Золотой пепел

      В детстве по ночам мы боялись чудовищ, которые прятались под кроватью. Мы выросли и теперь у нас другие чудовища: неуверенность, одиночество, сожаления. Мы стали старше и умнее, но все также боимся темноты.       Экзамен состоял из двух частей. Первая часть, основная для всех, была письменная, а вторая устная и практическая, которая была сделанная специально для меня, о чем мне намекнула Фурофоки-сан за пару дней, когда я была в кафетерии и шла с подносом, собираясь присесть и наконец-то поесть. Она так же не умолчала о том, что вторую часть экзамена мне продумывала и будет принимать сама Цунаде-сама, что вызывало у нее бурю восхищения, а у меня — нервный мандраж из-за чего я и уронила всю еду на пол, смотря на нее глазами, которые больше напоминали пяти рублевую монету. Сам экзамен проводили в резиденции Хокаге, переделав несколько комнат в аудитории. Нас вообще было не много и можно было сильно не заморачиваться: всего десять интернов, которые смогли дойти до этой финишной прямой.       Подходя с каждым шагом все ближе и ближе, во мне с новой силой загорались воспоминания о своем первом Новом году, о знакомстве с Учихами, Шисуи, первый поход в храм, где мне разрешили присоединиться к себе клан темноволосых. Как раз тот день, когда и произошло мое маленькое, личное, новогоднее чудо. Если можно было бы промотать все мои месяцы, как фотопленку в галерее телефона, то самыми яркими, выделяющими и имеющий много «фотографий» был бы как раз момент Нового года, звон колоколов и тот день, когда Шисуи дал мне возможность прогуляться по воде, кружа меня, словно в танце, по водной глади.       Чем ближе к резиденции — тем больше народу становилось на улице. На экзамене мы могли одеть повседневную «гражданскую» одежду, но на груди, в области сердца, обязательно должен был быть символ обозначающий, что ты ниндзя-медик или что стремишься им быть. Впрочем, мы сейчас шли на экзамен и учесть, что за день до этого сделала с нами Рин и мы выдержали, даже справились, то мы все заочно уже могли считаться медиками с очень хорошей стрессоустойчивостью.       Из-за этих символов, которые очень выделялись, я привлекала много внимания, но не как обычно — люди улыбались, дети махали мне и кричали «удачи на экзамене!». У меня на пару секунд сложилось ощущение, что сдача экзамена на ирьенина здесь это национальный праздник. В свою очередь я улыбалась в ответ, благодаря за поддержку, кивая, но чувствовала себя так, словно все мои внутренности ложкой помешали и руки дрожали невероятно; адреналина внутри было столько, словно я через секунду спрыгну с тарзанки, которая располагалась на высоте 500 метров. Стараясь собраться и сосредоточиться, я мысленно повторяла все, а потом, плюнув на все, сказала себе, что перед смертью не надышишься, а если что — убираюсь я превосходно. Сразу стало гораздо легче и я легкой походкой двинулась к воротам резиденции, когда меня окликнули.       — Саске! — удивилась я, удивленно выпучив глаза, потому что кого-кого, а его я ожидала увидеть здесь в последнюю очередь.       — Мы пришли тебя поддержать! — весело и звонко проговорил Саске, показывая мне большой палец. — Ты обязательно сдашь экзамен!       — Мы? — подняв взгляд, я увидела все семейство Учих вместе с Шисуи, который приветственно мне кивнул. Итачи положил ладонь Саске на голову, взлохмачивая волосы, отчего тот нахмурившись, повернулся к нему. Фугаку, поднял брови, оценивающе оглядывая меня, сложив руки на груди, пока Микото держала его под локоть и мило улыбалась мне.       На секунду в груди все защемило: было ощущение, словно моя семья провожает меня на ЕГЭ или на ГОСы, поддерживая и ободряя. Микото и так временами слишком сильно напоминала мне мою маму, а тут еще и эта ситуация, когда вокруг так много людей. Я еще пару минут назад заметила Йойо с его семьей, которого бабушка расцеловывала во все щеки, желая ему удачи и обещая оторвать уши, если он вдруг провалиться, и, желая поскорей пройти, чтобы избежать неприятные чувства, я шла как можно быстрей, не смотря по сторонам, когда младший сын меня окликнул. От легкой походки не осталось и следа, но я упрямо сопротивлялась чувствам, которые подкатывали, образовывая ком в горле.       «Все в порядке, — успокаивала я себя. — Ты в безопасности, твои родители тоже в порядке. Успокойся. Сейчас не время и не место давать волю чувствам. Пореветь и после можно.»         — Мы не могли пропустить твою аттестацию и не поддержать тебя, — Микото отпустила руку Фугаки и приблизилась ко мне, обнимая. Мне пришлось сделать большое усилие над собой, чтобы оставаться в маске, когда пошла ей навстречу и обняла покрепче. — Ты хорошо позавтракала?       — Мам, ты ее смущаешь, — вставил свои пять копеек Саске, все еще пытаясь скинуть руку Итачи со своей головы.       — Шпаргалки хорошо спрятала? — Шисуи с прищуром посмотрел на меня, но его скрываемая улыбка не осталась незамеченной.       — Лучше не используй, — тут же посмотрел на меня Итачи, ударяя легко локтем Шисуи в бок, — засекут, — он многозначительно посмотрел на мои наручные часы, — и вылетишь. Я закатила глаза.       — Лучшая шпаргалка — вот тут, — сказала я с заумным видом, постукивая по своему виску. Фугаку, довольный таким достойным ответом своему сыну, одобрительно хмыкнул. Я подозревала, что Итачи не оставит за мной последнее слово и как-то мне ответит, но, увидев мой предупреждающий прищур, перевел взгляд на людей позади меня, пожав плечами.       — Уверен, — сказал Фугаку, смотря мне прямо в глаза из-за чего я неосознанно вытянулась и выпрямилась, — ты не опозоришь честь семьи.       Он произнес это так странно и таким необычным тоном, что мне, словно я была каким-то солдатом в его подчинение, захотелось отдать ему честь и громко крикнуть «да, сэр!». У меня было такое ощущение однажды, но я была совсем маленькая и на соревнованиях по шашкам: мы тогда проигрывали, и я чувствовала давление команды на меня, поэтому в мыслях было только одно — выиграть, я должна выиграть ради команды, я обязана.       — Хейва-чан, — окликнул меня кто-то позади и по голосу я узнала свою напарницу, а затем, повернувшись, действительно ее обнаружила вместе с каким-то мужчиной, который по-видимому, тоже был из ее клана.        Пугающие глаза, похожие черты лица и странная белоснежная одежда не давала даже намека, что ее спутник был из другого клана. Даже по моим меркам, которые закалились после таких уровней, как Итачи, Рин, Фугаку, я по одному взгляду на него поняла, что характер у него скверней, чем у Итачи, когда тот в плохом настроении; держался он, впрочем, как и Фугаку и смотрел на всех нас, кроме, может самого Фугаку, как на никчемных людишек, которые были не достойны его внимания. Подойдя к нам ближе, он сделал легкий поклон в сторону четы Учих, как и они в его сторону, а младшие поклонились чуть ниже. Вывод не заставил себя ждать — глава клана Хьюга.       — Нана, ты что тоже?.. — удивленно спросила Микото, не договаривая фразу, словно не знала верно, как ее закончить, чтобы не обидеть.       — Да, — улыбнулась Нана, сдержанно, — получать знания никогда не поздно. Вот, решила подтвердить квалификацию, — она указала на символ ирьенина на груди. На секунду возникла неловкая тишина, пока все друг друга осматривали, словно видели впервые в жизни, а глава клана Хьюга смотрел на меня с легким прищуром, но уже через секунду, его глаза распахнулись и вокруг стали проступать вены и пульсировали, словно кожа в миг стала слишком тонкой. От неожиданности я аж отступила от него на шаг, в то время как Микото резко закрыла меня собой, а Нана, заметив это, нервно рассмеялась. — Простите моего мужа, — она поклонилась, извиняясь. — просто я очень много рассказывала о Хейве-чан и ему стало интересно.       — Хиаши, — предупреждающе сказал Фугаку, вперившись в него взглядом.       — Интересно будет на это посмотреть, — меланхолично сказал Хиаши, возвращая такой же взгляд главе клана Учих.       Была какая-то зловещая аура в его словах, когда он говорил, хотя он и произнес это безэмоциональным тоном. Я кинула вопросительный взгляд в сторону Шисуи и Итачи, но они не смотрели на меня.       — Так, — покачавшись на пятках и похлопав легко в ладоши, я старалась разрядить ситуацию, смотрев на свою давнюю напарницу, — может, пойдем?       Мозг пытался переварить всю услышанную информацию и одновременно поднять челюсть с пола: Нана, которая выглядит, словно ей было лет 19, не было, замужем за главой Хьюг, который был одного возраста с Фугаку. Хотя кто из знает, может Нана вообще ровесница Микото, раз та обращалась без каких-либо приставок, будто они знают друг друга еще со школьной скамьи. На странное поведение всех я даже не обратила внимание, ведь для меня это уже было самое что ни на есть нормальное поведение. Ко всему странному можно привыкнуть. Интересно, что он сделал своими глазами? Надеюсь, ничего плохого, не хочу превратиться в жабу посреди экзамена.       Быстро попрощавшись и получив новую порцию пожеланий удачи, мы двинулись через своеобразный коридор из людей, подходя к входу пунка проведения экзамена. Ей-богу, действительно похоже, словно я снова экзамены в школе сдаю. Вспомнив про школу, я аккуратно провела руками по своим бедрам, стараясь не вызывать подозрений, проверяя свои шпаргалки.       Тоже мне, Итачи, умник нашелся, пусть сначала скажет мне сколько пар нервов отходит от головного мозга, их названия, назовет причины паралича Белла и назовет порядок проведения крикотиреотомии, а потом будет что-то предъявлять мне.       — Страшно что-то, — приуныла неожиданно Нана, кинув на меня грустный взгляд.       Я остановилась, когда мы подходили к аудиториям.       — Повторяй за мной: мы сдадим этот экзамен, — поднимая руку, я поднесла кулак к ней, сжимая пальцы, что она в свою очередь должна сделать точно так же, образовывая своеобразный «замок», заключая некий договор. Глупо, конечно, но стресс снимает отлично, мы перед всеми экзаменами так делали в классе. Но Нана, видимо, меня не совсем поняла.       — Ей богу, ну конечно, — она сначала протянула мне кисть, словно для рукопожатия, потом словно хотела взять меня за руку, и снова вернулась к рукопожатию, протягивая мне кисть, — мы все непременно сдадим этот экзамен, — в конце концов она остановилась на своеобразном объятии моего кулака, и похлопала по нему. Видать, дать пять для нее — это высший предел возможностей, но и на этом спасибо.       — Хейва, — неожиданно снова остановилась, смотря в пустоту и хватая меня за руку, больно сжимая, а затем перевела на меня взгляд, полный застывшего ужаса, — я забыла название черепно-мозговых нервов.       Йойо как-то узнал мой секрет, благодаря которому я могла запоминать много информации и довольно-таки быстро, хотя сначала он посчитал меня сумасшедшей, которая несет полный бред. Я сокращала информацию до минимума, и, если дело касалось каких-то названий, то давала им более легкую трактовку. Например, когда мы учились в школе и проходили стадии деления клетки, я придумала* сокращенное названиям фаз, чтобы лучше запомнить, которые мы потом и использовали. Обычно, порядок такой: профаза, метафаза, анафаза, телофаза. А есть сокращенно — промета анатела, по первым слогам. Йойо словил же меня как раз на названии черепно-мозговых нервов, о чем рассказал другим, думая, что из этого выйдет отличная шутка, но многие нашли этот способ гениальным, иногда спрашивая мои названия для лучшего запоминания. Сложно, конечно, было подобрать слова на японском, чтобы не выглядело совсем бредом чокнутого, но возможно.       — Я обонял, я зрил, я глазом двигал, я блок тройничным разом отводил лицом и слухом и языкоглоткой, блуждая шел добавочной походкой, под языком все нервы находил.**       — А, ага, спасибо, — я, улыбнувшись, кивнула.       Пройдя пункты всех возможных проверок, мы с Наной разделились: она ушла в одну аудиторию, а меня отправили в другую. Правда, войти мне в нее не дали, перегораживая дорогу и смотря на меня так, словно один мой вид доставляет боль, спросили еле слышно: — Удостоверение личности есть?       От неожиданности я чуть не издала странный звук, понимая, что нет, и, если быть точной, никогда не было. Вообще я была до глубины души удивлена, что у них что-то такое существует. Честно говоря, меня никогда не интересовала подобная информация, ведь честно думала, что в государстве, где управляет феодал, удостоверение личности что-то из рода фантастики. А тут оказывается оно все-таки есть!       Стоя, не зная, что делать, я в шоке смотрела на него, понимая, что все, моя песенка спета. Все, что я делала, было напрасно, и могла спокойно разворачиваться и идти обратно домой, но продолжала стоять, смотря огромными глазами на парня, который спустя минуту устало выдохнул.       — Имя.       — Сейджуро, Хейва.       Он достал какой-то бланк бумаги, пролистал его, поставил где-то галочки и махнул рукой: — Проходи.       …что ввело меня еще в больший ступор. То есть, если, например, вместо меня бы пошел кто-то другой на экзамен и просто сказал мое имя, это тоже бы сработало? Черт, как всегда узнаю всю нужную информации в самый последний момент, когда ничего уже сделать нельзя.       Теоретически, конечно, можно было бы послать кого-нибудь, кто притворился бы мной, но вспоминая как однажды мой охранник в маске стал полной копией меня, то заставляет задуматься: как они поняли бы что это действительно не я? Я чуть не ударила себя ладошкой по лбу, когда прокрутила в голове все действия охранников и провожатых, когда мы с Наной вошли в резиденцию, забывая главную деталь: чакра. Я видела тут у пару ребят такие же глаза, как у Учих, которые когда-то рассказали мне, что у меня какие-то таинственные 8 врата открыты, и после пары логических цепочек я поняла, что жульничать тут действительно невозможно. По крайней мере для меня, мне с моей особой чертой отсутствия чакры путь заказан.       Парта, которая ничуть не отличалась от моей во времена школы, только разве что цветом — моя была светло-зеленая, а здесь она была коричневого цвета, как ствол деревья, что, впрочем, совсем не удивляло, была одна. Стояла ровно посередине комнаты и не сантиметр дальше. В шоке я пождала губы, улыбаясь, посмотрела на стену, чтобы посмотреть нет ли камеры, а то вдруг вернулась в свое время и сейчас я нахожусь на экзамене по биологии, а не собираюсь сдать на ирьерина.       — Твое место 1А, — сказал скучающе парень за моей спиной все еще держа листы в руках. Я обернулась на него через плечо, поднимая брови. Серьезно, он ничего не перепутал, может, стоит перепроверить, а то тут тааак много свободных мест, что я, думаю, потеряюсь без его помощи.       — Могу сесть? — указала я на стул и получила кивок.       Присев, я стала осматривать небольшую комнату, которая была похожа на кабинет Минато, как я его помнила. Небольшие трещинки в стенах, бетонный пол, старые оконные рамы окон — все это каким-то странным, но весьма понятным образом напоминало мне времена 90-х и, возможно, капельку заброшенную школу в Чернобыле, но я старалась отогнать такие мысли.       По правую и левую сторону от моей парты стояло по 2 стула, впереди, у стены, два стула по разным углам и один еще находился в конце комнаты, что нервировало, потому что создавалось ощущение, что я опасный преступник и еще чуть-чуть и меня привяжут к стулу, чтобы я, не дай бог, не дернулась. В голове всплыла сцена из какого-то фильма*, где преступники из тюрьмы захватили командование корабля, и один из них, самый сумасшедший, держал на мушке одного из охранников. Психу сказали, чтобы он стрелял только если тот двинется, и в итоге застрелил его только потому, что сам испугался и двинулся. Я усмехнулась; интересно, а у них какие-то техники где можно в буквальном смысле застрелить человека, например, камнем или каплей воды? Потому что ничего, что напоминало бы привычный пистолет или оружие, я не заметила даже у полицейских Конохи. Я чуть слышно рассмеялась, привлекая к себе внимание, вспомнив еще один момент в фильме: в самом начале, когда главного героя допрашивали с пристрастием и в какой-то момент на вопрос «кто был твоим сообщником?», главный герой ответил «он азиат, зовут fuck you». В бессилии я потерла веки, стараясь выкинуть всю лишнюю информацию из головы и этот фильм тоже, который уже стал отпечатывать на обратной сетчатки, вызывая образы. Господи, какой же бред приходит в голову в самые ответственные моменты в жизни.       Через минут десять в комнату вошли шесть человек одетые в одинаковую одежду, в похожих еще пол Конохи ходит. Пять из них заняли места на стульях, а один, который, как я думаю, был самым главным, остался стоять, смотря на меня и держа в руках папку. Быстро осмотрела его, понимала, что в нем не было ничего примечательного: если я и проходила мимо него когда-то, видела, то не запомнила бы.       — У тебя есть четыре часа на заполнения тестовой части. Вторую часть будет проводить Цунаде-сама. Аттестация по второй части также будет проводиться сегодня, в 4 часа дня в больнице Конохи, — он подошел ко мне протягивая мне папку, где было выведено мое имя, — После того, как закончишь, у тебя будет немного времени, чтобы отдохнуть, а затем отведут на вторую часть экзамена.       Собираясь с мыслями, я кивала, запоминая его слова и успокаивалась. Конечно, было не логично, проводить обе части в один день, так как я, во-первых, не знала, что ждать и к чему готовиться на второй части, что очень сильно давило, а, во-вторых, это была сильная психологическая нагрузка на мозг, ведь ты устанешь еще на первой части и можешь затупить во второй. Н-да, весело.       Мне объяснили правила заполнения бланков и экзаменационных листов, правила проведения экзамена, повторили время и во сколько закончится экзамен. Я все ждала пока он начнет говорить «и помните, ЕГЭ — это всего лишь испытание, которое встретится на вашем жизненном пути и каждому ученику, который учился в школе под силу сдать экзамен», но он лишь пожелал удачи, сказав, что я могу начинать выполнять задания.       Показалось, я только взяла в руки ручку, как мне уже сказали, что время вышло и нужно сдать работу. Мысленно перекрестившись, я быстро пробежала глазами по строчкам и, убрав снова в папку свои листы, отдала.       Отдохнуть мне дали ровно пол часа, но и отдыхом это сильно не назовешь: мне, конечно, разрешили выйти из резиденции на свежий воздух, но я снова была под наблюдением одного из тех, кто был в комнате на протяжении всего моего экзамена. Я была привыкшая к тому, что за тобой ходят по пятам и не дают и шагу лишнего ступить, поэтому даже особо не зацикливалась. Мне предложили сходить перекусить, но я отказалась: последнее, что сейчас хотелось, это есть. Правда от апельсинового сока, который мне дали, я не стала воротить нос — он был как раз кстати, тем более, от него в сильные стрессовые моменты становится лучше и при донорстве его так же дают.       Я обдумывала все свои ответы пока пила его в небольшом парке возле здания, когда мой провожатый сказал, что пора и мы неспешным шагом отправились в больницу, до которой пути было не больше 15 минут. Но с каждым приближающим сантиметром хотелось удавиться — я не знала к чему готовиться.       В стенах больницы стало легче, все-таки за многие месяцы я привыкла к этому месту и была здесь, как дома, поэтому тревога отошла на второй план. Мой провожатый шел впереди, ведя меня по знакомым помещениям и чем ближе мы к предполагаемой цели, тем больше я не понимала, что происходит и постепенно начала чувствовать, что под ложечкой засосало, а по позвонку пошел неприятный холодок. Мы свернули за угол, останавливаясь возле дверей, ведущие в предоперационную зону.       — Заходи, переодевайся, и иди в четвертую операционную.       Мои чувства меня не подвели, я только молилась, чтобы это было не то, о чем я действительно думаю, но мои надежды с каждой секундой чуть ли бились о скалы, особенно, когда, пройдя через двери, я заметила, что все взгляды мигом были устремлены на меня. Я послушно переоделась, успев перед этим зайти в туалет по своим нуждам, ведь неизвестно насколько это затянется и умывая лицо холодной водой, чтобы прийти в себя. Уже нечего терять и неизвестно, чего ждать, поэтому все, что я могу сейчас сделать, это успокоиться. Спустя секунд пять и трижды опусканий рук в ледяную воду, мне удалось откинуть все мысли назад, превращаясь в хирурга без чувств, который только и знает, что спасать людей.       По пути я надевала шапочку, убирая волосы, а также стерильную маску на лицо. Зайдя в предоперационную комнату, включила воду, намыливая руки и вычищая грязь из-под ногтей с таким усилием, что кожа постепенно покраснела и начала щипать. На секунду я подняла глаза, смотря в окно операционной, подтверждая свои догадки.       В моем, нормальном мире, на самостоятельную операцию, где ты сам руководишь процессом, а не ассистируешь, помогая и подавая приборы, допускают только начиная с ординаторов, которые как минимум пять лет прошли обучения и ассистировали на неисчислимых количествах операций. Которые знают все так, что разбуди ты их ночью, они тебе без запинки все расскажут, те ординаторы, которые уже знают в какую именно область они пойдут и где продолжать свою карьеру. А не те, что без году неделя научились разговаривать, словно пятилетний ребенок. Но, видно, происходит это правило действует только в моем мире.       Я мыла руки, предплечье, натирая мылом и щеткой, минут пять, как ко мне зашла Рин, одетая в темные тона врачебной одежды, с книгой в руках. Не остановившись, я смотрела вперед.       — Мне ужасно нравится эта книга, Сэйджуро, — начала Рин спокойно, вертя книгу в руках. Так и хотелось сказать что-нибудь дерзкое ей в ответ, но я терпела. — Надеюсь дочитать ее там. Если я ее читаю, значит, у тебя все идет гладко. Так я дочитаю ее сегодня? — необычайно спокойно спрашивала Рин, смотря на меня вопросительно, чуть отведя руку с книгой, чтобы она попала в мое поле зрения.       — Да, Нохара-сэнсей, — ответила я, закончив рассматривать операционных сестёр, которые в свою очередь смотрели на меня, иногда переговариваясь. Цунаде, правда, нигде видно не было.       — Хорошо, — не смотря на нее, я смыла мыло с руки и пошла в операционную.       Мне казалось это полным бредом: через окно я видела, что на столе лежал человек, пациент, но я не знала, чем он болен, не видела его снимков, не продумала даже действия свои и они еще ожидают, что я пройду? Это даже хуже, чем, когда Рин нас водой поливала!       Первое, что мне ударило в глаза, когда на меня надевали перчатки на руки и операционный халат, так это то, что было слишком много света в помещении, так обычно происходит, когда операция идет учебная, редка и имеет слишком много зрителей в галерее*, поэтому я перевела взгляд туда и чуть не схлопотала инфаркт прям там: людей там было не меньше двадцать, все, кроме редких исключений, в военной форме. Сначала мой взгляд зацепился за Минато, затем Фурофоки и потом я увидела Фугаку, что заставило меня нервно сглотнуть; он в привычной манере сложил руки на груди и, сдвинув брови на переносице, наблюдал за мной, как коршун, готовый наброситься. На первом ряду сидел муж Наны, Хиаши Хьюга, если я не ошибаюсь, а рядом с ним по левую сторону было знакомое лицо, точнее глаз, Хатаке Какаши. Мой разум подсказывал мне, что сейчас за мной наблюдают все главы кланов Конохи и мысленно я застонала.       — Пару недель назад, — я вздрогнула, услышав голос Цунаде, которая стояла возле стены в галерее, нажимая кнопку, облокотившись на стену и не сводя с меня глаз, — Рин показывала тебе снимки головного мозга пациента, у которого была аневризма. Помнишь? — я хмыкнула, кивая. Такое забыть просто невозможно: Рин чуть скальп с меня не сняла, пока я ей чуть ли не весь справочник наизусть не рассказала. — Расскажи порядок действий при клипировании аневризмы*.       Помню, я еще была в шоке, что такое задание дала нам Рин, которая не имеет никакого отношение к нейрохирургии*, которой занимался мой отец, но метит на место заведующей общей хирургии.       А еще меня поражает просто невероятная нелогичность их системы: если они собираются дать мне самостоятельно оперировать, то ничего полегче что ли не нашлось? Хотя бы не на мозге. А что еще лучше так это то, что ко мне приставили Рин, которая если вдруг, что помочь не сможет; да и в конце концов, какой живой человек согласится, чтобы его оперировал интерн? Не то, чтобы я не верила в себя, но слов нормальных я не находила, чтобы описать всю ситуацию, кроме, разве что, матерных. В данном случае мне везло только в одном: мой отец нейрохирург и в детстве вместо мультиков я была на месте Цунады и смотрела как он проводил операции, моя психика железнее взгляда Фугаку.       — Я найду аневризму, то есть выпячивание стенки артерии, затем я возьму стальной зажим, похожий на маленькую прищепку и зажму шейку аневризмы, чтобы перекрыть доступ крови. Это исключит разрыв.        — А как ты поймешь, что получилось?       — Движение Матадора. Возьму иглу и проколю купол аневризмы, если выступит капля кровь, значит, прошло удачно.       — А если нет, она лопнет, — больше утверждением сказала Цунаде, чем вопросом.       — Возможно.       — И пациент умрет.       — После клипирования нет.       Я заметила, как Хиаши, обратившись к Минато, что-то спросил.       — У вас все в порядке? — спросила Цунаде, смотря на Рин, а потом на меня. Я, чуть сдвинув брови, смотрела на нее. — Это я к тому, что если не можешь общаться с наставником, то тебе нечего делать на операции. — Она сделала небольшую паузу. — При любой подготовке.       — Мы в порядке, — я кинула быстрый взгляд на Рин, которая также оставалась безмятежной. Прям как затишье перед бурей. Она кивнула, собираясь отойти и присесть, но я ее остановила. — Цунаде-сама, вы не думаете, что это, — я не знала какое именно слово подобрать, — слишком? Что я не готова?       Ее брови взлетели вверх, а затем, она опустила одну, смотря на меня взглядом «да ну?».       — Что делать, если аневризма лопнет?       — Поставлю временный зажим на артерию.       — А если кровь не остановится?       — Буду контролировать сонную артерию.        Говоря откровенно, я была приятно удивлена ее знаниями в нейро, ведь они обычно решают все вопросы чакрой, а не привычными мне действиями, но, видно, если даже она до этого была не в курсе, как решить проблему другими методами, то теперь она в этом профессионал. Теперь становится понятно почему в больнице, как и в деревне, на нее готовы чуть ли не молиться.       — Какой зажим думаешь взять, основываясь на снимках? Можешь подумать над ответом.       — Определюсь на месте, — тут же ответила я, и увидела легкую ухмылку.       — Ты готова. Можешь приступать.       Спустя сорок минут, после долгих действий, когда Рин все-таки решила, отложить книгу и вместе со мной стояла рядом, решив ассистировать мне вместо другого ординатора. Хоть все и было видно на экранах и даже те, что сидела в галерее все видели также близко, как и я, стоя перед пациентом, то все равно комментировала каждое свое действие, потому что знала, что об этом рано или поздно попросят. Я не отвлекалась, не думала ни о чем лишнем и делала то, что должна. Мне удалось изолировать аневризму, что позволило увидеть всю шейку, о чем я и сообщила всем в слух. Момент и я определяюсь с зажимом, отворачиваюсь, выбираю нужный, когда Рин следит за каждым моим движением зорким взглядом, не пропуская ни одну деталь, продолжая в руках держать инструменты, которые делали мне больший обзор во время операции. Еще раз посмотрела в увеличительное стекло на аневризму, подгоняя в голове свои расчеты.       — Что это такое? — спрашивает Рин, видя мой зажим.       Я набрала в легкие побольше воздуха.       — Изогнутый зажим 7 миллиметров.        — Я бы взяла поменьше и прямой, — говорит она.       — Нет, — отвечаю я и медсестра слева от меня в шоке смотрит на меня, видя, что я перечу Нохаре.       — Нет? — переспрашивает Рин, словно не знает такого слова. — У тебя одна попытка. Возьми зажим поменьше, — она указывает взглядом на зажим.       — Мне нужен запас длины.       — Ты повредишь перфоратор.       — Я буду смотреть, что делаю, — не уступаю я, смотря на нее в упор, как и она на меня.       — Положи. Этот зажим. На место, — сказала она твердо, разделяя каждое слово.       — При всем уважении, Нохара-сенсей, но вы не специалист в нейрохирургии и в данный момент я ведущий хирург, — я произнесла это с нажимом, смотря на нее с вызовом.       В момент атмосфера в операционной стала настолько гнетущей, словно она реально готова была набросить на меня и разорвать на куски, но, бросив быстрый взгляд на людей в галерее, ничего не ответила мне на это, в то время как я продолжила свои манипуляции.       — Возьми пять миллиметров.       — Я вижу ее, пожалуйста, поверь мне, — я заметила, что если вести с ней диалог, который при желании можно было пропускать мимо ушей, то она меньше раздражается. Невольно вспоминаешь круги общения и «не игнорируй меня». Но по большей части я отвечала ей, лишь бы она замолчала и дала мне спокойно делать работу.       — Нет, я делала это сотни раз, возьми другой зажим, — она давила на меня, но я продолжала и как только зажим достиг своей цели, Рин не выдержала: — Черт!       Ничего, правда, при этом не произошло, ведь я только поставила зажим, но она, понимая, что я действительно ее ослушалась и сделала так, как считала нужным и верным, и что теперь обратного пути нет и, если я ошиблась с размерами зажима, как она думала, то мы, проще говоря, в полной заднице.       — Готова к движению Матадора, — спокойно говорю я, — дайте иглу и ретрактор пенфилда, — мне подали нужные инструменты и медленно подносила их к цели.       — Отсос готов? — процедила Рин сквозь зубы, готовясь к худшему. Игнорирую.       — Все, пожалуйста, остановитесь, — я обвела всех присутствующих в комнате, останавливая взглядом медсестер, которые перемещались, заставляя их застыть, потому что любое движение в придачу с Рин, которая над ухом чуть ли не рычит, сильно отвлекало, а я не хочу убить своего первого самостоятельного пациента на экзамене.       Внутренне меня трясло так, словно я была листом на сильном ветру. Меня бил озноб, внутри меня все дрожало, я волновалась и даже если у меня были силы сопротивляться Рин, то глубоко внутри все равно продолжала волноваться, что я делаю все не так, что я, возможно, делаю огромную ошибку, что зря ее не слушала, но также внутри меня существовала чуть ли не чуйка, которая точно знала, что нужно, а что не нужно было делать.       Я делаю пару маневров, делаю укол и выступает капля крови, которая обозначает, что я действительно справилась. Кидаю взгляд на Рин, но она не смотрит на меня. Оставшееся время я завершаю операцию, зашивая участок операции, накладывая швы на аорте, а швы на голове закрепляю хирургическим степлером, пока Рин, не двигаясь и не произнося ни слова, все время стоит рядом.       Когда я заканчиваю, я вижу взгляд анестезиолога, который смотрит на Рин подняв брови, но та не двигается. Затем он переводит взгляд на Цунаде, что так же делаю и я, замечая ее еле заметный кивок, затем перевожу взгляд на Фугаку, который чуть заметно улыбается довольно, кивая, а затем вижу Хатаке, который внимательно меня разглядывает полностью игнорируя существование Рин.       В моем мире при первой удачной операции у ординаторов произносятся аплодисменты, но я сильно поссорилась Рин, что, скорей всего, отразится на результате, ведь не зря Цунаде затронула эту тему еще в самом начале, поэтому я не жду аплодисментов. Однако первой начинает хлопать именно та, что все это и устроила, а вслед за ней галерея и операционная наполняется аплодисментами. Первым встает Хатаке, продолжая хлопать мне и как раз в этот момент я замечаю, что Рин поднимает взгляд и ее аж передергивает, но она успевает взять себя в руки глубоко вздыхая, сдерживая раздражение и, на секунду закатив глаза к потолку, тоже присоединяется к общим аплодисментам. Кинув на нее быстрый взгляд, встречаясь глазами, отворачиваюсь; она еще заставит меня пожалеть, что я так поступила здесь и что так ей отвечала, заставляя замолчать при Хокаге и Фурофоки.       — Можешь идти, — говорит Цунаде, когда все затихает, — результаты через неделю.       Послушно кивая, я, не смотря ни на кого, снимаю с себя одежду быстрее пули, выхожу, стараясь быстрее добежать до уборной. Еще пару секунд и я склоняюсь над унитазом, пока меня рвет желчью и моим завтраком от переизбытков эмоций, нервов и стресса.