Мгновения

Коока привыкла быть одна. Но он врывается в ее жизнь вместе с глупыми обещаниями и предложениями, в которые она даже не верит. И самое странное, что даже если Коока знает, что этим обещаниям не суждено сбыться, в глубине души она хранит сладкие мечты об этом. Он нагло вламывается в ее жизнь, привнося в нее много глупостей, улыбок и какого-то особого и – пускай это даже глупо звучит – ощутимого материального счастья. Быть может, это все иллюзия, обман, но отчего Кооке кажется, что такое счастье не может быть каким-то притворным. Она готова твердить об этом, не имея никаких доказательств или фактов, хотя бы наполовину близких к правде. У нее нет ничего кроме какого-то странного чувства уверенности. Это что-то вроде женской интуиции, инстинкта, выработавшегося у нее с годами – спиной чувствовать опасность, находить и расправляться с нею. Но от него совсем не веет опасностью. Коока бы наоборот повернулась бы к нему спиной, прижалась, зная, что ему можно довериться. Коока не боится предательства от него. Он слишком глуп, чтобы предать незнакомого человека, и слишком силен, чтобы сбежать. Ее счастье на ощупь – мозолистые руки Канко. Ее счастье на вкус – ласковые поцелуи Канко со вкусом каких-то сладостей с Земли. Какие-то яблоки в меду или бананы в шоколаде… Что-то очень сладкое на вкус – Коока помнит липкие губы и сладость на языке. Канко часто несет какую-то ерунду, но отчего-то Коока не спешит закрыть ему рот, чтобы пощадить свои уши. И не то чтобы ей нравилось слушать его глупые фантазии, обещания вперемешку с этим бредом, просто иногда мечтами жить приятно, забывая о суровости реальной жизни. Когда Канко прижимает тонкое тело такой сильной Кооки к себе, ей почему-то не кажется, что это сладкое чувство защищенности неправильное. Единственное, что кажется опасным, так это то, что Коока начинает ненавидеть одиночество. Кто бы мог подумать, что один глупый Канко сможет так быстро приучить ее к своему теплу, к своей нежности. Все чаще Коока замечает, как смотрит на свои руки, представляя, как широкие большие ладони Канко сжимают их. И тогда Коока закрывает глаза. Сильные руки Канко заботливо, бережно прижимают ее к себе, лицом он зарывается в ее длинные рыжие волосы и что-то шепчет про любовь. А Коока счастлива. Просто счастлива от того, что не одинока. Все эти нотки нежности, перемешанные с глупостью и каким-то помешательством на этой красивой рыжеволосой женщине в словах Умибозу Муцу не заметить не может. Хоть он и говорит о своей жене так мало – какими-то урывками, отрывками, кусками, – но Муцу кажется, что это просто от его большой любви к ней. Умибозу своими крохотными историями о Кооке баловать ее не любит, но юной Муцу все же нравятся и эти «куски» из целой любовной истории ято. Ято вроде как верные – они что-то вроде этих животных с Земли… как же их… которые ужасно напоминают псов… Муцу помнит их, но не припоминает название гордых животных. Все ее знания о Земле основываются на рассказах Умибозу, который когда-то – это Муцу знает точно – захватил сердце Кооки. Но Муцу не может судить о верности или неверности. У ее отца вроде как много женщин было, а половина экипажа ее корабля вечно пропадает в каких-нибудь борделях, когда они где-нибудь останавливаются. Все это очень сложно – вся эта любовь ято непонятный зверь для юной Муцу, которая еще ни разу даже не любила. Юная Муцу все еще не определилась, как она будет любить. Она может любить пылко, нежно и верно одного человека всю свою жизнь, будет отдавать ему всю себя и когда-нибудь она прошепчет тому единственному, что она будет его до самого конца. Но с другой стороны она не должна так сильно привязываться к одному человеку, не может принадлежать только ему. Она должна быть свободной и независимой ни от кого, она не должна цепляться за эти узы так сильно, как это делает Канко. Муцу знает, почему Умибозу так мало говорит о Кооке. Каждое слово о ней, произнесенное для кого-нибудь другого, словно частичка самой Кооки, которой Канко не собирался делиться с миром. Он бережет в своей душе каждое слово, каждую мысль, связанную с Коокой, нежно лелея мечту о скором возвращении домой. А юная Муцу все мечтает о том, что когда-нибудь и для нее найдется кто-нибудь, кто будет жадничать каждым словом о ней. Она хочет, чтобы о ней тоже так кто-нибудь заботился. И все нетерпеливо ждет, мучительно ожидает, когда, ну когда же она, наконец, влюбится по-настоящему. Муцу хочет, чтобы кто-нибудь просто так же ворвался в ее жизнь и изменил все к чертям, вытащив из всего этого. И Сакамото Тацума врывается в ее жизнь подобием урагана, снося со своего пути ее мораль, задавая очевидный вопрос: «Чего же ты все-таки ждешь от жизни, Муцу-чан?» Он выставляет за дверь ее здравый смысл, протягивает ей руку, говорит о том, что лежит за пределами ее принципов. Сакамото так сладко произносит слово «мечты», так мягко называет ее по имени. А потом он начинает смеяться, как идиот, чем разрушает эту фантастическую атмосферу. Но смеется Сакамото так, что на душе у Муцу как-то странно теплеет, и она понимает, что этот человек совсем не боится того, как о нем начнут думать люди. Для Сакамото мир не ограничивается какой-то тысячью человек или одной планетой. В его представлении мир – что-то настолько невообразимо огромное, что просто жизни не хватит для того, чтобы все увидеть собственными глазами. Муцу влюбляется в четырнадцать лет. И как бы это парадоксально не звучало, влюбляется по-настоящему. В тот же самый день, когда в душу ей западают непослушные каштановые вихры, дурацкий – да что там, самый дурацкий – смех, такой волевой взгляд и сильные руки, сжимающие ее ладонь на пути к новому миру, Муцу решает, что во чтобы то ни стало защитит этот смех и эту улыбку, с которыми Сакамото врывается в ее жизнь. В свои четырнадцать она строит хрупкий замок иллюзий, склеенный мечтами маленькой девочки и подпитываемый когда-то услышанными рассказами Умибозу. Но в свои двадцать четыре просто тащит пьяного Сакамото на корабль от его почти что теперь постоянной женщины. К ней, к Ре, Сакамото спешит, едва его нога коснется Земли. Хотя уже входя в атмосферу, он места себе не находит, мотаясь по кораблю и мешая команде. Ре красивая женщина – этого Муцу не может не признать, – но слишком красивая для такого дурака как Сакамото. Она всегда с улыбкой провожает Сакамото, опирающегося сильные на плечи Муцу, и машет рукой, прежде чем закрыть за ними дверь. Красоте и терпению этой гордой женщины остается только позавидовать. Ре настолько прекрасна, что могла бы заполучить любого мужчину, но она все равно ждет Сакамото. А он слишком редко бывает на Земле, навещая ее, и большую часть времени проводит с другой женщиной, с ней, с Муцу. Муцу представляет, чтобы она сделала на месте Ре. Скандалила, истерила, рвала, метала, молила остаться или хотя бы вышвырнуть девчонку? Наверное, нет. Наверняка Муцу бы тоже просто мирилась с этим, пока Сакамото говорит, что любит только ее. Ре достается любовь и ласка Сакамото, Муцу – перегар и пьяный поцелуй в беспамятстве, о котором ни Сакамото, ни Ре лучше не знать. В свои четырнадцать Муцу идеализировала любовь со всеми вытекающими. В свои двадцать четыре она считает любовь воровством в чистом виде, потому что все, на что способна ее любовь, это кража поцелуя и немного ласки у опьяневшего и малопонимающего Сакамото. Просто потому что влажные губы Сакамото стоят того, чтобы каждый вечер мучительно ждать ночи, когда он напивается до беспамятства, и вести его в отель, чтобы переночевать. Весь этой ужасный вечер, когда Сакамото флиртует с девушками, уединяется с Ре, стоит ласковых ладоней на затылке Муцу, костлявых пальцев, поглаживающих ее волосы. Все это стоит минутной ласки Сакамото для влюбленной Муцу. Самое главное, когда садишься на колени у постели, наклоняешься для поцелуя, урвать момент и прижаться губами к губам до того, как Сакамото прошепчет это проклятое имя «Ре». Тогда магия развеется, и Муцу ничего не останется делать, кроме как зажаться в какой-нибудь угол какой-нибудь забегаловки и жалеть себя, наивную девочку, так и не выросшую из сказок про любовь. Муцу очень жадная до слов о Сакамото. И всегда когда Ре ее расспрашивает, она переводит тему. Теперь она еще лучше понимает Умибозу, который так мало рассказывал ей о Кооке. Он словно бы боялся того, что такая чудесная женщина выбрала его, дурака этакого, и когда-нибудь поменяет свой выбор. – Буду твоей до самого конца, – это Муцу хотела прошептать любимому с самого детства, это она шепчет Сакамото каждую ночь на Земле. Она гладит его по голове, перебирая каштановые пряди на его лбу, и прислушивается к мерному дыханию почти заснувшего Сакамото. От него пахнет рыбой, сакэ и совсем немного женскими духами. Но для Муцу это пока не важно. Пока есть такие вечера, когда она может просто смотреть на него, все может быть в порядке. Муцу вспоминает когда-то сказанные Умибозу слова о Кооке, о том, что она привыкла быть одна. Отчего-то Муцу кажется, что ей было бы намного проще, если бы и она к этому привыкла. А пока просто хочется закричать, попросить забрать то странное желание их прошлого, когда она мечтала о человеке, врывающемся в ее жизнь подобно урагану. Заберите этого человека, дайте ей настоящую свободу. Но Муцу не справится с этой свободой без него. Оттого она и кладет голову на постель, переплетает свои пальцы с пальцами Сакамото, и смотрит на красивый контраст их кожи в темноте. Слишком привязалась, глупая. И слишком задержалась в этой роли четырнадцатилетней «Муцу-чан», которую она так ненавидит за наивность и глупые мечты. Все могло бы быть иначе, если бы Сакамото ворвался бы в ее жизнь чуточку позже, когда она была уже не ребенком, а девушкой. Все могло бы быть иначе, если бы она не боялась ему признаться и не жадничала, не рассказывая Ре о нем ничего. Мечтать у Муцу получается хорошо с самого детства. Навык бесполезный, но приятный. После того, как вдоволь намечтаешься перед сном, даже сны снятся хорошие. Вот и сейчас ей снится Сакамото, все также врывающийся в ее жизнь, но уже не как капитан, а как влюбленный в нее мужчина. Но даже во сне почему-то вспоминается Коока, привыкшая к одиночеству. Муцу бы тоже так хотелось. Тогда бы любить этого дурака, изменившего ее жизнь, ей не пришлось. Ну а пока она будет наслаждаться той малой толикой нежности, которую она может украсть у Сакамото из его любви к такой прекрасной Ре.