***
Порой Питер задавал себе философские вопросы, на которые сам же давал туманные ответы. Сняв с разговорником и горем пополам комнату в гостинице, Питер валялся на кровати, маялся от безделья, скучал по маме и Пакману и думал. Главным вопросом на повестке дня оставался: зачем он сюда явился и что делать, раз так произошло? Идти в дом Эрика с благой вестью об отцовстве того было, по меньшей мере, глупо, по большей — подло. Если у Эрика была жена, она явно не взвизгнула бы от счастья, увидев новоявленного сыночка своего законного мужа. У Эрика уже был ребенок. Сдался ли ему еще один, тем более, Питер? Комплексов у Питера было с самую кроху, а может, и вовсе не водилось — не вши и не блохи, — но он полагал, что на рождественское подношение от Санты с бантом на башке не тянул. И вообще, мало походил на чудо, которого все ждали. Скорее, неизбежность или данность. Обидно было быть данностью. Питер проговорил это слово вслух, посмаковал и выплюнул. - Делать-то что? - спросил Питер у комнаты. Обычно, Питер делал и думал, что делать, практически одновременно, но здесь был явно не тот случай. Если Питер полтора года шел к поездке в Польшу, то теперь будет истинным волшебством, если он в ближайшие полгода снова заговорит с Эриком.***
Питер отправил матери письмо и открытку, выражая в последних строках надежду, что к его возвращению не будут наточены ножи и вилки, а мать не кинется изображать Брюса Ли. С нее бы сталось. Польша была красивой, но чужой. Питер дышал местным воздухом вот уже неделю, но родства с этим местом не чувствовал. А ведь его отец был отсюда. Где таилась память предков, когда была нужна? Питер мог исколесить полстраны, если бы захотел, но за пределы города он выходить почему-то боялся. Ему чудилось, что Эрик снова сменит место жительства по любой причине, а Питер струсит искать его. Местный лес был скопищем приятных ароматов. Питер даже на камешек присел, чтобы насладиться запахами и видами. - Я скучала по тебе, Бусинка, - раздался девчачий голосок. Питера на камне подбросило, и он рванул к дереву, из-за которого были слышны звуки. За то время, что он смотрел на дочку Эрика, мысленно примеряя на нее образ сестры, девочка успела поднять голову. Значит, долго смотрел. Неподалеку подняла крылья бабочка. Пока она лениво взлетала, Питер успел бы дойти до кафе, взять тост с маслом, съесть его и вернуться. - Привет. - Питер вежливо улыбнулся, надумав, наконец, что стоило сказать. - Привет, - настороженно ответила девочка. Питер назвал ее сестрой в голове сотню раз, чтобы это слово отпечаталось там. - Кто такая Бусинка? - полюбопытствовал Питер. - А ты? - Чего? - Кто ты? Папа не велит мне разговаривать с незнакомцами. - Да если б не я!.. - Питер уже запальчиво собирался припомнить Пентагон, но вспомнил, что говорил с маленьким ребенком. У ребенка было сосредоточенное лицо, и Питер почувствовал себя идиотом. - Я однажды помог твоему папе. Он, наверно, говорил или вскользь упоминал. Девочка помотала головой. Питер снова почувствовал себя круглым, как мячик для гольфа, дураком. Приперся в Польшу папу повидать. Ага. А тот вспомнил его по волосам и очкам. С трудом. - Я его... Ну... - Друг? - подсказала девочка. Питер подумал, что вряд ли. Сын — да. И тот только биологический. - Ну... Я его... Просто знаю его. Он... Ого, ты с гусеницей разговариваешь? И как? - Это Бусинка, - сказала девочка. - Это мой друг. - Гусеница? - Да. - Да это ж наследственное! - Питер присел рядом с девочкой и улыбнулся гусенице. - А у меня есть друг Пакман. Он — нереально крутой. Я тоже с ним разговариваю, но, знаешь, мать не всегда понимает. Это игровой автомат. Девочка наконец-то улыбнулась. Питер вынул из кармана пачку с начатым печеньем. - А я Нина, - сказала новоиспеченная сестра, с заминкой взяв себе печенье. - Питер. - Приятно познакомиться, Питер. - Взаимно, Нина. Очень взаимно. Так что там с Бусинкой?