Мгновения

– Не берите в руки меч, Таэ-сан, – Исао Кондо подкрадывается к ней слишком незаметно, и Таэ даже немного подскакивает от внезапности. Таэ, вся в грязи, пыли и чужой крови, тыльной стороной ладони утирает со лба пот, выступивший из-за жара огня, охватившего Эдо. Аманто принесли с собой не только научно-техническую революцию, они принесли с собой новые массовые средства поражения, где коварный огонь потушить не так уж и просто. Рыжие языки пламени облизывают здания некогда самого яркого квартала в Эдо, оставляя после себя копоть, сажу и выжженную землю. – Что? – недоумевая, переспрашивает Таэ. – Не беритесь за меч, – говорит Кондо, подходя вплотную, словно бы зажимая в тиски. – Не пачкайте своих рук кровью. В прежние дни она бы не сдержалась – ударила бы что есть силы, не задумываясь о последствиях. Но сейчас совсем не то время. Силы нужно беречь, бойцов можно пересчитать по пальцам. И Таэ сдерживается только по этой причине, правда-правда. И совсем не потому, что этот сильный и бесконечно глупый главнокомандующий Шинсенгуми просит ее с таким видом, будто вырывает слова из самых глубин души. Не одноразовое, не каждодневное признание, а то, что идет прямиком из сердца, преодолевая заплетающийся язык и дрожь в руках. Неловкие, не до конца сформировавшиеся мысли, но такое четкое желание защищать то, что дорого. – Это война, Кондо-сан, – хмуро отвечает Таэ. – Жизнь стоит того, чтобы за нее бороться. И я буду бороться за то, чтобы на Земле она осталась. Кондо пытается казаться грозным, но печаль и беспокойство в добрых глазах выдают этого глупого мужчину с головой. Его совсем не удивляет ответ Таэ. Скорее, именно таких слов он и ждал от нее. Ибо Таэ самоотверженная и такая же бесконечно глупая, потому что пытается защитить все вокруг, не обладая нужным количеством силы. В одиночку ей не справиться, в одиночку ей никого не спасти. Но если Кондо возьмет из ее дрожащих рук меч, то тогда все может получиться. Своими словами Таэ пытается поставить точку в этом разговоре, потому что она знает, к чему это может привести. Кондо принудит ее к тому, чтобы она оставалась в безопасности как можно дольше, выбьет из нее это проклятое обещание. Или же она попросту расплачется от горя, потому что все, кто дорог ее сердцу уходят в бой. Даже Кондо. Все закончится ее всхлипываниями у него на груди и ласковыми поглаживаниями по голове, сопровождаемые нежным «Все будет хорошо, Отаэ-сан, я обещаю». И Таэ будет вновь и вновь – сквозь слезы, сопли и всхлипы – повторять о том, чтобы он не давал пустых обещаний. Но все равно в ее словах чего-то не хватает. Чего-то такого, что бы оно отвадило эти две концовки. И тогда Таэ, гордо вскинув голову, говорит: – Моя жизнь принадлежит только мне, и только я буду решать, как с ней поступить. И Кондо почти взрывается, резко хватая ее за плечи, непривычно грубо для него оттягивая ее в сторону, пряча от посторонних глаз за угол полуразвалившегося здания. Таэ и не подозревала, что он может быть таким диким и жестким. Печаль и беспокойство в его карих глазах сменяются гневом и ужасом, а Таэ просто не верится, что Кондо может испытывать страх. Он ведь слишком глупый для этого. – Это не шутки, Отаэ-сан! – вскрикивает Кондо, несильно встряхивая Таэ за плечи. – Вы не простите себе, если отнимите жизнь. Он чуть крепче сжимает руки на плечах Таэ, но она попросту терпит, боясь показаться слишком слабой. Кондо опускает голову, а когда поднимает, Таэ снова видит этот обреченный, потерянный взгляд. Вот снова он, глупый Исао Кондо, которого она знает. Которого она… Его теплые руки притягивают Таэ к себе так внезапно, что Таэ даже не успевает подумать о чем-либо, как оказывается зажатой в крепких тисках. Она утыкается носом в широкую мужскую грудь, замирая и надеясь не показать Кондо, что она чувствует себя так спокойнее, что ей не противно вот так вот стоять в объятиях гориллы посреди хаоса, накрывшего землю. Даже если весь мир перевернется с ног на голову, она не скажет ему самого главного. – Отаэ-сан, не беритесь за меч, – вновь говорит Кондо тихо-тихо. А от его жаркого шепота у Таэ в районе шеи плавится кожа, и она тихо выдыхает, надеясь, что Кондо, поглощенный тем, что его ненаглядная Таэ не вырывается, не заметит этого. Но – увы – это не уходит от его внимания, и он позволяет себе нечто большее. Его большая теплая ладонь проскальзывает к затылку Таэ, осторожно поглаживая мягкие каштановые волосы. Носом он зарывается в ее волосы, неловко целуя девушку в макушку, чем заставляет Таэ снова измученно выдохнуть. – Если у меня не будет выбора, – отвечает Таэ, – я возьму меч. Моя рука не дрогнет. Я много лет занималась в нашем додзе. Почему так опаздывает вполне очевидная мысль о том, что нужно оттолкнуть его? Почему не спешат мысли о том, что не пристало незамужней молодой девушке находиться в объятиях взрослого мужчины так долго, да еще и не сопротивляться? Одумайся, Таэ, одумайся, пока не натворила глупостей, пока не сделала того, о чем можешь потом пожалеть. – Я знаю, Отаэ-сан, я знаю, – бормочет Кондо. – Но я говорил не о том, что вы не сможете. Я говорил о том, что вы не простите себя. – Кондо замолкает, а потом еще тише добавляет: – Я возьму ваш меч, я возьму ваше бремя. Просто… просто будьте в безопасности, Отаэ-сан. Именно вот эти слова нужны были Таэ, чтобы понять, что пора отступать. Она неуклюже выпутывается из теплых рук Кондо, отстраняясь и на секунду задерживая пальцы у локтей Исао. Это просто последнее прикосновение – эфемерное, призрачное, – призванное, чтобы просто запомнить его руки. Пальцы Таэ отпускают его руки столь же быстро незаметно, как и прикасаются. – Нет, Кондо-сан, – говорит Таэ, вскидывая голову. – Даже если и не прощу себя за убийства, я буду драться за то будущее, которое нас ждет. Я своими руками выложу себе дорогу к нему. Я сама стану на защиту того, что дорого моему сердцу: за Шин-чана, за Йорозую, за Кабуки-чо, за Эдо и всю Землю. Таэ бросает на Кондо еще один гордый взгляд и оставляет его в одиночестве. Она уходит, довольная собой, своими словами и силой воли. Она довольна тем, что так и не позволила вырваться проклятым словам о том, что она будет сражаться и за него, за этого глупого мужчину, так нагло влезшего в ее жизнь. Слишком много чести. – Страшны те битвы, в которых принимают участие женщины*, – тихо бормочет Кондо, глядя Таэ вслед и грустно улыбаясь. Таэ не слышит его слов, не видит его улыбки. Таэ берется за меч.