Мгновения

Небо горело, и чем-то – пусть даже и отдаленно – напоминало Сого о рыжих волосах одной надоедливой девчонки. Они теперь что-то вроде бродячих псов, пропагандистов идей старого режима или отступников от нового мира. Выбирайте что понравится. Ни в одном не ошибетесь. Они теперь не Шинсенгуми, не псы сегуната. Они просто сборище самураев без имени и дома. Они толпа со своей свободой, они самураи, несущие в мир идею, с которой всегда боролись. Сого слишком молод, но уже понимает все эти тонкости политики, из-за которой им пришлось покинуть Эдо и бежать, словно трусливым псам, поджав хвосты, хотя они с легкостью могли бы положить хотя бы какую-то часть армии нового сегуна. Но Сого все понимает. Нельзя вступать в открытую схватку – только не таким образом можно победить Нобунобу Хитоцубаши. Его можно победить словами, речами, которые охватят не только Эдо – стараниями Кацуры Котаро, – но и всю Японию. Они будут говорить, говорить, говорить, пытаясь растолковать простому люду революционные идеи, пытаясь вдохновить их не на путч, а полномасштабную революцию, которая – как они надеялись и в чем не сомневался Кацура Котаро – закончится свержением правительства. Но как же чертовски тяжело быть бродячим самураем. Постоянно переходить с места на место, не смея задерживаться в одном городе дольше, чем на три дня, и срываться в путь, пытаясь оставаться незамеченными для глаз нового сегуна. Так много проблем. Так много опасностей. А впереди бесконечная борьба и мечты о лучшем мире. Но иногда – вот такими вот вечерами, – когда удается присесть, где-нибудь в уголке от остальных и когда небо вот такое огненное и словно бы заражающее этим огнем землю, Сого подолгу смотрит на него. Это приносит какое-то чувство успокоения, какую-то уверенность в том, что все, что он делает, это не напрасно. В Эдо еще осталось много людей, которых они должны защитить, уберечь. И поэтому у них нет права бросать все прямо сейчас. У его командующего – пусть даже Шинсенгуми расформированы, но Кондо Исао навсегда останется его командующим – есть небольшая фотография его любимой женщины. С потрепанными уголками, с потускневшими красками, немного надорванная и мятая – Кондо слишком часто смотрит на ее лицо, – но зато с улыбкой его любимой, которая просто поддерживает в нем идею. И Сого часто замечает, как Кондо подолгу смотрит на старое фото, откуда улыбается такая грубая, совсем не милая, вечно злая и плоскогрудая девушка. И что мог найти командующий в такой де… Ах да, он ведь и сам что-то нашел в грубой плоскодонке. Нашел что-то в наглой девчонке с оттенком волос таким же, как это небо – огненное, пламенное, горящее. Небо горит разными красками: алыми, рыжими, желтыми, розовыми, малиновыми, бардовыми, персиковыми… Слишком много оттенков, чтобы просто взять и сказать, каким фантастическим было небо в такие вечера. Небо было таким же фантастическим даже в самых отдаленных уголках Японии, но Сого почему-то казалось, что он снова в Эдо, а все эти оттенки – лишь блеск солнца, запутавшегося в рыжих волосах китайки. Ты стал слишком мягким, слишком мечтательным, думает Сого, но взгляд от горящего небо оторвать все равно не может. Есть в этом что-то до боли забавное: в Эдо он ведь и не замечал, как похожи эти два оттенка. И становится сразу интересно – о таком, конечно, может подумать только какой-нибудь романтик, а не Сого, – кто у кого пытается украсть цвет? То ли небо над Японией пытается походить на пламя в волосах китайки, то ли китайка так сильно влюбилась в горящее небо Японии. – Это все бред, – бормочет себе под нос Сого, поднимаясь. Китайка далеко. Он не скучает. Точнее, скучает, но в другом смысле. «Скучает» от «скука», а не «тоска». – Ты что-то сказал? – спрашивает его Кондо, который пристроился недалеко от Сого. Да и неизвестно, когда они снова вернутся в Эдо. Возможно, их путешествие затянется на долгие годы, а когда они вновь пересекут Эдо, то китайка будет уже другой. Возможно, даже не одна. Возможно, даже с очкастым. Возможно, и с кем-нибудь другим. Возможно, и с парой ребятишек, бегающих по дому. Взгляд Сого падает на потрепанное фото, которое Кондо любовно поглаживает огрубевшей ладонью, и думает о Таэ Шимуре. Наверняка и она уже будет замужем с несколькими детьми, а когда вернется командующий… Нет. Самоедством заниматься можно, а вот командующему лучше этого не говорить. – Нет, ничего, – отвечает Сого. Он может сколько угодно представлять взрослую Кагуру, оставшуюся такой же плоскодонкой, но с чертовски длинными соблазнительными ногами. Кагуру, которая все-таки будет ждать его. И ждать не просто для очередной драки, хотя и прикрываясь фантомной неприязнью. Сого ведь знает, что она потихоньку выветривается, понемногу растворяется, оставляя… Нет, командующему лучше не говорить, что Таэ Шимура хоть и не богатая, а все-таки завидная невеста. А может он и сам догадывается, да только скрывает, пытаясь создать фантазию с помощью фотографии. И Сого совсем не тот человек, который скажет ему, что пора прекратить мечтать. По крайней мере, до тех пор, пока он не перестанет сравнивать себя и командующего, у которого есть фото с любимой женщиной, а у него, Сого, только это огненное небо с таким же оттенком, как и волосы одной наглой девчонки.