Ipso jure. /лат. «В силу закона.»

Как только оба маленьких ребенка шагнули за порог, Рогозин-отец сцапал их обеими руками за воротники и строго проговорил: — Куда шагаем в грязной обуви и с грязными руками! Ботинки снять, руки — вымыть, спрашивать обо всем разрешения у бабушки! Поняли? — Поняли! — Саша первым пытался вырваться из гнета отцовских пальцев. Но Вячеслав, наученный горьким опытом, держал крепко. — Суров ты, отец, — пожурила слегка его «новоиспеченная» бабушка. — Эти двое два сапога — пара. Невилла уже вовсю очаровали. — Слава наблюдал, прислонившись к дверному косяку, как оба мальчика отрывают липучки со своих маленьких ботиночек. — Пора и учиться элементарным вещам! Так, — скомандовал он, сам снимая собственную обувь, — теперь в ванную! Живее! — Мы, давайте, на кухне вымоем, — заметила Рогозина, и Луна согласно кинула. — Луна, — вышел из ванны Рогозин; там уже доносилось веселое двойное повизгивание и шум бегущей из крана воды, — вещи… — Со мной! — Луна вытащила из кармана брелок, и через минуту этот брелок стал большой спортивной сумкой, издавшей нехарактерное дребезжание — будто бы там было больше вещей, чем на самом деле. — Полотенца достань нам, о’кей? Жена шарилась в необъятных размеров сумке минут пять; Вячеслав за это время уже успел гневно прикрикнуть на своих детей, развлекавшихся в ванне. — Ох, я им сейчас задам!.. — проговорил Рогозин, перекидывая найденные наконец полотенца через плечо, и, хромая, вернулся в ванну. *** Разумеется, первыми за стол сели старшее поколение и Полумна. Вячеслав с сыновьями вернулся спустя пару минут. Рогозина-старшая уже держала в руках большую кастрюлю с овощным супом. — Ура, — заметил Вячеслав рассаживая детей рядом с собой. Сам он аккуратно сел с помощью своей трости. — Нормальная еда, как я по тебе скучал! — Да-а, — Луна моментально схватилась за ложку, — мы все были в большом волнении из-за перелета, и поэтому не ели… — и заглотила ее целиком, даже не жуя. Через пять минут стало слышно лишь то, как все дружно едят, да и поскрипывание сидений под едоками. Рогозина понимала, что при маленьких детях молодой семье рассказ не начать, и поэтому ни о чем таком не спрашивала. За столом оба ребенка вели себя тихо, по-видимому, «наставления» папы для них не прошли даром. — Бабушка, — робко спросил Тимофей, нарушая тишину, — а можно кусочек хлеба, по-жа-луй-ста? — действительно, маленьким ручкам до хлеба было не дотянуться. — Конечно можно. Саша? — поинтересовалась Рогозина у второго ребенка, протягивая первому корзинку с кусочками хлеба. Александр, с полными щеками еды, сразу же помотал головой — ел он очень быстро, почти как мясорубка, сметая все на своей тарелке. Круглов, глядя на эту сцену, почти что смеялся вслух: так смешно выглядел сейчас внук Гали. На плите закипел чайник, выпуская клубы пара. Рогозина дернулась на месте и хотела было встать. — Давайте, Галина Николаевна, я его сниму с плиты, — проговорила Луна, и, взмахнув своей волшебной палочкой, сняла его с плиты, и поставила на подставку. — Так будет проще. — У нас сегодня пирожные! — провозгласила Рогозина, чем вызвала искреннюю радость как у младшего поколения, так и у Луны с Вячеславом. — Давненько мы их не ели… Да, Луна? — обратился он к жене, и та радостно закивала. — Помнишь, когда ты Сашку носила, как тебе мороженое хотелось?.. Причем со вкусом сама путалась, с каким именно хотела… — Да, помню, — усмехнулась она. — Свежие, класс! — откусила она кусочек от эклера. — Было времечко… *** Дети явно начали задремывать прямо за столом. Вячеслав, заметив это, поинтересовался у Луны, сможет ли она одна их вымыть, получил от супруги утвердительный кивок, и она повела полусонных детей под душ и спать. Слава остался сидеть с матерью и крёстным. — Что с ногой? — сразу же поинтересовалась у сына Рогозина, — очень серьезно? — Нет. Завтра в Фонде исправят, не беспокойся. Лучшие врачи, целители… Отлежусь на койке сколько надо и вернусь к вам… Мам, мы пока поживем у тебя… временно, наш с Луной особняк пока приводится в порядок, а в гостиницу иди — не вариант. Можно, конечно, к Невиллу, но у него пока все не обустроено… Это ему достаточно проведенного интернета, электроплитки и постели на полу, а нам с Луной это уже не вариант… — Я даже не спрашиваю как ты… Вижу, что вы оба устали… — сказала Рогозина, представ улыбаться. — Я, если честно, — Вячеслав проигнорировал последние предложения матери, — устал даже не так, как ты думаешь… Как глаза закрываешь чтобы просто уснуть, так перед глазами снова и снова сожжение заживо пятисот сорока человек… Их напрасные мольбы к нам, крики умирающих… Единственное, что меня греет, что половина уже не увидит больше этот свет, а другую — вскоре повесят… Помню… как Невилла отговорил сначала от броска в огонь, а потом от суицида, затем от алкоголизма после… как девчонок откачивал от состояния живых трупов… как самому было так хреново, что сам едва не сел на сильнодействующие зелья и наркоту… Алкоголь, ведь, мне нельзя… Дышать было даже трудно… Соглашаясь на расследование, я и сам не знал, на что именно я согласился… Потом, постепенно, на фоне тревог, это развеялось и просто… осталось в памяти как прочная ассоциация с адом. При Луне с Невиллом и Гермионе вообще про это лучше не говорить: Невилл ломает в руках все, что держит, Луна начинает рыдать, а Гермиона просто, не объясняя причины, быстро говорит, что ей надо уйти, и практически от тебя бежит… Следствие по этому делу закончено, все виновные найдены, и будут, если не уже, наказаны или мертвы… Кто не смог выдержать — сошли с ума или покончили с собой… — Ужасно, — проговорила женщина тихо, в чем-то понимая чувства сына. — Самое мерзкое — из памяти это стереть нельзя… Ты хочешь вырвать из груди сердце, выколоть себе глаза, зажать уши, но ты не можешь… Просто не можешь… Курить бы сейчас, — проговорил Рогозин, сжимая пальцы, — да нельзя перед завтра… Глаза Рогозина при этом выцвели. Из них исчезли все чувства. Это тоже было своеобразное спасение… от этого жуткого во всех смыслах воспоминания. — Мне хотелось их наказать… Да, блин, что я лукавлю… Я хотел их всех уничтожить! Может, меня только жажда мести и спасала… Плохое чувство… Мерзкое… Огонь внутри доставал до горла. Ярость и боль других, да своя, гнала вперед… Плохие чувства. — Действительно, плохие, — заметил Круглов. — Помощи никакой… практически. Только на друг друге мы все пятеро и держались… Потом смерть Джинни… Я не знаю, как Невилл это выдержал… Они друг друга очень любили… Пожениться хотели… С могилы ее не уходил, днями молчал, практически ничего не ел и не пил… Рон ее убил. Я с ним учился… В одной спальне в общаге ночевал… Зависть… И ненависть… Плюс подкуп. Семья Уизли, помните, я вам рассказывал, многодетная… После того, что с Джинни случилось, все от нее отвернулись… Кроме братьев — Фреда и Джорджа. И Чарли… Было семь детей, шесть пацанов, одна она — девочка… Было… Рогозин тяжело вздохнул. Старшие молчали, слушая. Он, сглотнув, продолжил: — Сначала их предал Перси Уизли. Он был очень честолюбив, и хотел построить карьеру… Стал правой рукой Темного Лорда, типа главного бухгалтера-казначея его «сокровищницы», из которой шло снабжение его армии. Затем Рон — стал Пожирателем, на его счету три доказанных полностью эпизода… Да еще и сестру предал — все данные от меня передавал… Сестру еще замазал… Мразь. После этого миссис Уизли, их мать, слегла с инфарктом. Сейчас даже не знаю, что там с ними… Джинни, на тот момент пока живая, в коленях у меня валялась, лишь бы я не написал ему «визу» на смертную казнь. У меня, ведь, тоже мнения просили… Я влиятельное лицо. Долго думал… После ее гибели только определился. Не поставил. Не захотел причинить еще большую боль семье… К тому времени просто знал, какого это — терять собственного ребенка… Потом, во время самой крупномасштабной антитеррористической операции за всю историю, погиб брат, Фред… Джордж стал как привидение — они же близнецы… Бухать стал, по-черному. Итак, Перси и Рон — на пожизненном (хотя насчет Перси — не знаю), Джинни и Фред — мертвы… Билл благополучно греет жопу во Франции с какой-то проституткой, и ему плевать на оставшихся в Англии родителей, братьев и сестру, а Чарли трудно делать вид, что ничего не происходит, но, благо он любимец Грюма, и работает — все-таки ему чуть легче… Джордж — опустился. И это все за какие-то жалкие несколько лет… У нас состояние было такое, что если бы мы тогда с Луной друг на друга в морге не залезли, то все… Да, мама, не делай, пожалуйста такие глаза, после Англии наши морально-этические нормы расположены где-то ниже уровня марианской впадины. И да, Сашка был зачат именно там… Да и это был не секс, а… практически изнасилование. Причем с обеих сторон… Потом шок — ребенок… Долго думали — оставлять или нет. Хреновая ситуация — я со спецоперации на спецоперацию, Луна — из морга в морг, куда могли так же заглянуть и Пожиратели… Пронесло. Сашка родился здоровым — мы оба успокоились… Он нас спас, объединил… Я благодарен малышу за хотя бы одну-единственную радость… Что мы остались людьми. Вот так… Рогозин нашел стакан с водой и глотнул из него. — Расскажи про последнюю операцию, — попросил Круглов. Луна, в это время, вывела наконец детей из ванны. Оба пацана были с ног до головы закутаны в пушистые полотенца. — Галина Николаевна, куда можно положить детей? — крикнула она из коридора. — Я сейчас, — быстро проговорила начальник ФЭС вставая. — Иду! — крикнула она в ответ невестке. — Ты говорил, что ты ставил визы на смертную казнь… А сам присутствовал? — Да. Пару раз бывало. Теперь хорошо своего деда понимаю… Но это было уже после больницы Сент-Мунго… Я не испытываю никаких эмоций… даже когда убиваю собственными руками. Для меня это обыденность, и это… — Луна осталась с детьми, укладывает их, — проговорила Рогозина, появляясь в кухне. — О чем до этого говорили? — Да так, — слегка улыбнулся Вячеслав, — ни о чем… План был разработан за несколько часов. Как только мы узнали, что Лорд собирает все свои силы в кулак. Ранее мы освободили все захваченные им города. План был жесток. Первое, что мы все сделали — подписали бумагу о том, что мы никого в живых, если выиграем, не оставим… — Не может быть, — проговорила женщина, — и ты ее… — Подписал как и все. Просто ты не знаешь… То, что творится у тебя в ФЭС — это, считай, цветочки… Такие были преступления… Жестокие… Бесчеловечные. Циничные. Но вернемся обратно. Первыми полетели мы, на драконах. Семь человек на огнедышащих тварях, у которых под брюхом было столько взрывчатки, что можно было пол-Москвы раздолбать… Я тоже был среди них… Мы летели первыми, чтобы сразу убрать великанов. Именно они причиняют наибольший среди всех, урон… подлетели, скинули им на головы взрывчатку и улетели… Затем «оборотни-наши» сцепились с «оборотнями-ненашими»… Потом в ход пошли маги, так как Волан-де-Морт привел и дементров… Последними должны быть магловские военные с техникой. Добить остатки. У меня была особая миссия. Я должен был убить его. Мы долго сражались. Я получил вот эту травму колена… Смог выбить его волшебную палочку из его рук… Обездвижил специальными пулями из пистолета, сделанного лично мной и Грюмом, и прикончил одной пулей в череп. Я в эту пулю вложил все… Все эмоции, что еще остались у меня. Потом обморок — потеря крови, боль, травмы… Вынесли меня Невилл и Полумна, которая рискнула тоже присоединиться к кровавой битве. После того, как меня вывели, остатки армии добили из магловских пушек. Этого я не видел, но говорили, что все окрестности замка и вода в озере были алыми от крови… Лорда… Вскрыла Луна, которая в процессе, в полной мере выместила на нем все свое зло, что накопилось, а затем его труп был опущен в кислоту, где и благополучно растворился, по приказу нового министра магии, Амелии Боунс. Сам я этого тоже не видел, но видела Луна… — Отдохните оба, — проговорила Рогозина твердо, обрывая разговор. — Пусть здесь, отныне, не будет говориться про войну. Нам всем хватило… Это нам всем нужно, и Луне, и тебе, Слава… — Мама, а тебя когда-нибудь отпускали твои воспоминания? — спросил Вячеслав, а Рогозина замолчала. — Вот и меня нет…