Ipso jure. /лат. «В силу закона.»

— Николай Петрович! — радостно кинулся в объятия старого опера, Рогозин, — я так рад с вами встретиться! Луна скромно стояла позади, дожидаясь, когда эти двое поздороваются, а Вячеслав представит ее мужчине. Обоих привезла к нему Рогозина, которую срочно позвали на работу в субботу. Круглов же был в своем законном отпуске. — Полумна! Луна! Подойди, — радостный Рогозин-младший вынырнул из объятий, подбежал к девочке и подвел ее к Круглову. — Это Полумна или Луна Лавгуд, она из моей школы. Мы дружим… Глаза Круглова быстро перебежали с крестника на светловолосую девочку. Когда-то давно он мечтал о том, что у него родится такая вот дочурка… — Рад знакомству с тобой, Луна… Так Луна или Полумна? — Луна. Это имя мне больше нравится. — Итак, так как вы оба сейчас на мне, то мы пойдем ловить рыбу… — О, класс! — проговорила девочка. — Люблю рыбалку! — Да ладно, ты умеешь рыбачить?! — воскликнул с удивлением Слава. — Еще как умею! Спорим, что больше вас, вместе взятых, наловлю рыбы?.. *** — Твою налево! — ругался Николай Петрович Круглов, — меня еще никогда так не обставляли! В ведре плавало три небольших карася. У Полумны в ведре было два карася, и три жирных окуня, а Рогозин-младший же грустно глядел на свою удочку и медитировал на неподвижный поплавок: клева у него не было вовсе, и ведро было пустым. Не клеилась у него рыбалка… — Что, не верится, что какая-то девчонка может так рыбачить? — задорно спросила Луна, ловко подсекая очередную рыбешку. Опер злился: сейчас обоими — и им, и Полумной, двигал исключительно спортивный интерес. Но девчонка обставляла его по всем статьям. — Может, мы — домой? — спросил Слава, чувствуя как у него глаза слипаются. — Я ухи всем наварю… — Вечереет, — заметил мужчина, — действительно, давайте все сворачиваться… Только у меня две кровати, одна из которых — двуспальная… — Ну… Мы можем… — Ничего страшного, переночуем как-нибудь, — сказала Полумна. — Не впервой. — Тогда я забираю Славку к себе, а ты — в отдельную комнату… — Отлично, что решили, то решили… Все свернули свои вещи, убрали удочки и снасти, и пошли вверх по тропинке. Солнце действительно пошло на закат, и ветер стал пронзительнее и чуть прохладнее. От деревьев начали ползти длинные тени, а голубое небо — мрачнеть и темнеть. Небо окрасилось всевозможными оттенками алого, красного, оранжевого и ярко-розового, а белыми остались лишь облака. *** Улов они оставили Полумне — та с удовольствием вызвалась распотрошить брюха и лишить рыб их чешуи, плавников и голов; Рогозин готовил кастрюлю, травы, специи в которых и собирался извалять и сделать им вкусный рыбный ужин. Круглов только покачал головой: обычно все женщины (в данном случае -девушка) ненавидели чистить и готовить рыбу. Но эта Лавгуд без звука ее мыла, спокойно вспарывала брюхо, выгребая все ненужное, и отдавала Вячеславу для дальнейшей обработки. Особенно ловко она орудовала кухонным ножом. — Классно ты с ножом управляется, Полумна, — заметил ее старания мужчина. — Будущий патологоанатом обязан уметь сделать вскрытие любым острым предметом. Николай Петрович тут же поперхнулся глотком воды, и громко откашлялся. — Луна, всех пугает твой выбор будущей профессии, — заметил спокойно мимоходом парень, кидая рыбу в кастрюлю, и одновременно нагревая сковороду, для того чтобы приготовить гарнир к рыбе. — А что в этом плохого? — тут же отозвалась девочка, тщательно смывая руки под струей ледяной воды — чтобы они не пахли рыбой. — Ну… — тут Петрович взглянул исподлобья на хихикающего мальчика, — может, ты изберешь в дальнейшем другой путь… — Другого пути нет. Кстати, картошка на сковороде готова… Вячеслав, спохватившись от слов девочки, быстро снял скворчащую, горячую картошку. Рыба уже тоже приготовилась, и он полез в буфет за глубокими тарелками. — Что же послужило выбором такой мрачной профессии? — спросил майор, садясь за стол вместе с ней. Рогозин вел себя сейчас как «предмет мебели» и ждал, затаив дыхание. — Моя убитая мать. — Постой, — резко опустил ложку в тарелку Вячеслав, и та упала, расплескав все свое содержимое во все стороны. Он мгновенно бросил тактику «молчи — и не отсвечивай». — Ты мне не говорила… — Давайте о чем-нибудь более приятном поговорим, — очень спокойно отозвалась девочка, перерывая его, но Рогозин, прекрасно зная подругу, ощутил, что она рассержена — и вопросом Круглова, и самой собой — за то, что ляпнула не подумав. — Тем более, мы за столом… — А чем вы вообще в этой школе занимаетесь? Какие там предметы? — перевел опер разговор, понимая, что говорить это девочке не слишком приятно. Рогозин быстро переглянулся с Полумной: у той губы сложились в улыбке. Все понятно. Если бы Николай Петрович знал правду… — Ну… — Рогозин понял, что надо брать быка за рога, — химия, физика и история у нас в приоритете… «…, а еще магия, латынь, заклятия. Я еще и зелья варю, не очень-то бывает и законные. На досуге мы всей честной компанией стырили Филосовский камень и разделили его между собой…» — мысленно закончил Вячеслав. Судя по всему, Луна думала о том же. Она скрывала улыбку, низко наклонившись к собственной тарелке. -… мы с Луной еще неплохо знаем латынь. Ходим на дополнительные пары… — А какой любимый предмет? — Зель… Химия! — Слава очень вовремя поймал себя за язык: нельзя раскрывать майору ФЭС, явно не посещенному в тайну существования другого мира, то место, где они учатся. — Немного… биология. Майор рассмеялся: — Галя, небось, тобой довольна. Сын своей матери… — У меня нет любимых. — Меланхолично сказала девочка, облизывая ложку. — Все любимое будет в ВУЗе… *** — Николай Петрович… тут такое дело… — начал Рогозин несмело, когда они с ним оказались в их комнате, и начали располагаться на ночь. — Эм? Спрашивай, не стесняйся… — Я… хм… хочу ухаживать за девушкой… Но не представляю как! Ну, про цветы знаю, а дальше-то что? — краснел с каждой минутой как помидор Слава, а опер, не сдержавшись, громко хохотнул. — Н-да, как я понимаю, эта девица-красавица и есть предмет твоих будущих поползновений… — Да. — В кино своди, в театр тоже можно… Там… на выставки, в кафе… Комплименты говори… Гуляй с ней… Цветы, конфеты, подарочки маленькие… Милые. — У нее черный пояс по черному юмору… — вздохнул парень, — но я попробую. Вы же знаете… точнее увидели, какая она… к-хм, специфическая. Цветы ей нравятся живые, а не сорванные. Насчет подарков вообще «труба» — наверное, самым лучшим подарком ей будет скальпель… Опер только усмехнулся: — Да… дела. Подруга и впрям тебе досталась очень… своеобразная. А если Галя… точнее Галина Николаевна, узнает о… твоих вояжах? — Даже подумать страшно. Если в землю живым не зароет, то я посчитаю это за крупным везением… А если что — то есть и второй разгневанный «родитель», он меня пристрелит где-нибудь в темном переулке… — мальчик с тяжелым вздохом сел на край кровати. — Во даешь… Крупно ты попал, парень. *** «… давай… Давай останемся просто друзьями… Прости меня…» Это гремело в голове у Рогозиной, когда она на следующий день с утра садилась в собственную машину за руль и пристегивалась, чтобы увезти детей с дачи Круглова. Нет, она, конечно, не рассчитывала на «кольцо-свадьбу-и-любовь-до-гроба», но все-таки ей, как женщине, иногда хотелось иметь опору и поддержку… мужское плечо… Дмитрий Юрьевич (теперь уже, к сожалению) признался ей, пригласив после работы в кафе, что она красива, умна, обаятельна и прочее-прочее-прочее…, но он явно не тот человек, который бы был ей нужен, и которого она бы терпела всю свою жизнь подле себя. Работа тоже накладывала на них обоих отпечаток, и поэтому они попросту не смогли бы быть вместе. Она поняла его. И смогла отпустить. Друг… То, что он будет ей хорошим другом, женщина не сомневалась, но где-то внутри, в душе, на задворках, у нее скребли кошки, а настроение если и не было плохим, то явно было похоронным. Робкая, едва проклюнувшаяся было надежда на простое женское счастье, завяла, не успев даже как следует окрепнуть. Да еще и погода подвела — яркое солнце сменили дождевая влага, серые облака и сильный ветер, казавшийся просто ледяным. Запустив дворники — дождь мешал ехать, все время капая на стекло, и делая все вокруг неясно расплывчатым, что было опасно, женщина не сводила глаз с дороги, с трудом сосредотачиваясь, то и дело возвращая себя из дум к реальности — она за рулем, она едет за детьми, дорога опасно мокрая, скользкая… Неожиданно она поняла, что не только дождь делает все вокруг неясным — но и текущие из глаз, против ее воли, ее собственные слезы затуманивают обзор. В машине стало неожиданно нестерпимо душно и тяжело ехать. Включив аварийное мигание, она аккуратно съехала с трассы и остановилась у ближайшего края дороги. Мимо пролетали машины -казалось, что это расплывчатые, быстрые тени-метеоры, одна за другой, но им ни до кого не было дела… Нажав на кнопку и открыв боковое окно, она откинулась на водительское сиденье — в лицо ударил с силой встречный, мокрый и влажный от дождя ветер, немного приводя ее в чувство. Рука сама собой полезла в бардачок — за зеркалом, и салфетками. Тушь ожидаемо размазалась, растеклась, глаза грустные, красные и слезящиеся. Надо было срочно привести себя в порядок… — Черт, — вслух сказала она. И тут же позорно, по ее мнению, заплакала, опустив голову в ладони. *** — Мама? — спросил Рогозин-младший немного с удивлением вглядываясь в лицо женщины, — ты, что, плакала?! — С чего ты взял? — спросила Рогозина, явно с усилием выдавив из себя улыбку. Полумна тоже начала живо прислушиваться к разговору, судя по всему, догадываясь о правде. — Нет, я не плакала… Круглов, что сейчас помогал нести сумку Полумны к машине, резко поднял голову от багажника, в который он ее и положил. -… у меня окно было открыто в машине, в ней душно очень было — решила проветрить, и от встречного влажного ветра они и покраснели. Вы оба готовы? Мне в город нужно, а вы оба останетесь пока в квартире… — Мы готовы, Галина Николаевна, — сказала девочка, останавливаясь у широко распахнутых дверей машины. — Тогда садитесь оба… Время не ждет. Пока, Коль. — Попрощалась Рогозина с Кругловым. — Спасибо, что их взял к себе на сутки… Улыбка у полковника сейчас была грустной. — Не вопрос, Галь… — ответил ее заместитель, — приезжай и сама сюда, хоть на пару часов! Мне с ними было весело, а Полумна меня вообще в рыбалке на спор разбила наголову! Правда, никому не говори, что меня сделала в рыбалке какая-то… девчонка… — очень смущенно, шепотом, проговорил Петрович. — Честное словно — никому не скажу… — пообещала она. Сказанное майором немного подняло упавшее с утра настроение, и женщина все же смогла рассмеяться легко. Она все еще смеялась, когда садилась за руль. *** Дома Полумна сразу легла спать — ее немного укачало, и она заснула. А Рогозин, не теряя времени, направился к маме помочь с приготовлением пищи на ужин. — Ма-а-а-ам, — протянул Вячеслав, — давай колись. От меня, как и от тебя, правда никогда не скроется… Я ведь чувствую фальшь в словах и интонациях… — Слав, — мягко предостерегла дальнейшие его попытки «узнать» мать, — ты не поймешь еще… Ты еще мал… Это взрослые и очень личные дела. — Господи, да не держи ты меня за младенца! Вы с Дмитрием Юрьевичем расстались, так? — с нажимом и безжалостно проговорил сын. Рогозина тяжело вздохнула: — Да… По обоюдному согласию. — Он тебе изначально был не пара, — заявил Рогозин. — Слишком уж… Вы сходны. И в рабочем плане, и в плане характеров. Было ясно, что вы разбежитесь как в море корабли… Тем более, я на тебя и на Дмитрия Юрьевича гадал… Еще в школе. — И? — Он — у тебя получился морок. А твое счастье, как сказали карты, где-то рядом, а ты его не замечаешь… — бесхитростно проговорил Слава. — Во даешь, — потрепала его по голове Рогозина. — Давай, буди и зови нашу гостью на ужин, а то она его проспит…