***
Константин едет со скоростью, с которой не ездил со времён первых уроков вождения, но отказывается признаваться себе, что намеренно тянет время. «Мамин сожитель пьян… Лучше не попадаться ему на глаза…» — снова и снова вспоминает он слова притихшего на заднем сиденье Елисея и понимает, что не может просто высадить мальчишку где-нибудь в городе и забыть обо всей этой истории. Это его признание, ожог на руке — явно от сигареты, синяк на бедре… Последнее волнует Константина больше всего. Довольно характерная отметина. Мужчина сам не раз оставлял подобные на разгорячённых телах любителей «пожёстче», периодически ночующих в его постели. «Не попадаться ему на глаза…» — снова всплывает в голове Константина произнесённая с какой-то смиренно-обречённой интонацией фраза, и мужчина косится на Елисея, с беззаботным видом смотрящего в окно. «Неужели этот Олег насиловал его?» Константин смотрит на парня, пытаясь разглядеть в нём отпечаток случившегося, но Елисей замечает взгляд мужчины и беззаботно улыбается ему. Ветер из узкой щели, в которую Константин высунул руку с сигаретой, треплет его волосы, и мужчина замечает на шее подростка ещё одно подтверждение своих мрачных мыслей. Нахмурившись, он отворачивается. Высокие ели по обе стороны дороги стоят притихшие, ободранные ночным ураганом. У обочины лежит уже распиленное дерево, на асфальте — мокрая грязно-жёлтая труха. Константин объезжает её и наконец разгоняется, всё же признавшись себе, что он волнуется за этого ребёнка, как снег свалившегося на его голову. И не успокоится, пока не убедится, что дома его ожидает не тот ад, картину которого любезно предоставило ему так не вовремя разыгравшееся воображение.***
В подъезде, в который мужчина зашёл за слабо возражающим подростком, темно и холодно. Константин поднимается, стараясь ничего не касаться — стены даже в полумраке выглядят грязными и липкими, засаленные перила и вовсе не внушают доверия. Елисей идёт впереди, не оборачиваясь, ступает почти неслышно. Мужчина рассматривает его спутанные рыжие волосы. На третьем этаже Ел указывает на дверь с номером «22». — Всё, мы пришли, — извещает он. — Спасибо, что помо… Константин нажимает на выжженную кнопку звонка, прерывая довольно предсказуемую речь парня. — Эй, зачем? — Елисей отдёргивает руку мужчины от двери, но уже поздно — за дверью слышатся лёгкие шаги. Щёлкает замок. Дверь открывает женщина, увидев которую, Константин забывает, что собирался сказать. Он вообще забывает, как должна звучать человеческая речь. А такое случается с ним лишь в исключительных ситуациях. Впрочем, эта женщина и есть своего рода «исключительная ситуация» — длинные рыжие волосы спускаются почти до пояса, обрамляя худое, аристократически бледное лицо, светлые серые глаза пронзают Константина ледяным взглядом, вскользь брошенным из-под неестественно длинных и тёмных, но явно не тронутых тушью ресниц, тонкие, но яркие губы надменно поджаты. Красоту этой женщины не портят ни морщины, исполосовавшие нахмуренный лоб, ни серые тени, залёгшие под глазами. Пока мужчина пытается проглотить ком в горле, силясь прогнать наваждение, практически полная копия своей матери в лице Елисея делает шаг вперёд. — Мам, привет. Это Константин. Он… — Где ты шлялся все это время? — вдруг шипит женщина, в одно мгновение становясь похожей на разъяренную кошку. — Олег места себе не находит! Он каждые десять минут звонит мне, спрашивает, не пришёл ли ты! — Мам, подожди, успокойся. Я ночевал у Константина… — Ты с ним спал?! Звук пощёчины звонким эхом разносится по подъезду, мгновенно приводя мужчину в чувство. — Так, женщина, успокойтесь. Я и пальцем не тронул вашего сына… — Мне плевать. Плевать!.. — Вам лучше уйти, — глядя в пол, шепчет парень. Одной рукой он держится за алеющую щеку, другой пытается схватить мать и затащить в квартиру, но женщина отталкивает его. — Ты нам не нужен! Ты только всё портишь! — Она снова заносит руку, но Константин успевает перехватить её. — Что происходит? — Поняв, что с матерью разговаривать бесполезно, Константин обращается к Елисею. Тот выглядит на удивление хладнокровным. — Кажется, я изрядно потрепал Олегу нервы тем, что не вернулся, как обычно, рано утром, — отвечает подросток. Его мать вырывается, пытаясь добраться до своего сына и абсолютно не обращая на держащего её мужчину никакого внимания. — Мам, пойдем домой. Олег, наверное, опять забыл дать тебе лекарства… Как только Ел делает шаг в сторону матери, она как-то совсем уж неестественно изворачивается, кусает Константина за запястье и, вырвавшись, бросается к сыну. — Ты больше никогда не переступишь порог этого дома. — Женщина хватает Елисея за горло и прижимает к стене. — Никогда, понял! Я видеть тебя не хочу! Проваливай к своему ёбарю! Чувствуя, что ситуация готова вот-вот выйти из-под контроля, Константин хватает женщину за шкирку и не самым нежным образом тащит в сторону. В нос мужчине ударяет запах затхлости и пота. Елисей разжимает сомкнутые на его горле пальцы и бросается к лестнице, кашляя и судорожно хватая ртом воздух. — Вниз. Быстро, — командует Константин. Повторять не приходится — Ел сбегает по лестнице, перепрыгивая ступени. Потеряв сына из вида, мать Елисея неожиданно обмякает в руках мужчины. Он заталкивает её в квартиру и сажает на пол у стены. Вновь ставшее прекрасным лицо абсолютно спокойно. Даже слишком спокойно — взгляд устремлён в пустоту, рот приоткрыт, на нижней губе начинает скапливаться слюна… — А вы, простите, кто? — раздаётся сонный голос за спиной Константина. Он оборачивается и видит растрёпанную женщину, замотавшуюся в халат. Она впивается в него заспанным, но цепким взглядом, потом замечает мать Елисея и вскрикивает: — Что с Яной?! — Не знаю, — отвечает Константин, рассудив, что первый вопрос можно проигнорировать, — но, думаю, нужно вызвать скорую. — Да, да… — Женщина прикрывает рот рукой и ошарашенно смотрит на мать Елисея, не двигаясь с места. Константин делает глубокий вдох и намекает: — Сами справитесь? — А? Да, конечно. — Женщина наконец отрывает взгляд от соседки и уходит к себе в квартиру напротив. Константин ждёт, пока она не скроется за дверью, потом бросает последний взгляд на медленно клонящуюся к полу мать Елисея и уходит. Ела мужчина находит сидящим на нижней ступеньке крыльца и методично выдирающим растущую у её основания траву. На вышедшего из подъезда Константина тот не обращает ни малейшего внимания. Мужчина подходит к машине, снимает её с сигнализации, но парень по-прежнему не двигается с места. — Ступеньки холодные, — говорит Константин, не оборачиваясь. — Садись в машину. Елисей, не поднимая взгляда и вообще выглядя так, будто ему можно приказать что угодно, и он, не задумываясь, выполнит, залезает на заднее сиденье и затихает. Мужчина закрывает за ним дверь и прислоняется к машине. Сигарета не приносит желаемого облегчения. Константин держит её возле рта, касаясь губами фильтра, щурится, когда дым попадает в глаза, и материт себя такими словами, каких не вспоминал со времён бурного отрочества. За то, что полез не в своё дело. За то, что опять поступил правильно, а не так, как надо. И за то, что, оказывается, может мириться с любым злом ровно до тех пор, пока оно не происходит у него на глазах.***
Елисей смотрит в окно. Привычное оцепенение постепенно отступает, оставляя парня в полной уверенности, что ближайшие несколько ночей он вновь и вновь будет переживать всё то, что сейчас ускользает из памяти — во снах, не дающих ни крепко уснуть, ни окончательно проснуться… — Я затащил твою мать в квартиру, — в абсолютной тишине, царящей в машине, даже тихий голос Константина звучит громко и резко. Парень поднимает глаза на мужчину — реальность всё ещё немного плывёт, будто он смотрит сквозь облако мелкой мошкары, но взгляд сфокусировать уже получается. — Как она? Мужчина хмурится. — Честно говоря, не очень, — помедлив, отвечает он. — Какая-то женщина из соседней квартиры вызвалась с ней посидеть, пока не приедет скорая. — Только не это. — Ел закрывает лицо руками, зарывается пальцами в волосы и тянет их, пытаясь сдержаться и не съездить кулаком по стеклу. Или по лицу Константину. — Да не волнуйся так, — неверно истолковывает его состояние мужчина. — Не думаю, что это что-то серьёзное. Какой-нибудь нервный срыв или… — Не нужно было вызывать скорую, — цедит парень сквозь зубы, не давая мужчине договорить, — какого хрена вы влезли? — Так, я понимаю, что ты расстроен и напуган, поэтому сделаю вид, что не слышал твоего вопроса. Елисей, послушай, твоей маме явно нужна помощь… — Ни хрена вы не понимаете! — Голос парня срывается на крик. — Её могут увезти! Кто вас просил лезть не в своё дело? — Эй! Последи-ка за языком, моё терпение не безгранично. — Константин не кричит, говорит тихо, но голос такой, что Ел вздрагивает и послушно замолкает. Начавшая было разгораться внутри него ярость угасает как по щелчку. Парень чувствует себя котом, которого подняли за шкирку, поджавшим хвост и покорно затихшим. — Извините. — Молодец, — кивает мужчина. — А теперь успокойся и объясни всё по-нормальному. «По-нормальному? Как объяснить по-нормальному то, что совершенно не нормально?» — думает Елисей, но всё же делает глубокий вдох и начинает говорить, осторожно подбирая слова: — Мы живем втроём: я, мама и Олег, её… сожитель, как я его называю. Обычно, когда Олег трезвый, он ходит на работу и заботится о маме, а на меня не обращает внимания. Но когда он выпьет… В такие моменты мне нельзя находиться с ним в одной квартире. — Ел сжимает кулаки. Каждый раз, когда он не успевает сбежать, из памяти будто выпадает кусок жизни. Но сны издевательски подробно рассказывают парню о появлении на его теле синяков, ссадин, порезов, ожогов… — Синяк на твоём бедре — его рук дело? Ел вздрагивает и поднимает на мужчину испуганный взгляд. — Откуда вы…? — Не важно. Отвечай. — Да, его. — Быстро говорит Ел и тут же повторяет вопрос: — И всё-таки, откуда вы знаете про синяк? — Я заходил к тебе ночью. — Константин видит, как у подростка округляются глаза, и добавляет: — Хотел убедиться, что ты не собираешься сбежать. А ёбарь — это, получается, я? — переводит тему мужчина. Он смотрит в зеркало заднего вида, ловит настороженный взгляд Ела, который тот не спускает с него на протяжении всего разговора, и парень, краснея, отворачивается к окну. — Кажется, да, — виновато бормочет он. — Извините. Не понимаю, почему она так сказала. Константин неожиданно усмехается. — Ну вот, а я надеялся, что в крайнем случае получится сбагрить тебя твоему любовничку. От возмущения Елисей вытягивается в струнку. — Я вообще-то не… — пытается возразить он, но мужчина не даёт ему договорить. — Да мне плевать, — безразлично выдыхает он. Парню вдруг становится очень неуютно. Пытаясь это скрыть, он старается не бросать на мужчину опасливых взглядов, но терпит крах — через пару минут Константин не выдерживает и раздражённо произносит: — Ну, давай, спрашивай уже. — А вы… — Елисей нервно облизывает пересохшие губы. — То есть вы, получается… — А я, — снова перебивает его мужчина, — не поклонник тощих зашуганных малолеток. Парень открывает рот, но сказать больше ничего не успевает — во двор въезжает скорая, и всё его внимание переключается на неё. «Хоть бы маме просто сделали укол, — думает Елисей, скрещивая пальцы, — хоть бы не увезли…» — Ты разве не пойдешь к ней? — Константин оборачивается к подростку. Тот мотает головой, неотрывно следя за уже закрывшейся за врачами дверью. Мужчина выглядит недовольным таким решением, но не спорит. — И часто твоя мать устраивает подобные скандалы? — вместо этого продолжает допытываться он. — Нет. — По Елисею видно, что говорить ему явно не хочется, но он всё же позволяет мужчине расспрашивать себя — в конце концов, после всего, что тот для него сделал, он имеет на это право. — Обычно она очень спокойная и добрая, даже если пропустит разок приём лекарств. Жаль, что вы увидели её в таком состоянии… — Её Олег тоже бьёт? — с фальшивым безразличием спрашивает Константин. Ел невесело ухмыляется: — И пальцем ни разу не тронул, — отвечает он, и мужчина безрадостно хмыкает: — Да уж. Странная у вас семейка… — А вот это уже не ваше дело, — говорит парень, но сразу же добавляет: — Простите. В моей голове это звучало не так грубо. Повисает неловкое молчание. Константин снова закуривает — от запаха сигарет в носу у Елисея начинает щипать, и он пару раз чихает, но мужчина не обращает на это внимания. Не проходит и пяти минут, как подъездная дверь распахивается и с грохотом бьётся о стену. Высокая врач в синей форме ведёт мать Елисея, придерживая за плечи. Та кажется рядом с ней чуть ли не девочкой — худая, маленькая, ссутулившаяся. Она одета в халат и почему-то высокие зимние сапоги. Елисей поджимает губы и отворачивается. Константин снова достаёт сигарету, но на этот раз не закуривает, а начинает вертеть её в пальцах. Через несколько секунд скорая уезжает. — И что теперь? — спрашивает мужчина. Елисей молчит. — Тебе есть куда пойти? — Нет, — коротко отвечает парень. В его голове лихорадочно мельтешат мысли, но ни одна не помогает собраться, и больше всего Елу хочется, чтобы время остановилось, и ему вообще ничего не пришлось решать. Константин молча мнёт сигарету в пальцах. Из неё высыпается табак и падает ему на колени. Пауза затягивается. — Я позвоню в соцслужбу… — в конце концов не терпящим возражений тоном нарушает её мужчина, но Елисей перебивает его: — Не надо! — И что ты прикажешь с тобой делать? — Константин повышает голос, и парень понимает, что в прошлый раз он одёрнул его ещё мило и безобидно. А вот сейчас мужчина действительно зол — Елисей чувствует, как по шее сзади пробегают мурашки от одного его присутствия. Кончики пальцев начинают подрагивать, в груди словно крутится комок колючей проволоки. Наматывает на себя внутренности, скручивается всё туже и туже, не давая вдохнуть. Спутывает мысли, загоняет этот неразборчивый невнятный ком в тупик… И парень смелеет от безысходности. — Вы можете снова отвезти меня к себе домой, — говорит он, сверля взглядом затылок мужчины. — Ха! — Константин смеётся, но смех у него ледяной и колючий. — Нет. С меня хватит. Пусть с тобой разбираются те, кто должен этим заниматься… — По вашей вине мне некуда пойти, — зло шипит Елисей. — Если бы вы не вызвали скорую… — Твоей матери нужна была помощь… — Она получала помощь! Она пила таблетки и… — Как ты недавно верно заметил — это всё меня не касается. — Обрывает парня на полуслове мужчина и достаёт телефон. Елисея прошибает холодный пот — проволока внутри сжимается в ещё один тугой виток, ржавый острый металл цепляет сердце, оно пропускает удар, и парень выпаливает: — Если вы позвоните в соцслужбу или в полицию, я… я скажу, что вы пытались меня изнасиловать! Вы приставали ко мне на глазах у той продавщицы. Так что у меня есть свидетель. Скажу, что этот ожог у меня на руке, и синяк, и всё остальное… что это всё вы сделали!.. Константин замирает с телефоном в руках. Он поднимает взгляд на Ела, и тот едва сдерживается, чтобы не отвернуться. Мужчина смотрит на подростка, не отводя взгляда, даже не моргая, а парень всё говорит и говорит, пока сам не пугается того, какую чушь несёт, и не начинает до крови кусать губы, заставляя себя замолчать. — А ты и правда в отчаянии, да? — то ли спрашивает, то ли утверждает мужчина. Парень опускает взгляд и весь сжимается, едва не перестав дышать. «И что теперь? — думает он. — Накричит? Ударит? Выкинет из машины?..» Елисей обнимает себя за плечи и начинает едва заметно раскачиваться, скорчившись на заднем сиденье. Ясность сознания снова изменяет ему, и Константин кажется каким-то монстром, ужасным злобным чудовищем, в лапах которого по какому-то недоразумению оказалось его беззащитное тело… Вот только если бы Ел поднял взгляд, он бы увидел, что мужчина вовсе не выглядит злым. Скорее, уставшим и раздражённым. — Благими намерениями… — бормочет он, заводит машину и начинает разворачиваться. — Куда вы? — Парень подскакивает и хватает Константина за плечо, поражаясь тому, какое оно неожиданно тёплое и человеческое. — Домой. Елисей медленно убирает руку. Вера в чудовищ и монстров слабеет, и парень тихо шепчет «Спасибо», стараясь вложить в это слово не только благодарность, но и извинение.