую бумагу, она с удивлением сказала: - Тут бутылочка и записка. Читать вслух? - Читай, - нервно ответил Лашанс, предчувствуя недоброе. - «Я человек отходчивый. Но если и это произведение не понравится – то на следующем портрете я пририсую тебе усы». - Вполне себе в стиле и в духе герцогини Блисса, - хихикнула Анна. Нахмурившись ещё больше, Люсьен вырвал из её рук коробку, вытащил флакон и открыл крышку. Вдохнул влажный, землистый запах. И ещё раз, и ещё... Затем перевёл взгляд на этикетку: чудный аромат назывался «Лес покойников». Он с недоумением захлопал глазами: чего же туда намешала та странная женщина, отчего у духов появился терпкий, древесный аромат леса, железный привкус свежей крови и дуновение ветра с запахом далёкого дождя? Как можно с помощью настоек и притирок так живо передать запах сырой земли? - Жаль, что так меня Шеогорат не благословил, - печально вздохнула Анна, принюхиваясь. – Наш Лорд всегда выбирает творческих людей на службу Блиссу… - Это безумие, - герцог захлопнул коробку с флаконом и вручил служанке. – Что ещё она придумает? Неужели посмеет нарисовать мой портрет? Пусть это и считается знаком примирения, но что-то в моей душе не даёт мне относиться к ней доброжелательно. Я чую запах подвоха в этих духах! Жителям Мании доверять нельзя, они меняют своё настроение, и никогда не узнаешь, что у них на уме! - Ах, мой господин, вы так пропитались смрадом Деменции, что уже рассуждаете, как один из нас! – пропела Анна, улыбнувшись. - Нужно всегда быть начеку. Второй раз я не погибну от рук предателя, - забарабанил пальцами герцог по трону. - Двум смертям не бывать, - проговорила служанка, покачав головой. – Но, признаться, с той поры, как я попала сюда, я не уверена в этой поговорке. Ну и жуть! - Всё. Я устал от твоей болтовни. Можешь идти к себе, на сегодняшний день аудиенция закончена, - поднялся с трона Люсьен и зашагал в сторону своих покоев в мрачном подземелье. - А как же вечернее омовение, ужин? - Второй раз повторять я не намерен, - обернулся герцог. – Ужин возложи на алтарь часовни Арден Сула. Давно я не приносил в жертву нашему Лорду свежих сердец. ...Стеклянный увесистый флакон так и остался лежать на пустующем троне, распространяя вокруг себя тревожный запах прошедших лет.       Высокий, худощавый мужчина разделся, аккуратно сложив доспехи из руды Безумия на прикроватную тумбочку с резными ножками в виде чудовищных тварей с человеческими головами. Сняв неизменную чёрную робу, с которой он никак не мог расстаться, он, бережно погладив ткань, положил её в тумбочку и запер на ключ. Удивительное дело – драгоценные доспехи он не ценил, а дешёвую робу, стоимостью едва ли с десяток септимов, он запер на сложный замок. В дверь постучали. - Войдите. В его покои вошла охранница Лилис, посмотрела на его наготу бесстрастным взглядом и предложила: - Не угодно ли герцогу отдать доспехи мастеру в ремонт? - Оставь, Лилис, это пока не требуется. Сегодня я попрошу тебя дежурить не снаружи, а у моей постели. - Как вам будет угодно. Даэдра подошла к Люсьену и помогла застегнуть пуговицы ночной сорочки на затылке. Опустив длинные волосы своего господина, связанные в хвост, она поклонилась и отошла к двери. Герцог, укрывшись одеялом, махнул ей, и стражница погасила свечи. В темноте её сине-зелёные глаза светились, как у кошки.       Лашанс очень тяжко переживал свою новую жизнь. Он не мог забыть то, что его предали собственные братья и сёстры, не мог забыть то, что даже Мать Ночи за него не заступилась, и что лишь его убийца, разделив сущность даэдрического принца, спасла его, вытянув из Пустоты. Но… В Пустоте не было боли. Не было отчаяния. Были лишь одни гнетущие мысли, которые со временем растворились бы в Небытии, если бы Ситис принял его… А его оставили мучиться на границе Нирна из-за того, что его дела не были завершены. Спасения не было. Кто знает, что бы произошло, не верни его та убийца к жизни.       День за днём, шагая по покоям, его душу терзал страшный зверь воспоминаний, ночь за ночью его разум терзали страшные сны о былом и грядущем. Когда его рассудок помутился, он смог взять себя в руки, заставив забыть прошлые обиды, а в качестве напоминания о своей истинной природе он заказал точную копию своей робы, в которой он ходил ещё в Сиродиле. То, что убило его, сделало его ещё более сильным – его воля закалилась через пламя предательства, и теперь он был готов к любому повороту событий. Он не поддался до конца участи жителей Деменции, он не погрузился в уныние. Сиродил… Тамриэль… Те воспоминания и города стали для него лишь неясными картинками и негромкими отзвуками былых битв.       Лёжа в постели, в этот раз его разум разметал в клочья воспоминания о чудовищных вещах, которые он увидел во время своего путешествия. Заставив умолкнуть голос последней жертвы деревни Сплит, он воскресил в памяти образ герцогини Блисса. Если бы он захотел её описать одним словом, то наверняка бы присвоил ей эпитет «жалкая». Не роскошным гардеробом, не творческими талантами, а душой. В её лице, он, знаток человеческой природы, успел разглядеть безотчётный страх… Но перед чем? Боялась ли она его? Боялась ли просто потому, что он – сам герцог Деменции, или она помнила о нём что-то, что забыл он сам? ...Заблудившись в причудливом лабиринте своих мыслей, герцог со вздохом ушёл в мир снов. В этот раз ему ничего не приснилось – пустота распахнула свои объятия, приняв мятущуюся душу, как родную. Или это Лилис нарушила приказ и села к нему на кровать, укрыв своим телом?..