Мгновения

– Ты все-таки добился своего, чертов садист. Ты наконец-то доволен? – и в голосе ее скользят неподдельные злость и ненависть. Они потратили не один год, чтобы добиться своего, чтобы наконец-то изгнать аманто с Земли и вернуть Японии ее прежний облик независимого государства, в котором аманто не имеют влияния. Они слишком долго сражались за свою свободу, за свободу своей страны, но никогда не забывали, для чего они это делают. Все это ради чистого неба над их головами – без космических кораблей аманто. Все это ради безопасности дорогих людей – у аманто так много средств и необычных способностей. Все это ради людей, ради Японии, которая была захвачена и заселена аманто. И Сого тоже, загоревшись идеей свободы, заразившись целеустремленностью Кацуры Котаро, поверил в то, что все аманто должны покинуть Землю. Вот только он забыл, что одна знакомая девчонка тоже была одной из ненавистных ему аманто. Выходит даже как-то глупо: Сого, вдохновляемый Кацурой, разрывается между своими идеями и рыжеволосой китайкой, которая обязана исчезнуть из его мира. И он даже делает выбор. И делает его вроде как правильно. Кагуре девятнадцать. И с тех пор, как Шинсенгуми покинули Эдо, она научилась показывать на своем лице так много недовольных мин, о который Сого раньше и не догадывался. И в девятнадцать лет эта чертова китайка перестала быть плоскодонкой и стала вроде как красивой девушкой. Черт бы побрал ее длинные рыжие волосы – Сого бы обкорнал ее под мальчишку с криво отстриженными прядями. А ее синие-синие глаза – такие синие, что это выдает в ней аманто – у людей не бывает глаз настолько глубокого синего цвета. Это все обман. Она приходит к нему ночью. И приходит за несколько часов до отправки ее корабля. Нагло раздвигая седзи, тяжелой поступью она входит к нему в комнату, которую ему так любезно после возвращения выделили в одном из самых отдаленных районов Эдо, и смотрит на Сого сверху вниз. А все, что он может сказать это: «Я знал, что ты придешь. Я ждал тебя». Потому что у нее в запасе, приготовленном специально для него, одни проклятия, но оба они прекрасно понимают, что проклятия и ругательства, срываемые с ее губ, спустя минуту не будут значить ровно ничего в сравнении с вздохами, выдохами и стонами, которые Сого будет просто вырывать у нее из груди. Они понимают друг друга без слов. Просто это нужно было понять раньше, прежде чем он осознал, что Кагура попадает под эту ненавистную ему категорию «граждане, имеющие не человеческую природу». Как жаль, что для того, чтобы он осознал, как много она для него значит, она должна покинуть планету. Для аманто теперь путь на Землю заказан и завтра после того, как последний аманто ступит на корабль, терминал будет разрушен, а Япония наконец-то снова станет страной самураев. И, наверное, этим «последним аманто, ступившим на корабль» будет именно Кагурой, привязавшаяся к Земле настолько, что даже смирилась – и даже в какой-то степени полюбила – с ненавистным ей солнцем. Без перепалок, грозных взглядов никуда. Такие уж у них отношения, так уж они выражают свою какую-то странную любовь по отношению друг к другу. Они припадают друг к другу где-то после третьего «чертов садист» и второго «китайка». Ей нужно всего несколько шагов, чтобы оказаться впритык к Сого и прижаться всем телом к нему. От Кагуры пахнет миндалем, и Сого дышит ей сейчас, надеясь запомнить запах ее тела как можно дольше, потому что после этой ночи воспоминания – это все, что у него останется. Он зарывается носом в ее волосы, хватая за шею, поглаживая пальцами позвонки. А Кагура откидывает голову назад, поставляя под его губы свою тонкую бледную шею, совсем не боясь его грубости, не смущаясь того, что отдается, казалось бы, самому ненавистному во всем Эдо человеку. – Ненавидишь меня? – спрашивает Сого полушепотом. И это единственный вопрос, на который хочется знать ответ. Из-за него она покидает полюбившуюся Землю, из-за него они никогда не встретятся в каком-нибудь излюбленном месте для парочек здесь, в Японии. Но ведь и из-за него она решилась сделать шаг вперед, оставляя позади гордость и поддаваясь своему желанию быть ближе. – Хотелось бы, но не могу. Она смотрит ему прямо в глаза, когда кладет руки ему на плечи и заставляет сесть на расстеленный футон. И в голубых омутах нет ничего кроме решительности и какой-то вполне очевидной мысли «Почему из всех людей именно ты?» Сого и сам не раз задавал себе этот вопрос. Почему именно она? Аманто, дьявольски своевольная, наглая и грубая. А ведь на ее месте могла бы быть любая женщина, красивая и ласковая. И Сого уже устал отвечать сам себе на этот вопрос, в конце концов ответ ведь не измениться. С другими ему будет скучно. Когда она первой целует его, Сого понимает, что представлять, как она это делает не так приятно. У Кагуры губы мягкие, сладкие – так, как он не любит. Сого перехватывает ее за талию, опрокидывая и нависая сверху, и одновременно с этим до крови прикусывает ее нежные губы. Горький металлический вкус сразу же ощущается на языке – Сого не может отказать себе в удовольствии провести языком по ее прикушенной губе. И черт подери это приятно! Такой дурманящий горький вкус ее крови, смешанный с его собственной – Кагура все же не остается в долгу. Она не могла не прийти к нему – Сого знает это и пользуется этим, когда слишком грубо задирает юбки ее белого платья. У него над ней преимущество просто из-за того, что она отчаялась из-за своего возвращения, отринув прежние «никогда», «с тобой» и «не буду». Этой ночью она будет с ним и его. Сого пытается быть ласковым – настолько, насколько позволяет его внутренний зверь, давно желавший подчинить себе эту непокорную рыжую китайку. Но хватает его совсем ненамного. Сого выцеловывает и вылизывает ее шею, сжимает мягкие груди и по-хозяйски оглаживает бедра, закидывая себе на талию ее длинные ноги. Тело у нее мягкое, приятное, и у Сого такое ощущение, будто все это время это тело ждало только его рук, его губ. Ему сложно поверить, что эта девушка, лежащая под ним, та самая Кагура, которую он оставлял когда-то давно. Сможет ли он найти ту нескладную угловатую девчонку, разодрав на куски эту мягкую, необычайно нежную Кагуру? Нет, потому что та самая Кагура осталась на глубине этих синих глаз, потому что Кагура все еще смотрит на него. Сого освобождает ее от одежды быстро – легкое китайское платье летит к чертям небрежно только потому, что он ждал слишком долго такой вот ночи. И взору его предстают мягкие аккуратные груди с розовыми ореолами сосков, тонкая талия и нежная кожа цвета слоновой кости. Вот так должна выглядеть идеальная красота: с огненными волосами, разбросанными по подушке, полу, с горящими в темноте синими глазами и слегка приоткрытыми тонкими губами. Он припадает к ее телу вместе со сладкими и мучительными поцелуями, с дразнящими прикусами. Мучить ее безумно приятно, а то, как она пытается скрывать свои полустоны – доставляет Сого еще большее удовольствие. Он искоса смотрит, как она прикусывает губу, прикрывает глаза ладонью и чувствует, как она рукой вцепляется в его светлые волосы. А эта чертовка не желает спокойно лежать под ним. Она придвигается ближе и с ехидной улыбкой рукой тянется к его паху. Ее проворные пальчики ласково оглаживают выступающий бугорок, и Сого готов зарычать от нахлынувшего возбуждения, когда ее ручка проникает под одежду и несильно сжимает его возбужденную плоть. Он усмехается сквозь поцелуй – который по счету? – и готов усмехаться сколько угодно, потому что такая Кагура, маскирующая свою стеснительность под смелость, чертовски необычна. Ее неудачные попытки смешны, но Сого они нравятся. Кагура старается быть ближе, пытается отдать ему себя в свой первый и последний раз – на Землю она уже не вернется, а отправляться к звездам Сого не намерен. Но Кагура превосходит себя, когда пытается казаться сильной и не показывать, что ей больно, когда он входит в нее. Она прикусывает губы, откидывая голову назад и усмехаясь, пытаясь сделать так, чтобы Сого не заметил ее слабости. И вроде бы она не такая уж и плохая актриса, но соленые капель, скопившиеся в уголках глаз, выдают ее. Сого двигается сначала медленно, пытаясь обуздать своего внутреннего зверя, наконец сделавшего ее своей, но, чувствуя жар и тесноту, он все-таки срывается. Внутри Кагуры тепло и тесно, а когда она непроизвольно сжимает его внутри себя, Сого готов сойти с ума просто от мысли, что под ним та самая Кагура, ни разу в жизни не сказавшая ему ничего, кроме «умри, чертов садист». Сейчас эта же Кагура говорит совсем другое. Она сладко стонет, хрипло шепча ему на ушко его имя и выстанывая просьбы о большем. Да он и сам хорош. Сого лихорадочно повторяет ее имя, словно пытаясь напомнить разуму про то, что Кагура, лежащая под ним, не плод его воображения. Но почему-то появляется дурацкое ощущение, что если он перестанет повторять ее имя, то она исчезнет. Хотя она исчезнет в любом случае. Сейчас или утром – Сого даже не знает, что будет для него мучительнее. А она ведь и вправду уходит. И уходит не утром, а ночью. О том, что эта ночь действительно была, свидетельствует только теплая постель рядом с ним и аромат миндаля вместе с несколькими длинными рыжими волосками на подушке. Она ушла, пока он спал. А он, дурак, даже и не заметил. И утром, когда солнце было уже высоко над горизонтом, Сого вновь и вновь возвращался мыслями к этой ночи, к рыжей девушке, которая оставила его, похоже, навсегда. Кагура возвращалась в дождь.