Прерванная жизнь

      Через пару недель, войдя утром в кафе, Наташа остолбенела: за барной стойкой хлопотал Роджерс. На нём была униформа кафе, а в руках – блокнот с рецептами напитков.       – Стив! – прошипела она, как только вернулся дар речи. – Ты совсем рехнулся? Какого чёрта ты тут делаешь?       – Спокойно, Нат, сейчас всё объясню.       Они отошли в кабинет администратора, и Стив почти с порога стал рассказывать:       – Короче, вчера на осмотре у доктора Беннера после всех медицинских проверок Баки показали пару десятков фотографий. Спрашивали, не узнаёт ли он кого-нибудь.       – Дай, угадаю, – процедила сквозь зубы Наташа. – Одна из фоток – твоя?       – Ну, прости, Нат, надо было как-то попытаться, – начал оправдываться Стив, но его жёстко перебили:       – Ты забыл, что Баки чудом выжил? Хочешь похоронить его, что ли?       – Постой, Наташа. Ну, не злись. Мы всё проверили. И с нейрохирургом говорили, и с лечащим врачом. Основная опасность уже позади. Даже если бы Баки вспомнил меня, то с таким обычным фото, да ещё и среди других похожих, сильного потрясения не должно было случиться. И он не мог бы вспомнить сразу слишком много.       – Точно всё проверили? Смотрите, ребята, не напортачьте. Просто реально переживаю за парня.       – Да точно, Нат. Беннер даже позеленел вчера от злости, пока я тысячу раз всё переспрашивал. А самое главное – Баки меня не помнит!       Последнюю фразу Стив выпалил с какой-то странной радостью. Наташа не удержалась и покрутила пальцем у виска:       – Ты совсем шизанулся, что ли?       – Я же теперь могу косить под бармена и видеть его, Нат!       – Торжественный съезд крыши состоялся, – хмыкнула она и нахмурилась. – Роджерс, ты уверен? А нейрохирург, когда отвечал на твои вопросы, знает, что Баки перенёс не только физическую травму? Ему лучше не вспоминать всё. Это слишком.       – Нет, ты не так поняла, – возразил Стив. – Я не стремлюсь к тому, чтобы он меня вспомнил.       – Тогда зачем ты устроил тут "костюмированный бал"? – Наташа дёрнула его за рукав форменной рубашки.       – Я просто постараюсь добиться его снова, – тихо ответил Роджерс.       – Но ведь он не хочет ничего нового. Он ждёт тебя, Стив. Именно тебя. Он не помнит, что это ты, просто чувствует, что где-то затерялось что-то важное. И ещё... ты же сам знаешь, что не сможешь врать ему, будто тебя не было в его прежней жизни.       – Я и не собирался... просто хотел открыть ему правду постепенно. Понемногу.       Наташа сунула руки в карманы и, опершись спиной о стену, смотрела в сторону, а Роджерс продолжал говорить:       – Нат, он же значил для меня так много, как никто и никогда. И это не изменилось. Я потерял момент, когда можно было предотвратить всё это, потому что не вникал. А когда всё стало ясно, было слишком поздно.       – Стив, эти дебилы называли себя его друзьями. Он им доверял много лет. А они затащили его в криминал, как только поняли, как его использовать. Просто кинули, как пушечное мясо, в самую гущу, легко рискнули его жизнью. Откуда тебе было такое знать?       Роджерс помотал головой:       – Нет, нет, это всё равно моя вина, что ему так досталось. Это я коп, Нат. Я должен был его спасти, а на деле он спас меня. Он чудом остался жив. И я ему нужен, мы с тобой оба это знаем. Он мается от одиночества. Всё это не может тянуться до бесконечности. Надо попытаться.       – Вы все чокнутые, – проворчала Наташа.       – Простите, – мягкий и ровный голос заставил их обоих резко обернуться. – Мне сказали, что бармена видели здесь. Здравствуй, Ната.       – О, Боже, Баки! – тут же заулыбалась она, машинально поправляя причёску, и ему пошла навстречу. – Здравствуй! Не стоило тащиться аж сюда, для этого есть официантки.       – Ну, у них там проблемка небольшая: кто-то обронил чайник на ковёр, и они всем скопом спасают вашу красоту, – с улыбкой объяснил Баки. – Я решил не отвлекать их, вот и зашёл. Ничего?       – Да всё в порядке, Баки, – заверила Наташа. – Тогда я – к ним, а тебе поможет наш новый бармен. Знакомься, его зовут...       – Стив, – Роджерс протянул руку и мягко сжал тёплую ладонь в своей.       Его обдало жаром так, будто в ладонь ударила молния.       – Я Баки, – улыбнулся парень. – Ну, вообще-то, я Джеймс, но второе имя Бьюкенен, так что...       Щёки Стива вспыхнули, даже показалось на миг, что останутся следы ожогов на скулах.       – Всё понятно, – закивал Роджерс, глупо улыбаясь, и с трудом заставил себя выпустить ладонь нового-старого друга. Делать вид, что ничего особенного не происходит, становилось всё труднее. Сердце колотило по рёбрам с энтузиазмом отбойного молотка. – Итак, Баки, чем могу помочь?       – Мне, пожалуйста, американо со сливками. И булочку с корицей.       – Один момент, сейчас всё будет, – неуклюже маскируя дикий мандраж, Стив тряхнул головой и с корявой улыбкой засуетился за барной стойкой.       Пару минут спустя на открытой веранде, отщипывая от булочки небольшие кусочки, Баки задумчиво разжёвывал их, неторопливо запивая горячим кофе. Присмотревшись к нему, Наташа тихо сказала Стиву:       – Похоже, он доволен. Не знала, что ты мастер. Стажировка в полиции теперь включает навыки бариста?       – Ну, это не я, а кофе-машина, – Роджерс кивнул на аппарат, мирно гудящий в углу бара. – Вот научусь, и она перестанет плеваться кипятком. Зато... он рядом.       – Только не наделай глупостей, Стив. И прекрати на него пялиться. Ты здесь меньше двух часов, а наши официантки уже шепчутся насчёт тебя и него.       Похоже, паранойя набирала обороты – Баки уже давно ушёл, а новый бармен всё поглядывал в сторону его любимого столика. И не мог прекратить это.       А ночью Роджерса заставил подскочить тот самый сон, совершенно доконавший его за последние полгода.       Тогда в больничном коридоре у дверей в реанимацию, он приснился впервые. Баки лежал без сознания с угрозой для жизни, с момента падения с поезда не приходил в себя ни разу. Врачи заверяли, что делают всё возможное, и остаётся только ждать. Вот Стив и ждал, скукожившись на кушетке в коридоре, а когда отключался, видел только тот жуткий взрыв, из-за которого Баки вышвырнуло с поезда на полном ходу. Это не он, а Стив должен был вылететь с того проклятого вагона, но Баки закрыл его собой.       Если бы не оглушило так сильно, может, и удалось бы удержать его. Едва прогрохотало, сквозь пыль и дым Роджерс сумел доползти до красного рычага и рванул стоп-кран, зажимая окровавленное ухо. Ему потом зашивали справа барабанную перепонку и несколько порезов на руке. Ерунда. А Баки досталось по полной: множественные разрывы мягких тканей левого плеча, повреждения всей руки вплоть до пальцев, большая кровопотеря, а теменная кость черепа была вся в трещинах. Её выравнивали, откачивая подтекающую кровь. Никто не знал, выживет ли парень, который всё это не заслужил.       Он всего лишь пытался спасти собственную мать. Где было ему, недавно закончившему колледж, взять такие деньги на сложную операцию? Ни у него самого, ни у его парня Стива Роджерса, начинающего офицера полиции, не было тридцати тысяч долларов, вот и ухватился Баки за быстрый заработок, так удачно подвернувшийся. Да ещё и по его специальности! Запредельное везение – какой-то фирме, в которой работали давние приятели Баки, потребовался инженер-электрик для сложного разового дела. Зато обещали почти двадцать тысяч! Уж остальные десять они со Стивом как-нибудь нашли бы. Захлёбываясь от радости, Баки за ужином рассказывал Стиву, что проблема почти решена, и уже в конце недели у него будет две трети нужной суммы.       Тогда Стива кольнуло сомнение: что-то не так. Чтобы такому зелёному новичку так подфартило, да чтоб в рамках закона. Конечно, диплом колледжа не дают за красивые глаза, Баки его заслужил настойчивой учёбой, но он почти не имел опыта работы – всего четыре месяца в какой-то небольшой фирме, занимающейся отладкой электрооборудования на заказ. С чего бы вдруг именно его позвали для серьёзного дела, сулившего сходу такие деньжищи? Баки заверял, что друзья привели его к своему боссу, поручились, что он разберётся со сложнейшей цепью проводов на необычном объекте, и он будет счастлив доказать, что действительно справится.       Стив так и не подумал толком над всем этим, а следовало бы. Его целиком захватила предстоящая операция по поимке особо опасной банды, которую давно разыскивала полиция штата Нью-Йорк. Неуловимая шайка пускала под откос поезда с ценными грузами. Они действовали нечасто, но дерзко. Успевали обчистить разломанные вагоны и исчезнуть с места преступления до приезда полиции, так как устраивали катастрофы далеко за пределами населённых пунктов. А на этот раз наводка была точной – предстояло взять банду прямо на месте преступления, причём с поличным.       Когда ворвались в вагон, и Стив всё понял, было уже поздно. Во взгляде Баки, загнанного в угол, плескалась боль. В последний момент перед взрывом он успел оттолкнуть Стива вглубь, за картонные коробки.       Баки нашли через пятнадцать минут. Шатаясь от дурманящего гула в голове, выползший из полуразрушенного вагона Стив сам добрёл до места падения. Здесь уже суетились врачи. Баки с перевязанной головой и пакетами со льдом вокруг травмированной левой руки укладывали на носилки. Доктор тихо произнёс:       – Повезло ещё, что ему под голову камень попался гладкий. Был бы острее – всё. На месте бы...       В больницу их везли в одной машине. Как под гипнозом, Стив не сводил глаз с неподвижного Баки, перебинтованного с головы до пояса, и слушал занудный писк приборов, а в голове крутилась одна мысль: "Только бы продолжало пищать. Только бы не умолкло".       И только спустя две недели Стив узнал, что риск Баки был напрасным – его мама умерла в больнице в тот самый день, когда едва не погиб её сын.       По сравнению со всем этим тяжёлые разборки в кабинете шефа полиции были мелочью, не стоившей внимания, если бы не:       – Твоему другу, Роджерс, будет предъявлено обвинение в такой серии преступлений, что ты в два счёта вылетишь из полиции, а он сгниёт в тюряге. Если вообще выживет.       Баки сумел. Он выкарабкался, хотя врачи давали ему один шанс из десяти. Правда, когда пришёл в себя, оказалось, что он не помнит почти ничего из прежней жизни. Ничего, кроме своей профессии и того чёртового поезда. Он не знал, что там делал, куда ехал, помнил только стук колёс, полумрак грузового вагона и взрыв.       Кроме того, оказалось, что мощный удар по голове до сих пор сохраняет в себе угрозу для жизни Баки. Левая рука зажила довольно быстро, остались только многочисленные шрамы, но травма головы оказалась гораздо серьёзнее. Сосуды мозга под растрескавшейся костью были на грани, и требовалось время, чтобы их стенки снова окрепли. Никаких мало-мальски ощутимых волнений нельзя было допустить. Объяснив всё Стиву, врачи попросили его некоторое время не показываться на глаза Баки, не напоминать ему о себе, чтобы не подвергнуть чудом спасённую жизнь парня новой угрозе, засевшей в его голове миной замедленного действия.       Тогда Стив вывез свои вещи из квартиры, которую они снимали вместе, удалил все совместные фотографии и видео с ноутбука и телефона Баки, оставил только у себя, а сам нашёл другое жильё и целиком ушёл в работу.       Он мотался между врачами и полицейским участком. Каждый день он летел в больницу, оплачивал лекарства и уход, расспрашивал о состоянии Баки, а затем мчался обратно, чтобы продолжать мучительный процесс сбора доказательств невиновности своего парня в других грабежах банды. Он зашивался по полной и принял помощь своей коллеги и подруги Наташи. Вместе им удалось доказать, что Баки участвовал в делах банды только раз, причём был использован вслепую. С Джеймса Барнса сняли обвинения, не доводя до суда. Здорово помогла подруга матери Баки, адвокат. Вместе со Стивом и Наташей она подняла на ноги кучу народа, доказывая алиби Баки Барнса по предыдущим взрывам поездов. Она задолбала судебных экспертов требованиями проверок, и они доказали, что в последнем деле о захвате поезда именно Барнс сумел изменить подключение проводов так, что взрыв оказался намного меньше, чем должен был. И благодаря непрошибаемой настойчивости той же адвокатессы учли, что Джеймс Барнс сознательно спас полицейского в момент взрыва, и что это могло стоить ему жизни. После такого ни одной претензии к Баки у закона не осталось, на предварительном слушании прокурор просто руками развёл, признав все доводы адвоката. Обвинения были сняты, все до единого, а Баки, защищённый от этих стрессов суровым контролем врачей, даже не знал ничего о происходящем.       Стив едва успел с облегчением выдохнуть по поводу полного оправдания Баки, как тут же назойливым дятлом в его голову стала биться другая проблема – он теперь выброшен из жизни своего любимого парня, словно никогда там и не был. Стив старался не думать об этом, пока мотался по инстанциям, чтобы спасти Баки от суда, но теперь разлука и полное отсутствие у Баки воспоминаний об их отношениях стали очевидной и убийственной правдой. И с каждым днём всё болезненнее Стив осознавал: без Баки ему трудно даже дышать.       Когда ворчливый шеф в ответ на бесконечные уговоры недовольно пробормотал: "Ладно, Роджерс, чёрт с тобой. Отдаю тебе в помощь Романову, и делайте всё, что нужно", – это был, кажется, первый и последний раз, когда Стив поблагодарил судьбу за то, что работает под началом этого человека.       Стив выяснил, что Баки по-прежнему приходит на обед в то самое кафе, где они когда-то познакомились. Затем свёл Наташу с подругой матери Баки, сумевшей отстоять его перед законом, и та представила Романову, как давнюю знакомую, которая когда-то перенесла травму с амнезией, но смогла восстановиться и теперь работает в любимом кафе Баки Барнса, будет рада поддержать парня, сколько бы это ни заняло времени. Устроить Наташу туда под видом менеджера для офицеров полиции не составило труда, она стала наблюдать за Баки и общаться с ним практически каждый день.       С тех пор прошло около двух месяцев. Всё, чем довольствовался Стив – рассказы Наташи о человеке, которого любил теперь ещё сильнее, чем тогда, когда они были вместе. Тогда всё казалось милым, простым, волнующим, родным. А ещё – незыблемым. Стив был уверен – это никуда не может деться. Они с Баки слишком близки и так подходят друг другу, что их не разлучит ничто. Как же он ошибался.       Теперь каждый новый день без Баки казался Стиву пыткой. Изнутри разъедала ужасающая пустота. Не было ни голоса Баки, ни его улыбки, ни его объятий, ни тепла. Ни разговоров, серьёзных или весёлых, задумчивых или легкомысленных. Не было звонков, смешных SMS-дразнилок, поездок за город по выходным. Не было его осторожных, волнующих прикосновений, дразнящих поцелуев в шею, внезапных вспышек острого желания, когда Баки ухитрялся застать Стива врасплох. Ни с того ни с сего ошеломлял жадным поцелуем, от которого в голове тут же начинали взрываться фейерверки, по плечам и спине в панике метались толпы мурашек, руки тряслись, а внутри всё переворачивалось, разгоняя сердце до бешеной скорости за какие-то секунды, пока Баки стаскивал с него одежду. А потом жар его тела вычёркивал из головы любые мысли, и сверкающие озорным блеском серо-голубые глаза в обрамлении тёмных прядей волос были единственным, что мог разглядеть над собой Стив, охваченный дурманящим ритмом секса.       Стив и сам иногда пытался так же, как Баки, неожиданно подловить его, опрокинув на кровать, чтобы навалиться сверху, или прижать к стене, целуя так, словно сейчас Баки куда-то исчезнет, и это последний шанс. И когда получалось застать врасплох, это заводило невероятно. Он позволял своему порыву захватить их обоих и прямо тут же, у этой же стены, опустившись на колени, доводил Баки до дрожи, едва не до слёз, заставляя его умолять, прежде чем от дразняще-нежных и настойчивых ласк языком и губами переходил к настоящему минету, мягко массируя обнажённые ягодицы. Вбирал окаменевший, изнывающий от нетерпения ствол в рот поглубже и за несколько минут ритмичных движений доводил своего парня до бурного оргазма, от которого у него подкашивались ноги. Стиву приходилось вскакивать, чтобы подхватить обмякшего Баки, и с наслаждением касаться невесомыми поцелуями, пока любимый парень тонул в ощущениях, расслабленно забывшись в его руках.       Теперь казалось, что всё это было в какой-то другой жизни. Или во сне. А что у Стива Роджерса сейчас? Маленькая невзрачная комнатушка, больше похожая на тёмную нору, чем на жильё в Нью-Йорке. Стив через силу каждое утро заставлял себя подняться с постели и тащиться в участок, где весь день, мотаясь между допросами, выездами, засадами, экспертами и кипами документов, жил только одним – вечерним разговором с Наташей о Баки. Он ненавидел обшарпанную маленькую лачужку, на которую едва хватало денег, чтобы жить отдельно, втайне от Баки доплачивая разницу в аренде за их квартиру. Благо, удалось уговорить владельца дома не менять сумму и брать с Баки только половину, делая вид, что это полная цена.       И вот сегодня, наконец, удалось пожать руку Баки, такую родную, тёплую, взглянуть в его бездонные глаза, ощутить, как по сердцу растекается тепло от его улыбки, прижигая ноющие раны. Баки живёт один, не ищет знакомств, только приходит в это же самое кафе, однажды соединившее их, и ждёт. Не помнит, что именно должно вернуться к нему, но чувствует, что это важно. И Стив точно знает, насколько.