Сезон самоубийств

— Бирсак, а у тебя есть парень? — удивительно неприятный голос над ухом не давал покоя уже на протяжении пяти минут перемены. — Ты чо-о-о? Он же эмо. Кто захочет с эмо общаться?! Тем более встречаться! — а вот и другой одноклассник решил подключиться к их «весёлому» разговору. — По-моему, все эмо — педики, — вы что, серьёзно что ль? Неужели всему классу так интересно, какой он ориентации? Неужели сплетничать так интересно? Унижать? «Я не педик, индивидуумы!» — так и хотелось крикнуть прямо в лицо. Но он молчал. Ибо если Энди начнёт отвечать — будет хуже. Будет больнее. — Блин, Бирсак, ты чо молчишь-то? Или педики разговаривать не умеют? — но он всё так же сдержанно смотрел на свои бледные длинные пальцы, крутящие шариковую ручку. — О, а это чо такое? — следующий вопрос заставил яркие голубые глаза проследить за действиями одного из одноклассников, который уже взял в руки лежащую на столе зелёную тетрадь. — Положи, — твёрдо, можно сказать, приказал Энди. — О-па, кто это у нас заговорил? — едкая, до ужаса самодовольная улыбка и мозолистые пальцы, открывающие то, что может открывать только Ди. — Отдай, — он вскочил с места, но «друг» тут же отпрыгнул и его лицо ещё сильнее исказилось. — Что тут у нас? Любовная проза? Значит, у нашего Бирсака всё же есть парень? — и громкий, дающий по мозгам смех всего класса. — Ну, я одолжу её у тебя, хорошо? — это не просьба. Этот придурок просто поставил его перед фактом и ехидно оскалился. Мерзость. Этот смех… — Чо там написано? — и после этой фразы кого-то из присутствующих, зачитались первые слова из зелёной тетради. Даже не забрав вещи, Энди буквально вылетел из класса. Из школы. Его ещё никогда так не унижали. Это ведь личное… То, что нельзя было читать никому… Куда спрятаться? Просто бежать, смахивая с глаз остывшие слёзы ненависти ко всему окружающему. Он уже знает, что будет делать. Убежать — не выход. Нужно… умереть. Никто даже не заметит, если он вдруг исчезнет. Так будет даже лучше. Просто всё достало… Каждый день его гнобят, унижают, оскорбляют… Абсолютно каждый его ненавидит. Нельзя жить, когда в мире нет любви и все только издеваются над тобой. Это будет не первая попытка суицида за шесть месяцев. Но раньше просто для забавы. Умирать не хотелось тогда, но и жить-то особого желания не было… А сейчас. Это конец. Всё. Нужно заканчивать с этим. Навсегда. Энди, тяжело дыша, остановился только через минут двадцать, уже где-то на окраине города. Недостроенная многоэтажка. Идеально. Здесь обычно никто и не тусуется — есть места и поинтересней в этом городе. Игнорируя боль в горле от длительного бега по заснеженному городу без куртки, он осторожно зашёл в здание. Темно. Не слишком. Можно отлично рассмотреть красочные граффити на первых этажах, но это ему не интересно. Нужно выше. На крышу. С каждым этажом бок начинает болеть всё сильнее, а от дурацких мыслей глаза снова наполняются жгучими слезами. Ещё несколько лестничных пролётов и вот Энди уже цепляется руками за железную лестницу, ведущую на крышу. Холодный зимний ветер тут же обдул лицо и заставил поёжится. Забравшись на заснеженную поверхность, парень заворожёно огляделся. Последнее, что он увидит… Белые крыши отдалённых домов, голые деревья, присыпанные снежком, отсюда видна даже Огайо… Парень медленно подошёл ближе к краю. Под лёгкими летними кедами громко, но приятно хрустел снег. Став на низенький бортик, он почувствовал лёгкую дрожь в коленях, но мысли его были на удивление тверды. Ди закрыл глаза и тяжело, рвано выдохнул. Неуверен. Нет, это нужно сделать. И он сделает. Даже если он боится. Умирать всегда страшно, что тут удивительного?.. Сильный порыв ветра и чёрные ресницы задрожали, как, в принципе, и сам парень. Холодно, страшно, одиноко. А каково это, там?.. Не узнаешь, если не сделаешь шаг. Он открыл глаза и посмотрел вниз. Кажется, просто снег… Но до земли добрых метров 50, так что он по-любому умрёт. Вновь закрыв глаза, Энди собрался с последними мыслями, про себя попрощался с родителями и оторвал ногу от холодного бетона. Расслабленное тело, полёт и, кажется, свобода…