Время выйти на солнце

      Константин медленно идёт по пустому холлу, разглядывая смутно знакомую обстановку. В последний раз он был в этой школе почти четырнадцать лет назад, когда забирал сестру, и с тех пор практически всё здесь изменилось. Только стены по-прежнему выкрашены в казённо-бежевый цвет, кажущийся ещё унылей в контрасте с новой мебелью и расставленными по углам растениями в ярко-оранжевых горшках.       Мужчина смотрит на часы и хмурится. Он предупреждал Елисея, что приедет в шесть. На что мальчишка пообещал дождаться его и встретить. Так где его носит?       Шаги гулко разносятся по пустым коридорам. Где-то в другом конце здания играет музыка, глухо слышны детские голоса. Константин идёт вдоль стены и сворачивает направо — туда, где, насколько он помнит, раньше был туалет. Почти часовое стояние в пробке после пары больших чашек кофе было крайне неприятным сюрпризом.       Туалет оказывается там же, где и раньше. Константин распахивает скрипучую дверь и заходит, но сразу же останавливается — где-то справа, за перегородкой слышится возня, потом металлический лязг и шёпотом, но в сердцах произнесённое «блядь!», и мимо, чуть не сбив с ног, проносится парень в спортивной форме. Константин удивлённо провожает его взглядом, а потом слышит доносящийся из кабинки всхлип и быстро идёт на звук — голос знаком.       Стены туалета выложены сине-зелёным кафелем, цветом напоминающим халаты хирургов. На его фоне рыжие волосы Елисея кажутся неправдоподобно яркими.       Мужчина замирает в дверном проёме.       — Елисей?       Никакого ответа.       Константин медленно подходит ближе. Безучастное выражение лица Ела заставляет нервно сжать кулаки. Он дышит рвано, сквозь судорожно сжатые зубы, будто из последних сил пытается не закричать. Рубашка стянута набок, несколько верхних пуговиц расстёгнуты, и на открывшейся взору шее алеют яркие, явно болезненные засосы. Елисей смотрит в сторону Константина, но будто бы сквозь него, и тот чувствует, как внутри всё холодеет от этого взгляда.       — Эй, Ел! Ты в порядке?       Елисей медленно поднимает голову и с трудом фокусируется.       — Извините. Я вас не встретил, — говорит он и подходит, без тени смущения застёгивая измятую рубашку.       — Да. Это как раз то, что сейчас волнует меня больше всего. — Сарказм в голосе Константина резкий, едкий, почти физически ощутимый, но Ел по-прежнему делает вид, будто ничего не произошло. Костя смотрит на размеренные движения его пальцев, слушает равнодушный голос, поверхностное дыхание… В памяти всплывает пугающе безмятежное после истерики выражение лица его матери, и в следующее мгновение Константин хватает его за запястья, прерывая гипнотизирующе ритмичное застёгивание пуговиц.       — Что здесь произошло? Отвечай.       Елисей пытается вырваться и снова потянуться к пуговицам, но Костя сжимает его запястья сильнее, заставляя вскрикнуть от боли.       — Что? Да ничего не… — бормочет Ел. Константин не даёт ему договорить.       — Нет, радость моя, было, — выпаливает он, с силой встряхивая Елисея, когда взгляд того снова начинает плыть. — Что этот парень с тобой делал?       — Отпустите! Мне больно…       — Как его зовут?       Отвлечённый вопрос заставляет Ела очнуться. От неожиданности он перестаёт вырываться и смотрит на Константина блестящими от слёз глазами так, словно видит впервые.       — Егор. Его зовут Егор.       — Егор, значит. И часто он развлекается с тобой подобным образом?       — Я… я не помню. — Ел пытается отвернуться, но Константин не позволяет ему — хватает за подбородок и наклоняется вперёд, заглядывая в глаза.       — Вспоминай.       Елисей замирает, уставившись на него, не моргая, затем неожиданно всхлипывает и опускает голову. На Костину руку, всё ещё слегка удерживающую его за запястье, капают слёзы.       Он молча отпускает Ела.       — Он… Чёрт! — Тот сглатывает и вытирает глаза рукавом рубашки. — Это действительно было, да? И вы всё видели?.. Простите… — бормочет сдавленным голосом. Константин молча смотрит, как он трёт глаза. Внезапно появившееся желание обнять его и успокоить заставляет сложить руки на груди и сжать зубы.       Елисей прячет лицо за волосами. Плечи его вздрагивают от беззвучного плача.

***

      Елисей разувается и ждёт, пока Константин пройдёт дальше в комнату, но тот не торопится оставлять его одного. Наоборот, прислоняется к стене и складывает руки на груди, не сводя с него взгляда. Несколько секунд Ел медлит, а потом всё же начинает снимать куртку. Стягивая рукав с левой руки, он не выдерживает — шипит сквозь зубы и закусывает губу. Костя ничего не говорит. Елисей следит за ним краем глаза.       Когда он остается в рубашке, Константин вздыхает — рукав подвёрнут, на запястье болтается грязный, отлепившийся по краям пластырь. Ел пытается пригладить его края, но морщится и переводит на Костю настороженный взгляд. Тот совсем не выглядит удивлённым.       — Это пластырь, который я дал тебе в воскресенье? — спрашивает он, взглядом указывая на запястье. Елисей кивает, поджав губы, и Константин продолжает: — Иди сюда. Ожог всё ещё кровоточит?       — Да всё в порядке...       — Я сказал, подойди.       Ел недовольно фыркает, но слушается. Когда он подходит, Константин жестом просит его поднять руку.       — Сними пластырь.       Елисей собирается возразить, но встречается глазами с уставшим взглядом и понимает, что сейчас не лучшее время показывать характер. Пластырь он начинает снимать медленно, но потом не выдерживает и срывает его одним движением, впиваясь зубами в нижнюю губу.       Вид запястья заставляет Константина присвистнуть: рана гноится, вокруг всё покраснело. Он качает головой.       — Нужно обработать. Пойдём, я дам тебе мазь и бинт.       — Да не надо, — пытается возразить Ел, легкомысленно отмахиваясь здоровой рукой. — Ничего страшного. Само пройдет. На мне и не такое заживало…       — Хочешь, чтобы тебе руку отрезали?       Елисей замолкает на полуслове, глядя на Константина широко распахнутыми глазами, а потом усмехается:       — Вы пугаете меня, как маленького ребёнка.       — А ты кто, по-твоему? — хмыкает в ответ мужчина, глядя на него сверху вниз. Тот не знает, куда деваться.       — Ну… Не маленький, — пытается он стоять на своём. Константин смотрит на него, и кажется, он вот-вот улыбнется, но его губы плотно сжаты. — По крайней мере, не настолько, чтобы поверить в такую ерунду.       Константин качает головой.       — Пойдём, — повторяет он, поворачивается спиной и идёт в комнату. Ел следует за ним.       К его удивлению, в гостиной Константин не останавливается, а проходит дальше и открывает дверь, ведущую, как оказывается, в его спальню. В этой комнате Ел впервые, поэтому, едва переступив порог и поняв, куда его привели, замирает в нерешительности и лишь украдкой осматривается, не осмеливаясь пройти дальше. Через несколько секунд мужчина сам подзывает его.       — Подойди, — говорит он, закрывает шкаф и садится на кровать, раскладывая перед собой мазь, бинт и бутылочку с какой-то прозрачной жидкостью. Елисей послушно подходит. — Сам всё сделаешь или лучше мне?       — Лучше вы… — бормочет Ел, представляя, как он будет пытаться самостоятельно завязать на себе бинт. — Я один не смогу.       — Мне нужно будет дотронуться до тебя, понимаешь? — Константин смотрит серьёзно, и Елисей весь сжимается под этим взглядом. Мужчина замечает это и улыбается уголком губ. — Драться не будешь?       — Не буду. — Ел краснеет и виновато скалится. — Я только, когда меня неожиданно трогают, пугаюсь.       — Хорошо. — Константин удовлетворённо кивает. — Тогда садись. Больно, —он осторожно берёт руку Елисея с тыльной стороны ладони, рассматривает ожог и переводит взгляд на парня, — будет.       Мужчина не обманул. От соприкосновения с жидкостью кожу щиплет, и Елисею хочется отдёрнуть руку, но он терпит, только морщит нос и жмурится, когда Константин протирает вокруг ожога куском бинта. Мужчина почти не касается парня, только едва ощутимо придерживает запястье, и подросток чертовски этому рад — на самом деле, он вообще не любит, когда его трогают.       — Так не туго? — спрашивает Константин, сделав пару мотков бинтом. Парень качает головой, и мужчина продолжает осторожно перевязывать его запястье. Пользуясь тем, что Константин занят, Елисей рассматривает его. Он впервые видит его так близко, и с каким-то самому ему кажущимся странным удивлением замечает в его внешности абсолютно человеческие детали — слипшиеся от геля пряди волос к концу дня рассыпались и падают мужчине на глаза, на щеках и подбородке видна тёмная щетина, сухие губы покрыты мелкими трещинками… Все предыдущие дни парень толком не смотрел на того, с кем ему приходится жить, как и всегда полностью погружённый в свой мир, не простирающийся дальше вытянутой руки, дальше рамок опущенного под ноги взгляда, и теперь почти ошарашен тем, что рядом с ним сидит настоящий, живой человек. Ел давно не чувствовал ничего подобного. Всё его окружение: мать — бледная тень самой себя, сама на себя не похожая; Олег — абстрактное олицетворение опасности и несправедливости; одноклассники — статисты во всей этой дурацкой пьесе; единственная подруга, такая же замкнутая, как и он сам…       Елисей резко выпрямляется. Брови сходятся к переносице. Парень вдруг с ужасом понимает, что после случившегося в школьном туалете, когда мужчина насильно заставил его признаться в реальности происходящего и признать его, мозг словно перестал фильтровать информацию и начал реагировать на всё, что раньше пропускал, сосредоточенный на своей попытке закрыться от внешнего мира. Окружающая действительность словно стала объёмнее и плотнее, превратившись из неясного призрака во что-то настоящее, с чем приходится считаться, и это очень не нравится парню.       — Всё. Свободен, — говорит Константин, выдёргивая подростка из путанных размышлений. Ел благодарит его, но уходить не торопится. Наоборот, поворачивается к мужчине и вскидывает голову, смело заглядывая ему в лицо. Константин недоуменно хмурится — с того момента, как он подобрал этого парня, тот, кажется, впервые так прямо смотрит на него.       — Мне стыдно за то, что я сказал вам тогда в машине, — вдруг выпаливает Елисей, краснеет и сразу же опускает взгляд в пол. — За то, что шантажировал и всё такое…       — Я знаю, — говорит Константин, не давая ему договорить, чтобы не смущать его ещё больше.       — Нет, мне правда…       — Не сомневаюсь.       — Вы как будто совсем не злитесь на меня… — то ли спрашивает, то ли говорит Елисей. Пару секунд Константин молчит, собирая с кровати лекарства и бинт, а потом встаёт и идёт к шкафу.       — Нет. На тебя я не злюсь, — всё же отвечает он, стоя к Елу спиной, и тот, не видя его лица, никак не может понять, правда это или нет — голос чёрств и выхолощен. — Всё. Иди к себе. Перед сном подойди ещё раз, нужно будет сменить повязку.       Елисей не спорит — выходит, пожав плечами. Рука болит, но он понимает: лечение редко бывает приятным.