Любовь — убийственная штука

Хакс прикинул в уме черновой список дел. Об оружии и надлежащем прикрытии они уже позаботились. Так что теперь следовало подогнать куртку по размеру. А ещё рано или поздно придётся поесть… К сожалению, этим его возможности что-либо решать и ограничивались. Их задание зависело от способности Рена выследить кое-кого. Хакс мог попытаться заняться слежкой самостоятельно, но если бы, после его расспросов о джедае, того нашли мёртвым, у людей могли возникнуть подозрения. Он сомневался, что окружающие догадаются о личности Кайло Рена, но если кто-нибудь поймёт, что Флинс до безобразия напоминает некоего генерала из Первого Порядка, будут проблемы. В конце концов, Хатан соблюдал нейтралитет. Обнародование факта, что генерал Хакс без колебаний проникает на нейтральную территорию и стреляет в людей, грозило огромными политическими неприятностями. Как расспрашивать о джедае, не задавая вопросов напрямую о джедае? Если тот и правда был отшельником, то спрятался он замечательно. Также нельзя было отметать вероятность того, что джедай обитает где-то в городке. Неожиданно, но вполне реально. Или, возможно, он засел в горах. Предгорье считалось хорошим местом для охоты, но вершины — нет. Да, близлежащим горам следовало уделить пристальное внимание. А значит, по возвращении в гостиницу стоило спросить Машу, существуют ли протоптанные пешеходные тропы и какие опасности поджидают того, кто решит вскарабкаться наверх. Но все эти размышления призваны были в первую очередь отвлекать его от Рена, который, прижимая к его щеке рулон ткани, пытался понять, сочетается ли этот оттенок с бледной кожей. Хакс развязал пояс, передал портному куртку, позволил снять с себя мерки и направился к двери с очевидным намерением уйти. Но у Рена, как и ожидалось, были другие планы. Он объявил бы о них в любом случае, вне зависимости от того, знал Хакс, что его считают куклой, или нет. Просто теперь Рен этого не скрывал. Если бы Хакс не был осведомлён, Рен мог бы придумать какое-то оправдание. Например, что генералу нужен ещё один комплект одежды. Но с тех пор, как Хакс всё узнал, Рен в открытую оповещал его о своих извращённых желаниях. — К твоей рыжине, когда она вернётся, пойдёт зелёный и голубой. Не хочу, чтобы у тебя было что-то, чего ты не сможешь надеть, — раздумывал Рен вслух, доброжелательно улыбаясь. Точнее, полагал, что доброжелательно. — Я очень рад, что у тебя не было времени подобрать наряд в разведывательном отделе, потому что мне всегда хотелось одеть тебя во что-нибудь более красивое, чем твоя форма. Хакс постарался пропустить мимо ушей болтовню Рена и, вонзив пальцы в ладони, вернулся мыслями к куклам. Не в контексте ситуации, в которой очутился, — нет, он задумался о том смысле, который они имели для Рена. Куклы были типичными игрушками для девочек, чтобы те с детства практиковались в воспитании и прочих, необходимых для будущих матерей, навыках. Конечно, существовали куклы и для мальчиков, хотя назывались они иначе. Как бы то ни было, в обоих случаях дети, используя воображение, могли имитировать ситуации, в которых представляли себя взрослыми, могли придумывать забавы для того, чтобы разогнать скуку, или упражняться в фантазиях о власти. Игра в куклы существовала почти так же долго, как человечество, а ещё куклы всегда изображали какого-нибудь человека — придуманного или реального. Игра в куклы была важной составляющей при обучении сочувствию и эмоциональному интеллекту. Ребёнок представлял, что могла думать или ощущать кукла, и отыгрывал за неё соответствующие эмоции. И именно так поступал Рен. Вздохнув, Хакс сжал кулаки и попытался подумать обо всём этом максимально отстранённо, будто рассматривал клинический случай. Назначив Хакса своей куклой, Рен ожидал от него определённых эмоций. А отсутствие сопереживания дегуманизировало Хакса, делая не более чем игрушкой, вопреки уверениям Рена в обратном. Заблуждаясь относительно истинных чувств Хакса, Рен считал свои действия приемлемыми. Была какая-то ирония в том, что «игра в куклы» завела Рена совсем не туда — вместо того, чтобы развить в нём отзывчивость, казалось, высосала из него её последние остатки. Также куклы способствовали развитию образного мышления. Каждое сопряжённое с игрой действие, понимал его ребёнок или нет, обладало смыслом, оседающим навсегда в глубинах подсознания. Личность и воспоминания накладывали свой отпечаток на разыгрываемые сценки, помогая детям проработать психологические проблемы. Это походило на своего рода симуляцию с очень причудливой сюжетной линией. Рен отвёл себе роль защитника и няньки, хотя иногда он в неменьшей мере нуждался во внимании Хакса. Но большую часть времени кукле, то есть Хаксу, навязывался образ кого-то, кому требовались спасение, защита и забота. Кого же Рен проецировал на него? Самого себя? Рен ясно дал понять, что хотел получить чьё-то внимание, но был отвергнут. Так почему бы не отыграть сценарий, при котором он получал такую желанную любовь и заботу? Или, возможно, куклоХаксу отводилась роль кого-то из прошлого Рена. Кого-то, кому он желал помочь, но не сумел. Маловероятно, но возможно. Правда, сексуальный аспект вносил во всё это некоторую путаницу. Дети могли сделать вид, что их куклы поженились, могли заставить их целоваться и спать в одной кроватке, но почти никогда не симулировали кукольный секс. Вероятно, Рен решил расширить рамки своей фантазии, что бы он там ни отыгрывал. Если Рен, или кто-то из его прошлого, жаждал любви и физического внимания, но никогда не получал его в полной мере, то теперь появился шанс исправить ситуацию, уделяя Хаксу больше внимания, чем тот готов был принять. Вероятно, воссоздавая этот сценарий, Рен надеялся пережить катарсис или покончить с чем-то. — Как думаешь… хм… смог бы ты когда-нибудь нарядиться в платье? — тихо спросил Рен. Это вырвало Хакса из раздумий. Он вздрогнул и хмуро уставился в пол: — Я мужчина. И я не хочу надевать платье. — Но я бы не принуждал тебя никуда в нём ходить. Может, только в моменты нашего уединения… Если я когда-нибудь куплю одно, ты наденешь его для меня? — Я же сказал, что не хочу одеваться как женщина, — повторил Хакс чуть твёрже. — Но каждый в Пер… в том месте, откуда ты прибыл, носит стандартные вещи. Ты надеваешь, в основном, то же самое, что и большинство женщин. Так почему ты переживаешь из-за платья? — спросил Рен с издёвкой. Хакс не сдавался, возбуждённо выпалив в ответ: — Для того, кто утверждает, что не интересуется женщинами, ты, кажется, слишком стремишься превратить меня в одну из них. Рен закатил глаза: — Слушай, я не делаю из тебя девицу. Одежда — это лишь кусочки ткани, сшитые воедино. Они не меняют твоей сути. Я просто подумал, что тебе бы пошло платье. Мне кажется, пол в данном случае не имеет значения. Хакс зажмурился. — Я не буду надевать женскую одежду. — Он решил проверить ещё одну теорию и, вновь распахнув глаза, спросил: — Если ты в таком восторге от платьев, почему сам не носишь? Рен хохотнул: — А я похож на того, кому они пойдут? Вряд ли на эти плечи и руки можно что-нибудь подобрать. Но ты, с твоим изящным телосложением и покатыми плечами, думаю, будешь выглядеть очень элегантно. Если во всём этом и была положительная сторона, то состояла она в том, что Рен не пытался запихнуть его в какую-нибудь кружевную дрянь с оборочками и большим бантом на спине. Наблюдая за тем, как Рен листает буклет с моделями и узорами, Хакс поднял бровь и уточнил: — Но если бы нашлось что-нибудь впору, ты бы надел? — Не знаю, — искренне ответил Рен. — Но не вижу в этом ничего плохого. Большинство платьев будет смотреться на мне слишком странно. Вот если бы мне сшили что-нибудь под заказ… Правда, вряд ли я смогу когда-либо найти время, чтобы заняться этим по-настоящему. Но если такая возможность выпадет тебе… ты должен попробовать. Тебе точно пойдёт. «Он заставит меня», — Хакс нутром чувствовал. Когда Рен что-то вбивал себе в голову, отговорить его было почти нереально. При том, что возможности Хакса оказать сопротивление стремились к нулю. Начни он бороться — и Рен бы просто зафиксировал его на месте Силой и натянул на него платье. Если уж Рен захотел, то рано или поздно перейдёт к угрозам, лишь бы добиться своего. Так что Хакс не мог исключить вероятности, что Рен попытается провернуть с ним трюк с переодеванием. Развернув буклет, Рен ткнул пальцем в страницу: — Как насчёт этого? Хакс даже не взглянул: — Я генерал. Если кто-нибудь застукает меня в таком виде или случайно пороется в моих вещах, то… — Я бы спрятал его у себя, — сказал Рен. — Я буду прятать всё, чем мы будем пользоваться. Хакс застыл на мгновение и поднял глаза: — Ты о чём? — Ну, нам понадобится смазка для начала и, возможно… — Рен запнулся; его щёки покрылись лёгким румянцем. — Я же дал тебе тот список несколько месяцев назад. Так что ты должен знать, чем я хочу с тобой заняться. И кое-что оттуда невозможно сделать без… всяких штучек. Хакс ощутил, как краснеет. Он не понял большую часть пунктов из того списка и постарался выкинуть их из головы. Рен продолжил, неторопливо листая буклет: — Хотя теперь мне кажется, что список нуждается в дополнении. — И добавил, ухмыльнувшись: — Я в самом деле хотел бы узнать, можно ли заставить тебя… ну ты понял… лаская лишь соски. — Пресвятой Император! Рен, мы в публичном месте! — воскликнул Хакс, залившись краской до кончиков ушей. Его не интересовало, был ли он так чувствителен, как уверял Рен. Предложение казалось унизительным и, по всей вероятности, физически неосуществимым. Хотя Рен, скорее всего, всё равно попытается. С каких пор понимание реальности стало частью его нелепого мировоззрения? Рен махнул рукой в сторону портного: — Он не говорит на стандартном. Мы можем болтать о чём угодно. Хотя, наверное, не стоит упоминать Первый-ты-знаешь-что. На всякий случай. — Заметив негодование и беспокойство Хакса, Рен осклабился и продолжил: — Это редкость, особенно у мужчин. Но я слыхал о таких случаях, а ты очень чувствительный. А ещё думаю… То есть ощутил это недавно… кажется, ты неравнодушен к грязным разговорчикам. Хакс поёрзал в кресле и уставился на улыбающегося во весь рот Рена. Тот захлопнул буклет, хотя отметил пальцем нужную страницу. — Я не против. Я чувствую, что теперь мне такие разговоры даются гораздо легче. Понадобилось время, и я по-прежнему иногда немного запинаюсь, но можно попрактиковаться. Ради тебя я готов постараться. Например, рассказать, как те-тесно ты сожмёшься вокруг м-моего… хм… ну ты понял. — Рен умолк под пристальным взглядом Хакса и пробормотал спустя несколько секунд: — Когда ты так смотришь на меня, ничего не получается. Мне проще, когда я играю с тобой — ты становишься таким милым… — Существуют другие слова для описания… этого, — возразил Хакс, пытаясь вспомнить известные ему эвфемизмы. Любое выражение было бы уместнее упоминаний «игры», учитывая Реновский фетиш на кукол. — Кажется, я понял, что тебе подарить. Не волнуйся — не платье, — уверил Хакса Рен, пресекая возражения. Впрочем, он тут же зарделся и произнёс, запинаясь: — Хотя, может… когда-нибудь… мы будем наедине… Думаю, тебе пойдёт. М-м-м… маленькое, чёрное… на бретельках… Бормотание Рена становилось всё тише и тише. Наконец он умолк. Хакс слегка сжал кулаки. — Поживём — увидим. В голове проскочила мысль: «А что, если дать Рену настоящую игрушку? Сможет ли она обуздать его самые пугающие привычки?» Если бы у него появилась настоящая кукла, которую можно одеть, а потом поиграть с ней в… неважно, чего там подсознательно пытался достичь Рен, возможно, он перестал бы использовать Хакса. Сексуальный аппетит это, конечно, не насытит, но, может, искоренит желание обрядить генерала в платье. С другой стороны, Рен способен идентифицировать подарок, как пылкий ответ на свои чувства, или и того хуже, решить, будто Хакс примирился с тем, что в нём видят красивую куклу для развлечений. Хакс посмотрел на картинку в буклете и, ознакомившись с выбором Рена, облегчённо выдохнул. По крайней мере, это было не платье. Хакс вдруг понял, что стерпит всё что угодно, при условии, что это будет мужская одежда. Скрестив руки на груди, он постарался незаметно проверить узлы на воротнике и поясе. Он надеялся, что сможет провернуть то же самое с новым нарядом, обвязавшись шнурками или поясами. Узлы придавали ему оптимизма, повышая шансы на борьбу — в случае, если Рену вздумается нарушить обещание не трогать его до конца миссии. Особенно теперь, когда они застряли в магазинчике в ожидании, пока портной закончит подгонять верхнюю одежду генерала. «Как в шаттле, только со свидетелями», — угрюмо подумал Хакс. Он решил, что сможет в случае чего отважно выбежать на улицу. Холод не убьёт его. Лишь несколько минут дискомфорта, прежде чем он нырнёт в другое здание и… … будет делать то же самое раз за разом до конца дня. Пойдут они куда-нибудь ещё или нет — не имело значения. Рен будет виснуть на нём со всеми этими ненужными касаниями и поцелуями и вести неловкие разговоры о неуместных вещах, которые Хакс был решительно настроен не упоминать при посторонних. И из этого будет состоять его жизнь, пока они не покончат с заданием и не вернутся на «Финализатор». Хакс нахмурился. Существовало множество вещей, которыми он мог бы заняться. Будь его воля, они бы целиком и полностью посвятили себя заданию. Безделье и так причиняло Хаксу мучительную боль, а тут ещё Рен со своими любезностями. Хаксу претило заниматься чем-то, даже отдалённо напоминающим пустяки, да ещё и за пределами Порядка. И дело было не только в Рене. Хаксу всегда казалось, что «совместные прогулки» были типичны лишь для обслуживающего персонала того объекта, на котором он вырос. Формально те люди, будучи штатскими, не входили в состав Порядка, хотя, безусловно, сочувствовали его деятельности. Поэтому Хакс решил, что «гуляют» только представители гражданского населения. В самом деле, какой смысл имело тратить драгоценное время на что-то настолько банальное? Хакс попробовал представить, что гуляет с кем-нибудь, кто ему по душе. Например, с Фазмой. Они бы завалились в ближайшую кантину и провели бы время за дружескими подколками. Хотя Фазма наверняка перепила бы его. Вряд ли это доставило бы ему большое удовольствие, потому что мысленно он бы постоянно возвращался к работе, но лучше уж такие посиделки, чем прогулка с Реном. Но как бы поступил Хакс, если бы компанию ему составил кто-то, кого он уважал и желал порадовать, и это чувство было взаимным? Он слыхал о людях, которые, судя по всему, гуляли в самом прямом смысле, бесцельно шагая по улице и болтая. Иногда до Хакса доносились обрывки разговоров, в которых упоминалось совместное принятие пищи, походы в театр и просмотры головидео, и ему начинало казаться, что он должен заниматься тем же, несмотря на то, что не испытывал от этого удовольствия. Он подумал, что если бы повстречал кого-то, к кому проникся бы уважением и восхищением (взаимным), то они занимались бы чем-нибудь другим. Например, работой. А свободное время проводили бы за закрытыми дверями. Если бы у Хакса появился партнёр, по-настоящему уважающий его чувства, то такой партнёр вряд ли таскал бы его за собой против воли. — Портному потребуется время. Давай сходим куда-нибудь ещё, — сказал Рен, протягивая руку. Хакс изучающе уставился на неё, словно взвешивал последствия отказа и принятия. Наконец, удручённо взглянув, он ответил на предложение, коснувшись ладонью ладони Рена. Тот мягко сжал пальцы и аккуратно потянул Хакса за руку, вынуждая подняться. А потом стащил с себя куртку и накинул Хаксу на плечи. От ткани шёл крепкий запах. Вероятно, Рен постирал куртку каким-то незнакомым Хаксу средством. Но что более важно, она была тёплой. Кажется, Рен лучше справлялся с обогревом собственного тела, и в результате куртка излучала тепло. Плюс стойкий пикантный аромат, который Хакс неохотно признал очень приятным и с трудом подавил порыв завернуться в куртку посильнее. Рен порозовел и произнёс с придыханием: — Ух ты! Какой же ты милый. «Действуй разумно», — напомнил себе Хакс. Конечно, он мог возмутиться против этих отвратительных женственных эпитетов, которыми любил награждать его Рен. Но если он будет суетиться из-за каждой мелочи, это не принесёт ему пользы. А вот если он сумеет сдержать вспышки гнева и обиду, если будет потакать наименее существенным желаниям Рена, тот, возможно — всего лишь возможно, — прислушается к нему в более важных моментах. Рен вновь взял Хакса за руку: — Пойдём. Хочу, чтобы ты пообедал со мной. Это будет наше первое совместное принятие пищи. Хакс закатил глаза: — Мы же завтракали. — Ты мусолил гренку и мрачно смотрел в окно. Это не считается. *** Ресторан выглядел чуть приятнее, чем таверна при гостинице. Сочетание естественного освещения и разнообразных ламп явно пошло ему на пользу, придав помещению уют. Хакс осмотрел причудливую люстру, в которой вместо хрустальных подвесок использовались бокалы для вина. В этом присутствовала любопытная эстетика. Наличие лампочек — а не свечей — свидетельствовало о том, что некоторые здания всё-таки были электрифицированы. Вероятно, где-то здесь стоял небольшой генератор. А может, тут имелась электрическая сеть, а их гостиница либо находилась в процессе перехода на новые технологии, либо по каким-то причинам была не в состоянии совершить его. Хотя Хакс изучал обстановку и строил теории лишь ради того, чтобы избежать общения с Реном. Он никогда не думал, что ему придётся гулять с кем-нибудь. Он не горел желанием этого делать, считая это унизительным. Тем не менее, он стоял здесь, не имея ни малейшего представления, каков протокол в таких ситуациях. Ведь существовали какие-то правила, социальные условности, что-нибудь, могущее дать ему намёк относительно дальнейших действий. Рен отодвинул стул, принял куртку и, подав руку, помог Хаксу сесть. И выглядел при этом совершенно непринуждённо. Хакс предположил, что Рен, скорее всего, слишком долго размышлял над этим, может, даже мысленно практиковался, что говорить и делать. Сложив руки на коленях, вне досягаемости Рена, Хакс подтянул ноги под стул, когда почувствовал, как носок чужого сапога проехался вдоль его голени. И пока Хакс оглядывался по сторонам, Рен, подперев рукой щеку, не сводил с него глаз и тихо посмеивался. — Как же ты красив, — наконец произнёс он. Хакс опустил взгляд на свои руки и, сделав вид, что заметил под ногтями грязь, принялся её вычищать. — Итак, в тех местах, где ты родился, это называется «гулять»? — спросил Рен. — Да, — тихо ответил Хакс. — Очень мило. Мне нравится. А есть ещё что-нибудь такое же забавное? — Если ты у нас назовёшь кого-нибудь «хрупким», это будет означать, что человек болен, как правило, чем-то лёгочным, как тот лавочник. Если ты хочешь намекнуть кому-то, что не оценил шутку, то говоришь «я не вкурил», а если тебе кажется, что тебе докучают или врут, можно спросить «а ты не обурел?», — объяснил Хакс. — А если бы ты захотел сказать мне что-нибудь на арканисианском, то какие бы выбрал слова? — поинтересовался Рен. — Пог мо тойн*, — горделиво ответил Хакс. Рен наморщил лоб. Хакс рискнул убрать руку с колена и, переместив её в поле зрения Рена, взял стакан и сделал глоток воды. Промочив горло, он продолжил: — Ты же понимаешь, у нас есть свой язык. — Хм… значит, ты считаешь себя арканисианцем? — спросил Рен. — Я там родился, и насколько я знаю, большая часть моих генов была взята у коренных обитателей Арканиса. И я жил там дольше, чем на какой-либо другой планете. Так что, да, считаю. — Я не могу подробно распространяться о том, откуда я. Но это была планета лесов. Солнечная и тёплая. Там росло множество высоченных деревьев, и я мог вскарабкаться почти на любое, — опустив глаза, произнёс Рен, чуть понизив голос. И спросил через несколько секунд: — Какой он — Арканис? — Дождливый, холодный, а климату можно поставить диагноз «биполярный». Судя по тому, что ты рассказывал о тёмных форсъюзерах, планета бы тебе понравилась, — ответил Хакс со вздохом. — Я жил недалеко от океана. Я чувствовал его запах, но никогда не видел. До тех пор, пока нам не пришлось уехать. Империя пала, а Новая Республика установила контроль над мирами Внешнего Кольца. Они называли это демократизацией. Мы вынуждены были покинуть Арканис, в противном случае пришлось бы покориться захватчикам. Захватившие власть не были хорошими людьми. Я тогда мало что понимал, но, оглядываясь назад, могу сказать, это было ужасное время. Ты знаешь, что такое «уголовное законодательство»?** — Догадываюсь, — участливо произнес Рен. — Если кого-нибудь уличали в укрывательстве сочувствующих Империи или в симпатии ей, следовало наказание. Обвинить в симпатии могли за всё что угодно. Не было разницы между теми, у кого нашли склад оружия для мятежа, и домохозяйкой, сохранившей форму покойного мужа на память. Они принесли нам демократию, но бывшие имперцы были лишены права голоса. А значит, большая часть планеты подчинялась прихотям привилегированного меньшинства. Людям было запрещено брать на воспитание детей умерших родственников, пока не звучало обещание прививать усыновленным осуждение Империи и любовь к Республике. Для большинства это означало взращивание в детях ненависти к отцам и матерям, боровшимся и погибшим во имя Империи и родного мира. И всё это время нам твердили, что тем самым нам оказывают помощь. Обучение и обеспечение бедных планет Внешнего Кольца. Лжецы. Я помню политические чистки, осаду и нехватку продовольствия, — прорычал Хакс и так крепко сжал стакан, что тот чудом не раскрошился в его руках. — Я не догадывался, что было настолько плохо, — прошептал Рен. — Ну, если ты родом с республиканских территорий, то неудивительно, там подобное замалчивалось. Им нравится думать, что они жертвы несправедливости, сопротивленческий потрёпанный сброд, сражающийся за правду и свободу, — пробурчал Хакс и глянул на Рена. — Кто знает, сколько раз мы отбивали Арканис и восстанавливали Академию. Но «благодаря» вмешательству Республики вся планета увязла в практически непрекращающейся партизанской войне и террористических атаках, обусловленных конфликтом идеологий. И тем не менее, республиканцы всё ещё верят, что они — спасители Галактики. Я собираюсь показать им их ложь. Схватить за глотку и ткнуть список их злодеяний им в лицо. Они получат за своё лицемерие в десятикратном размере. Хакс уставился на лежащее на столе меню и вздохнул. — Хотя вряд ли это подходящий разговор для совместного обеда. — Кажется, я только что понял, в чём источник твоей ненависти, — пробормотал Рен. — Ты не выносишь, когда тебе лгут. И жаждешь отмщения. Считаешь, что ты единственный в силах восстановить справедливость на Арканисе и в Галактике. — Я же сказал, что ненавижу, когда несведущие люди всё портят, вызывая беспорядок. А на Арканисе всё было очень, очень плохо, — самоуверенно сказал Хакс. — И как я уже говорил, речь сейчас не о том. — А если бы республиканская планета оказалась под твоей властью, что бы ты сделал? — спросил Рен. Хакс сфокусировал взгляд на стакане. — Ну, для начала я бы попытался сохранить как можно больше уже существующей инфраструктуры и правительства. Это не только предотвратило бы народные волнения, но и сэкономило бы силы и ресурсы. По сути, сделал бы переходный период для простых людей максимально безболезненным. Если подавляющее большинство населения будет довольно, то тем, кто потерял власть, будет сложно сагитировать народ и найти причины для сопротивления, кроме слепого патриотизма. Главнейшая ошибка республиканцев, связанная с Арканисом, заключалась в попытке искоренить любые проимперские настроения. Но всё, чего они добились… — Враждебные группировки и беспорядки, — закончил Рен. Хакс удивлённо приподнял брови. — Не думал, что тебя интересует политика. — Не совсем. Вот моя мать… Она любила поговорить об этом. Было бы странно, если бы мне ничего не передалось. Помню, она рассказывала, что с Арканисом не сложилось, но я и не подозревал обо всех тех вещах, что ты упомянул, — объяснил Рен. И добавил с чуть большим воодушевлением: — Моя бабушка тоже интересовалась этим. — Похоже, тебя воспитывали разумные женщины, — отметил Хакс, внутренне задаваясь вопросом: «И в чём же, блядь, они просчитались?» — Я никогда её не встречал… но слышал множество историй, — продолжил Рен. — Ясно, — сказал Хакс, собирая в кучу все известные детали. Планета лесов. Умеренный климат. Семейная ячейка. Вероятно, братья или сёстры отсутствуют. Уход отца из семьи. Мать, судя по всему, была политиком. Или даже продолжает карьеру. Не слишком много, но Хакс был уверен, что для начала этой информации будет достаточно. — Ну, вообще-то я и правда интересуюсь историей, — признался Рен. — В основном Войной клонов и периодом непосредственно перед падением Империи. — Значит, новой историей, — заметил Хакс. — Хотя… более всего меня интересует Дарт Вейдер. — Ну, это немудрено. Учитывая тот факт, что он был одним из самых деятельных Лордов ситхов ушедшей эпохи, — сказал Хакс, вспоминая шлем и пытаясь не думать о пепле. — А ещё его история плотно переплетена с историей подъёма и падения Империи, — предостерегающе добавил он. Улыбка Рена слегка поблекла от этих слов. — Большая часть людей просто неверно его понимает. В этот момент к ним подошла девушка, чтобы принять заказ. Хакс так увлёкся беседой, что не перевёл меню. Они с Реном уставились друг на друга на мгновение, не совсем уверенные, как поступить. В итоге Хакс ткнул в первое попавшееся название и поднял два пальца. Официантка что-то протараторила и, кивнув, удалилась. — Что ты заказал? — спросил Рен. — Без понятия, — ответил Хакс. Исчезнувшая было улыбка вновь озарила лицо Рена. Хакс наблюдал за тем, как Рен, потянувшись, накрыл его сжимающую стакан руку своей и принялся поглаживать чуть выше запястья. Хакс приказал себе расслабиться, не желая, чтобы Рен набросился на него с вопросами типа «почему ты напряжён?» или того хуже — разозлился из-за «несоответствующего» поведения. Хакс мрачно осознал — и не впервые, — что Рен тренировал его, дабы Хакс как можно лучше соответствовал его желаниям. Хуже всего было то, что Хакс видел: это работало. Он подчинялся и уступал. Он лишь хотел избежать огорчений и неприятностей, но всё же теперь гораздо легче прогибался под желания Рена. И эта мысль его беспокоила. — Но вернёмся к нашему разговору. Думаю, мало кто понимает Дарта Вейдера, — повторил Рен, рисуя кончиками пальцев небольшие круги на руке Хакса. — М-м-м? — вопросительно промычал Хакс, поглядывая поочерёдно то на пальцы Рена, то на его лицо. Он внезапно осознал, что стал чаще опускать глаза. А Рен, наоборот, наглел, и отчего-то поддерживать с ним длительный прямой зрительный контакт с каждым разом становилось всё сложнее. Особенно когда Рен смотрел на него этим дурацким влюблённым взглядом. — Только представь. Джедаи забрали его от матери в довольно юном возрасте, а когда он вновь увидел её — она умирала от пыток. Его жена скончалась при рождении детей, которых у него отняли. А к тому времени, как они вернулись к нему, старый Кеноби, его бывший товарищ, успел настроить их против отца. А потом Люк Скайуокер предоставил ему шанс вернуться в семью. Признаю, Вейдер допустил ошибку в момент слабости, но… — объяснил Рен, — но не думаю, что он посмел бы напасть на Императора, если бы ситуация не начала искрить эмоциями. — А ты хорошо подкован, — сказал Хакс, стараясь, чтобы голос звучал спокойно, несмотря на то, что Рен принялся теребить сжимающие стакан пальцы, желая, чтобы Хакс их разжал. Хакс зажмурился. Он мог отпустить стакан, позволив Рену получить желаемое, а мог стиснуть пальцы покрепче, вынуждая Рена продолжить и, вероятно, подарить ему шанс нарастить усилия. Поколебавшись, Хакс разжал пальцы. Рен взял ладонь Хакса в руку и погладил её кончиком пальца. — Я прочитал всё, до чего сумел добраться. Я знаю о нём всё, что возможно, о чём другие и не догадываются. Ты знал, что он был поэтом? Кто-то записал то, что он говорил своей жене. Я… цитировал кое-что в письмах тебе. — Так это Дарт Вейдер говорил: «Ты не похожа на песок»? — недоверчиво спросил Хакс. — Он вырос на Татуине, неудивительно, что в его творчестве присутствовал образ песка, — сказал Рен так, будто это было самой очевидной вещью на свете. То ли хихикнув, то ли фыркнув носом, он продолжил: — Я не люблю песок. Он жёсткий, колючий и проникает везде. Здесь всё иначе. — Он помолчал немного, настойчиво поглаживая руку Хакса, а затем прошептал: — Здесь всё такое мягкое и гладкое. — Кайло, — насколько мог серьёзно, произнёс Хакс, — мы застряли в промёрзшей тундре. — Я говорил о тебе, — пробормотал Рен и, поднеся ладонь Хакса к своему лицу, прижал к щеке. Хакс упёрся грудью в стол, на случай, если придётся отбрыкиваться, как вдруг Рен, переместив ладонь, уткнулся в неё носом и тихо повторил: — Ты прекрасен… Хакс побледнел, когда Рен прижался губами к запястью и принялся целовать просвечивающие голубые венки. Как только Хаксу удалось овладеть собой, он вырвал кисть из хватки Рена и, крепко сцепив руки, положил их себе на колени. На лице Рена промелькнул оскал голодного хищника. — И так игрив… — Мы же договорились подождать, — напомнил Хакс. И добавил: — Я нахожу невероятно тревожным тот факт, что ты считаешь моё огорчение или унижение привлекательным. Он почувствовал, как что-то коснулось кромки его брюк. — О, если бы ты видел, как стыдливо отводишь взгляд и краснеешь, ты бы так не говорил, — продолжил мурлыкать Рен. — Если бы ты увидел, то изумился бы моему самообладанию. — Это очередное стихотворение Дарта Вейдера? — саркастически заметил Хакс. — Нет, это моё, но я рад, что ты усматриваешь сходство, — довольным тоном сказал Рен. Официантка принесла заказ и повторила название для подтверждения. Кажется, борщ. Насколько Хакс мог судить, это походило на рагу с мясом. Он едва сдержался, чтобы не закрыть нос ладонью. Привычная ему пища не источала такого агрессивного аромата. На «Финализаторе» Хакс питался пригодными для долгого хранения дегидрированными продуктами, практически лишёнными вкуса и запаха. А это было чересчур. Всё вокруг благоухало в сто раз сильнее обычного, перегружая его органы чувств с удвоенной силой. Как только девушка отошла, Хакс извлёк из кармана платок и прикрыл нос. — Не думаю, что смогу это съесть. — Ты всё ещё плохо себя чувствуешь? — заботливо спросил Рен. — Нет, просто запах слишком сильный. Не уверен, что получится. Можешь взять и мою порцию, если хочешь. — Ты должен съесть что-нибудь более существенное, чем кусочек гренки, — запротестовал Рен. Он перевёл взгляд на варево, потом на Хакса и добавил: — Хотя бы несколько кусочков. Пожалуйста. Ты должен поесть чего-нибудь. Вздохнув, Хакс убрал руку. Как только он это сделал, в нос шибанул резкий запах, а горло скрутило спазмом. Зачерпнув немного борща, он поднёс ложку к губам и, стараясь не дышать носом, попытался проглотить как можно скорее. От резкого вкуса болезненно защипало язык. Ощущения привели его в замешательство, но Хакс решил, что усилия того стоили, когда — после того, как он столько времени пробыл на холоде — его желудок обволокло теплом. Хотя он всё равно сделал несколько глотков воды, пытаясь смыть вкус с языка. — Ну как? — Слишком насыщенно, — ответил Хакс, поморщившись. — Но оно тёплое, а я не смогу выжить, питаясь только хлебом. — Десять ложек, — взмолился Рен. — Я хочу, чтобы ты съел по крайней мере десять ложек. Хакс вскинул бровь. Его обидел тот факт, что им командуют, хотя он и сам намеревался наполнить желудок едой, чтобы избежать потери сил. Более того, эта команда звучала так по-родительски. Несмотря на то, что Хакс теперь был в курсе вкуса и структуры пищи, проглотив вторую ложку, он застыл и съёжился, услышав этот приказ. Он знал, что Рен хотел нянчиться с ним в рамках неосознанной проработки — чего бы то ни было, возможно, родительского безразличия, — и уделял ему столько внимания, сколько желал для себя. Хакс подумал: «А что, если поменяться местами?» Может, Рен прекратит, если он начнёт относиться к нему, как к ребёнку, которым тот, судя по всему, и остался. Маловероятно. Как в его теории насчёт куклы, Рен мог неверно истолковать его намерения, приняв за приглашение к продвижению в сторону интима или за одобрение своего поведения. И всё же, если бы Хакс решился приласкать Рена, прежде чем самому оказаться облапанным, вероятно, это могло бы сдержать того, насытить и сделать менее напряженными некоторые его физические потребности. Рен и так будет его трогать, независимо от его слов или действий, так что Хакс ничем не рисковал. Тяжело сглотнув, Хакс протолкнул в себя ещё одну ложку. Есть становилось всё сложнее. Его тело знало, что эта пища причинит ему боль, и вынуждало остановиться. Горло сжалось. Желудок, казалось, скрутило кишками. Он чувствовал, что ещё немного — и его может стошнить. И всё-таки он должен был что-нибудь съесть. — Это всегда так сложно? — спросил Рен, озабоченно наморщив лоб. — Нет… — выдохнул Хакс, когда четвёртая ложка попросилась назад. Задержав дыхание, он продолжил: — Первый раз — хуже всего. Через определённое время ты привыкаешь. Хотя не помешает принять лекарство для предотвращения дизентерии. — Дизентерии? — переспросил Рен. Хакс вздохнул. — Внезапная смена диеты часто приводит к осложнениям. Я принял кое-что до завтрака. Оно поможет мне продержаться весь день. — Поэтому ты набрал тех печенек? — спросил Рен, мягко улыбнувшись. — Вот уж не думал, что они тебе нравятся. — Это не печеньки, это способствующие пищеварению галеты, — поправил его Хакс. Задержав дыхание, он снова глотнул и чуть не подавился. Откашлявшись, он добавил: — И да, они помогают. Хотя, полагаю, ты никогда с таким не сталкивался. Ты так часто покидаешь корабль, что вряд ли это скажется на тебе. — Ну, не совсем, — отозвался Рен, уплетая свою порцию борща без всяких проблем. Ублюдок. Жалостливо взглянув на Хакса, он произнёс просящим тоном: — Ещё несколько ложечек, ладно? — Ты что, моя мать? Помолчав секунду, Рен спросил: — А у тебя… когда-нибудь была… э-э-э… — Нет, в традиционном смысле — не было. Половина хромосом для зачатия была взята от моего отца. Хромосомы яйцеклетки-донора были удалены, так что кем бы ни была женщина, пожертвовавшая или продавшая её, во мне нет ни капли её генетического материала. Для завершения оплодотворения и создания зиготы вторую половину хромосом скомпоновали из взятых у доноров с необходимыми качествами. Так что, технически, у меня несколько родителей, чей пол мне неизвестен, — разъяснил Хакс. Рен выпучил глаза. Вероятно, от обилия научного жаргона. Слегка вздрогнув, он прошептал: — Но… это ужасно… — Скажем так, чьё-либо зачатие — не лучший предмет застольной беседы, — равнодушно произнёс Хакс. — Но ты ведь понимаешь, что без этого «ужасного» эксперимента меня бы не существовало? — Не то чтобы… — пробормотал Рен и, запнувшись, продолжил: — Все те люди собрались, чтобы создать тебя, но… никто из них… никогда не любил тебя. Хакс едва сдержался, чтоб не ухмыльнуться во весь рот. Разве он нуждался в любви? Любовь создавала обязательства. Любовь вела к недостатку концентрации. Она была ненужным излишеством. Он в ней не нуждался. Он её не хотел, особенно если любовь заключалась в постоянных манипуляциях Рена. Если в этом была её суть, Хакс не хотел иметь с ней ничего общего. А вот Рен, судя по всему, нуждался. Хакс обдумал своё положение. Рен собирался овладеть им по окончании миссии. Это было неизбежно. И раз уж ему удалось на этом настоять, Хакс был уверен, что сможет сдерживать Рена, пока они не выполнят задание. А ещё у него были пояса с узлами. Узлы его защитят. К тому же то, что он загнал себя в ловушку, ещё не означало конец всего. Это же не казнь, в конце концов. Он лишь должен поддерживать в Рене интерес и, взяв его под контроль, сделать более уступчивым. Ведь он довольно хорошо понимал наваждение Рена и то, чего тот пытался достичь. Это был осознанный риск, но если всё сработает… Он не нарушит приказ, поддерживая манию Рена, но, может быть, это избавит его от Реновских прикосновений. Хакс положил ложку и протянул через стол дрожащую руку. Чем ближе к Рену она продвигалась, тем больше нервничал Хакс. Рен опустил взгляд и вытаращился на его руку. Сквозь его приоткрытые губы вырвался приглушённый вздох. Хакс заколебался, но лишь на мгновение, прежде чем мягко коснуться руки — тёплой и грубой. Усеянные родинками и веснушками руки Рена походили на руки работяги, покрытые мозолями и светлыми шрамами, вероятно, от ожогов. Хакс накрыл ладонью ладонь Рена и произнёс будто невзначай: — Но ведь это уже не имеет значения. Я жив, я здесь. Кому есть дело до того, как я родился и был воспитан? — Мне есть дело, — прошептал Рен, погладив большим пальцем тыльную сторону ладони. — Ты очень мне дорог. — Рен, — сказал Хакс тихо, но максимально твёрдо и серьёзно. — Можем ли мы до конца миссии… ограничиться лишь словами? Я не… — он слегка изогнул пальцы, позволяя им скользнуть по коже, — против этого. А также объятий и поцелуев. Но я… — «Только не говори, что не любишь этого», — напомнил себе Хакс. — Мне не всегда этого хочется. Это подавляет меня, перегружая органы чувств. Так что, может, просто оставим всё вот так. — Сделав над собой усилие, Хакс добавил: — А я бы иногда слегка поглаживал тебя. Казалось, Рен всерьёз задумался над этим, что уже было лучше его прежней реакции. Хороший знак. Хотя ответ принёс разочарование. — А у меня всё наоборот. Мне необходимы касания. Мне кажется, если я не коснусь тебя, то это будет означать, что я ничего не делаю для твоего удовольствия. И не только. Касаясь тебя, я чувствую себя расслабленным и цельным. Меня так часто разрывает на части, что я нуждаюсь в этом. И, как ты заметил, я часто покидаю корабль, а ты слишком много работаешь. Я видел, как у людей из-за этого срывало крышу. Поэтому я хочу быть уверен, что ты знаешь — я тебя никогда не оставлю. Хакс попробовал проанализировать сказанное и выяснить, почему его слова не оттолкнули Рена. В теории всё звучало замечательно, но то, как Рен применил её на практике, лишило Хакса дара речи. Тяжело вздохнув, он попытался сформулировать ответ. Но ему даже не дали шанса. Рен кивком указал на суп с мясом и прочей ерундой. — А ещё я хочу, чтобы ты съел ещё пять ложек. И тебе лучше поторопиться. Бьюсь об заклад, если оно остынет, то тебе будет сложнее. Хакс скривился и саркастично пробормотал: — Да, мамочка. Рен фыркнул: — Ха, что бы подумали твои подчинённые, если бы услышали, что ты говоришь. Хакс смотрел на борщ, борясь с дурнотой. — И правда, что бы они подумали…