Мгновения

Рыжим волосам стоит лишь на мгновение попасть в поле его зрения, а Сого оборачивается, дергается в их сторону, словно ошалелый зверь, изголодавшийся и озлобленный. Он сразу же цепкой хваткой впивается в чужое плечо, выдергивает этого человека из толпы, разворачивает к себе, чтобы наконец-то свести счеты и высказать все накопившееся за эти два года. Руки – кулаки – как-то странно и приятно дрожат в предвкушении, и Сого даже сглатывает от нетерпения. Но смотрит он в чужие глаза и слышит совершенно незнакомый голос. Он рычит скупые извинения, давит из себя дерганую улыбку и клянет чертову девицу за выкрашенные в этот огненный цвет волосы. Окита проглатывает ее дерзость – девчонка позволяет себя толкнуть его напоследок – и лишь нервозно отряхивает свой костюм, давно сменивший его форму капитана Шинсенгуми, словно бы окончательно пытается стряхнуть наваждение. Сого не скучает, просто злится за то, что она уходит не попрощавшись. «Эгоистка», – шептали, выплевывали его губы еженощно, пока он смотрел на небо и ждал, что какая-нибудь звезда упадет, и это будет корабль чертовой чайны. Он ждал ее кончины столь же страстно, сколь желал лично подарить ей свидание со смертью. Сого не воет волком по ночам от одиночества, не злится на огненные рассветы, столь похожие на другой рыжий огонь, и безжалостно приближающиеся закаты, отсчитывающие конец еще одного дня. Окита просто наблюдает за Шимпачи, стараясь лишь с помощью наблюдений выведать, когда же эта девчонка вернется. Но Шимура и сам не знает, куда пропала рыжая бестия и их беспринципный начальник, сам ждет их возвращения, уповает на чудо. Мальчишка в очках теперь становится начальником, но оставляет за собой роль верно ждущего пса, поддерживающего то место, в которое могут вернуться блудные члены Йородзуи. Шимура Шимпачи находит утешение в работе, пытается забыться в ней и хоть на немного перестать так смертельно скучать по ним. Он с легкостью может поддерживать иллюзию внутреннего спокойствия, зная, что в один момент они все-таки вернутся. Сого так не может. Ему сложно поддерживать воспоминания без эмоциональной подпитки – без гнева, раздражения, проклятого желания просто увидеть. Оттого он и становится таким частым гостем в публичных домах, где он ищет рыжих умелых куртизанок, создающих эфемерное воспоминание – образ – треклятой чайны. Он всегда платит щедро – молчание о его пристрастиях стоят дорого, но Окита готов уплатить эту цену – за то, что рыжая девушка проникает в комнату под покровом ночи и в кромешной тьме становится для него той, кого он желает. Гибкая, изящная, статная, мягкая и беспредельно податливая – ей никогда не стать заменой настоящей чайне, но Сого нравится думать, что такой Кагура может стать, если он ее сломает. В этот раз тоже очередная девушка проскальзывает в его покои обнаженной, прячется под одеялом с ним и приносит с собой дурманящий аромат лавандового масла. В темноте Сого фантазирует россыпь веснушек на шее и лице, небольшие упругие груди, придумывает шрамы, которые собственноручно мог бы оставить на бледной коже. Он думает только о проклятой чайне, кусая мягкие сладкие уста рыжей девушки, пытаясь соотнести, сплести вместе два образа, но каждый раз натыкается на препятствие. Эту девушку Сого спросить не может, почему она так поступила и почему бросила все на этом свете. От злости он заламывает ей руки, крепко – почти до хруста – сжимая изящные запястья, и вырывает из груди девушки хрип. Она ничего не скажет, но может попытаться оттолкнуть его – Сого за это и платит, за слабую имитацию поведения чайны. Он совсем не думает о силе укуса, когда, словно голодный зверь, впивается зубами в мягкую кожу, оставляя ощутимый красный след, обещающий на утро превратиться в синяк. Девушка предпринимает слабые попытки оттолкнуть его, но это больше похоже на то, что ее руки просто скользят по его широкой груди, и Сого это бесит. Он тянет ее за длинные рыжие волосыи отмечает, что даже краска не смогла сделать нужного ему оттенка. Его до безумия сводит с ума мысль о подчинении, а идея о подчиняющейся чайне ему претит. Но чтобы заглушить эту дикую тоску ему приходится идти на крайние меры. Наутро она ловко выскальзывает из-под одеяла, а Сого, притворяющийся спящим, провожает ее взглядом, отмечая, что магия развеялась, что она действительно недостаточно рыжая, а аромат лаванды ему привиделся. Сого уже давно сбивается со счета, сколько рыжих девушек побывали в его постели. Какой толк в количестве, если он никогда не мог найти ту самую? Но когда вместе с этим простофилей Шимпачи появляется маленькая девчушка – рыжая, дерзкая, наглая – и заявляет, что она дочь чайны, Сого хочется верить, что среди всех них все-таки была Кагура. – Твой отец… неужели… – бормочет он, совсем не жалея силы для этого маленького монстра. В голубых глазах он читает гнев и ярость, маленькое миловидное лицо перекашивается от злости и девочка что есть силы кричит: – Замолчи! У меня нет отца! Он почти верит, что у Кагуры есть дочь и до безумия – до яростного воя – ревнует ее к человеку, которого никогда не видел. Навящивая мысль «Чем хуже я?» не дает ему покоя, пока другая мысль – отчаянная, такая же безумная и замутнившая разум ревностью и злостью – подкидывает ему еще одну идею. Сого раскрывает ее обман в два счета, коря себя лишь за то, что на мгновение поверил ей, поддался. И когда она появляется – настоящая, вытянувшаяся, ставшая женственной и по-настоящему прекрасной, – он хищно и победоносно ухмыляется, предвкушая давно замученные вопросы «почему ты..?» Но глядя в ее невероятные голубые глаза, он понимает, что готов ей простить два года молчания.