Два шага до черты

Двадцать восьмое марта, две тысячи четырнадцатый год. Киевская область. Разочарованная выходкой Горелова, совершенной им накануне, Настя шла позади остальных. По всеобщей договорённости, как они и условились, к границам зоны отчуждения ребята прибыли в сроки. Распрощались кратко и практически безмолвно — Дмитрий, несмотря на подозрительную приплюснутую физиономию, выразил самые лучшие пожелания, какие только могли представиться, и удалился под ворчание Лёши. Последний с сумками наперевес едва ли не бегом пустился в дорогу. Паша пожал плечами и, разговорившись, друзья ушли далеко вперёд. Таня тоже не отставала. Настя даже иронично подумала о том, что если бы не Лёха с одной стороны и сумка Вершинина в другой — девушка повисла бы на парне без зазрения совести. Сама рыжая двигалась медленно, периодически поглядывая на серую полосу дороги и на идущих людей. Она не могла слышать, какую беседу они затеяли на сей раз, но ребята все дружно смеялись, а Перфилова, не отличаясь умом, вставляла едкие комментарии на замечания воодушевленного Лёхи. Что именно так бурно обсуждалось, Романовой было не интересно. Идти в одиночестве ей было не привыкать. То потрясенная драмой в собственной жизни, то удрученная положением в семье, то разгневанная на незадачливого парня, Настя частенько прогуливалась по улицам вечерней Москвы, терзаемая мыслями, то об одном, то о другом, то, естественно, о третьем. Особенно Романова любила Златоглавую столицу осенью, когда за окном все чаще зажигали фонари, прохожих становилось все меньше, а погода стояла, хоть и влажная, но очаровательная что ли. И в такие удивительные моменты, девушка, выскакивая на улицу в пальто со свободным кроем, хватала монеты, купюры, мчалась к единственной подруге, по совместительству, продавщице румяных пончиков, щедро смазанных разноцветной глазурью. О её пристрастии к сладостям знал, как ни странно, исключительно Паша на правах друга. Случилось это не то что бы давно, однако случайно: Романова, напившись до обморочного состояния из-за очередной передряги с Лехой, самостоятельно призналась Вершинину о своей странной любви к выпечке под сахаром и шоколадом. — Только ты это...— хлюпнула она тогда носом, — Горелову не говори, Паш. И так, чуть что, жирной считает. С того дня прошло более шести месяцев: Паша о том инциденте и о данном обещании и думать забыл, Настя вообще смутно помнила прожитый вечер, а потому никто не проговорился. Привычка гулять по Москве у Романовой осталась, равно как и заглядывать временами в домашнюю пекарню и довольствоваться ароматными пончиками. Любая мелкая ссора служила отличным поводом для посещения подруги. Путешествие растянулось едва ли не на четыре с небольшим часа. Настя хорошо ориентировалась в темноте, которая настала в этих краях столь быстро, что никто не ожидал. Ребята, привыкшие к какому-никакому скудному комфорту с освещенными дорогами, оснащенными по первому слову техники фонарями, просто растерялись. Основная загвоздка крылась в исчезновении Романовой. Паша был готов поклясться, что девушка шла за ними ещё полчаса назад, но тогда он решил её не беспокоить распроссами, которые бы не увенчались успехом. Теперь же факт оставался фактом: Настя нигде не показывалась, не было ни намека на человеческое присутствие. Начали лихорадочно соображать. Перфилова искусно изображала активную мозговую деятельность, что у нее, в общем, и не выходило, Горелов сыпал проклятиями на сто верст вперёд, а Вершинин одновременно старался осадить пыл друга и действовать. — Лёх, — грозно прикрикнул блондин, — думай, падла, лучше, чем ори. — Да я то-чё? — Ничё! — Раздосадованно и свирепо осклабился Паша, рассматривая местность в мельчайших подробностях. — Куда она могла деться? — Фыркнула Таня, которая питала неприязнь к Насте с первой совместной прогулки. — Хер его знает. — Выругался Лёха, затевая панику. — Вот блять ебанутая нахуй. — Лёх, заткнись! — Вклинился вежливо Вершинин, которому надоели пустые ругательства друга и его попытки искать пропавшую в темноте одному. — А что, блять, сидеть тут что ли!? — Предложения? — Не выдержал Павел, вперив в потрясенного парня тяжёлый взгляд. — Я чё пасу что ли? Но надо же что-то делать! — Сраться со своей кобылой не надо было. — Недовольным тоном отчеканила Перфилова. — А то ты не знал, что она шизанутая на всю голову. Лёха стоял на обочине, рассредоточено разглядывая носки потертых ботинок и курил. Потребности в сигарете он никогда особо не испытывал, но редкие случаи вынуждали Лешу пойти на крайние меры. Последний раз парень дымил после похорон дяди. Тогда ему было глубоко наплевать на свои моральные принципы и устои, а Настя не разрешала употреблять более одной бутылки водки на одного и четырёх затяжек. Сейчас же остановить его было некому. Фраза, произнесенная блондинкой, произвела на озлобленного Горелова не самое лучшее впечатление, поэтому он накинулся на Таню с кулаками. Если бы не вовремя подоспевший Паша, как и в большинстве случаев, Лёха бы стопроцентно удушил Перфилову без тени сожалений. Она отделалась лишь испугом, визгом и тихой, лютой ненавистью. — Таня, — гаркнул Вершинин, так что девушка задрожала, — закрой рот, иначе, я тебе гарантирую, в следующий раз я лично помогу Лёхе. Она знала по опыту, что такие, как Паша не были способны на убийство в принципе, отличались надежностью и преданностью, если бы не такие, как Горелов. Вместе два товарища могли наворотить слишком много глобальных дел, отчего Перфилова исходила третьим потом при мысли, что блондин-таки мог сдержать обещание. Она молча стояла в стороне, пока Лёха вооружался фонариками и питьевой водой. — Идём на поиски! — Уверенно сказал он и бодро зашагал в противоположную от зоны сторону. Они бродили на обозначенном участке с минут пятнадцать, пока Лёха, возбуждённый желанием крушить и убивать, не обнаружил подле одного из деревьев, что росли на обочине, куртку Насти. Она была простой джинсовкой с несколькими приколотыми пуговицами и радиационным вышитым знаком на спине. Парень безукоризненно знал эту вещь, так как на год отношений щедро приобрёл на скопленные сбережения и преподнес Романовой в подарок. — Дерьмо. — Буркнул тот и пошарил по карманам. — Её мобильник. Отец Паши с детства приучал мальчика к молниеносной сообразительности и не преуспел бы в этом, откровенно говоря, если бы не одно интересное обстоятельство — блондин обладал феерической интуицией, и потому, когда от него последовало разумное предложение углубиться чуть в чернеющий, абсолютно иссохший лес или его зачатки, все согласились. Или восприняли эту идею не так враждебно. Настю отыскали спустя длительное время. С Гореловым она сохраняла отношения в стадии «вооруженного нейтралитета», то есть держалась с ним предельно холодно, на Перфилову внимания не обращала, игнорируя её колкие словечки, но зато живо и очень дружелюбно вела беседу с Вершининым. За девушкой они возвратились на три километра, из-за чего в скорости поспешили нагнать путь. Как объяснила позже Романова, когда они сделали короткий привал, что ей надоело гнаться за всеми. — Паш, — она положила ладонь на плечо друга, — давай будем честными: вы на меня забили. — Но.. — И давай без этих твоих: «Настюх, ну мы честно» или «Настюх, мы не забыли». Забыли, Вершинин, забыли. — Ладно, — сдался блондин. — Ну, а всё-таки? — Я решила вас проверить. — Усмехнулась рыжая. — Оставила куртку на дереве и шла параллельно с вами только по лесной тропинке. — В темноте? — Спросил Горелов, беспардонно устроившийся рядом с девушкой. — Ага. — Легко отозвалась Настя и улыбнулась Паше, игнорируя своего молодого человека. На том всякие разговоры сошли на нет. Вершинин пребывал в задумчивости. Таня не подавала признаков существования. Единственный раз, когда блондинка осмелилась подать голос, это тихое и скорбное «Прости» в адрес Паши. Парень удивился тому, с какой робостью и страхом в глазах, далось Перфиловой обычное слово, которое ни к чему не обязывало. Да и извиняться за своё поведение она должна была не перед ним, как посчитал Вершинин, а перед Лешей, которого сейчас нельзя было трогать. У него из ушей разве что пар не валил трубой, настолько он был разъярен. Дневное происшествие не показалось парню сверхъестественным, а потому пресмыкаться у ног Романовой он не планировал. Пересмотреть свою позицию на некоторые вещи Лёха не умел, как и большинство его родственников, теперь погребённых под землю. Врожденное упрямство. Гордость в крови. Горелов предупреждал об этом Настю не раз и не два, однако она либо действительно не понимала, либо делала вид. На том и строились их бесконечные, отчасти беспочвенные разногласия. Девушка не замечала его добрую половину вечера, оттого он бесился и нервничал ещё больше, чем можно было бы вообразить. Настя уверенной походкой приближалась к границам зоны отчуждения, а Лёха просто сходил с ума — озлобленно и восхищенно оценивая её гордость. Сам такой же. Он редко и тихо называл её «Моя девочка», а она просто таяла от проявления чувств. Это был их максимум — тот порог, который переступить никак не дозволено. Горелов никогда в жизни, исходя из собственных убеждений, не сказал бы противное «Солнышко» и слащавое «Зайка», но, например, посмотрел бы как-то возвышенно, по особенному, сжал в кулаке пышные волосы Романовой и грубо поцеловал в потресканные губы. Таковыми их отношения сохранялись до сегодня. — Насть, — промямлил брюнет, сбрасывая одну из сумок на землю — да стой ты. — Зачем? — Девушка круто развернулась и сложила руки на груди. — Что нового ты мне скажешь? — Да не хотел я. Оно само. — У тебя вечно «Всё само», Горелов. Я затрахалась потокать твоим прихотям. Я не эта вон расфуфыренная кукла Барби. — Причём тут это, еб твою мать!? — Повышал голос Лёха, жестикулируя руками. — При том! — Паша с сожалением взглянул на подругу и, взяв блондинку под руку, пошёл чуть вперёд, дабы не мешать. — Кто такое говорит? Лёш? — Ну что? Что именно? — Мне процитировать? — Задала риторический вопрос Анастасия, изогнув бровь. — Ладно. «Да ты своё ебало рыжее видела? И че я в тебе нашёл блять?». — Ну я это не специально всё, Насть... — Лёш, разве можно такое говорить при всех!? На улице? — Нет. — Резко согласился Горелов, потупив глаза виновато. — Но ты тоже красава, конечно. — Усмехнулся парень. — Это почему? — А не помнишь, из-за чего все началось, да, Насть? — Ну-ка, из-за чего же? — Мне процитировать? — Спародировал Романову Лёха, подойдя к ней вплотную. — «Лех, ты неисправим. Жрешь, как свинья и ведешь себя так же. Сколько парней нормальных, нет, блин, выбрала!». — Я это не серьёзно. — Правда что ли? — Вспылил Алексей, сверкая поразительно голубыми глазами. — А то твоё: «Эй, парень, ты красавчик», когда ты блин, чуть ли не выпрыгивала из машины? — Лёх, — девушка завороженно на него посмотрела. — ты его видел? Типичный деревенский. Пытался подмигнуть мне, я подыграла. Всё просто. А ты ревновать. — Настя заметно смягчилась и в следующий миг ощутила, как Лёха прижал её к себе, вздохнул и страстно поцеловал. Лицо, усыпанное веснушками, большие карие глаза и невероятно чувствительные губы. Горелов смотрел на это не только с интересом, а и с каким-то благоговением. Настя понравилась ему далеко не сразу. В свои тринадцать он уже получил довольно сомнительную репутацию дворового разбойника, которой гордился только так. Впрочем, в том возрасте уже и зародились первые очертания его привлекательной внешности, так что женским вниманием Лёха никогда обделен не был. Выбирал спутниц ярких, весёлых, незабываемых для того, чтоб повысить свою самооценку, так как они, как правило, были поверхностными. С Пашей он познакомился случайно, но, удостоверившись, что то был человек из его среды обитания, быстро, почти молниеносно с ним сдружился. А ведь раньше считал его лишь избалованным сыном богатого отца. Ясное дело, что в тринадцать — в нем говорила неотъявленная зависть. Парни вместе росли, притирались к недостаткам и достоинствам друг друга. В шестнадцать бок о бок щеголяли на другой конец города на угнанных машинах, развлекались по первому желанию, а затем, как ни в чем не бывало днями залегали на дно и штопали полученные во время драк раны. Она появилась на пороге дома Вершинина слишком озлобленной, полыхавшей открытой ненавистью, чтобы обратить внимание на Горелова. Села по заученной привычке на мягкий диван у окна и говорила — говорила хоть и много, однако по делу. Отсчитывала за то, что друг детства заставил Романову нервничать, изловчаться и лгать перед расстерянной матерью Паши. В сердцах высказала, что не будет покрывать его похождений с новоиспеченным другом, молва о котором разносится быстрее его самого. Паша молчал и, держась за голову от полученной накануне травмы, прыскал от смеха. Он воспринял её слова всерьёз, естественно, но слова Насти о Лехе звучали столь смешно и трогательно, что шестнадцатилетний Паша не мог не засмеяться, учитывая, что сам Горелов находился в одной комнате. — Гром-баба. — Присвистнул Лёха, когда Настя покинула квартиру. — Как её терпит парень? — У неё никого нет. — А сколько ей? — заговорщицки спросил Горелов, сузив глаза. — Шестнадцать. У нас день рождения день в день. — Хотел бы я посмотреть на того идиота, что станет её парнем. К тому моменту у Леши было две девушки, дело до постели с которыми так и не дошло. Откровенно он был рад этому, так как схлопотать наказания от дяди ему не прельщало. Намечались третьи серьёзные отношения, но Горелов медлил. Девушка была собой хороша, но предсказуема, как и большинство современных особей женского пола, и поэтому Лёха боялся разочароваться. Как ни странно, полноценным мужчиной Горелов стал именно с ней на следующую ночь после разговора с Пашей. Это произошло настолько спонтанно, что молодой человек наутро сам ещё до конца этого не осознавал. Помнил, как пришёл к ней домой, разговорились, поцеловались впервые, как обычно бывало в подростковых сериалах, а затем оказались в её спальне. Было чертовски жарко, феерично и необыкновенно. Несмотря на то, что девушке едва перевалило за пятнадцать, вела себя в постели она достаточно активно, хотя Лёха старался этого воспоминания избегать. В ту ночь ему явственно представлялись яркие, исполненные жизни глаза Насти, её пухлые щечки и запах девчачьих духов с ароматом спелой вишни. — Лёх, ты чего? — тихо спросила Настя пока Горелов задумчиво глядел на почерневший впереди крест у дороги. —А? — Что с тобой? — Да ниче, — прошептал он, улыбнувшись, — просто вспомнил, что я тот самый идиот. — Какой? — Вот такой. — Эй, голубки. — Окликнул их Вершинин. — Хорош. Че делать будем? От увиденного у компании перехватило дыхание. И, если Лёха был известным скептиком, и не придал тому особого значения, то девушки испуганно взирали на огромный каменный крест, на землю под которым были кем-то аккуратно постланы душистые венки из засохших одуванчиков. Настя спряталась за спину Горелова и таращилась на то, как Паша ловко и медленно приближался к дурному предзнаменованию. Дело в том, что по рассказам взрослых, как Романова помнила из детства, на въезде в Чернобыль был установлен крест. Его видели немногие, а кто удостаивался этой чести, неизменно погибал. Большинство из предсказаний в тысяча девятьсот восемьдесят шестом году по завершению ликвидации сбылось. До сегодняшнего дня Настя считала эти страшилки пустым звуком. Лёха попытался все перевести в шутку, на что Таня громко и уверенно заявила: — Никуда я не пойду. Хватит с меня. Паша, за спиной которого Перфилова укрывалась, вопросительно на неё посмотрел, хмыкнул и чересчур спокойно ответил, что это её право. — Так. Стойте здесь. Крест, размером с одноэтажный дом с чердаком, производил впечатление весьма отталкивающее. Под бесцветным покровом ночи возведённое сооружение заставляло присматриваться ко всему с видимой осторожностью и трепетать от его вида: чёрный, огромный, одиноко стоящий на развилке нескольких дорог, и по приданиям, сверкающий россыпью огненных искр в определённое время. Паша никогда не был трусом, а потому вызвался первым пройти мимо креста, не замечая протестов Перфиловой, которая хоть и старалась быть серьёзной, очень переживала за него. Парень вынул из-под куртки пистолет и, затаив дыхание, приблизился к каменному изваянию. На первый взгляд, ничего особенного не происходило. Вершинин с гордо поднятой головой обошел его, внимательно рассмотрел, насколько позволяла кромешная темнота, даже пощупал шероховатую наощупь поверхность, и облегчённо вздохнул. — Идите все сюда. — Чё? По какой дороге пойдём? — Подал голос Горелов, крепко сжимающий руку Насти. — Давайте по прямой? — Предложила Таня. — В первый раз с ней согласен. — Лёш! — Одернула его Романова и усмехнулась. — Погодите. Тут что-то написано. Вскоре Паша потребовал достать фонарик, которым их снабдила дальновидная Ирина, и получше рассмотреть текст, накарябанный слишком коряво, чтобы прочитать с первого раза. Лёха начал возмущаться, что это только задерживает компанию, но Настя, увлеченная находкой друга, принялась разбирать буквы. Она нашла занятным то, что содержание велось на ломанном, местами непонятном украинском языке, умело переплетенном с русским. Паша подсвечивал ей фонарем, сосредоточено изучая каждую заковыристую отметку, а девушка елозила пальцем по каменной кладке. — Тут фамилии есть. — Восторженно воскликнула рыжая, кинувшись в объятия Вершинина. — И чё? — закатил глаза Горелов. — Та блин, Лёш. — О'кей, не лезу. Историк хренов. — Заключил парень, поставив сумки на землю. Усердными стараниями Романовой удалось расшифровать целый список неизвестных фамилий, написанных точно в алфавитном порядке. Она была так возбуждена раскрытием информации, что не заметила, как Паша приказал всем собираться в дальнейший путь. Согласно наблюдениям Лехи, который от скуки прогулялся на метров двести далее их временной стоянки, ребята впритык находились с постом военнослужащих, так как вдалеке стоял покошенный столб с обвисшими с одной стороны проводами, но одна лампа все ещё горела. — Андрианов, Антонов, Гаранихин¹... — пустилась в перечисления Настя, восхищенная проделанной работой. Непростую любовь к истории Настя обнаружила будучи в классе шестом. Незатейливое изучение событий, дат давалось ей с завидной лёгкостью и вскоре Романова получила одобрение и хвалу со стороны учителя. К слову, единственной женщины, кто нашёл с девчонкой общий язык из всего ученого состава. Остальные же считали рыжую конфликтной и часто препирающейся, а потому она редко появлялась в школе, и впоследствии — университете, хотя там проблем, к счастью, не возникало. На этой почве между Лешей и Настей вспыхивали ссоры, так как парень почему-то уверился в том, что Романова хочет его подмять под себя, сделать беспрекословно послушным. Исправить. Всё из-за её стремления затащить его на занудные лекции, призывы взяться за ум. Паша вообще до сих пор удивлялся, как эти двое сошлись и уживались изредка под одной крышей. — Секс, братишка. — Рекомендовал Лёха и обнажал свою ослепительную улыбку. Когда они подошли к искусственно расширенной досками сторожке с включённым светом над входом, Паша огляделся. Никого не было видно, что показалось Насте невероятно странным обстоятельством. Исходя из рассказов покойного деда-ликвидатора, зона охранялась по всем законам строгости. Конечно, вспомнились ей и наставления старика никогда во что бы то ни стало не наведываться в Чернобыль, однако Романова не сочла предостережения весомым предлогом для того, чтоб не ехать. Вершинин топтался на ступеньке около самой двери, заглядывая через заляпанное окно. Леха, отпустив руку своей девушки, небрежной походкой направился к закрытому шлагбауму с «говорящей» вывеской «Закрито» на украинском или «Stop» с противоположной стороны — на английском. — Зона. — Изрек Горелов и добавил устрашающим голосом: — Добро пожаловать в Ад! Перфилова вздрогнула и выругалась, прижавшись к стене сторожки, Настя укоризненно цокнула языком и сделала парню короткое замечание, а Вершинин заинтересовано следил за передвижением по домику, как выяснилось, нескольких дородных мужчин. Они громко гоготали и, стуча столовыми приборами, судя по звукам, засобирались на воздух. — Эй. — крикнул Паша и схватил Таню за руку. — В лес. Быстро. Компания бросилась врассыпную. Вещи похватали очень резво и пустились наутёк, притаившись в лесах Полесского края. С ориентацией в пространстве у Лехи проблем никогда не было, поэтому пробежав на скорости метров пятьдесят, парень притих, скомандовав шепотом Насте сидеть смирно. Девушка смешно сморщила нос и, кинув сумки под ствол дерева, подкралась к Леше. Позицию они заняли выгодную. С одной стороны их укрывала плотная стена леса и ночь в первозданном обличии тьмы, с другой — умение действовать слаженно. Настя впервые с неподдельным восторгом посмотрела на своего парня и отметила, что готова беспрекословно подчиняться ему, соглашаться во всем. Она легонько прижалась щекой к его плечу и, переговорившись, пара стала наблюдать. На крыльце, где пять минут назад возвышался Паша, появилось две фигуры. Один из них отличался наличием пивного брюха, торчащего из-под плащ-палатки, другой был аномально худым, иссушенным и вытянутым как трость. Товарищи делились какой-то историей, а потом молча закурили. — Эх, — выдохнул толстяк ровненькое колечко дыма — девку бы. — Так это мы мигом. — Воодушевленно закивал солдат. — Если та барышня не умерла в оковах Зоны, доставим. — Не надо. — Безапеляционно шикнул генерал и выплюнул сигарету. — Обчистит опять и сбежит. — Мы слідкувати² будем. — Не надо, я сказал! — Как хотите. — Буркнул сержант и отворил дверь. — Хоча³ хороша была. Способная. — Выстави дежурного. — Отгремел приказ толстяка, и он последовал за подчинённым. Слова, услышанные Настей несколько минут тому назад, произвели на девушку слишком глубокое впечатление, граничащее с презрением. Она живо представила, как должно быть, расправлялись эти негодяи с какой-то незнакомкой, хотя Романова и не оправдывала последнюю: мало ли, что за птица? С ужасом Настя осознала, что сталкивалась лицом к лицу с такой ситуацией. Чувствуя себя униженной, донельзя оскорбленной, Романова пару лет назад стала невольным свидетелем уличного насилия. По происшествии нескольких месяцев, рыжая узнала, что жертва была убита — юная девочка десяти лет — а насильник так и не пойман. — У нас есть минута, не больше. — Констатировал подкравшийся Вершинин. Компания единогласно сошлась во мнении бежать. Настя посмотрела на Перфилову, которая сейчас выглядела подавленной и, вынув из сумки кусочек шоколада, молча протянула блондинке. Вместо благодарности Романова услышала жалкое «Я не ем сладкое» и преспокойно съела лично. Предпочитая Таню в ближайшие часы категорически не трогать, она схватила свой любимый рюкзак. — А я тебе говорю, что так опасно! — Прошипел Паша, вытаращившись на друга. — Да блять мы в Зоне. Пошли. О чем шла речь рыжеволосая девушка не знала, тщательно пережевывая сладкое лакомство. Она лишь думала о том, что так её встревожило и в тайне надеялась, что Гоша ещё жив и желательно цел. Поджав губы, Настя уверенным шагом пересекла границу шлагбаума, скрипучего и мокрого от недавно обрушившегося на область ливня, и стала с кислой физиономией следить за болтовней парней. Внезапно она почувствовала удар в сердце. — Смертники. — Радостно заулюлюкало нечто в виде облака. *** Двадцать девятое марта. Две тысячи четырнадцатый год. Припять. Над зеркальной поверхностью воды пролетела стая птиц. Они так величественно размахивали крыльями, стремительно набирали высоту, взмывая в безоблачное небо, что девушке на миг показалось, будто она попала в город образца советского времени. Пейзаж был до того живой, упоительный и сладкий, что её мрачное настроение постепенно улетучивалось. Она прилегла на холодный каменный вал, склоненный к самой воде, и простерла руки вверх над головой. Солнце, недавно выскользнувшее из-за горизонта, поражало ослепительным сиянием, но нисколько не прогревало землю. Для конца марта погода выдалась сырой и холодной. Сославшись на то, что есть риск заболеть, Лера мгновенно вытянулась в полный рост и беззаботно оглянулась вокруг. Привычной серости не было и это натолкнуло её на мысль, что даже здесь возможна скудная, но жизнь. Внезапное воскрешение из мёртвых не стало для Вершининой приятным сюрпризом. Она очнулась сегодня на рассвете на том самом месте, где с ней непозволительно жестоко расправилась Зона. Таить обиду на существо, порождённое катастрофой, Лера считала затеей дурной, а идти разбираться — уж тем более. Так вскоре на территории зоны отчуждения восстановился прежний ритм жизни. Лера уже осознанно понимала, кто хозяйка положения, поэтому перечить и в сердцах ненавидеть проклятый город не стала. После утреннего инцидента прошло около двух часов и Валерия, ободренная великолепной погодой, установившейся в Припяти, сочла необходимым прогуляться до реки. Заброшенный порт, главной достопримечательностью которого неизменно оставались проржавевшие до основания краны, встретил её радушно. В отражении Валерия заметила лишь только ссадину, тянувшуюся через все лицо, и разбитую губу. Девушка аккуратно омыла раны водой и улыбнулась, взглянув украдкой на запястье. Часы, исчезнувшие буквально секунд за семь, показывали четыре дня. — Понравился мой подарок? — Более чем. — Развернувшись, кивнула Лера. — Но не стоило хлопотать за меня. — Дерзишь? — Тебе виднее. — Вершинина вновь склонилась над маленькими волнами реки, разбивающимися о песчаный берег, и взбрызнула волосы. — Дерзишь. — Изображая усталость, ответила Зона в обличии девушки-фантома – точной копии Леры. — Хорошее настроение? — Не то слово! Четыре живых трупа. Сегодня ночью пожаловали в Припять. — Хах, — усмехнулась ядовито блондинка, — не завидная участь. Убьешь? — Я ещё думаю. — Мрачным тоном отметила Зона и растворилась. — Удачи. Потрясенная этим известием, Лера мечтала встретить новоприбывших, снискать их доверия и может быть в некотором роде, помочь, но, размышляя трезво и ясно, смирилась с тем, что Зоне наперекор идти строго воспрещалось. День перевалил за двенадцать часов, о чем свидетельствовала неожиданно нависшая над рекой туча — проделки хозяйки — и Лера посчитала нужным тихо и без шума убраться в бункер, чтобы переждать скорую непогоду. Блондинка знала, что до корней пропитана чертовой радиацией, однако потребность в чистой, хоть и мужской одежде, а также какие-никакие остатки еды, что благополучно забыли некогда учёные, нравилась ей куда больше, нежели хождение по взрыхленной земле едва ли не босой. К тому же путь до бункера занимал от силы минут сорок. В последний раз Вершинина наведывалась в это маленькое укромное местечко месяц-два назад. В надежде передохнуть от постоянной погони за временем, Валерия задерживалась здесь на некоторый промежуток, пока Зона, изловчаясь самыми хитрыми приемами, не вынуждала блондинку начать все по-новой. То условие, что дверь бункера вечно оказывалась не запертой, нисколько не пугало девушку: военные сюда не совались, полагая, что за пределами обреченной территории надежнее, сталкеры понятия не имели об укрытии, помещённом в самом сердце двух оврагов, а животные не умели открывать дверь. Добралась Вершинина очень скоро, оживлённо орудуя палкой в руках. — Да-да, — проговорила она, взирая на соломенные тюки, сваленные поверх крыши из старого железа, — ничего не изменилось. Перспектива завалиться спать на удобной кровати настолько захватила Вершинину, что она едва ли не бегом кинулась к двери. Удивление и шок отразилось на её круглом лице, когда девушка обнаружила, что вход оказался кем-то закрыт на ключ. Она постучала: раз-второй. Ответили Лере не сразу и она даже подумывала над тем, чтоб уйти, но удача улыбнулась ей, и девушка оказалась в длинном тёмном коридоре, ведущем в глубины помещений. Сперва Вершинина заключила, что здесь поселились перепуганные туристы, прибывшие ночью, и вознамерилась их успокоить и привести в чувства, однако тишина вместо разговоров заставили блондинку предостереженно выглядывать из-за угла. — А, это ты. — воинственно заявил женский мелодичный голос. — Будь ты проклята. Лера ощутила удар по голове, нанесенный с очень большой силой, и отключилась, едва очутилась в освещенной настольными лампами спальне.