Время выйти на солнце

      Воскресенье. Пять утра. Елисей лежит, каждые несколько минут поглядывая на режущие глаза красные светящиеся цифры. В доме тихо. На улице тихо. И внутри него наконец-то тихо.       У подростка совершенно сбился режим. В четверг он пришёл домой и сразу же лёг спать. Проснулся в половину пятого утра. Ворочался, пытаясь уснуть, но до самого звонка будильника так и не смог сомкнуть глаз. Мысли, не дававшие покоя всю прошлую ночь, по-прежнему не покидали его, но больше не разрывали изнутри хаотичным мельтешением. Как будто аккуратно разложились по полочкам, готовые к обстоятельному исследованию. Плакать не хотелось.       Впрочем, не хотелось ровно до того момента, пока он не увидел Константина. Мужчина был словно обезболивающее, такое необходимое, но такое недостижимое. Как же парню хотелось, чтобы он просто его выслушал…       В школе Вика перестала донимать Ела вопросами. Даже Игорь, казалось, утратил всякий интерес к нему, так и не приведя свою угрозу в действие. Елисей понятия не имел, что могло остановить его, так что предпочитал об этом не думать. Уроки тянулись спокойно, размеренно… Только парень почему-то чувствовал себя жутко уставшим. Даже в субботу, когда вроде бы ничто не мешало ему лечь в нормальное время, он смог продержаться лишь до половины одиннадцатого, так и не сумев дождаться Константина, куда-то уехавшего на ночь глядя.       Елисей снова открывает глаза и пялится на часы. Сегодня он возвращается домой. Он не знает, отвезёт его Константин, или придётся ехать самому, и стоит ли вообще дожидаться, пока мужчина, который неизвестно во сколько вернулся домой, проснётся, или можно просто оставить записку и уйти… Автобусы начинают ходить в шесть. Если начать собираться сейчас, можно успеть на первый.       Парень встаёт и начинает одеваться. Последние два дня они с Константином толком не разговаривали. Мужчина по-прежнему отвозил его в школу, перевязывал рану и задавал дежурные вопросы о самочувствии. Ел отвечал на автомате, иногда, кажется, невпопад. Голова всё это время была занята другим — подросток перебирал воспоминания, пытаясь принять их, осознать как часть себя. И порой даже получалось.       Только вот Олега он начал бояться гораздо, гораздо сильнее. А ещё появилась какая-то горькая обида на мать, и за это чувство парню ужасно стыдно. Иногда он думал, что лучше ему было вообще ничего не вспоминать. И вообще не встречать Константина.       На то, чтобы собрать вещи, Елисею хватает пяти минут. В начале шестого парень как можно тише спускается по лестнице, на ходу пытаясь вспомнить, какой замок стоит на входной двери, и надеясь, что его не нужно закрывать ключом. Есть ещё забор, но через него можно перелезть…       — Ну и куда ты собрался?       Ел вздрагивает и чуть не оступается, но в последний момент успевает схватиться за перила. Рука мгновенно словно прирастает к ним, и парень замирает, не смея сделать ни шага.       Константин заходит в дом; с веранды тянет табачным дымом и сыростью. Сквозь окно блекло просвечивает тёмно-серое утро.       — Я хочу выехать пораньше, — говорит парень. Мужчина морщится.       — Иди спи. — Голос звучит устало.       — Я выспался, — едва различимый шёпот. Здесь, за городом, тишина такая, что Елисею даже как-то совестно её нарушать. У него дома такой никогда не было — шумели соседи, ездили машины. А здесь такое чувство, будто они одни во всём мире…       — Ты в последнее время только и делаешь, что спишь. — Константин поднимается по лестнице и останавливается на одну ступеньку ниже Ела. От него пахнет перегаром, и Ел невольно напрягается, но мужчина не выглядит пьяным. — Ты точно здоров? — спрашивает он и кладёт руку ему на лоб. Дыхание парня сбивается. Ладонь мужчины, кажется, единственный источник тепла, способный его согреть — в это промозглое утро Ел мёрз даже под одеялом.       — У меня нет температуры. — Парень смотрит в глаза мужчины, впервые находящиеся на одном уровне с его, и всеми силами старается унять стук спятившего сердца.       — У тебя её как будто вообще нет. Ты замёрз?       Елисей качает головой. Волосы Константина влажные, в них поблёскивают мелкие капли. А ведь дождь закончился минут двадцать назад…       — У вас волосы мокрые, — шепчет парень. Ему жутко, до зуда в ладонях, хочется провести по ним рукой, но это будет выглядеть как-то… совсем неправильно, и от досады Ел начинает кусать губы. Константин скользит по ним взглядом, но тут же отворачивается, спускается на ступеньку ниже и прислоняется спиной к перилам.       — Я планирую ещё хотя бы пару часов поспать, — говорит он, проигнорировав последнее замечание и уставившись в пустоту перед собой, — потом подброшу тебя до города. Постарайся к этому времени привести свои нервы в порядок. И не пытайся сбежать, это глупо. Согласен?       Константин искоса смотрит на парня. Тот молча кивает, и мужчина, устало вздохнув, уходит к себе. В чёрных спортивных штанах и серой толстовке он выглядит непривычно домашним. Таким Ел видит его впервые. Всю неделю Константин до самой ночи ходил в брюках и рубашке, позволяя себе лишь снять галстук и расстегнуть пару верхних пуговиц. Словно его дом — это продолжение офиса…       Елисей поднимается наверх и закрывается в спальне, упорно забивая голову подготовкой к экзаменам.

***

      — Это ты так выспался, да?       Елисей резко садится на кровати и смотрит на усмехающегося Константина. В окно ярко светит солнце; в комнате душно.       — Я прилёг на пару минут… Сколько сейчас времени?       — Почти одиннадцать. — Мужчина улыбается, глядя, как парень пытается убрать с лица спутавшиеся волосы. — Давай собирайся. Выезжаем через полчаса, — говорит он и выходит.       Ел встаёт, открывает окно и с удовольствием вдыхает тёплый весенний воздух, прислушиваясь к пению птиц и далекому шуму машин. Холодное безжизненное утро кажется просто кошмарным сном.       Через десять минут подросток уже стоит в коридоре, полностью собранный.       — Так торопишься домой? — Константин неслышно подходит и рассматривает его, крутя на пальце связку ключей.       — Просто не знаю, чем себя занять. — Парень улыбается, и это искренне — все дурные мысли остались где-то в хмуром раннем утре и не могут до него оттуда дотянуться.       — Позвони своей соседке, спроси, как там дела. — Мужчина протягивает телефон и продолжает рассматривать Ела, опираясь плечом на стену. В строгих тёмно-коричневых брюках и синей рубашке он снова выглядит неуязвимым и собранным.       Елисей берёт у него телефон и набирает номер.       — Здравствуйте. Да, это Ел. Я хотел узнать, как там мама. Что? Почему?..       Парень слушает соседку, пытаясь отогнать закрадывающиеся в голову дурные мысли, и на протяжении всего их разговора Константин так внимательно следит за выражением лица подростка, что тому хочется отвернуться.       — Ну что? — спрашивает мужчина, когда Елисей протягивает ему телефон.       — Мама дома, но Светлана Григорьевна не смогла с ней поговорить — Олег не позволил. Говорит, маме нужен покой.       — Хм, но ведь она только вышла из больницы, в этом нет ничего странного, разве нет?       — Да, наверное… — голос парня звучит неуверенно. Константин недовольно щурится и отводит взгляд.       — Пойдём.       Они выходят из дома, и Ел подставляет лицо солнцу. Здесь и сейчас ему впервые за последние годы спокойно, но он знает, что всего через каких-то полчаса этому придет конец.

***

      Стоит Елисею выйти из пропитанного молчанием салона машины, как привычные звуки набрасываются на него, оглушая и дезориентируя. Парень окидывает взглядом свой дом, и прошедшая неделя перестаёт для него существовать, забывается, как сон, от которого уже к обеду остаётся лишь смутное воспоминание.       Во дворе ветрено, солнечно и шумно. Ел щурится, рассматривая стоящего рядом Константина. Мужчина не обращает на него внимания — зажимает в губах сигарету, щёлкает зажигалкой, затягивается. Дым тонкой белой струйкой вплетается в ветер. Елисей ждёт, пока мужчина не сделает пару затяжек, а потом начинает говорить. Собственный голос кажется парню тусклым по сравнению со звонкими голосами играющих во дворе детей, но чем дольше он говорит, тем глуше они становятся. Под конец Ел уже совсем не слышит ни детских голосов, ни своего — весь мир сжимается до слепяще белого штриха сигареты в загорелых пальцах. Подросток говорит, облекая в слова то, что ясно и без слов.       — …и спасибо вам за всё.       Константин слушает молча, и парень впервые не чувствует исходящего от него безразлично-скучающего раздражения. Сигарета тлеет в руке мужчины. Хрупкий столбик пепла падает на асфальт и рассыпается; ветер смешивает пепел с пылью.       — Ну, я пойду. — Елисей заглядывает Константину в глаза, ища в них… что-то. Он и сам едва понимает, что хочет увидеть — чувство новое, незнакомое и едва уловимое.       — Удачи тебе. — Мужчина протягивает руку. Парень неуверенно её пожимает.       Прощание получается быстрым и каким-то скомканным. Открывая дверь, Ел слышит, как Константин уезжает, и уговаривает себя не оборачиваться. После залитого солнечным светом двора темнота подъезда кажется ему непроницаемой. Елисей закрывает глаза, пережидая это ощущение, стараясь дышать размеренно и глубоко. Он опасается, что его охватит паника, но она лишь еле слышно кричит где-то в дальнем углу сознания. Да, он боится того, что с ним может сделать Олег. Боится снова увидеть мамин пустой взгляд. Но, чёрт возьми, если будет нужно, он сможет за себя постоять. Теперь сможет. Он себе обещает.       Елисей поднимается на третий этаж и жмет кнопку звонка. Дверь открывает Олег.       — Здравствуйте, — осторожно произносит парень.       — Ну здравствуй. — Мужчина улыбается, разглядывая Ела поверх очков в тонкой серебристой оправе. Елисей принюхивается и облегчённо выдыхает — трезвый! Слава богу, трезвый!       — Можно войти?       Олег молча отступает вглубь квартиры, пропуская Ела вперёд. Парень переступает порог и чувствует, как голова невольно вжимается в плечи. Ужасно не хочется поворачиваться к мужчине спиной, но подросток старается не выдавать свой страх, словно тот — зверь, и бросится на него, как только почует слабость.       — А где мама?       — В комнате. — Олег подозрительно тих и покладист. Смутное беспокойство заставляет дыхание парня участиться. Вцепившись в холодную ручку, Ел тянет на себя протяжно скрипящую дверь.       В комнате темно. Единственное окно плотно зашторено. Мать Елисея сидит в кресле, накрытая выцветшим бордовым пледом. У неё на коленях лежит старый фотоальбом, который она неспешно листает, не обращая на сына никакого внимания.       — Мам? — зовёт парень шёпотом и подходит к матери. Звенящая тишина нарушается лишь шорохом плёнки на листах и тяжёлым дыханием Олега ему в затылок. — Мам, привет. — Ел садится перед ней на корточки и неуверенно касается руки — кожа под его пальцами сухая и шершавая. Женщина медленно поднимает голову. На её лице, осунувшемся и сером в проходящем сквозь тёмные шторы солнечном свете, как окна в туманное небо лихорадочно блестят тусклые, словно подёрнутые полупрозрачной плёнкой, глаза.       Ел давится вдохом.       — Я… не хочу… тебя видеть! — Лицо матери вдруг искажается, показав хищный оскал. Парень пытается отодвинуться, но женщина хватает его за руку, впившись ногтями: — Олег мне всё рассказал! — шипит она, брызжа слюной.       — Что? О чём ты говоришь? — Елисей оборачивается. Олег стоит в дверном проёме, загораживая выход из комнаты, и по-прежнему улыбается.       — Ты травил меня этими таблетками. Ты хотел убить меня! Ты, грёбаный извращенец!..       — Мам, о чём ты? — Елисей отшатывается, услышав эти слова — произнесённые таким родным голосом они в тысячу раз страшнее, чем когда их произносит Олег.       — Думал, так просто будет избавиться от меня? — продолжает надрываться женщина. — Не получится! Неблагодарное отродье!       — Мама, хватит… Прекрати! — Ел уворачивается от пощёчины и рывком поднимается на ноги. Всё происходит, словно в замедленной съёмке. Парень пятится, но упирается спиной в Олега. Тот хватает его за плечи, не давая двинуться с места.       — Ты мерзкий, грязный извращенец! Ты не мой сын! — Женщина приподнимается, пытаясь встать с кресла, но тут же бессильно валится обратно; фотоальбом падает с её колен, раскрывшись где-то на середине. На всех фотографиях лицо Елисея до дыр исчёркано ручкой.       У парня начинает кружиться голова. Комната расплывается перед глазами, воздух словно становится липким и вязким. Ел разворачивается и пытается протиснуться мимо Олега, но тот снова перехватывает его.       — Видишь, твоей маме плохо. Это ты её до этого довёл, — говорит он, до боли сжимая плечи парня.       — Пусти! — Подросток пытается вырваться, но Олег вцепляется ему в запястье.       — Пойдём со мной, — говорит мужчина и тащит парня на кухню. Ел дёргается, но потом осознаёт своё бессилие, обмякает и идёт следом, лишь вяло упираясь ногами.       В окно кухни светит солнце, и Елисей щурится. Олег усаживает его за стол. Парень гипнотизирует покрытую сетью царапин грязную столешницу, слушая звон в ушах, и не сразу замечает, что мужчина что-то говорит ему.       — Что? — переспрашивает парень, поднимая взгляд. Олег стоит, опираясь на стену рядом с выходом из кухни.       — Тебе нужно уйти, — повторяет он. — Убирайся. Сегодня же.       — Уйти? Куда? — Ел не верит своим ушам. Происходящее кажется просто каким-то страшным сном.       — Не знаю. Иди туда, где ты жил всю неделю.       — Но… почему? За что вы так со мной?       — Ты сам не понимаешь? — Мужчина презрительно морщится. — Думал, тебе всё сойдёт с рук? Трахаться с мужиками? Водить их домой? Доводить мать?..       Елисей ошарашенно распахивает глаза.       — Вы всё не так поняли, — выдавливает он из себя, но Олег даже не слушает его.       — Ты считаешь, что я идиот? — выкрикивает он, подходя ближе. Парень вскакивает, перебегает на другую сторону стола, так, чтобы их с мужчиной разделяла столешница, и Олег останавливается, со злостью треснув по ней ладонями. Ел смотрит на него, и думает, что нет. Идиотом он его не считает. Больным, неуравновешенным садистом, но не идиотом.       — Если бы вы только выслушали меня… — пытается ещё раз начать парень. — Если бы знали подробности…       — Подробности этого я точно знать не хочу. — Олег отходит от стола и снова встает у входа. — Просто убирайся.       «Убираться? — проносится в голове у Елисея. — Из собственного дома? Да как он!..»       Парень собирает в кулак остатки смелости.       — Вы мне никто! — кричит он. — Мне плевать, чего вы там от меня хотите! Вы не можете мне указывать!..       Олег ухмыляется и качает головой:       — Этого хочу не только я.       — Что? — Елисей вспоминает мать и хмурится. — Не может быть…       — Может. Или ты не веришь своим глазам?       — Но я ничего ей не сделал…       — А она говорила мне другое.       — Она не могла…       — Она говорила, — не обращая на парня внимания, продолжает мужчина, — что ты всегда был странным. Замкнутым и молчаливым. Никогда не любил её. Ни разу не обнял…       — Нет. Хватит…       — Она убивалась ради тебя на двух работах, а ты променял её на эту детдомовскую шлюху. — С каждым словом Олег начинает говорить всё громче. — А недавно вообще привёл в дом какого-то мужика. Она жалеет, что ты появился на свет…       — Заткнись! — выпаливает Ел и сам пугается своего крика. Мужчина замолкает. Кривит губы, но больше ничего не говорит. — Она больна. Вы же понимаете это, — говорит Елисей уже спокойно. В голосе слышатся слёзы, но глаза сухие. — Ей просто нужно вылечиться…       — И если ты будешь здесь, она не вылечится никогда, — отзывается мужчина. Парень неожиданно слышит боль в его голосе и понимает, что Олег действительно любит его мать. Очень сильно. Настолько же, насколько ненавидит его.       — Но… — начинает Елисей, но понимает, что что бы он ни сказал, всё бессмысленно.       — Собирай вещи и выматывайся.       — Но мне же некуда пойти… — призывает на помощь свой последний аргумент парень.       — Ты жил где-то всю неделю, — безразлично отзывается Олег. — Туда и иди.       — Я не могу.       — Это не мои проблемы.       — Вы не можете просто выгнать меня, — говорит Елисей и сам не верит своим словам. Ещё как может. Происходящее тому доказательство. — Я пойду в полицию!       — Ты этого не сделаешь, — уверенно отвечает Олег. — А если и решишься, то сам окажешься в психушке. Или думаешь, у меня не получится тебя, грёбаного извращенца, туда засадить?       В повисшей тишине звенят доносящиеся с улицы голоса детей. Елисей слушает их и молчит, парализованный нереальностью происходящего: не может происходить такого ужаса, когда за окном смеются дети, светит солнце…       — Ты решил всё же остаться? — вкрадчиво интересуется мужчина. Ел поднимает голову.       — Я хотел бы… Пожалуйста… — начинает он, но Олег не даёт ему договорить.       — Ты мне противен, — выплёвывает он, и Ел дёргается, как от пощёчины. Трёт раскалывающийся от внезапно разгоревшейся боли лоб. Туман в голове пугает, но Елисей не даёт ему завладеть разумом, понимая, что так будет только хуже. Проще, но хуже…       Парень выходит из-за стола и идёт к выходу из кухни. Олег загораживает ему путь.       — Ты куда?       — Соберу вещи, — шепчет Ел. Мужчина смотрит на него, прищурившись.       — Не вздумай что-нибудь стащить, — говорит он, окинув подростка презрительным взглядом. — Я прослежу за тобой. У тебя пять минут…       Елисею хватает двух. Ворох одежды, старые разваливающиеся кроссовки и пара сборников для подготовки к экзаменам — больше и брать-то нечего, а рюкзак заполнен едва ли наполовину. «А ведь мы бедные. Действительно очень, очень бедные», — с каким-то запоздалым сожалением осознаёт парень и оглядывает свою комнату так, словно видит её впервые. Старая кровать — в этом году Ел уже перестал на ней помещаться и спать приходилось, поджав ноги, — покосилась и теперь приваливается к стене, словно устала существовать; тумбочка с перекошенными ящиками и облезлый стол — мама принесла их с работы, когда маленький Ел ещё даже в школу не пошёл; залепленный наклейками из жвачек шкаф с вечно открытой дверцей… Всё такое старое, затасканное, но такое родное…       Елисей зажмуривается и пулей вылетает из комнаты, чуть не сбив с ног наблюдавшего за его сборами Олега. Он бежит вниз по лестнице, в два прыжка преодолевая пролёты, и выбегает из подъезда, не заметив, как преодолел три этажа. На улице издевательски ярко светит солнце.