Ipso jure. /лат. «В силу закона.»

— Слав… Ты чем занят? — Своим дипломом о медленно действующих ядах не оставляющих следа. Будете так мешать — возможно испробую один из них… — моментально нашелся у парня ответ на вопрос матери. — Мне вообще-то на пятом курсе все экзамены сдавать теперь на диплом. Тем более, я хочу легально варить зелья, и мне поэтому нужна квалификация… — Извини, — проговорила женщина раскаявшись. — Будем вести себя тише… К ним в гости пришел Николай Петрович. Рогозин-младший, после обеда, сразу же засел за уроки и диплом, о теме которого договорился со Слизнортом еще на четвертом курсе, сейчас заканчивал составлять одну из алхимических таблиц и вычислял сейчас результат. Полумна сейчас работала в морге и за себя, и «за того парня» — каждую ночь и день кто-то непременно попадал на ее стол, а ее сотрудник, с которым она обычно работала в паре, был на больничном — катаясь на велосипеде, умудрился сломать ногу и руку. Так что вскрытия, отчеты по вскрытию и опознания — все было на ней. Вячеслав же днем — спал, ночью (чего так сильно не нравилось Рогозиной) же отправлялся на службу и приходил под утро, когда она уже уходила на работу. В редкие часы отдыха — садился за летние домашние здания и написание диплома. Диплом по артефакторике у него с Невиллом уже был готов — они усовершенствовали свой дрон, да так, что теперь ему были не страшны ни любые погодные условия, ни высота, ни магия или ее производные. Еще запись на него теперь велась автоматически… — Диплом пишет, — улыбнулась женщина мужчине, тщательно притворив за собой дверь. — Попросил не мешать… В жизни обоих наступили значительные изменения. Рогозина, засунув все свои потаенные страхи глубоко внутрь, все же сделала шаг мужчине навстречу, позволив ему ухаживать за собой. Они оба старались не привлекать к себе внимание, и не давали повода их подозревать в «неустанных отношениях» на работе. Сейчас их роман развивался стремительно, и женщина впервые за многие годы стала чувствовать себя живой по-настоящему. Что-то в ней изменилось, и это отмечали в ней все — в глазах появился живой блеск, она стала чаше улыбаться и теперь была более терпеливой к некоторым «косякам» работников. Даже то и дело опаздывающий на работу (возвращаясь каждый раз из разных мест от очередной своей пассии) Майский, отметил, что выговоров за опоздания и за не сданные в срок отчеты, стало вдвое меньше. Сама Галя отмечала, что эти ее отношения совершенно не походили на другие — в силу возраста и зрелости обоих, бурного секса уже, как в молодости, было не столь много, но эти нежные касания, взгляды и поцелуи казались даже более интимными и более… нужными в этот момент. Чаще сейчас они с Колей оба просто лежали друг с другом в одной постели, причем Рогозина лежала на мужчине чаще, прислонившись к его плечу, и слушая стук сердца майора. В кольце его рук ей было как никогда уютно и тепло. — Господи, — вырвалось у нее, когда она удобно устроилась вместе с ним на диване, поджав ноги, — и почему я раньше была так слепа?! Мне так за себя стыдно теперь бывает, Коль… Я же тебя обижала, столько раз отталкивала от себя… — Да ладно тебе, Галь… — Круглов аккуратно отодвинул ее волосы, перебросив ей их на грудь, и поцеловал оголенную шею. Прикосновения его горячих губ к ее шее вызвали у нее мурашки по коже. — Что ни делается — все к лучшему… Очевидно, Вячеслав бывает прав… — А мне не хватало как раз такой эмоциональной встряски. Я, ведь, в себе завязла, как в болотной трясине, в пучине печали и сознательного одиночества… Господи, да мой сын умнее самой меня! Он бывает прав больше, чем даже я! — Просто ты — очень хорошая мать. Ты воспитала хорошего человека и мужчину… пусть и на свой «рогозинский» лад. — Грубые мужские пальцы продолжали ласкать ее по спине, и каждое движение, производимое через тонкую шелковую ткань халата, ощущалось все глубже, и отзывалось электрическими разрядами, гуляющими по ее коже. — Коля, — хрипло проговорила Рогозина, когда терпеть его ласку стало практически невозможно, — Вячеслав вообще-то за стенкой… — Вячеслав уже взрослый, тем более, у него тоже есть девушка… И, знаешь, он в курсе, что бывает между мальчиком и девочкой… — он начал потихоньку спускать халат с плеч полковника. Та все еще отчаянно не давалась, пытаясь не сдаться на милость победителю: — Коля… — Тем… более… — рука майора вовсю хозяйничала у нее под халатом, так как завязки расплелась, — это… тоже… воспитание… Рогозина, потеряв голову от его прикосновений, и забыв при этом обо всем, позволила мужчине уложить ее на широкое «ложе» дивана… *** Они самозабвенно и страстно целовались, уже скидывая последние лоскуты мешавших им тканей с тел. Руки майора были то ласково-нежными, то грубовато-сильными. Прикосновения его губ находили отклик по всему ее телу. Рогозина отдавалась как могла, и как умела; Николай, как мужчина, правил ее и направлял. Его язык чувственно ласкал грудь и затвердевшие соски; она, вытянувшись под ним как струна, судорожно вцепилась в подлокотники и простонала его имя, совсем забывая о том, что они не одни находятся в этой квартире. Потом он начал оцеловывать ее плоский, все еще находящийся в прекрасном состоянии пресс, и водить самыми кончиками пальцев по внутренней стороне бедра, вызывая у нее все более и более громкие стоны, так как именно там были едва ли не самые ее чувствительные точки. Она жадно глотала воздух, вся мокрая и дико возбужденная медленными действиями — считай прелюдией, рук и губ мужчины. Николай умел ее любить… Так долго продолжаться не могло; не выдержав, она откликнулась на очередное прикосновение, и сама призывно раздвинула перед ним ноги, побуждая его к дальнейшим действиям. Ее глаза просто умоляли его… Мужчина откликнулся моментально: одно короткое движение — и его член вошел в нее, вызвав очередной стон выплеснутой страсти. Застонал и Николай, ощутив ее на своем члене… Через секунды они оба, вцепившись друг другу в плечи, катались (насколько это было возможно) по всей поверхности рогозинского дивана. Мужчина старался удовлетворить собой женщину полностью, входя в нее все больше, глубже и чуть увеличивая с каждым движением темп. Рогозина изгибалась под ним в таких немыслимых позах, что в реальной, спокойной жизни, казалось весьма смутно возможным. Чувствуя его твердостью всем своим естеством, она ощутила и приближение своего оргазма. Еще чуть-чуть… еще…еще… еще… — Да! Ко-ля-я-я! — вскрикнула женщина, «финишируя» на сегодня. Оргазм ударил откуда-то из-под позвоночника, почти болезненным удовольствием, заставляя ее вцепляться еще более мертвой хваткой в широкие плечи майора. — Га-а-а-ляяя, — почти пропел Николай, кончая в нее. Оба любовника на миг замерли, а потом, переглянувшись, устало улыбнулись друг другу. *** Рогозина неожиданно поняла, что завтра поневоле придется прикрыть шею шарфом — от поцелуев Николая Петровича на шее остались роскошные следы засосов, а особо любопытные сотрудники любят почесать свои языки, разговаривая о начальстве… Оба обессилено лежали на диване, восстанавливая свое дыхание и унимая бешеное сердцебиение после полового акта. — Мы снова забыли о презервативах… — вслух заметила женщина. — Да ну, мы ж тобой чистые, а… о том, что у тебя… не может быть детей, ты мне сама рассказывала… Да и с «резинкой» ощущения далеко не те… — майор повернул голову на ее голос. — Просто потом не тебе отмывать наши следы с дивана… Кто знает, может ко мне с обыском придут, а тут картина маслом — твои отпечатки, волосы и биологические следы… — Да ну тебя! — легко рассмеялся мужчина. — Даже здесь и сейчас не можешь расслабиться… Женщина неловко улыбнулась, а он любовно провел кончиками пальцев по ее спутанным волосам. Тут в дверь позвонили. Насилу выпутавшись из крепких объятий Круглова, женщина нашарила сброшенный халат, наспех накидывая его на себя, и продевая ноги тапочки, сброшенные у порога комнаты. На ходу приглаживая взъерошенный волосы, она посмотрела в глазок: там маячил курьер. — Кто? — спросила она, пытаясь припомнить, что же они такое заказывали. — Вам доставка! Она оплачена, нужна только ваша подпись… Рогозина открыла дверь, и аккуратно забрала тяжелую, большую цветную коробку из рук курьера службы доставки. Поставив «посылку» на пол, она расписалась в нужном месте, на предоставленном на планшете бланке. — До свидания, — проговорил курьер. — До свидания, — попрощалась с ним полковник, и закрыла входную дверь на все замки. Сзади послышалась мужская поступь; Николай Петрович с любопытством переглянулся через ее плечо. — Это что? — Сама не знаю, посмотрим? Внутри оказалась большущая корзина со всевозможными фруктами и три бутылки хорошего, дорогого вина. И записка, написанная знакомым почерком… — Это от Славы. — Узнала почерк сына Рогозина. — Возможно, заказал по интернету… Желает нам интересного времяпрепровождения… Кстати, а где он? — Наверное, улетел на крыльях, — заметил Круглов. — Ты ж его знаешь — он бы не стал нам мешать… У тебя вроде смс-ка на телефон приходила… — А мы ему помешали… — вздохнула она. — Да ладно, он молодец вообще. Пошли, что ли, поедим, а? — кивнул ее заместитель на наполненную корзинку. — Тем более, он, кажется, за нас очень-очень рад… — То, что он рад, я знаю. Знаешь, — Рогозина обернулась к мужчине и обняла его за шею, — он всегда хотел, чтобы у него был папа… — И такой старый, как я… его это устраивает? — Ему важно, чтобы его любили и уважали… чтоб он был на равных… Все лучше, чем его биологический отец, который от него отказался… — Да, — вздохнул майор. — такого «папашу» врагу не пожелаешь… Галь, пойдем поедим, а? — Ненасытный ты мой! — чмокнула его в щеку женщина, — ну, ладно, тогда корзину неси ты! — Идет! *** Рогозин, услыша за стенкой первые, весьма характерные звуки, и поняв, что матери с крёстным сейчас точно будет не до него, начал собирать вещи. В этот раз он собирался тщательнее, чем обычно… Он включил веб-камеру и связался с Невиллом. — Привет, Слав, — радостно проговорил паренек. — Как ты? — Нормально… У моих там, — махнул Рогозин-младший, — шуры-муры со всеми вытекающими… Так что мы можем сейчас поговорить без свидетелей… — О… И как твоя мама отнеслась к тому, что ты на следующие каникулы останешься в Англии? Не вернешься в Россию? — Я ей не могу сказать… И сейчас не смогу, ведь она так счастлива! — Вячеслав закрыл глаза. — Я начал собираться… Теперь нужно выкрасть свои документы из ее сейфа, и пару раз сходить к нотариусу… Я думаю, у меня это получится… — У нас нет выбора, Слава, — уже тише проговорил парень на другом конце проводов и монитора. — Мы были обречены с тобой с самого нашего рождения… Ведь после того, что нам объявила мадам Боунс, узнав это от невыразимцев из Отдела тайн и пророчеств, выбора у нас нет. Мы не сможем отступить, иначе не будет у нас покоя… — Да… Тем более, надо остановить воскресшего из мертвых Лорда, убийцу моей матери и причастного к нанесению непоправимых травм твоим родителям… Я не остановлюсь, пока не накажу его… Да, — Рогозин кинул в корзину для мусора старую мантию, в которую давно не влезал, и остатки пера, которым писал еще на втором курсе. — Его надо остановить… Не только ради нас, но и ради всех остальных, ради родных и любимых… Ради моей страны… Его рука сжалась в кулак сама собой. *** — Слава, — женщина улыбалась, провожая его в аэропорт. — Пиши мне, ладно? — Обязательно, — с трудом сдерживаясь, чтобы не выдать себя в самый последний момент, проговорил юноша. На сердце было тяжело, так как он не знал, свидятся они в будущем, или нет… Суждено ли это им обоим… — Обещаю… Луна прощалась со своим крёстным. Дмитрий Юрьевич сердечно улыбался девушке, провожая ее вместе с парнем на самолет. На дворе был прекрасный, теплый, летний день. Светило во всю солнышко, по небу плыли легкие облачка, дул едва ощутимый ветерок… Возможно, она видит его и Россию в последний раз… Луна, с трудом напрягая мышцы лица, которые совсем одеревенели, все-таки улыбнулась своему русскому опекуну в ответ. Рогозин коснулся своими пальцами ее ладони, напоминая что она тут не одна, и он будет рядом с ней. Всегда… Она улыбнулась ему в ответ, хоть и сердце сжала невидимая рука. Они оба, переглянувшись друг с другом, перешагнули линию за стойкой регистрации… — Луна, — очень тихо сказал Слава, — кто-нибудь из нас непременно вернется… Мы все вернемся сюда, как только остановим угрозу… Мы выживем, клянусь моей душой… Я обниму маму, ты — крестного, наверное, мы уже будем женаты… — Я буду, — Луна остановилась на полпути к самолету и обернулась, чтобы взглянуть на аэропорт, — скучать по всему этому… Скучать по моей Родине… Она всхлипнула, и закрыла лицо ладонями. — Я тоже, — прошептал Рогозин-младший, — я тоже… Господи, прости меня, мама… За все, что я причинил тебе и причиню… Прости… прости… *** Неясная тревога мучила полковника с самого раннего утра. Сердце недовольно частило; ей пришлось даже выпить валерьянки, чтобы успокоиться. Словно что-то неведомое и страшное надвигалось на нее и на сына, и от этого спасения не было. Но все прошло как обычно. Вячеслав встал, позавтракал, умылся, причесался, оделся… Она тоже позавтракала, оделась, чтобы проводить его в замок. Они привычно сели в такси, в аэропорту дождались Полумну с Дмитрием Юрьевичем. Она обняла его напоследок, и ей показалось, что на миг в глазах ее сына мелькнула едва сдерживаемая боль и грусть. Молодежь, обнявшись друг с другом, пошла к самолету, садиться на рейс Москва-Лондон. Рука Вячеслава сжимала ладонь девушки, и они пошли вместе. Стоя у стекла аэропорта, Рогозина увидела, как далекая фигурка в светлом платье остановилась и обернулась, будто бы прощаясь на очень долгое время. Вячеслав, как поняла из увиденного женщина, обнял ее за талию и увел к борту самолета…