Золотой пепел

      Неделя для меня после ситуации с Рин явно не была удачной. Близился промежуточный экзамен для всех, кто проходил интернатуру, и поэтому все интерны чуть ли не дрались друг с другом за пациентов, чтобы заработать лишние часы в отделениях и подкрепить свои теоретические знания на практике. Все были слишком напряжены, никто не решался уходить из больницы, и все мы, можно сказать, на время переехали жить в больницу, хотя мы и так тут проводили больше времени, чем дома.       Рин, которая все-таки забрала себе своего горячо любимого Хатаке, бесила меня настолько, что я избегала ее все дни, чтобы ненароком не нагрубить ей: мой русский характер рвался наружу, и я боялась, что не смогу сдержаться, когда увижу ее, и моя стажировка закончится в мгновение ока. Правда, мне кажется, она и сама нас всех избегала, потому как, если верить словам Кумадори, Хатаке выписался на следующий день, как она забрала у меня его карту, и зла она была настолько, что даже доктора старались лишний раз ее не трогать.       Я снова не спала почти два дня нормально, и только редкие и короткие сны, которые в основном случались, когда я ходила вместе с пациентами на анализы, сидела в очереди и даже во время быстрого перекуса спасали меня и не давали без сил завалиться в обморок от переутомления. Правда, в этом был даже один плюс: я уставала настолько, что даже Рин раздражала и бесила меня намного меньше.       Из больницы я смогла выбраться только через три дня, когда солнце уже давно село, а на селение опустился сумрак с легким ветерком, который заставлял меня зябнуть, ведь я, привыкшая к их странной погоде, когда в любое время сезона у них жара чуть ли не под тридцать градусов и сплошная зелень, не брала с собой никаких кофт. Да и когда тут успеешь их взять, когда я (мне пришлось остановиться, чтобы припомнить), не была дома около недели?       — Знаешь, со стороны ты выглядишь очень странной, — от неожиданности я чуть пакет с униформой не выронила, который взяла с собой, чтобы постирать и привести в порядок. Медленно развернувшись, я, выпучив глаза, посмотрела на обладателя голоса. — В своих действиях, я имею в виду.       Ну да, «странная» — отличный синоним моей жизни: как-то выругалась на русском, так другие интерны до сих пор думают, что это милое восклицание моей страны, и именно поэтому я уже привыкла к тому, что Кумадори вечно орет его чуть ли не на полкоридора, когда видит меня. Раньше это бы вогнало меня в краску, а сейчас это даже в какой-то степени умиляет меня. Хоть какой-то отголосок моей прежней жизни.       — Что ты здесь делаешь? — спросила я после минутного замешательства. Ни с кем из Учих мы не виделись после свадьбы, и я, если честно, не думала, что увижусь с ними в ближайшие дни. Они, насколько я слышала в больнице, стали получать больше миссий, а я пыталась совместить работу и учебу, стараясь при этом не сойти с ума, но нервы, как мне кажется, у меня уже совсем скоро начнут сдавать. На самом деле я понимала, что так нельзя и что, когда я училась в университете у себя дома, мне было намного проще, потому что не нужно было сильно задумываться о деньгах и нужно было только учиться, а тут, когда ты без пяти минут никто, крутиться приходится так, что аж сама порой в шоке, когда успеваю задуматься.       Возможно, я даже немного завидовала Учихам: они вон бегают куда-то, скачут, как горные козлы, да отвешивают кому-то люлей, и им не нужно задумываться о том, что они могут оказаться на улице с «голой задницей». Разум совершенно невовремя напомнил, что они могут и вовсе не вернуться со своих миссий.       — Я с миссии, — пожал плечами Итачи как ни в чем не бывало. Я замечала, что порой, когда мы слишком долго не виделись, между нами возникали какая-то странная напряженность, неловкость и молчание, словно мы с ним случайно столкнулись или я его случайно толкнула: извинился и стоишь дальше, как дурак, не зная, что делать. Вот и мы сейчас так же с ним: вроде друзья, а вроде просто знакомые.       Чтобы перестать чувствовать себя немного неловко, я принялась разглядывать его, но его форма ничем не отличалась от той, что я видела ранее, когда он возвращался с миссии, поэтому я довольно быстро бросила эту затею. В левой руке он держал объемную папку, но, как только я заметила ее и прищурилась, чтобы рассмотреть, что написано на ней, он, заметив мое любопытство, убрал ее себе за спину. Поджав губы, я ничего не сказала: не хочет показывать — значит, знать мне этого не стоит. От любопытства еще никто не умирал.       Мозг соображал немного туго, поэтому до меня дошло, что путь от Главных ворот до клана Учих лежит совершенно по-другому и если мы сейчас встретились здесь, то, получается, он сделал круг. Где-то в душе кошки начали скрестись и шептать, что он специально сделал этот круг, чтобы увидеть меня, а разум отказывался в это верить. Решив, что лучше узнать, почему он пошел этим путем, я уже почти решилась спросить, как он заговорил первым, подходя ко мне:       — Пойдем, провожу. Со мной безопаснее, знаешь ли, — я издала смешок, который спустя секунду попыталась замаскировать под кашель, но Итачи не поверил мне ни на секунду и кинул на меня странный взгляд.       Было видно, что он хотел о чем-то мне рассказать, но словно не решался и все время избегал моего взгляда или отводил его, когда я смотрела на него. Мне тоже много чего хотелось ему рассказать за то время, что мы не виделись, обсудить Рин и как мне с ней себя вести, чтобы она меня на пару со своим внутренним зверем не прикончила, ведь, кроме темноволосых парней, у меня никаких друзей нет. Можно было, конечно, попробовать поговорить об этом с Кумадори, но у нас с ним настолько поверхностное общение, что я не была уверена, что этот разговор останется между нами двоими. А Учихи… Они и со мной-то разговаривают нормально через слово, а мы знакомы почти год.       Также мне хотелось побольше узнать насчет Хатаке и того, что случилось на войне с Рин и ее «питомцем», и меня интересовали подробности ее битвы с женой четвертого. Однажды я попыталась выпытать подробности «этой великой битвы» у Йойо, который создавал впечатление, что он знает все, включая даже историю моей страны, о который никогда не слышал, но он кинул на меня такой взгляд, словно я выползла из пещеры или была шпионом, который мог угрожать безопасности Конохи. Звучит смешно, но мне и вправду еще дня два потом казалось, что за мной снова придут те в масках, и от каждого шороха я вздрагивала, как последний преступник.       Повернув на людную улицу, где каждый третий кидал на нас взгляды или приветствовал Итачи кивком головы (редко кто останавливался и решался завести разговор), мы и вовсе потерялись в своих мыслях.       Я вспомнила, что мне стоило бы провериться в больнице, пройдя полное обследование, потому что в голове снова всплыл тот момент, когда я кашлянула кровью. Сейчас, когда уже прошло больше половины моей стажировки, я успела сэкономить довольно приличную сумму. Мне было интересно, что это такое и почему именно я, когда проблем и так больше, чем достаточно, но что больше всего меня интересовало, так это, не повторится ли это снова. Как знать, может, когда я буду на осмотре пациента, на операции или когда Рин будет снова орать на меня, я снова начну кашлять кровью. Правда, как сохранить это в секрете? Больница тут всего одна, и не думаю, что они сделают ради меня исключение и уберут какие-либо сведения из карты, если я попрошу их об этом. Надо, наверное, будет как-нибудь узнать об этом у Фурофоки или у Минато, но так, чтобы все это выглядело невинно, а не так, что «я больна вроде чем-то, кашляю кровью, не выгоняйте меня, пожалуйста».       Дойдя до поворота, где нам нужно было сворачивать, чтобы направиться в сторону района Учих и моего дома, Итачи неожиданно для меня прошел мимо, и я в замешательстве остановилась.       — Ты куда?       Он, поняв, что я остановилась, тоже замер.       — Нам в эту сторону, — неуверенно я показала пальцем на поворот, словно это он живет в селении пару месяцев.       — Разве ты не шла в библиотеку?       — Нет, — почесала я плечо, смутившись. Итачи еле заметно качнул головой, вернувшись ко мне.       — Почему?       — Я устала, — честно призналась я спустя какое-то время, когда мы шли молча по знакомой дороге. Теперь настала очередь мне отводить взгляд, поэтому я пинала камни, которые попадались мне на пути. Даже себе я старалась не признаваться в этом, чтобы не чувствовать себя таковой, ведь я верила, что, пока слова не скажешь вслух, они не станут правдой. А сейчас, признавшись ему в этом, я почти что ощутила, как вся эта усталость разом опустилась на мои плечи и начала давить.       — Ты изводишь себя, — сказал он и резко заставил меня остановится, хватая за плечи. Я даже не стала этому сопротивляться, все, на что я была способна, это слегка удивиться. — Я подумаю над этим.       — Над чем? — усмехнулась я. Что он может сделать или как он хочет этому помочь? Я смирилась с тем, что мне придется чуть ли не убить себя, чтобы выжить здесь, когда подписывала договор с Фурофоки на стажировку или, может, даже раньше, когда Минато предложил мне убираться в чьем-то доме за гроши.       Итачи, однако, решил перевести тему в совершенно другое русло. Он отпустил мои плечи, но не отошел, и мы продолжали стоять буквально в нескольких сантиметрах друг от друга.       — Когда у тебя экзамен?       Я могла чувствовать, как от него исходил какой-то странный аромат, очень сильно похожий на лечебный. Так, если нюх меня не обманывает, пахло в кабинете у Фурофоки, которая обожала разные виды растений, и почти все лечебные травы мы получали именно оттуда.       — Через месяц, — устало ответила я, выдохнув. Не было ни дня, чтобы я не думала о том, что скоро настанет «тот самый день», когда решится вся моя жизнь и когда встанет на кон абсолютно все, что я могла предложить этому, «их» миру, который мог уничтожить меня за секунду и даже не моргнуть, не заметить, что на одного человека стало меньше. Я старалась отгонять от себя все негативные мысли, которые могли загнать мое усталое подсознание в угол, ведь, как говорится, мысли материальны, но буквально каждый час, каждую минуту, секунду в моей голове словно тикали часы, которые отмеряли, сколько времени осталось до дня итоговой аттестации.       Его взгляд замер, и он словно пытался разглядеть душу в моих глазах; этот взгляд был пустой, тяжелый и невероятно холодный, поэтому я, не выдержав его, отвела глаза и стала рассматривать фонарь позади него. Боковым зрением я видела, как он слегка нахмурился и у него появилась легкая морщинка на переносице, и Итачи пару раз кивнул, словно подтверждая какие-то свои догадки, а затем, просто обойдя меня, пошел в сторону моего дома.       На секунду я встала в ступор от такой неожиданной перемены настроения моего темноволосого друга, но потом, вспомнив, что это его обычное поведение, от которого я, видно, немного отвыкла, пока работала в больнице, а он был на миссии, пошла вслед за ним, нагоняя. Итачи шел медленно, размеренно, засунув руки в карманы и смотря преимущественно на небо, которое было такое же черное, как и глаза самих Учих. Я тоже пару раз смотрела вверх, пытаясь разглядеть что-нибудь, но на небе не было видно ни одной звезды, и я бросила это занятие, когда поняла, что это полностью бесполезно для меня. Может, сам Учиха и видит что-то с их невероятным зрением, но уж точно не я, которая не может вспомнить восемь месяцев своей жизни и как она оказалась здесь.       Итачи над чем-то крепко задумался, и мы не разговаривали почти всю дорогу, хотя и моя усталость сыграла не меньшую роль в этом. Через пару минут нахождения рядом с ним мне стало намного комфортнее, словно и вовсе не было той разлуки, неловкости, и я отключилась от реальности, сосредотачиваясь на том, чтобы дойти до дома, не убившись по пути из-за того, что единственным моим желанием сейчас было упасть на подушку и поспать дня так три. В этот момент я думала одновременно обо всем и ни о чем конкретно: о доме, об уборке и стирке, продуктах и прочих бытовых мелочах, о машине, которая была у меня в моем нормальном мире, которая намного упростила бы мне передвижение от дома до больницы, или хотя бы элементарном метро, но тут, как я поняла, о таком чуде света даже не слышали, и лет так двести такого мне ждать тут точно не стоит. Может, стоит поискать велосипед? Не настолько же все тут плохо.       — Что ты делаешь завтра? — неожиданно заговорил Итачи, когда мы уже почти подошли к моему дому.       В голове моментально всплыл список всех стандартных бытовых дел, дополненный парой библиотечных книг, но я помотала головой, показывая, что ничем особо не занята, потому что сил говорить не было. — Я зайду за тобой завтра в четыре, — сказал он больше утверждая, даже не спрашивая моего согласия. Я уже было собралась возмутиться такому наглому вмешательству в мое расписание, но он кинул на меня свой фирменный взгляд, заставляя закрыть рот. — Не сопротивляйся, ты же и так почти никуда не выходишь из дома, а немного отдыха тебе не повредит. Договорились? — мы уже стояли возле крыльца моего дома, и мы смотрели друг другу в глаза, рассматривая друг друга. У меня читалось во взгляде полное раздражение и возмущение, что все решают за меня, хотя я и понимала, что в его словах про отдых есть львиная доля правды и сути, а у него — абсолютное хладнокровие, и я не могла разглядеть там ничего, кроме черной бездны; все его эмоции были скрыты от меня за маской, которую он охранял и старательно держал. Поджав губы и сдавшись, я кивнула, однако всем видом показала, что такое положение дел меня не радует. Очень неожиданно он улыбнулся и слишком резко поднял руку, ткнув двумя пальцами в лоб, из-за чего я пошатнулась, но Итачи поймал меня за локоть, возвращая мне равновесие.       — Умница. Спи спокойно.       Итачи растворился во тьме ночи, отойдя буквально на пару сантиметров от меня, так же неожиданно, как и появился, оставляя меня наедине с моими мыслями, которые стали напоминать комок из нитей.