Покажи свой сладкий яд

— Благослови меня на этот бой, моя богиня. Даруй мне силы, мудрости и победы. Благослови моё войско и не дай ему погибнуть от лап демонических. Я, дочь твоя Минерва, приношу тебе, матушка — богине молниеносящей и воинственной, богине мудрости и открытия — в дар свою кровь, — лезвием священного кинжала был сделан надрез на ладони, и тёмно-синего цвета кровь потекла прямо в ритуальную чашу, — и кровь и плоть десятка демонов, что покусились на священную землю твою, — и в тот же миг десяток палачей, находившихся позади десятка демонов, точным взмахом секиры отсекали демонические головы одну за другой. — Прими мой дар и даруй нам победы в этом бою! — десятки, а может быть и сотни, тысячи теней заплясали, закружили хороводом языки пламени костра. Богиня приняла их дар. За пределами храма свой языческий танец плясала природа, наводя ужас на каждого, в чьём сердце не было той стали, что была в сердце верховной жрицы храма богини Минервы — Минерве. Могучие силы природы танцевали не жалея сил. Ветер гудел, завывал, срывал листву, а вместе с ней и ветви деревьев. Гром гремел так, как не гремел ранее. Он сотрясал землю так же, как сотрясал и небо. Молнии озаряли ночной небосвод всё ярче и чаще демонстрируя грозные тучи, нависшие над храмом, словно сам Юпитер метал их, прогневавшись на непокорный люд. А тучи кружили и кружили, будто небесная воронка готова поглотить священное место так же, как моряков поглощала бездна океана. Помилуй Нептун того, кто вспомнил его сейчас, и не дай разгневаться ему, обрушив на людей потоки воды с неба. Боги Рима были в истории. Боги Рима ещё не канули в лету бытия. Боги Рима готовы даровать милость Минерве на священный бой против Герцога Азазеля и его подземных тварей. Минерва Орланд — восемнадцатая Великая жрица священного храма богини Минервы, находящегося на перепутье трёх линий Адама и северной звезды Рагуила. Одна из пяти Великих жриц ордена Джхера*. Былые легенды славят её род Орланд как потомков восемнадцати богов Ягдо Ригора, правящих в незапамятные времена на смертоносных землях Алой пустыни. Говорят, что кровь Минервы темна как ночь, а стальному сердцу не знакомы чувства. Кто знает, где тут вымысел, а где же правда. Каждый знает одно — Минерва Орланд Великая жрица и верховный главнокомандующий объединённых сил пантеона римских богов в войне против демонической армии и его светлости Герцога Азазеля. Предсказания оракулов на победу размыты. Но кому какое дело, когда на кону стоят жизни миллионов людей, богов и личные счёты с Адом. Пантеон римских богов держал нейтралитет, пока чёртовы черти не захотели сместить и их со своих мест. Несколькими годами ранее к храму Минервы прибыл посланник его святейшества Герцога Азазеля — Скиадрам с посланием, адресованным римскому пантеону. А значение его было таково: «Богам нет больше места в этом мире. Отныне власть за Адом. Склоните головы пред Люцифером, или падёте ниц в небытие!» Римские боги не могли более отсиживаться в стороне, предпочитая держать глаза закрытыми на то, что происходит в мире. Война между Адом и Раем затрагивала всех без исключения. Олимп трещал по швам, но всё еще держался. Асгард покоился в руинах. Месопотамский пантеон стоял в тени, не входя в войну и не выходя из нее. Египетский пантеон склонил голову. Римский пантеон предпочел сражения. Если и пасть перед этими тварями, то только в бою! Но Минерва не падёт, Минерва не знает проигрыша! Проигрыш для Минервы равносилен смерти. — Госпожа моя! — в святилище ворвался запыхавшийся гонец. Весь измотанный, в лохмотьях и дорожной пыли он был похож на обычного бродягу. Не дано было бы в нём узнать самого быстрого на всей территории Эллады бегуна Джета, если бы не ярко рыжие волосы и безумный взгляд чёрных глаз. Он пал ниц перед Минервой. — Прошу простить меня, что вторгся так бесцеремонно, но новость срочную принёс я Вам! Стоящая на высоком пьедестале жрица перевела тяжёлый взгляд на гонца. Её раскосые зеленые глаза сузились в опасном прищуре. Джет всем своим нутром чувствовал, будто тысячи спат направлены на него. — Оставьте нас, — жестом руки жрица приказала оставшимся покинуть святилище, оставив её один на один с гонцом. — Докладывай. Гонец, задрав голову, поднял несмелый взгляд на жрицу. Рука её взмахнула вверх, приказывая тому подняться. — Весть пришла из Рая, моя госпожа, что пал их архангел Уриэль в бою. Герцог Астарот одержал победу… — гонец умолк. Царившую в святилище тишину нарушали лишь раскаты грома и лёгкое потрескивание пламени факелов, что не давали святилищу в конец окунуться во мрак. Очередная вспышка молнии озарила небосвод. Тени, отброшенные её светом, приобрели зловещие очертания. Гонца передёрнуло. Лицо Минервы было слишком мрачным, пугающим и задумчивым. — Поле боя? — Поле битвы при Арбелах, госпожа. — Состояние? — Ад на земле, госпожа. — Уриэль? — Физическая оболочка не найдена, госпожа. Следы благодати не обнаружены. — Святой меч? — В руках Герцога, госпожа. — Ангельское войско? Гонец поджал губы. Взгляд его опустился. — Разбито. — Выжившие? — На стороне Ада, госпожа. Лицо Минервы приобрело ещё более суровый вид. Брови максимально сдвинуты к переносице, а губы поджаты. Дела были плохи. Слишком плохи. Джет склонил голову. Внешний вид жрицы давил на него тяжёлым грузом. Воздух вмиг потяжелел. — Есть ли вести от Великой жрицы Араны? — Нет, госпожа. — Олимп?  — Почти сломлен. — Более нет ничего? — Нет, госпожа. Более вестей нет. Хотите ли что-либо передать? — Позже, — Минерва тяжело выдохнула. — Отдохни с дороги, а на рассвете отправишься в путь. Передашь моё послание Великой жрице Сорано. Далее она распорядится. Свободен. Склонившись в почтительном жесте и приложив правую руку к груди, гонец трижды в неё ударил, а затем удалился. Путь выдался трудным и долгим, пора бы ему действительно немного передохнуть. Минерва опустилась на колени. Тело её горело, словно то было в огне. Одну за другой ступени, ведущие к ее пьедесталу, покрывало пламя. Несколько раз сделав глубокий вдох и выдох, она прикрыла глаза. В потрескивании огня слышалась древняя мелодия. — Nr̥ru vāraṅgyu mi'ōnnā, — руки в расслабленном жесте поднялись над головой, а затем снова опустились. Словно крылья птицы её руки плавно поднимались и опускались. — Huṁ jātē ja pōtānē samarpita karīśa, ** — опустившиеся руки снова взметнулись вверх, следом сомкнувшись в хлопке на груди. Максимальный контроль природной энергии и внутреннего баланса. Бушевавшая за пределами храма природа позволяла уловить малейшее колебание природной энергии. Древняя мелодия погружала в транс. Минерва абстрагировалась от мира, уходя в глубины своего разума. Закованное в сталь сердце не должно дрогнуть в бою. За её спиной виднеется рассвет. Небо на востоке светлеет. Окутывающий тело жар постепенно спадает так же, как и погасает пламя на ступенях пьедестала. Мелодия угасает вместе с ними. Бушевавшая до этого природа наконец-то успокаивается. Солнечный диск разгорается всё ярче, поднимаясь выше и выше. Тени, отбрасываемые им, пускаются в пляс. Находящаяся на грани сознания и беспамятства жрица чувствует колебания энергии. — Mōjā'ō dhīmā bōlē chē, — руки жрицы расходятся в стороны. Она ощущает, как неспокойные волны энергии бьют по ее ладоням, словно бушующие морские волны. — Ā phūṭasṭēpsa ghōṅghāṭīyā riṅgiṅga sāmbhaḷyuṁ chē, — Минерва опускает руки, и ладони её касаются пола. Вибрация, что проходит по поверхности пола и стен, совершенно невесома, незаметна. Незаметна она никому, кроме Верховной жрицы. Незваный гость не желает быть замеченным кем-либо ещё, кроме неё.  — Phōjadārīnī chāyāmāṁ huṁ tamanē maḷaśē, — неизвестная энергия сгущается возле её пьедестала, стремясь подняться к жрице, однако почти погасшее пламя снова оживает, охватывая первую его ступень. Огонь — преграда, что своей стеной как защищает, так и убивает. Энергия не предпринимает более попыток. Тени за ней пляшут танец бесенят. Минерва молчит. Её нутро отчётливо ощущает ту мощь, что идёт от незнакомца. Его энергия несравнима с той, что ощущается от богов римского пантеона. Она несравнима с теми, что жрица ощущала в храме. Опасность, сила, мощь и холод, что веет смертью. Минерва открывает глаза. Её взгляд упирается в противоположную ей стену. Внутри становится холодно и пусто. Энергия невидима человеческому глазу, но тень его ему видна. Тень на стене бесформенна, у неё нет конкретных очертаний. Взгляд раскосых зелёных глаз переместился на потолок. И осознание пришло к ней в тот же миг, как огромные кручёные козлиные рога раскинулись во всю его ширину. А между собой быстро-быстро переговариваются сотни бесенят, чьи тени танцуют несвязный танец. Слишком быстрый; слишком рваный; слишком сумасшедший. Минерва чувствует, как морально энергия давит на неё своей мощью, чтобы та склонила голову в покорном жесте. На это действие жрица лишь презрительно фыркает, высоко задирая подбородок. Подобные фокусы не имеют власти над ней. — Mārī pāsē āvō athavā tamanē śikṣā karō, *** — руки жрицы снова приходят в движение. Медленно, не спеша, Минерва рисует в воздухе круги. — Не играй со мной в эту игру, — голос её будто сталь, не дрогнувший ни разу, разрезает тишину. — Зачем пришёл ко мне ты самолично? — Затем, что каждого гонца ты моего убила, — тихий-тихий скрипучий голос крадётся по святилищу, а вместе с ним и падает температура. — Прислал бы нового гонца, таких-то тварей в твоём расходе много, — кривая усмешка появляется на бордовых губах. Ей не страшен его холод. — Прислала б ты мне своего, — щелчок, и стена пламени погасла. — Мой люд не скот, как твои бесы, — огонь покрывает собою вторую ступень. — Так почему же скот мои-то бесы? — в словах его слышится искреннее недоумение, граничащее с издёвкой, а скрипучий бас голоса будто специально делается хуже. Щелчок, и пламя снова гаснет. Минерва, улыбаясь, прикрывает глаза. — К чему пустые разговоры, Ваша светлость? Вы не ведёте бой как бравый воин, — огонь на третьей ступени запылал ярче, жар его усилился. Зловещая тень приобретает очертания. Размытый силуэт напоминает минотавра. Но лишь напоминает, не являясь им. — Хотел узнать, склонил ли головы твой пантеон, — звучит небрежный тон демона, и насмешливая улыбка расцветает на устах жрицы, заставляя и его самого усмехнуться. Прав был как-то Астарот на собрании, когда сквозь громогласный смех потешался над людьми: «А римляне твои уж и подавно. Как глупы боги, так глуп и их народ!» — Но вижу я, что нет, — ещё один щелчок, и тени поглощают пламя. — Нипочем мне твой огонь, жрица, — и тени снова поглощают. — Ведь с пеклом Ада это не сравнить, — тёмная энергия грозной тучей нависает над жрицей. Демон на стороже. Слишком быстра и проста победа. Неужели так далека от истины слава Великой жрицы храма Минервы? А Минерва спокойна как удав. Она смотрит на него в упор, прямо глаза в глаза. В глаза, которых даже не видно. Жрица не имеет ни малейшего чувства страха. В её взгляде не читается тревога; в её взгляде не читается ничего. Лишь на лице всё та же насмешливая улыбка, и голова гордо устремлена вверх, словно она уже чествует победу над своим оппонентом. — Герцог, позволь полюбопытствовать? — раскосые нефритовые глаза теперь смотрят на демона с хитрым прищуром. Молчание она расценивает как согласие. — Знакомо ли тебе выражение о «проведении детей через огонь»? Демон усмехается. — К чему бы подобный вопрос от Великой жрицы? — голос его обволакивал как кокон, но скрипучесть терзала уши. Игра, затеянная ими обоими, подходила к логическому концу. Тени словно змеи подползали к Минерве. — Забудь. Мне просто было интересно, — жрица разводит руки в разные стороны. Круговые движения уже совсем не плавные. Нефритовые глаза опасно блестят. Жрица непоколебима. Демон веселится. Пламя теням не страшно, страшен теням свет. — Nēru Wirugu Mion, — тихо молвит верховная жрица. Минерва чувствует в руках покалывание. Энергия быстрыми потоками перетекает в них. Тени Азазеля пляшут вокруг неё бешеным хороводом. Руки их тянутся к ней, оплетая тело словно веревки, погружая в себя, поглощая. Они тянут за собой, утаскивая по ту сторону реальности туда, откуда нет возврата. — Derusu Erukantiasu, — лишь на секундное мгновенье нефритовые глаза встречаются с рубиновым, и по телу проходит совсем легкий табун молниеносных мурашек. Руки жрицы озаряет яркий свет, а тени сдавливают её тело всё сильнее. Они тянут настойчиво, поглощают не щадя. Энергия бьёт волнами о жрицу. — Yagudo Rigōra!!! **** — световые шары разрываются мощнейшим взрывом, нещадно уничтожая теневые путы. Стены храма поглощают всё, что им дарует жрица. Они поглощают свет; они поглощают тени. Гул голосов бесенят разносится по всему святилищу, блокируя звуки. Их трусливый гул — музыка для её ушей. Бесенята непрерывно шепчутся, галдят, охают, ахают и сумасшедше гогочут. Жрица стоит во весь свой рост на пьедестале. Она не стыдится своей наготы, ибо не стыдится никого и ничего. Грудь тяжело вздымается, а разведённые по разные стороны руки излучают свет. Пылающие зеленые глаза и ядовитая ухмылка. Минерва смотрит на Азазеля сверху вниз, гордо задрав голову. Азазель стоит на первой ступени пьедестала. Улыбка его скромная, спокойная, но до мурашек по коже пугающая. Открытый миру левый глаз горит, словно пламя адово, а змеиный зрачок становится уже. Закрученные козлиные рога, неровно торчащие из головы, непропорционально велики. Берущие своё начало из-под земли, словно черное пламя тени скрывают его почти полностью, однако можно заметить скрещенные на груди то ли руки, то ли лапы ящера. — Ясен ли Вам ответ, Ваша Светлость? — слащавый тон и напускная любезность; в голосе Минервы сочится неприкрытый ничем яд. Герцог безмятежен. Его никак не задевает её тон. Скрывающие тело тени создают ощущение плавной поступи, когда демон не спеша поднимается к жрице. Минерва не отводит взгляда. Чем ближе он, тем ярче жрица ощущает возрастающее давление, исходящее от него. Мощь Азазеля велика. Он не эксцентричен и не бестактен; он не безумствует открыто и не жаждет морей крови; он кажется совсем неправильным для Герцога, и от этого становится опаснее, ибо истинного «лица» не знает никто. Тихий омут представляет бóльшую угрозу, нежели бушующее море. — Трудно не понять столь ясного ответа, — в алом взгляде мимолётно пролетает дьявольская усмешка. Последнюю ступень и пару метров, что разделяют их, Герцог преодолевает слишком быстро, менее чем за долю секунды, — Ваше Высочество, — тихий шёпот в самое ухо, и зловещая улыбка Азазеля становится ярче при виде того, как глаза верховной жрицы расширяются, а круглый зрачок приобретает форму змеиного. Отбрасываемая жрицей тень искажается, теперь напоминая далеко не человеческий силуэт. — Готовьтесь к битве, Ваша Светлость, — тон жрицы абсолютно пуст и монотонен. — Сей непременно, Ваше Высочество, — водоворот теней забирает Герцога в преисподнюю, а вслед за ним и всех бесенят. Святилище наполняется мёртвой тишиной. Минерва, тяжело вздыхая, опускается на пол. Столетия подполья и такой поворот событий. Кто ей тогда сказал, что пантеон римских богов самое что ни на есть подходящее для размеренной жизни место? Самуэль? Жрица усмехается. — Тоже мне, нашла, кого слушать, — устало прикрыв глаза, отбрасывает длинные волосы за спину. Ей нужен отдых. Совсем короткий и недолгий. Отдых нужен, но не сегодня и не сейчас. Впереди долгий день и ещё более длинная ночь. — Госпожа моя! — гонец появляется неожиданно, сразу же склоняя голову в приветственном жесте. — Прошу простить меня! Рассвет давно настал, но я … — он бормочет какие-то оправдания, однако Минерву они сейчас совершенно не волнуют. — Слушай внимательно и запоминай, ибо передать должен всё слово в слово, — гонец умолк, навострив свои уши на то, что скажет жрица, — Tamārā mandiranē chōḍō, grānḍa prīsṭēsa. Grēṭa purōhitatā Uṭṭīranā kṣētrē Jharēvananā mandiramāṁ chupāvō. Mārā māṭē yud'dha muśkēla chē, Rugyulēyanā ṭēkā vagara, anē svayannē svargadūtōnī sēnā khabara chē. Aran śōdhō*****. Слово в слово. — Да, госпожа. — Запомнил? — Да, госпожа. — Ступай. Передай послание как можно скорее. — Как прикажете, госпожа! — гонец склонился в почтительном жесте, трижды ударив в левую грудь. Доставит он послание госпожи так быстро, как только сможет. Минерва снова тяжело вздыхает. Пора начинать. — Шакс! — Да, Ваше Высочество, — в пустом святилище слышится бездушный голос. Говорит он вроде бы близко, но всё-таки так далеко. Словно эхом отражается от стен. — Отдай приказ полководцам готовить войско. На закате мы выступаем.