Золотой пепел

      Нервно разжимая и сжимая свои пальцы, я стояла и смотрела на дверь палаты, которая вела к моему пациенту. Папка с его медицинскими данными и анализами только благодаря той капельке самоконтроля, которая еще имелась во мне, оставалась не помятой. Боялась ли я его? Нет. Даже после долгого обдумывания всей этой ситуации, к которой не имела никакого отношения, но это не мешало мне прокручивать все в голове еще раз, я не могла точно понять, какие именно чувства я испытываю. Точно не страх, а что-то среднее между жалостью и болью, ведь, когда это случилось с ними, они были совсем детьми, которые… Которые что? Не знали, что убивать друзей — это нехорошо?       Подивившись своим же мыслям, я фыркнула, отчего медбрат, который проходил как раз мимо меня, подозрительно покосился в мои сторону, а затем, отвернувшись, пошел быстрей. Вздохнув, я присела на деревянную скамейку, которая стояла в коридоре. Надо прекращать вести себя странно и необычно, но как прекратить, когда почти все вокруг заставляет меня ошарашенно округлять глаза и лихорадочно соображать, теряясь в собственных мыслях? Я же вроде привыкла к тому, что здесь происходит, и сделала вывод, что мне надо справляться, подстраиваться и терпеть, чтобы не вызывать лишних вопросов. Идиотизм, натуральный идиотизм. Думаю об одном, а делаю совершенно другое. Это даже больше, чем просто меня раздражало; раньше бы я позвонила своей подруге, которая была мне словно родная сестра, и мы после долгого разговора, когда разобрали бы каждую вещь на части, разобрались бы с любой проблемой. А сейчас? Сейчас до нее не добрался бы даже почтовый голубь. А зачем я, собственно, вообще думаю о ситуации Рин? Она мне что, подруга какая-то? Нет, и не думаю, что в ближайшее время мы с ней таковыми станем. И мои мысли об этом никак не изменят то, что было в прошлом, и я никак не помогу им, а только еще больше буду недолюбливать этот их «мир».       Подкрепив свой внутренний монолог еще парочкой фраз, под которые разве что кулаком по лавочке нужно было стукнуть, чтобы передать все эмоции, я, окончательно собравшись, встала, чтобы наконец-то войти в эту злосчастную палату. Но мне не удалось даже и на шаг подойти ближе потому что, словно почувствовав что-то, я посмотрела в сторону и увидела Рин, которая была темнее тучи и неслась к палате почти так же, как и когда я первый раз пришла в больницу. Вместо привычного глазу белого халата на ней была форма, которую тут носят ниндзя; я видела такую пару раз у Учих, да и Минато из нее, судя по всему и всем нашем встречам, не вылезает. Прошло же всего ничего с тех пор, как она ушла, оставив нас на попечение другого ординатора. «Она что, прямо с миссии сюда примчалась?» — дошло наконец до меня, когда она все приближалась, не отводя от меня глаз.       Мне сразу же захотелось развернуться и бежать от нее без оглядки, хотя лицо мне удалось сохранить, и я этого не показала. На секунду в голове даже промелькнула мысль, что между казнью, которую мне готовила Рин из-за, как я думаю, того, что у меня в пациентах Хатаке, и разговором с Фугаку я бы, скорее всего, выбрала второе. Словом, морально я была не готова к встрече с ней и ожидала, что сейчас на меня будут орать так, что я оглохну, или меня просто словесно уничтожат.       — Исчезни, — говорит она кратко, явно сдерживаясь и нервно проводя по волосам. Я, опешив, замерла. Послушаться и отступить или нет? Все-таки это мой пациент и меня по голове явно не погладят за то, что я пропущу утренний обход, но я же могу и попозже прийти, а с Рин ничего не случится: она уже не маленькая девочка, которая не может за себя постоять, да и к тому же не она ли чуть не уничтожила селение, по рассказу Кумадори и Йойо?       — Карту, — протягивает она руку и, не дожидаясь моей реакции, вырывает ее, а затем, открыв и быстро пробежав глазами по строчкам, добавляет: — Теперь это мой пациент.       Да что за странный стокгольмский синдром у нее к этому парню? Как можно так слепо следовать за ним, когда тебя чуть не прикончили? Неужели у нее нет ни капли самоуважения? Но больше всего в этой ситуации меня бесило то, что она, не пробыв в больнице и десяти минут, снова пытается начать то, от чего я пару месяцев пыталась избавиться и за что боролась. Я не хочу из-за нее и ее чувств провалить интернатуру и не набраться опыта.       — Вы не можете так отбирать моих пациентов, — тут же вспыхиваю я и напрочь забываю о том, что пару минут назад я испытывала к ней жалость.       — Правда, что ли? — насмешливо усмехнулась она, зашла в палату и закрыла за собой дверь у меня перед носом.       Сжав кулаки настолько сильно, что костяшки побелели, и впившись ногтями в ладонь до боли, я закрыла глаза, зажмурилась, процедив себе под нос: «Вот сука».