Король и Королева Готэм-сити

      День за днём Джей умирал от скуки в этом мрачном, сводящем с ума месте, что призвано сделать его нормальным. Ну, или сломить, обмануть, заставить забыть, что есть мир за этими стенами, что этот мир не белый с едва уловимой серостью, что впиталась в его суть. Мир за стенами Аркхема другой — серый для тех, кто не способен сам раскрасить его яркими красками.       Джея раздражает обыденность, бесит собственное бессилие, невозможность взорвать всё к чертям, раскрасить этот оплот нормальности кроваво-алым и огнисто-рыжим от взрывов и пальбы.       А ещё эти постоянные монотонные, повторяющиеся изо дня в день речи психиатров, разуверенных в том, что им под силу вылечить самого Джокера. Шутник смеётся им в лицо. «Да вам самим нужно лекарство от наивности!». Шоковая терапия с кровопусканием. Люди не верят, но и не спорят, только бегут, и на следующий день приходит другой самодовольный доктор.       Так было и на этот раз. Блондинка, слишком молодая для профессионала в своей области, до невозможности аккуратная. Наверное, она идеальна для того мира, в котором живёт.       Преступник с выражением смертной скуки на лице выслушивает монолог девушки. Ещё одна убеждённая, что сможет вернуть Джею здравый рассудок, что он безумен и страдает от этого. И никому не приходит в голову, что всё как раз-таки наоборот. Ну, кроме Джокера, разумеется. — А если я сведу тебя с ума первым? — почти шепчет он, подаваясь корпусом вперёд, словно стремясь сократить дистанцию. Переходит на «ты».       Харлин Френнзис Квинзель удивлена, нет, шокирована подобной дерзостью, это видно по её глазам. Мужчина внутренне смеётся: «Сбежит». Но блондинка только едва заметно улыбается. Вызов принят.       Дни остаются такими же серыми, разнообразие вносит лишь то, что у Джокера теперь появилась хоть какая-то цель. Игра. А шутник не любит проигрывать. День за днём они ведут беседы всё в той же серой комнате с двумя стульями и столом, что создаёт иллюзию защиты.       Для Харлин это уже не просто работа, это спор, азарт захлёстывает женщину с головой. Джей видит это, и понимает, что выиграл.       Но даже он не знал, насколько далеко всё зайдёт. Не мог подумать, что эта с виду сдержанная и спокойная женщина станет его спутницей, его королевой.       Он идёт ва банк, рискует, прося (или приказывая?) Харли помочь сбежать, кажется, даже не уверенный, что игра стоит свеч. Но так только кажется — стоит Харли согласиться, как мужчина сбрасывает ненужную иллюзию нерешительности, наклоняется к блондинке и, опалив её губы горячим дыханием, властно целует. Джокер был уверен в своей победе с тех пор, как огонёк азарта в глазах мисс Квинзель сменился более ярким — безумной сумасшедшей влюблённостью. Мужчина уверен, что невзаимной, что от балласта нужно избавляться, как только он станет бесполезным, но отчего-то, обзаведясь пистолетом, он не сносит пленнице голову. Нет, слишком банальный конец игры, слишком предсказуемо и скучно. Нет, псих окончательно сломает свою жертву, поменяется с ней ролями, заберётся, под кожу, в разум, даже в душу. А потом, показав святую святых — место, где был (пере)рождён, — избавится.       Смерть Харлин Квинзель станет феерией, вспышкой в калейдоскопе серых будней города.       Да вот только план не удался. Джокер не может убить своё творение, в которое вложил столько сил и капельку своего безумия. Живая Харли Квинн полезнее, чем мёртвая. Да и прекраснее, чего тут скрывать.       И всё же в одном мужчина не ошибся — смерть Харлин Квинзель стала той самой безумной вспышкой в суете серых будней, но ещё ярче было рождение Харли Квинн.