Ipso jure. /лат. «В силу закона.»

— А как мы доберемся до моих родственников, Дурслей? — спросил Слава, идя прочь с кладбища вместе со своей матерью. — Надеюсь, вы предупредили их о нашем визите? — подняла брови Рогозина, услышав вопрос своего сына и оборачиваясь назад, к профессору. — Предупредила. — Коротко бросила МакГонагал. Полковнику показалось, что она это сказала сквозь зубы. — Туда мы трансгрессируем… Держитесь за руки… — Но я хочу увидеть дом! — возразил парень. — У меня потом вообще не будет возможности… — Он находится в конце деревни. Вы ни с чем его не спутаете, мистер Рогозин. Вы его и увидите… Я же с вами снова не пойду… — Почему? — спросила Рогозина. — Не могу, — тут голос профессора вздрогнул и стал словно бы охрипшим. — Я почти одной из первых побывала на месте их убийства… Нет, я просто не могу там находиться, потому что мне больно… Рогозина прикусила язык (профессионально отметив в уме, что старая женщина, быть может, что-то вспомнит сейчас о той ночи), но все-таки спросила: — А кто еще был вместе с вами… тогда? — Альбус Дамблдор, разумеется… Рогозина с подозрением взглянула на женщину, которая теперь ушла далеко вперед. Слава тихо проговорил, глядя в ее спину: — Что-то имя моего директора школы везде мелькает, не находишь? — Да, слишком уж часто… Ох, не нравится мне это… — покачала головой женщина и коротко предупредила сына: — Смотри, не просмотри дом… *** Они шли долго. Но тут Слава остановился вместе с мамой. Каменный забор был полуразрушен и бурно зарос плющем и травами, иногда местами выше даже самой Галины Николаевны. За десять лет тут все пришло в упадок… Слава, не видя ничего перед глазами, сделал шаг к изгороди. Дом, его дом… Большая часть его устояла, причем он был хоть и ветхим, но крепким на вид. Стекла выбило, правую, верхнюю часть дома, второй этаж, снесло начисто как и крышу. Все напоминало о том, что внутри случился как бы узко направленный взрыв. Калитка, что вела вовнутрь, висела на одной петле и была ржавая. Это его дом… Слава любовно провел рукой по изгороди. Из изгороди неожиданно сама собой всплыла табличка, будто бы дикорастущий цветок в специальной макросъемке. — Слава? — спросила его мать, глядя ровно тут, куда же глядел и он сам. Но ничего не видя. Тут мальчик спохватился и быстро перехватил ее за руку. Рогозина воочию увидела и руины, и табличку, что остались от дома Поттеров… «… был оставлен в неприкосновенности как памятник Поттерам в напоминание о злой силе, разбившей их семью.» — Прочитала надпись на табличке Галина Николаевна. Но вокруг аккуратно выведенных на табличке строк доска была сплошь исписана разными почерками и разными чернилами. Некоторые выражали слова поддержки, сочувствия, удачи в делах и прочем. Некоторые писали одним словом, а другие напротив, оставляли целые послания. — Ничего себе, Слав… — неопределенно хмыкнула Рогозина, — как же… вообще-то портить эту табличку… — Знаю. Но все эти люди выразили мне слова поддержки. Это же здорово… Мы же не можем запретить говорить им это! — выразительные зеленые глаза сына поднялись на нее. — Скорее всего, ты прав. Ну, идем? Вячеслав кивнул. *** Прихожая была длинным и узким коридором. Рогозина вытащила из сумки припасенный с собой специальный фонарик и привычно начала осматривать дверные ручки на наличие отпечатков. Отпечатки были, но очень старые, едва заметные, стертые. Она все-таки сняла их с дверной ручки. Но если бы у нее было с чем сравнить… Слава (у которого был с собой рюкзак) осмелел и достал мобильный, начал фотографировать коридор. Тут были кучи пыли, свободно летал ветер и по углам и лампам были раскиданы нити паутины. Под ногами иногда попадались листы из книг, сор, осколки зеркал и щебня, и мелкие вещи. Рогозина неожиданно на полу около дверного косяка нашла едва видные пятна крови. Кровь почти исчезла, но слабый шанс распознать ДНК у нее был. Тем более, что Слава родной по крови их сын, и его ДНК у них в базе была… Достав из сумочки пробирку, Рогозина тщательно, с усилием, поскребла некоторое время по засохшему пятну крови. Потом еще раз осмотрела место около двери и тут пришла в ужас… Крови здесь было пролито много. Слишком много… Словно кто-то резал человека долго и методично, и тот истек кровью. — Мама? — тут Слава с ужасом уставился на подсвеченный лампой участок. Он видел пару раз как дядя Иван брызгает специальным раствором и светит этой лампой. И от этого проявляются пятна стертой (или засохшей) крови. — Это… — Да, Слава. Тут пролилась кровь. Жаль, что я с собой не взяла компьютер… Можно было бы распознать чей именно ДНК… — Техника не любит магию. Поэтому навряд ли у тебя он работал здесь. Чудо, что лампа еще работает… — Слава… Я не хочу тебе говорить, но… Тут слишком много крови. Из рассказа профессора МакГонагал я поняла, что на телах твоих родителей вообще не было отметин или порезов — это действие магического заклятия. — Рогозина взглянула на стремительно бледнеющего как смерть сына. — Тогда что же тут случилось?! — взорвался сын. — Я соберу все, что могу. И посмотрю в своей лаборатории. Ты можешь мне доверять, «легенда» у меня придумана более-менее крепкая… — полковник обрела почву под ногами. Если это банальное жестокое убийство, то... — А если в твоей лжи — есть правда, то что тогда? — очень тихо спросил ее сын. Женщина тяжело вздохнула. Вопрос стал ребром. *** Они медленно продвигались вглубь дома. Рогозина опасалась, что руины могут на них рухнуть, но ничего так и не произошло — дом стоял крепко. Пятен крови больше нигде не было. Отпечатки были совсем стертые или очень неясные. Она подобрала и несколько волосинок с пола.Сейчас они были разложены по разным пакетикам. Сам коттедж женщине понравился — хороший был бы родной дом у ее Славы. Фотографий в доме не было. Это было странно. Слава побывал на кухне, потом в гостиной, а затем позвал откуда-то свою маму. Рогозина, все еще подсвечивая себе лампой, пошла на звук его голоса. Она толкнула дверь и уставилась на разгром. Тут было все очевидно — что-то искали. Разгром и кавардак был на лицо. Это была, очевидно, родительская спальня. Кровать, трюмо с вывернутыми ящикам, развороченный шкаф и комод… Все ящики у тумбочки валялись на полу. — Слав, надень перчатки, пожалуйста. Боюсь, что тут что-то искали. Нужно не стереть ненароком следы… Парень послушался матери. Натягивая на руки резиновые перчатки, Слава рассеяно смотрел по сторонам. Кто же так цинично обыскал все здесь? У кого тут поднялась рука? Рогозина, плюя на все, заползла под трюмо и нашла старую, разорванную фотографию. Было видно, что рвали ее руками. Второй половины нигде поблизости не наблюдалось… На ней она легко узнала своего Славу во младенчестве. Тот гордо восседал на диване, явно в гостиной, а рядом с ним был смеющийся мужчина, очень похожий своими чертами на Славку… Скорее всего, это его родной отец. Красивый был мужчина. Славка почти что его копия… — Слава? Иди сюда, — Рогозина с некоторым облегчением выползла из-под пыльного предмета мебели. — А-пчхи! — Будь здорова… что? — Я кое-что нашла… Вячеслав чуть стряхнул пыль, поднося к глазам фото. — Похоже, это твой отец. Ты его копия… Слава рассеяно дотронулся до такого же острого подбородка, как у мужчины, пригладил вихор волос на затылке. Впервые он видел своего родного, биологического отца… Он чуть улыбнувшись, взглянул на маленького самого себя… — А где вторая половина? — Не знаю. Ее я не нашла… Но, могу поспорить, что на той половине изображена твоя мама… Ты знаешь, что обязана забрать это фото на исследование… Явно на фото есть отпечатки, его же рвали… быть может, мы найдем здесь еще фотоальбом… — Я… конечно все понимаю, мам. — Слава усилием воли заставил себя разжать пальцы. Теперь фото оказалось у полковника, и она положила его в пакет для улик. — Ты же мне его вернешь, да? Она кивнула, пряча все в сумку. Слава с ней немного погодя нашли пару писем, но они не столь были интересными. Слава вместе с Галиной Николаевной решили их не брать, а оставить на месте, просто сняв их на мобильный. Мобильник тут работал с перебоями — только лишь фотографировал. Связи не было, а то так бы он отправил все это сразу же на почтовый ящик ФЭС, чтобы ничего не потерялось. Они сняли разгром, и ушли дальше. Теперь им предстояло войти на второй этаж, где все и случилось. — Слава, будь осторожнее. Второй этаж сильно поврежден. — Предупредила его мама. Слава, думая о чем-то другом, кивнул. Они медленно двигались вперед, к месту случившемуся. Пара комнат были совершенно пустыми — только кровати, очевидно это были гостевые. Туалет и ванную Рогозина решила обследовать позже, а сейчас они зашли в ту самую комнату, где все и произошло… Детская была очень большая. Все выглядело заброшенным, сломанным. Гулял ветер. Нетронутая детская кроватка стояла у самой стены. Игрушки разбросало во всей комнате. Погремушка в виде дракончика так и осталась лежать в кроватке. Везде были осколки стекла от окон, бумага, доски, штукатурка и толстый слой пыли. Они оба, исследуя все, двигались очень медленно, стараясь ничего не пропустить. Слава снимал буквально все, что попадалось на глаза. Рогозина поежилась, чутьем чувствуя смерть. Она медленно водила лампой по колыбели. Сняла отпечатки — явно женские, небольшие, значит касалась мать. А потом снова нашла пятна крови— дерево впитало ее и хранило все эти годы. Сделав соскоб в пробирку, она услышала неясный шум. Обернулась — а Слава уже доставал из шкафа толстую, объемную книжицу в темно-коричневом переплете. Альбом. Он нашел его. Рогозина, стараясь производить как можно меньше шума, подошла к мальчику и стала заглядывать к нему через плечо. Слава раскрыл альбом и с жадностью уставился на фотографии, листая одну страницу за другой. Они все были странными — явно магическими. Люди на них двигались как на голограмме, то попадая, то исчезая с них. Но все были черно-белыми. На одних Рогозина узнавала биологического отца Славы — действительно, красивый парень, а затем и мужчина. Тот явно был душой компании — всегда стоял в середине всех фотографий и улыбался в кадр. Часто встречался с ним тоже очень красивый парень — его улыбка была чуть ленивой, торжествующей, будто бы он знал, что он прекрасен и вовсю пользовался этим. — Наверное, это близкий друг твоего отца. Может, на изнанке фото есть надпись? Слава извлек фото из альбома и развернул тыльной стороной. «Я и мой друг Сириус Блэк. Мы на квиддичном матче за кубок…» — прочитал он вслух. — Понятно. Листаем дальше. — Хотя сама Рогозина уже не очень смотрела в альбом — она нашла на одной из лежащих игрушек ярко-рыжий, длинный волос, явно женский. Наверное, это материнский… Они долистали до самой свадьбы. Женщина в свадебном платье, что была рядом с Поттером, счастливо улыбалась и салютировала бокалом. На ее руке сверкало яркой искоркой обручальное кольцо. А затем Поттер целовал свою жену, бережно обнимая ее за талию. Но тут Рогозина, присмотревшись, поняла, в чем причина. В бокале Поттера явно было шампанское — было видно струящиеся пузырьки. А у его жены, Лили, явно был сок или вода. И платье было чуть явно расширенное в талии… Красивая пара, очень. — Судя по фото, они уже тебя ждали, — сказала вслух, рассуждая, женщина. — У нее в бокале не шампанское, а сок или вода. На вино не похоже… — Да, я тоже это понял… — сказал Слава. — Моя… биологическая мама была очень красивой… Он с любовью провел кончиками пальцев по фото… *** Рогозина обнаружила в доме еще волосы, явно не принадлежащие хозяевам, и так же сложила в пакеты для вещдоков. Так же ее напряг длинный черный волос, который прицепился к колыбельке, словно кто-то сидел на полу, прислонившись к ней головой. Если бы еще можно было взять дело Поттеров и тщательно порасследовать… Но она еще не знала всех тонкостей здешних законов, и рисковать было опасно… Будем оперировать с тем, что имеем. Слава засунул в рюкзак альбом. Рогозина не обнаружила на нем почти никаких отпечатков, кроме очень старых, явно хозяйских. Одно фото она взяла — пусть будет у нее, да и для базы нужно. Но нужно было идти — им еще предстоял визит к родственникам. Рогозина большей частью полагалась на то, что должны же им были сообщить, что Поттеры погибли, и принести их личные вещи! А еще Рогозину интересовало и то, почему же они не искали ребенка все эти годы… *** Они трансгрессировали вместе с профессором и оказались перед красивым загородным домом. Он был чисто… английским, с лужайкой, с газонами и клумбами. Рогозина вместе со Славой быстро стряхнула с платья пыль; Слава помог ей привести себя в порядок. МакГонагал исчезла. — Ну, — проговорила Рогозина, оставшись довольна видом сыном, — идем знакомиться… Парень только кивнул. Рогозина до упора нажала на дверной звонок. Раздалась приятная птичья трель. Через несколько секунд на пороге появилась миссис Дурсль, она была тощей блондинкой с шеей почти вдвое длиннее, чем положено при ее росте. Она была одета в платье клюквенного цвета и на шее красовалось жемчужное ожерелье. — Здравствуйте, — проговорила Рогозина, держа очень вежливый и вкрадчивый тон — будто бы на допросе обвиняемого присутствовала. — Вы — миссис Дурсль? Я предупреждала в письме о своем к вам визите… Но глаза смотрящей на Рогозину женщины лгали, выдавая ее: она видела, как миссис Дурсль смотрит на нее едва ли не с ненавистью. Буквально прожигает насквозь! — Конечно, — неприятно улыбнулась та, — мы ждем вас! Заходите! Как только Рогозина ступила на порог, то на нее неприятно обрушился тот факт, что, судя по всему, сообщению о том, что племянник поступает в этом году в Хогвартс, Дурсли не обрадуются. Тут все буквально кричало о том, что они — слишком аккуратные, слишком чистоплотные и слишком… заурядные. Обычные люди. Славе, судя по всему, тоже было не по себе. Эта… тетка со стороны его биологический матери была очень неприятной. Тем более, ее взгляд, которым она окинула его шикарно одетую «маму» и его самого… доверия не внушал. Ну, ничего-ничего… Сейчас английских «родственничков» матерь мигом на место поставит. — О, я так рада… — «ага, как же,» — подумала про себя Рогозина, — видеть вас у себя… Если бы не кислое выражение лица, с которым Петунья Дурсль поизносила эту фразу, то можно было засчитать это за дружеско-приятельский жест. Лжет — и не краснеет. — О, а так рада познакомиться с биологическими родственниками моего приемного сына, — запустила мелкую шпильку в разговор Галина Николаевна, идя в гостиную вместе с теткой. Слава не стал оставлять рюкзак в прихожей (мало ли) и попросту снял его с плеч. — Он выражал горячее желание познакомиться со всеми вами… Если на то пошло, то Слава никогда прежде не видел столь откровенно словесно издевающуюся, над этой женщиной, свою мать. Она открыто глумилась над этими родственниками, что ни разу не прислали ни открытки ко Дню Рождения, ни потрудились узнать, что же произошло с родным им племянником, ни как он жил все эти годы. — Да-а-а? Но у нас было так много дел! Тем более, я тоже не бездетная, а еще у моего мужа бизнес… Садитесь. Вернон сейчас подъедет, они с моим сыном закупаются к школе… «Та-а-ак, значит родственнички не прозябают. Замечательно.» Через пять минут они уже сидели на узком белом диванчике. Перед ними стоял чайник со сливочником и сахарницей, пирожные (явно самые дешевые), какие-то конфеты и печенье. Рогозина тут выглядела почему-то до крайней степени неуместно — вся такая серьезная, собранная, неуловимо женственная и красивая перед отвратительно сюсюкающей и страшной как Баба Яга, высохшей и алчной Петуньей Дурсль. Ничего родственного (биологическая мать явно унаследовала всю семейную красоту, ничего не оставив сестре) и схожего в ее облике с собой Слава не увидел. Он даже слегка поражался — ну надо же! — Позвольте угостить вас кофе! — преувеличенно вежливо обратилась Петунья к русской гостье. — Спасибо. А Вячеслав, — подчеркнула Рогозина в разговоре, — думаю, будет сок… Мама, ты умница. Судя по ее взгляду, кофе тут был самый отвратный и пить его не стоило. Слава вежливо кивнул — и сам налил себе в высокий стакан апельсинового сока. Сок был отличным. — Вы, наверное, по делам в Англию? — рискнула спросить Петунья. — Да, по делам. Вячеслав будет учиться здесь, и мы ездили смотреть его новую школу… Нам понравилось, и мы решили остаться здесь еще на пару-тройку дней… А чем занимается ваш муж? — О, у него фирма по электро-инструментам… А вы? Чем вы занимаетесь? — Я работаю на спецслужбы. ФСБ. — Проворковала Рогозина. — В прошлом военный хирург… Это подействовало как красная тряпка на быка — разумеется, все западное поколение пугали сказочками про кровавую СССР, злых КГБ-шников и прочем… арсеналом сказок. Петунья явно дико испугалась, но виду не подавала. Только глазки бегали и шныряли: туда-сюда, туда-сюда… — Чудесно… — А теперь я хочу знать, почему мой приемный сын не получал от вас никакой весточки и почему вы даже его не искали?.. Капкан, расставленный Галиной Николаевной, щелкнул. Добыча попала… *** Несколько раз поменявшуюся в лице от этого вопроса женщину спас гудок автомобиля, доносившийся с улицы. Судя по всему, приехали ее муж и сын. Славка морально и психологически подготовился. Вернон напоминал жирного такого борова. Это был очень полный мужчина с очень пышными усами и очень короткой шеей, и он явно не слышал о физической нагрузке. Еще он обладал громким и неприятным голосом. Все в его облике только отталкивало. Дадли Дурсль как две капли воды походил на своего папашу. У него было крупное розовое лицо, почти полностью отсутствовала шея, маленькие глаза были водянисто-голубыми, а густые светлые волосы аккуратно лежали на большой жирной голове. Да, Галина Николаевна смотрелась на их фоне очень уж… Как грациозный павлин, который по ошибке попал к бройлерным курам… или, точнее, к свиньям в хлев. — У вас милый дом, — мягко проговорила Рогозина, приятно улыбнувшись, ранее поздоровавшись и представившись им обоим. — У меня в России тоже есть… Частный дом. Мы любим проводить там выходные… И мой отпуск. «Ну, если наша «дача» подходит под определение «частного дома»… — подумалось в этот миг Рогозину-младшему. Знакомиться с кузеном ему отчаянно не хотелось, хотя мать ему это приказала в ультимативной форме. — Вы кем работаете? — спросил Вернон, опускаясь в негодующе скрипнувшее под его лишним весом кресло. Дадли отступил в коридор. — У меня фирма «Граннингс», торгую электро инструментами… — Ну, если быть ближе, то… полицейским. А так — я работаю в спецслужбе. — О, — выдохнул Вернон, вмиг теряя свой обычный спокойный вид. — Вот как… — Как я ранее спрашивала у вашей… очаровательной жены, я бы хотела услышать, почему же вы, родные по крови моему сыну, не захотели его найти или увидеть за все эти годы?.. — Рогозина демонстративно отпила из своей кофейной чашки. — Слава, — обратилась она к сыну, — быть может, ты поиграешь или погуляешь со своим кузеном? Разумеется, с вашего позволения… Поняв намек, Слава кивнул, беря рюкзак в руки и вставая. Судя по быстрому взгляду, миссис Дурсль возражала, но вслух сказала: — Дадлик, будь добр, покажи дом мистеру Рогозину. Мы тут поговорим… У матери был самый торжествующий вид. У семьи Дурсль, обоих супругов — не очень. — Очень рад знакомству, — напыщенно произнес младший Дурсль. Слава коротко кивнул. — Пойдем ко мне наверх… Играешь в компьютерные игры? — С огромным удовольствием, — расплылся в улыбке Слава. Хоть что-то хорошее и современное… За два дня. *** Казалось, они только-только сели воевать с монстрами, как Рогозина громко позвала Вячеслава. Дадли оказался не такой уж и «паршивый» — они неплохо с ним повеселились, обсуждая компьютерные новинки, благо Слава был, что называется, «в теме». Они расстались вполне довольные друг другом. У Рогозиной вид был что ни на есть самый довольный. У Дурслей — испуганный и загнанный. Еще в руках у Петуньи была какая-то небольшая коробка. И она протянула ее Славе со словами: — Это вещи твоей покойной матери. Нам они не нужны, а тебе все-таки нужнее, ведь ты — ее сын… Рады были познакомиться… — И вам спасибо, — мягко проговорил парень. — И мне было приятно с вами познакомиться, пока! До свидания! *** Они вышли за ворота и Рогозина перевела дух. Показания Дурслей у нее были записаны на диктофон, их ДНК у них взято. Она тщательно и дотошно порасспросила их и о убитой сестре, и о муже сестры. Слава сгорал от нетерпения — ему очень хотелось узнать, что это за вещи его покойной матери отдали эти неприятные родственники. Все же… Они не такие неприятные, как кажутся, коли хранили все это больше одиннадцати лет…