Тернистый путь

      Прошло четыре года с моей смерти, смерти истинной Мичиру и комы. Все эти четыре года были для меня тяжелы и темны. Проще говоря, это была депрессия с редкими проблесками оптимизма. Но чувство вины глубоко засело в душу. Я не могла спокойно смотреть на приёмного отца, который почти каждый день (почти, потому что работу никто не отменял) старался сделать мою и Юуки жизнь лучше, снабдить всем необходимым, уделять обеим равное количество внимания, проводить с нами всё свободное время. Даже с документами когда работал дома. Мне всегда стыдно, когда люди проявляют заботу ко мне. Знаю, что от чистого сердца, но привыкнуть не могу. Кросс Кайен действительно добрый и светлый человек, которого послала мне Судьба! У меня нет слов описать то чувство благодарности, которое я испытываю к нему.       Он почти каждый день терпит мой холод, стеснение и молчание. Первые два года я редко с ним разговаривала и убегала в комнату. А потом долго плакала. После больницы он не отходил от меня ни на шаг. Я заново училась ходить, так как от полугодового лежания мышцы отвыкли от движений. Я заново училась жить, отчего плакала. Рядом ходила Юуки. Она была очень молчаливой и реально произносила одно имя: «Мичи». Потом я узнала, что нас нашли в лесу.       На самом деле это была ложь, но вовремя прикусила язык, чтобы не палить контору. Свою версию я прекрасно знала, а вот версия Кайена и мальчика-почти-юноши (для «мальчика» уже великоват, для «юноши» мелковат) с каштановыми волосами и шоколадно-вишнёвыми глазами узнала следующее: наш дом сгорел. Я и Юуки бежали из горящего дома и заблудились в лесу. Там нарвались на вампиров (ну, хоть тут не соврали). Один вцепился в мою шею, другой кинулся на Юуки… Но дальше всё шло по сценарию американского фильма: приходит герой, в данном случае это был чистокровный вампир и брат по совместительству (кстати, этот факт умолчали все) — Куран Канаме - который убил вампиров класса «Е» (получается, самого низкого и самого опасного класса вампиров) и освободил нас. Но Юуки не пострадала, а вот я угодила в реанимацию на полгода.       На мой скромный вопрос: «Разве укус в шею может так вырубить человека?», последовал не менее оригинальный ответ: «Ты получила обморожение в лесу. Зима. Холод. И ты в платье». Вот это было интересным, потому что Юуки была в шубе. То есть, получается… Да ничего не получается! Просто уже четыре года Куран Канаме умно морочит голову окружающим людям (он-то принёс нас к Кроссу), Юуки в том числе, носит маску добродетели. А меня тошнит временами от него. Дикая неприязнь к чистой лжи в этих бордовых глазах вампира. Смотрит, как ангел, а врёт безбожно всем.       Пф. Я ещё прекрасно запомнила одну фразу, однако, не помню, кем сказанная: «Даже Дьявол может процитировать Библию от корки до корки ради своих целей». И ведь эта фраза имеет место быть!       Юуки смогла начать говорить где-то через два года, когда я уже начала нормально ходить и была даже записана в кружок гимнастики, чтобы развивать и разминать кости, мышцы и прочее. Говорить её учила я, так как хорошо всё помнила и говорить могла сама. В основном, мы любили уединяться где-нибудь в саду на пледе и разговаривать. Сначала она говорила тихо, словно пробуя и прощупывая всё, а потом стала смелее. Меня её успехи радовали, как радуется учитель успехам ученика. Не более.       Однако, даже «свою сестру» я держала на расстоянии вытянутой руки. Не любила объятия, которые она любила и обожала впускать в обиход, не любила, когда её голос переходил на ультразвук, ненавидела, когда она начинала щебетать и неловко бормотать что-то при виде Канаме. Да. Вот они. Первые признаки первой любви, влюблённости и кучи неприятностей. Моя надежда на то, что это со временем пройдёт, таяла с каждым годом. Особенно тогда, когда она перед сном описывала свои чувства рядом с ним. Святая Мария, помоги...       Я никогда не скрывала своей неприязни к этому вампиру, потому что своими действиями он напоминал мне Данте. Тот тоже мог улыбаться и играть с детьми, но потом мы становились врагами наедине. И вот… он убил меня. Убила ли его Беатриче — этого я точно теперь не узнаю. А жаль. Между делом, Данте не вызывал у меня никаких тёплых сестринских чувств. Не думаю, что Канаме эти чувства пробудит у меня, даже если откроет всю правду (и откроет ли — вот в чём вопрос). Мало того, я помнила прошлое отношение к Мичиру, и просто поняла: он не изменится. Пусть сейчас он надеется на стёртую память и пытается приблизить меня к себе улыбками и шоколадками, которые я возвращала обратно или отдавала Юуки на его глазах, ничего не получится. Я останусь при своём мнении.       Четыре года жили так, восстанавливаясь и приходя в себя. За всё это время я смогла искренне проникнуться симпатией к приёмному отцу. Не сразу, но я со временем смогла называть его «папа», а потом со слезами на глазах, сидя в комнате и на своей кровати, тихо себе признавалась: именно такого папу я хотела себе. Любящего, беспокоящегося, смелого, храброго, справедливого и открытого для общения. Именно к нему можно было зайти в кабинет, пододвинуть стул и сесть рядом, положив голову на плечо. Да. Я интересовалась отчётами и японской письменностью. Да. Мы ходили в обычную школу и даже посещали репетитора (для сэнсэя был шок, когда он узнал, что я знаю итальянский и латинский, как родные. Если честно, итальянский мне точно родной, латинский я выучила уже в университете. И то, он родственный язык итальянскому. К примеру, чтобы проживать на территории Ватикана (Святого Престола) (необходимо знать два языка: итальянский и латинский, так как это их официальные языки. А я какое-то время жила там). С Кайеном было уютно и тепло и я не удивлялась, когда просыпалась в кровати, укутанная в его шерстяную шаль. Так приятно.       Спустя месяц после нашего десятилетия (как бы в шутку говоря, моего двадцатьпятилетия) в нашу жизнь одной холодной зимней ночью ворвался пепельноволосый мальчик с потерянными и пустыми аметистовыми глазами. Тоже был весь в крови. Кирию Зеро. Его уже привёл папа, напугав тем самым Юуки.       Не дав сестре возможности задать кучу типичных вопросов, которые именно сейчас были не к месту, отправила её на кухню готовить чай и куриный бульон (не думаю, что после встряски с вампирами он накинется есть что-то ещё). Зеро смотрел так, словно в нём убили жизнь и высосали душу. Просто тело. Безвольное тело. Ещё один сломавшийся человек под натиском обстоятельств.       Кросс тихо попросил меня привести мальчика в порядок и исчез в снежной метели, закрыв дверь дома на ключ. Взяв Зеро за руку, сняла с него плащ и отвела в ванную. Он шёл и не сопротивлялся. Держал меня за руку через силу. В какой-то момент он резко дёрнулся и сильно вцепился в моё запястье. Если честно, я испугалась. Так хватаются люди, которые на грани смерти.       — Тише. Ты в безопасности, — дойти до ванной комнаты была явно не судьба. Мальчик остановился и опустил голову. Коротко глянув на ковёр и увидев капли, вздохнула.       Нет. Если и сломлен, то быстро возьмёт себя в руки и оклемается. Как там гласит одна мудрость: «Ива гнётся, но не ломается»? Да. Я и Зеро — это две ивы. Обняв мальчика, прижимая его к себе, начала садиться на пол. Он чуть не упал на меня. Рыдал и выл, аж сердце сжималось от этого. Он напоминал раненого или убитого горем волка.       Если чувствуешь боль, значит ты человек, значит, ты ещё жив. Я не знала, что с ним произошло, что ему сказать, как помочь. Сидела, обнимала и позволяла плакать. На шум прибежала Юуки. Замерев в дверях, она с шоком смотрела на всю картину. Следом навернулись слёзы у неё. А вот этого мне не надо, милая. Подняв кулак и погрозив им, погладила Кирию по голове. Не хватало мне ещё и девочку успокаивать. То, что я сегодня позволила пролить слёзы одному раненому ребёнку, что-то оплакать, не означает, что могут реветь все от жалости.       Она села рядом и обняла Зеро со спины, глядя на меня глазами, полных слёз, но не плача.       Мальчик успокоился ещё не скоро. Но когда его хватка ослабла, то заставила себя и его встать. Вместе с Юуки повела в ванную комнату. А дальше я сама. Как ни странно, один врач мне сказал фразу, где говорилось, что, если мы что-то давно не делали, к примеру, перевязку, то на подсознательном уровне, когда нам это умение понадобится, руки всё вспомнят и сделают. Врач оказался прав.       Сняв с шеи мальчика шарф и ночную рубашку, сдержала вздох, полный ужаса. Я старалась держать себя в руках. Этому я научилась в Африке. Каждое лето, после практики, я уезжала работать в Красный Крест. Три раза попадала на террористические акты в Испании (Мадрид), в Бельгии и Швейцарии. К сожалению, в таких местах сдержать слёз просто невозможно — невозможно, не плача, смотреть на то, как спасатели выносят трупы детей или взрослых из зданий, или то, как террорист выпускает человека и простреливает ему голову. Это реально была пытка. Людей вокруг и меня объединяло единое горе. Мы понимали друг друга без слов и переводчиков. Слова были не нужны.       В самой Африке численность людей огромна, как и мелких войн. Болезней, в частности СПИД, зашкаливало. Поэтому я лишь через месяц могла спокойно смотреть на умирающих людей и плакать в палатке, а потом, выплакав горе, шла играть в карты за местные монеты или бежала в душ, пока не закрыли.       Та жизнь была полна приключений: как радостных, так и не очень. Но лишь благодаря им, я теперь спокойно смотрела на рану Зеро и спокойно понимала, что его укусил вампир. Никаких вопросов я не стала задавать, так как он попросту мне не ответит. Это чувствовалось. Мальчик настолько был вымотан и опустошён, что о разговоре речи идти не могло. Выглянув за дверь и попросив сестру принести аптечку, снова посмотрела на рану и задумалась.       Если по-хорошему, её надо зашивать…       — Держи, Мичи, — Юуки всё-таки заглянула и вздрогнула от увиденного. Кирию даже не глянул на неё. Смотрел на орнамент плитки и всё. Забрав аптечку, достала марлю и бутылочку «Хлоргексидин». Это было хорошее лекарство для наружного применения. Оно не щипало кожу и рану. Аккуратно промывая укус, делая всё крайне безболезненно, тяжело вздохнула. Его надо в больницу. Но не думаю, что поведут его сейчас туда. Не поведут.       Выбравшись из ванной, побежала искать инструменты для операции. У Кросса они как раз есть. Как-то спросила, мол, откуда они, выяснилось, что он врачом пытался быть. Тут я нашла нужные мне медикаменты, нитки и иглы. Класс.       Да. Вела я себя сейчас не как десятилетняя девочка.       — Ты знаешь, что делать, Мичи? — Юуки помогла мне всё донести до ванной.       — Да. Не спрашивай откуда, ладно? Всё равно объяснить не смогу. А ему по-другому не помочь.       — Почему?       — Рана довольно-таки рваная. Её надо зашить, а то, если это не сделать, потом шрам будет очень некрасивый.       В прошлой жизни я и сама зашивала раны (В Красном Кресте и не такому научишься), и мне зашивали. Я была неуклюжа и могла что-то на себя уронить. Уронила кухонный тесак, который вспорол мне ногу. Не до кости, но приятного мало. После этого на кухню меня никто не пускал.       Набрав в шприц новокаина — местного обезболивающего средства — обработав иглу и прихват, взяла нитки. А их потом срезать придётся.       Зеро всё также сидел на табуретке, глядя в никуда. Подойдя к нему со шприцем, он только тогда вздрогнул и посмотрел на меня, словно хотел наброситься. Подняв одну руку вверх, примирительно улыбнулась и сказала:       — Спокойно. Это только обезболивающее. Мне надо обработать твою рану, чтобы потом не было проблем.       Кирию, моргнув глазами пару раз, снова отвернулся, открывая вид на рану. Юуки стояла позади вместе с инструментами и с беспокойством смотрела в нашу сторону. Аккуратно вколов обезболивающее в пять разных мест, чтобы подействовало быстро и был большой обхват действий, взяла в руки иглу с прихватом и… поняла, что у меня дрожат руки. Мне было страшно приниматься за это, не имея практики в этом теле.       — Мичиру, Юуки! Вот вы где! — услышав голос папы, вздохнула с облегчением. Он шагнул ко мне и увидел, что я собралась делать. — Вовремя ж ты в доктора решила поиграть…       — Я серьёзно… Ему нужна помощь, — голос охрип от волнения. Покачав головой, мужчина забрал инструменты у меня, погладил Зеро по шевелюре. Он никак не отреагировал. — Обезболивающее я уже вколола.       — И откуда ты это знаешь? — озадаченно пробормотал он, принимаясь, казалось бы, за лёгкую операцию. Я смотрела и старалась успокоиться. Юуки не смогла, поэтому отвернулась. — Смотри внимательно и учись. Может, в следующий раз тебе придётся этим заниматься.       Пальцы Кросса порхали, как бабочки, словно он эту процедуру проводит каждый день. Иголка тяжело входила в кожу, так как человеческая кожа грубее и плотнее, чем кожа животного. Иголка протаскивала нитку. Ловя её в последний момент, завязывал узелки. Итого, на шее мальчика было семь швов. Теперь их надо будет каждый день обрабатывать, чтобы, при заживлении, ничего не загноилось.       После этого папа взял инструменты, чтобы их снова прокипятить, и Юуки под руку. Они покинули ванную, а я уже помогла Кирию вымыть лицо и надеть свежую рубашку. У Кайена ничего другого не было поменьше. Пришлось рукава закатывать. Шею я ничем не стала завязывать. Также молча отвела потом Зеро в отведённую для него комнату, где он попросил оставить его одного. Я вышла и осталась стоять за закрытой дверью ещё пять минут, пока не услышала, как он кулаком ударил не то стену, не то шкаф и тихо взвыл от накопившейся боли. Заходить я не стала и сестре не позволила, сказав:       — Оставим его сегодня.       — Но…       — Юуки, хватит. Он что-то пережил в своей жизни. Что-то тяжёлое. Мы помогли ему, чем смогли. Теперь он должен сам справиться с собой и горем.       Помолчав, она тихо произнесла:       — Ты говоришь так, Мичи, словно была на его месте и всё это испытала.       Эти слова пригвоздили меня к полу. Какое счастье, что я на неё не смотрела. Тяжело выдохнув и развернувшись, глянула в её большие глаза и слабо улыбнулась.       — Верно, Юуки. Ты абсолютно права. Сто баллов по предмету «Головоломка», — не без сарказма ответила я, покидая коридор. Зайдя в комнату и хлопнув дверь, завалилась на кровать и уткнулась в подушку. Браво! Теперь лежу и плачу.       Когда Юуки зашла в комнату и села на свою кровать, она попыталась со мной заговорить. Фиг ли там! Притворившись спящей, так ни на что не ответила ей.

***

      Прошёл месяц после поселения Зеро в наш дом. Новый жилец был хмур, мрачен и неразговорчив. Из него можно было добиться нескольких фраз, как «Доброе утро», «Всё нормально», «Спокойной ночи». Этим поведением он обижал Юуки, беспокоил папу, а меня… А что с меня сказать? У нас поведение было с ним практически одинаковым. Только я любила время проводить с Кайеном.       Ничего не предвещало беды, если бы в один из «чудесных» вечеров домой не пришёл в гости Куран. За всё это время он подрос, что теперь можно и «юноша» назвать. Но чисто для меня и моего восприятия, он так и остался малявкой с манией величия, и фальшью на лице. Как бы мне не объясняли, что он потерял родителей в тот же день, когда нашли нас в лесу, ничего не помогало. Я только криво усмехалась: Куран потерял семью, включая Юуки и Мичиру. Хотя Мичиру он потерял задолго до пожара.       Куран с радостью обнял покрасневшую Юуки. Я же, сидя на лестнице в синих джинсах и в бежевой футболке, обречённо закрыла глаза ладонью. Боже мой. Уже пятый год пошёл, а в её сердце живёт эта первая любовь. Может, я ей завидую? Хотя, как тут завидовать, когда осознаешь, что, кхм, родственник живёт во лжи и любит, прости Господи, старшего и родного брата? Надо бы поинтересоваться невзначай — считается ли среди вампирских династий инцест нормальным явлением?       Задумавшись над этим вопросом, не сразу заметила присутствие Кирию за своей спиной. Мало того, я не услышала его шипения. Так крепко задумалась. Начала приходить в себя со слов сестры:       — Зеро, познакомься с Кураном Канаме! Это он спас меня с Мичи четыре года назад в лесу!       Вот меньше всего я хотела светиться сейчас. Почувствовав толчок в спину, чуть не упала. Больно, блин! От Кирию так и ощущалась ненависть. Волна за волной. Дух захватывало… С опозданием и с криком Кросса и сестры я поняла одну странную вещь: я питаюсь, чёрт подери, отрицательными эмоциями окружающих!       Это открытие ошеломило меня куда больше, чем новость о том, что Зеро напал на Канаме. Вот честно, до кого мне было, как до лампочки, глубоко наплевать.       Сидя на лесенке, оглушённая своим открытием, посмотрела снова за спину Зеро. Между ним и Кураном встал Кросс. Сощурив глаза, я видела эти волны. Едва заметные, похожие на чёрную пыль, они расплывались по всему коридору и добирались до меня. Протянув руку, нахмурилась. Волна, столкнувшись с ладонью, начала собираться в центр и исчезать.       Ничего не понимаю.       «Отчего же умерла Мичиру в ту ночь?», — вспомнив этот вопрос, встала с лесенки и отправилась на кухню разогревать ужин. Доверять это дело папе или Юуки — опасно. А вот Зеро в этом плане был очень даже неплох. Как он появился и через три дня начал выбираться из комнаты, как только он узнал об готовке на кухне, поговорил со мной (а я тут на главную похожа?). Короче говоря, общими усилиями мы выдворили Кросса с кухни и составили график готовки. Один день я, один день он. Генеральная уборка — совместное. Потом снова сначала. Кухня у нас была оплотом операционной в больнице.       Разогрев карри и толчённую картошку с сосисками (у меня не было настроения готовить что-то из итальянской кухни), поставила чайник. Участвовать в спорах (весьма глупых) не горю желанием. А Юуки может попытаться втянуть меня, потом обидится на меня за то, что я так холодна и недоброжелательна с «Канаме-сэмпаем». От этого серьёзно тошнит…       Почувствовав взгляд на спине, развернулась. Зеро стоял и наблюдал за мной. Тяжёлое дыхание, сжатые кулаки, злость. Злость разливалась волнами. Почему-то от этого стало… дышать легче. И настроение улучшалось, хотя всеми силами держала на отметке: «Нейтральное, но ближе к „ниже плинтуса“». Ничего не понимаю.       — Ты его ненавидишь? — задал он мне вопрос, заставивший меня задуматься на секунду.       Ненавижу ли я Курана? По сути, есть за что ненавидеть, но…       — И нет, и да. Скорее, у меня к нему неприязнь. Взаимная.       — Я заметил. Из-за чего у тебя неприязнь?       Если честно, я не люблю, когда лезут в душу. Такие люди раздражают. Хотя внезапная разговорчивость Кирию меня радовала, но… Разговор начал меня раздражать.       — Даже если бы могла объяснить это словами, всё равно оставила причину при себе, — не говорить же ему, что знаю его прошлое и отношение к Мичиру? Не говорить же, что чувствую его ложь за километр от себя? — А у тебя почему такая ненависть? — лучшая атака — это нападение. С этим не поспоришь.       Взгляд помрачнел. Глаза исказились от ярости и боли.       — Чистокровный вампир… Хио Шизука… — тяжёлое дыхание. Да-а-а, признание даётся ему тяжело и болезненно. — Она убила моих родителей и брата-близнеца. Остальные вампиры, включая Курана, не лучше!       Чайная ложечка выпала из пальцев. Вот оно что… Я не знаю, что ответить, а ему не нужны слова. Осознав, что наговорил, он выбежал отсюда, оставив меня наедине со своими мыслями.       Через пять минут на кухню зашли папа, Юуки и Куран. Сестра весело болтала, Кросс поддерживал разговор, Куран улыбался и кивал. Чувствуя на себе редкие, но пронзительные взгляды вишнёвых глаз, взяла свою порцию картошки и сосиски. Захватив чай, молча покинула кухню и поднялась в комнату. Лучше поесть в одиночестве и обдумать произошедшее внизу.       И откровение Зеро касательно погибшей семьи. Что ж, теперь его поведение можно было понять. Я знала то, от чего надо оттолкнуться. Немного подумав и посмотрев на свою порцию, вспомнила, что Кирию так и не поел утром. Решение было принято моментально.       Через минуту я уже стояла около двери мальчика и стучалась ногой. Зеро открыл не сразу, а когда увидел меня с едой, то сначала удивился, а потом снова вернул равнодушный взгляд.       — Чего тебе?       — Я не буду распинаться на пороге. Плюс ко всему: тарелка горячая! — пройдя напролом (иначе меня не впустили бы), поставила тарелку на стол, как и чашку с чаем. Зеро был озадачен.       — Это твоя порция.       — Я правильно понимаю, что вниз ты сегодня не спустишься? — мальчик кивнул. — И припасов с собой ты не взял. Поэтому я взяла и поделюсь с тобой. Отказы не принимаются, брат.       Ещё неделю назад папа закончил дела в опеке. Теперь Кирию был полноправным членом семьи, приёмным сыном Кайена и сводным братом мне и Юуки.       Услышав меня, Зеро закрыл глаза. Уголки губ дёрнулись, словно те хотели растянуться в улыбке против воли хозяина, или тот хотел улыбнуться, но сомневался в правильности своего решения. Подойдя к нему, сама растянула его губы в улыбке, держа за щёки.       — За это мне достаточно только двух вещей: твоя улыбка и «Спасибо».       Мальчик завис на минуту. Я его отпустила и отошла, дожидаясь, когда он поймёт происходящее. Когда дошло, он подошёл ко мне и сел рядом на кровать. Слабо улыбнувшись и глядя на еду с иронией, спокойно начал есть из моей ложки (точнее, я его и кормила с ложки).       — Спасибо. Однако, сама ты толком ничего не съела.       — Я не голодна, — глотнув чай и подав ему стакан, хихикнула, когда он глотнул и сморщился. — Что?       — Сколько ты ложек сахара пустила?       — Три. Одна столовая.       Зеро поперхнулся, ставя стакан на письменный стол. Когда мы всё доели и допили чай (допивала я), то совершенно не ожидала от Кирию следующего: обняв меня на минуту, он потом положил свою голову мне на колени и задремал. Вот это был шок для меня.       Но я ошиблась. Он не дремал. Лежал и отдыхал. Отдыхал от Юуки, нового отца, Курана внизу и мира. Дотянувшись до пледа, укрыла его и улыбнулась. Приоткрыв глаза, мальчик смотрел на меня с нескрываемой болью и печалью. Сил на ненависть у него пока не хватало. Он был слаб.       — Спасибо, Мичиру.       — За что? — вот природу этого «спасибо» я не поняла. Зеро закрыл глаза и выдохнул:       — За то, что просто рядом со мной и не бросила сейчас.       На это я не знала, что ответить. Чтобы не показаться дурой, выдавила улыбку и погладила его по волосам. Когда спина затекла сидеть прямо, дотянулась до подушки и положила за спину, падая на неё. В этой спокойной и умиротворённой обстановке я и уснула крепким сном.       Впервые за четыре года в этой жизни, я почувствовала, что нахожусь в нужном месте, в нужное время с человеком, которому нужна помощь и моральная поддержка. Я действительно почувствовала себя нужной кому-то.       И это чувство согревало мою душу и давало надежду на то, что не всё потеряно для меня. Ничего не потеряно. Я ошибалась, когда решила поставить на себе крест. Я нужна сейчас Зеро, чтобы преодолеть боль от потери семьи. И это чувство дало мне понять одну простую вещь: я жива. Мои старые раны от прошлой жизни начали потихоньку зашиваться, оставляя после себя аккуратные швы на душе.