Everything, Everything

Он уставился на ее, его голубые глаза осветились любопытством: — Знаю. Поэтому и нарисовал. Она покраснела из-за двойного смысла его ответа, тут же принимаясь искать слова: — Я видела маму сегодня. И ты ей нравишься, можешь себе представить? Сказала мне позаботиться о ее зяте. Клаус подмигнул ей: — Что я могу сказать, меня все любят. Кэролайн фыркнула: — Только в этой вселенной, приятель, и тебе бы стоило поблагодарить меня за это! Клаус поднял руку и потер пальцем горло, чувствуя, как она автоматически сглотнула от его близости: — Спасибо, — прошептал он, а затем нежно поцеловал ее. Кэролайн не оттолкнула его, ее тело вряд ли бы позволило ей отстраниться. Он не углубил поцелуй, просто позволил своим губам задержаться на ее, мягко и долго. Кэролайн позволила своим рукам упасть на его пояс, не чтобы притянуть его или оттолкнуть, просто чтобы подержаться за него. Он наконец отодвинулся, оставив последний поцелуй в уголке ее рта. Выражение его лица было не таким, какое она ждала: он не выглядел самодовольным или позабавленным; он выглядел немного уязвимым, может быть, немного потрясенным, и Кэролайн не удержалась, подняв руку и вытерев мазок красной краски с его щеки. — Тебе надо в душ, — мягко сказала она ему. Ей стало интересно, а какой он видит ее сейчас? Он снова нарисует ее? Покажет? — Пойдешь со мной? — Спросил он, и Кэролайн всем сердцем пожелала, чтобы все было вот так просто. Может быть. Может быть, в этом мире все просто, и может быть этот мир теперь навсегда стал их, и они никогда не вернутся домой, и у Кэролайн будет именно эта жизнь. — Мне все еще нужно приготовить салат для вечеринки твоей сестры, — вместо этого пробормотала Кэролайн, потому что это была правда. Лицо Клауса помрачнело, и Кэролайн ощутила, словно потеряла нечто драгоценное, что-то, что она не понимала, что имеет. Она отчаянно хотела вернуть это, хотела вновь увидеть это выражение на его лице. И прежде чем она это поняла, она заговорила: — Может быть, я присоединюсь к тебе в следующий раз, — сказала она. — Ну, то есть… Наверно. Но прямо сейчас мы опаздываем. Клаус ничего не сказал, не совсем вернулся к тому мягкому выражению, что было прежде, но в конце концов, он кивнул, словно понял, что на этот раз она имеет в виду то, что сказала. Кэролайн подумала, что он был прав. Она оставила его в студии и начала резать салат, достаточно, чтобы хватило всем присутствующим на барбекю. Кэролайн пыталась не думать, не вспоминать, как чувствовались губы Клауса на ее. Больше всего на свете Кэролайн пыталась не вспоминать каждый раз, когда она позволяла себе надеяться, только чтобы каждая ее надежда была уничтожена. Дело было даже не в Клаусе, просто ее всегда не хватало. Ни для кого. Ее не хватило, чтобы спасти Деймона, не так, как хватило Елены. Не хватило для Мэтта, чтобы он любил ее, несмотря на вампиризм, не хватило для Тайлера, чтобы остаться. Ее никогда не хватало даже для ее собственного отца, или для матери, не до того, как она обернулась в вампира. Покончив с салатом, Кэролайн села на пол перед раковиной, отчаянно пытаясь не плакать. Она ненавидела, что, несмотря на все случившееся в ее жизни, внутри она по-прежнему была той же невротичной и неуверенной девочкой, что была всегда. Она ненавидела, что Клаус был ей небезразличен, и что ее все равно не хватило бы, особенно, Клаусу. Она была всего лишь новорожденной вампиршей, саркастичной настолько, чтобы заинтересовать его, но он… Он был тысячелетним гибридом, в чьих хобби числилось рисование картин, путешествие по миру и завоевание городов. Ему было бы мало; ему всегда было мало, и Кэролайн никогда не смогла бы заменить ему семью, или кровь Елены, или весь мир, что он так жаждет завоевать. Она даже не хотела знать, хочет ли попытаться, потому что знала, что рухнет в этот омут с головой и останется одна. В конце концов, она заставила себя встать, умыться в ванной, накраситься и переодеться. Кэролайн всегда была мастером в том, чтобы найти, на чем сфокусироваться, и сейчас ей нужно было сконцентрироваться на том, чтобы пережить это идиотское барбекю и не заставить ее друзей думать, что ее заменил какой-то пришелец с ее лицом. Что, вообще говоря, и произошло. Когда она вышла из ванной, Клаус стоял посреди кухни с миской салата в руках –опустошающе красивый в его голубой футболке и джинсах. Она взглянула на него и решила, что они просто не могут поехать, не обсудив правила — иначе она просто взорвется и уничтожит все. — Я буду звать тебя Ником, — сказал она, и он едва заметно скривился, — и мы притворимся, что мы женаты и счастливы. Он опустил миску на стол и уставился на нее, словно хищник, изучающий свою добычу. От него по-прежнему слабо пахло краской, но и еще и гелем для душа, и Кэролайн ощутила, как все ее тщательно наведенные стены дали огромные трещины. — Уж прости, любимая, не знаю, сколько женатых пар на самом деле счастливы, но я подозреваю, что это правило дает мне официальное разрешение касаться тебя, — он как будто подтвердил свои слова, тут же обвивая ее талию рукой и притягивая ее к себе. Другая его рука погладила ее щеку, и она ощутила, как загорелась румянцем кожа. — Я не… Я не могу… — Запнулась она. — Я не хочу… Мы не на самом деле женаты, Клаус. Я не хочу… Так, — ее слова слегка отдавали ложью, но в общем она это и имела в виду, но Кэролайн не могла сформулировать по-другому, потому что чувствуя себя слишком смущенной. Он нахмурился, но не отпустил ее: — Я всегда хотел тебя, Кэролайн, с того момента, как увидел тебя. Я не притворяюсь, что люблю прикасаться к тебе. — А что насчет… Что будет, когда мы вернемся домой?! Он беззаботно пожал плечами, не боясь никаких последствий, и Кэролайн изумилась, было ли его бесстрашие следствием его бессмертия и власти. — А что насчет этого? Я хотел тебя там, я хочу тебя здесь, и мне в общем-то плевать на все детали, за исключением твоих желаний. И это решило все для нее, потому что Кэролайн помнила, как Деймону было плевать на то, чего она хотела, а чего — нет, как он не давал ей даже шанса выразить свое мнение. Клаус… Ну, Клауса это заботило настолько, чтобы спросить ее о ее желаниях. Она подалась к нему, поцеловав его без предупреждения, и он поймал ее. Мгновение, и она была окружена им, вкусом его губ, тем, как его руки двигались по ее спине, не желая ничего, кроме как увести его наверх в их спальню, в их кровать, где она проспала в одиночестве всю последнюю неделю. Но зазвонил телефон, и она оторвала губы от его, но не разрывая его объятия. Она двинулась, чтобы взять трубку, но Клаус заставил ее поднять подбородок и взглянуть ему в лицо: — Официальное разрешение, Кэролайн, — потребовал он, выглядя едва ли не уничтоженным. — Дай его. Она кивнула: — Ладно, да, хорошо, ты можешь прикасаться ко мне. Без причины, — он отпустил ее, и она схватила трубку. Это была Ребекка: — Кэролайн! Ребят, где вы? Тащите свои задницы сюда! — Прости, прости! Ник рисовал, и ему пришлось идти в душ и… — Да мне пофиг, — оборвала ее Ребекка. — Просто приходите уже! Ханна соскучилась по вам! Кэролайн поморщилась, потому что это был удар ниже пояса, потому что она легко представила разочарованное лицо Ханны, и это была сила, с которой надо было считаться. — Мы в пути! Ребекка, не попрощавшись, бросила трубку, и Кэролайн обернулась к уже пришедшему в себя Клаусу, который уже держал салат. Кэролайн одернула платье и поправила волосы, и молча вышла из комнаты, потому что боялась открыть рот — кто знает, что могло выйти оттуда. Клаус обогнал ее, открыл для нее пассажирскую дверь машины, помог ей сесть и положил миску к ней на колени. Сам он сел за руль и без слов завел машину, позволяя ей спрятаться в тишине и покое. Кэролайн отчаянно пыталась успокоиться, хотя ее кровь бурлила от энергии поцелуя Клауса, и она все еще была потрясена от столь резкого изменения их отношений. Не то, чтобы она не ожидала этого — какая-то часть ее всегда знала, что все кончится этим. Она принялась крутить свое обручальное кольцо на пальце, находя в этом утешение, хотя кольцо теперь казалось тяжелее обычного. — Ты был раньше женат?