Время выйти на солнце

      После неудачной попытки вернуться домой Елисей не придумывает ничего лучше, кроме как отправиться к Вике. Заходить к ней он не рискует — приёмные родители одноклассницы всегда немного пугали его, — так что обходит дом и отламывает ветку от растущего неподалеку куста сирени.       Окно в Викиной комнате закрыто наглухо и задвинуто плотными шторами, но на подоконнике стоит горшок с фиалкой, и парень облегчённо вздыхает: цветок означает, что Вика дома одна. Ел осторожно стучит веткой по стеклу, просовывая её через отверстия решётки, и через несколько секунд в окне показывается недовольное лицо его подруги. Впрочем, увидев Елисея, Вика улыбается и тянется к ручке на раме.       — Рассказывай, что случилось. Только шёпотом, а то ещё не услышу, как фанатики вернутся из церкви. — Девушка утыкается лбом в решётку и замирает, встревоженно глядя на друга. Елисей протягивает ей отломанную ветку сирени, усыпанную ярко-фиолетовыми гроздьями соцветий. Вика берет её, недоумённо хмурясь.       — Это все очень мило, — ворчит она, — но давай ближе к делу.       Парень вздыхает и, немного успокоившись, кратко пересказывает всё, что случилось, стараясь не выдавать своих эмоций. В конце концов, сейчас от Вики ему нужна не поддержка, а адекватный совет, так что чувства лучше оставить при себе и сосредоточиться на информации…       — Это, блядь, пиздец! — выругивается девушка, как только парень заканчивает говорить. «А вот и адекватный совет, — усмехается про себя Ел. — Как раз в Викином стиле».       — Слышали бы тебя твои приёмные родители. — Елисей смеётся, поражаясь тому, с какой лёгкостью ему это удаётся: присутствие подруги не позволяет окончательно расклеиться.       — Знаешь, я при них вообще стараюсь как можно меньше говорить. Всё время боюсь, что моя истинная сущность наружу попрёт. Так это… Что ты собираешься делать?       Парень пожимает плечами.       — Понятия не имею, — честно признаётся он. — У меня много идей, но я даже озвучивать их не хочу — одна другой безумнее. А что ты думаешь?       — Знаешь, Лис… — Вика задумчиво рассматривает сирень, не решаясь взглянуть на друга. — Я тут подумала, что моих приёмных родителей вполне могли бы обокрасть…       — Ты это к чему? — осторожно интересуется Елисей. Подруга смотрит на него, как на неразумного младенца. Ответ кажется ей очевидным.       — К тому, что я могу дать тебе денег на первое время. И ещё что-нибудь ценное, что ты сможешь продать. Я, правда, не знаю, где это лежит, но сейчас дома как раз никого нет, так что можно тут всё обыскать…       — Так, стоп. — Парень ошарашенно машет руками. — Об этом даже не думай. На тебя же в первую очередь подозрение падёт!       — А я себя чем-нибудь по голове стукну. Для правдоподобности, — улыбается Вика, и улыбка эта до мурашек пугает Елисея.       — Я сам тебя стукну, — бормочет он, — если ты не прекратишь об этом говорить.       — Но почему? Это же самый простой выход! — Девушка вскрикивает, но тут же спохватывается и снова переходит на шёпот. — Мне ничего не будет, а ты сможешь нормально доучиться, сдать экзамены…       — Я не собираюсь доучиваться. — Елисей устало вздыхает и трёт виски. — Мне придётся устроиться на работу. Только не знаю, куда меня возьмут без образования. И где жить поначалу тоже непонятно…       — Знаешь что, Елисей. Ты придурок.       Парень от неожиданности замолкает.       — Да, придурок, — продолжает девушка, — потому что собираешься бросить учёбу. С твоими-то оценками. Знаешь, даже такая неисправимая троечница, как я, понимает, что школу нужно окончить. Эти грёбаные экзамены нужно сдать. Получить чёртов аттестат, в конце концов. А ты… Я не прощу тебе, если ты сейчас на всё забьёшь. Ты ведь хотел в университет поступать. И, в отличие от меня, у тебя есть все шансы…       Елисей поджимает губы, прекрасно понимая, что подруга права. Но разве есть у него сейчас право с ней соглашаться?       — Кхем, Лис, — тем временем говорит Вика. — Я не знаю, может, ты намеренно избегаешь этой темы, но… как насчёт того, чтобы обратиться к этому… Константину?       — Нет, — резко выпаливает парень. — Об этом и думать не стоит. Часом ранее он весьма доходчиво объяснил, что видеть меня больше не желает.       — Он что, так и сказал? — возмущается девушка.       — Ну, не прям так, — неохотно тянет Ел. — Точнее, он вообще ничего похожего не говорил. Просто было видно, что ему надоело со мной возиться.       — Так надави на него! — Вика вцепляется в решётку так, словно собирается её выломать. — С того дня, как он на виду у той тётки затащил тебя в машину, прошла всего неделя. Ты ещё можешь использовать это!       — Не могу.       — Это ещё почему?       — Не хочу, — сразу продолжает Ел, не давая подруге снова начать давить на него. — Знаешь, он ведь неплохой человек. Не добрый волшебник из сказки, но… он помог мне больше, чем того требовала ситуация.       — Значит, просто расскажи ему всё. Раз он такой добренький, он тебя и так приютит, — говорит Вика, и в голосе её слышится недоверие. Ел медленно качает головой.       — Не хочу унижаться перед ним…       — А у тебя есть выбор? — язвит подруга. Видит, как парень поджимает губы и продолжает уже мягче: — Съезди к нему. Хуже-то точно не станет.       Елисей кивает и опускает взгляд. Нельзя сказать, чтобы он совсем не думал об этом варианте. Скорее, только о нём он и думал с того момента, как выскочил из подъезда во двор и не обнаружил там знакомой машины. Какая-то часть парня, очевидно, самая наивная и непроходимо глупая, надеялась, что Константин будет волноваться и вернётся, чтобы убедиться, что с ним все в порядке…       — Лис, ты должен попытаться, — продолжает наседать Вика, видя, что парень колеблется. — Расскажи ему всё. Не захочет слушать — надави на жалость, поплачься в жилетку…       — Ох, поверь, он не из тех, кому есть смысл давить на жалость. — Елисей морщится, вспомнив, как мужчина поспешно сбежал, когда он разнылся в школе. Парню совершенно не хочется, чтобы Константин снова так на него смотрел.       — Да брось. Не верю, что кто-то сможет устоять перед твоей заплаканной мордашкой, — отмахивается девушка от его возражений. — В конце концов, есть много способов эмоционального шантажа. И не только эмоционального. Думаю, не мне тебе об этом рассказывать, сам всё прекрасно знаешь. Просто постарайся понять, насколько далеко ты готов зайти, и действуй.       Парень поднимает глаза на подругу. Та немного успокоилась — сложила руки на подоконнике и положила на них голову, зарываясь лицом в сирень. Солнце бликами золотит её волнистые волосы.       — А ты красивая, — шепчет Елисей, не понимая, как мог раньше не замечать этого. Вика удивлённо вскидывает брови.       — Ну, раз уж так говорит самый смазливый парень школы, — говорит она, — то я, пожалуй, поверю.       — Знаешь, меня не особо радует, когда ты так говоришь, — фыркает парень.       — А я это говорю не для того, чтобы тебя порадовать, а во имя правды.       — Ха! Правды. Что-то не вижу толп поклонниц за собой…       — Просто у тебя красота такая… ну… — девушка хмурится, пытаясь подобрать слово, — не мужская. Да и странный ты, даже я это понимаю.       Елисей возмущённо взмахивает руками.       — И в чём это, интересно, моя странность? — спрашивает он, складывая их на груди.       — Ну… Как бы это сказать… — начинает Вика. — Ты ни с кем не общаешься, кроме меня…       — Кто бы говорил! — перебивает её Ел, смеясь. — Ты же сама в первый день, как пришла, назвала их всех засранцами.       — Это-то да. — Девушка улыбается, но веселья друга явно не разделяет. — Они те ещё придурки, но даже я могу иногда попросить у кого-нибудь ручку или списать контрольную. А ты с ними дольше знаком и даже не здороваешься.       — Дольше знаком… — хмыкает парень. — Вот именно. Если бы тебя с первого класса травили, ты бы тоже…       — Да не надо все валить на окружающих! Ты просто… привык быть жертвой, жертвой и остаёшься. Даже когда на тебя никто не нападает, — выпаливает Вика, но тут же прикусывает губу и замолкает.       Елисей тоже не произносит ни слова. Разговор не клеится. Вика разглядывает сирень; Ел — решётку на окне. Больше всего он сейчас хочет уйти, но боится, что это будет выглядеть совсем по-детски.       — Вот, держи, — неожиданно миролюбиво говорит подруга и протягивает руку. — Еле нашла. У него пять лепестков. Съешь на удачу.       Елисей закатывает глаза и вздыхает:       — Я не верю во все эти…       — Просто сожри этот дурацкий цветок! — цедит Вика сквозь зубы и уже спокойнее добавляет: — Ради меня.       Где-то в глубине квартиры слышится тихий звон ключей, и Вика спешно закрывает окно, напоследок указав пальцем на цветок и одарив друга угрожающим взглядом.       ...Елисей шагает к остановке, на ходу пересчитывая мелочь. Монеты блестят, слепят глаза и норовят рассыпаться по асфальту. В ногах чувствуется непривычная лёгкость, в мыслях — твёрдая решимость добиться своего, а на языке — сладковатый привкус сиреневой удачи.

***

      На улице стоит первый за эту весну по-настоящему тёплый день. Константин курит на веранде в джинсах и футболке, лениво потягивается, подставляя лицо солнцу, и вдруг понимает, что впервые за последние лет десять чувствует себя настолько паршиво.       Мысли крутятся вокруг Елисея. Мозг абсолютно не желает внимать доводам здравого смысла и сосредотачиваться на чем-либо другом. Беспокойство за мальчишку сменяется раздражением, потом снова возвращается, терзая с удвоенной силой. Мужчина недоволен собой — он был уверен, что забудет о парне, как только выедет со двора.       Как бы не так.       Через полтора часа профессионального самоистязания Константин готов наплевать на свои принципы и позвонить соседке Елисея. Осталось только придумать предлог. «Может, он что-нибудь забыл?» — думает мужчина, сминает наполовину скуренную сигарету в пепельнице и заходит в дом, но до спальни наверху дойти не успевает — в дверь звонят. Недоумевая — но смутно предчувствуя, — кого и каким ветром к нему занесло, мужчина открывает дверь. На пороге стоит Елисей. Интуиция Константина скромно аплодирует сама себе.       — Уже соскучился? — усмехнувшись, спрашивает мужчина.       Елисей поднимает голову. Он отчаянно пытается улыбнуться, но по щекам катятся слёзы, и всё вместе это выглядит настолько жутко, что Константин не находит ничего лучше, как притянуть мальчишку к себе, позволяя безнаказанно заливать слезами его футболку.       — Поговорить хочешь? — Он осторожно гладит Ела по спине, пытаясь успокоить, но в ответ слышатся лишь невнятные всхлипывания. — Хочешь, но пока не можешь?       Ел кивает. Плечи его подрагивают, пальцы судорожно цепляются за футболку мужчины, будто он боится, что тот в любой момент может его оттолкнуть.       — Значит, позже поговорим, — шепчет Константин.       — Пообещайте. — Елисей подходит к нему вплотную, сцепляет руки у него за спиной, и Константин не препятствует ему, лишь надеется, что его соседи не слишком часто выглядывают в окно.       — Обещаю. — Он аккуратно проводит рукой по волосам Ела, растрёпанным, но неожиданно мягким. Прижимает его к себе, заставляя дышать с собой в унисон, медленно и глубоко. Что угодно, лишь бы он перестал плакать…       Через какое-то время Ел затихает, но руки разжимать не торопится. Константин осторожно берёт его за плечи и отодвигает, пытаясь заглянуть в глаза. Впрочем, без особого успеха — Елисей прячет заплаканное лицо за волосами.       — Иди умойся.       Ел молча кивает и заходит в дом. Константин закрывает за ним дверь. Наблюдая, как подросток дрожащими пальцами развязывает шнурки, он думает, что теперь уже не получится делать вид, будто ничего страшного не происходит. Проблемы Елисея достигли того уровня, когда их нужно решить. Раз и навсегда. Независимо от того, каким болезненным будет решение.