Покажи свой сладкий яд

— Тётушка, а каков будет этот мир? — синева глаз устремлена на одно из погибших измерений. Кромешная тьма вперемешку с редкими проблесками пурпурной жизненной энергии. — Каким его хочешь видеть ты? — рука плавно опускается на макушку мальчишки, и алые губы расплываются в ласковой полуулыбке. Каждый мир, созданный им, особен по-своему. — Хочу… — мальчишка смотрит себе под ноги в пространстве Ничего. Поджимает губы, хмурит брови. Синева глаз наполняется непомерной для его возраста мудростью. Он помнит все миры, что были созданы до него и после. Он помнит каждое существо от первого и до самого последнего. Он помнит формы жизни, он помнит создание вселенных, он помнит ничего. Он помнит то, чего не видел, он знает то, чего не дано познать. Из воспоминаний рождается то, что было, есть и быть может, будет. В памяти всплывает галактика чистейшей экосистемы во всех мирах. Самый кристальный изумруд вселенной погубленный так жестоко и безжалостно. Вырезанный эволюцией собственной звезды и поглощённый ею же во тьму небытия. Печальный конец столь прекрасного творения. — Я хочу, — мальчишка поднимает голову, небольшая морщинка меж бровей разглаживается. Озорство и веселье заполняют светящиеся во тьме сапфировые глаза, — хочу дать второй шанс этому миру, — ребёнок протягивает худенькую руку к измерению, в тёмном пространстве пурпурные проблески энергии отличаются особой яркостью. Пурпурный цвет сменяется ярко-жёлтым, а затем перетекает в неоново-зелёный. Ребёнок крутит указательным пальцем по оси, и возникшая в пространстве воронка затягивает в себя энергию. Проблески различных световых пятен смешиваются в одно единое целое. Невероятно прекрасное и в то же время ужасающее зрелище. Зарождение новой галактики произойдёт спустя несколько миллионов лет после того, как на мгновенье пространство погрузится во тьму, а затем огромной мощи взрыв сотрясёт вселенную, ослепляющая глаза вспышка света озарит его, и жуткий гул распространится на сотни тысяч световых лет вперед. Но до этого ещё есть время, а пока мальчишка, в чьих руках небывалое доселе могущество беззаботно рассказывает своим спутникам о том, каким же будет этот возродившийся из остатков былого мира мир. — Отныне Тара* лишь бездушная звезда, дарующая жизнь. Пан**, — в пространстве возникает проекция планеты, истинного тропического рая, — и Бор***, — рядом с первой планетой проецируется и вторая, покрытая непроглядным покровом дремучих лесов, — будут зеркальным отражением друг друга. Тренталии, населяющие планеты, станут хранителями первозданного, нерушимого порядка. — Кто же будет покровителем нового мира? — ласково спрашивает спутница мальчишки. — Пробуди Кивеву**** из мира тьмы, тётушка. Даруем и ей новую жизнь, — свет меркнет в сапфировых глазах. Пространство Ничего меж мирами снова обретает свой первозданный безликий вид. Сознание мальчугана проваливается во тьму совместно с ним. Пространство вокруг путников приобретает привычные глазу очертания. За окном живописный горный пейзаж, озаряемый первыми лучами белёсого солнца, что виднеется только-только из-за бугристого горизонта. Прохладный ветерок слегка колышет лёгкие шторы, занавешивающие окна небольшого каменного домика близ горной речки. Тихое местечко где-то на окраине четвёртого измерения, позволяющее ненадолго укрыться странствующим путникам от рыщущих везде дьявольских псов. Светловолосый мальчишка сладко посапывает на шкурах животных, заботливо укрытый лёгким покрывалом паучьего шёлка. Склонившаяся над его ликом беловолосая женщина с забавным хвостиком невесомо целует в щеку. Моменты спокойствия — нечастое явление в их жизни уже на протяжении многих веков… Наэлектризованный воздух в помещении предвещает появление третьего спутника. Через несколько секунд уже слышен и треск молний, а ещё через мгновенье за окном в свете молнии видна массивная фигура высокого, полунагого существа, внешне напоминающего человека. Бесшумной поступью он входит дом, со скрипом отворяя деревянную дверь. — Волна сотрясла преисподнюю, — слышится с порога басистый, грубый мужской голос, разрезающий умиротворяющую тишину. Лазурные глаза дьяволицы выразительно стреляют в него, призывая говорить на несколько тонов тише. — Его Высочество непременно почувствует энергию сорванца, — то ли ухмылка, то ли оскал. — Ищейки дышат нам в спину, Мираджейн. Пора валить из этого измерения. Я чувствую их слишком отчётливо, — показательно морщит нос и хмурится. Бегать по мирам и измерениям — не самая простая задача. — Отдохни, Орга, — хрупкая на вид ладошка опускается поверх мускулистого плеча, несильно сжимая. — Сегодня мы не уйдём. Руфус, — её взгляд, найдя спящего мальчугана сразу же теплеет, интонация голоса смягчается, — произвёл колоссальную работу, ему требуется отдых, — тонкие белые брови нахмуриваются, отходя к окну, она ещё раз бросает взгляд на мальчишку. — Я сдерживаю его силы, но… — Но он подавляет твои собственные, — вопрос звучит как утверждение. — Да, — тяжело вздыхает Мираджейн. Даже её могущества уже не хватает на то, чтобы сдерживать необузданную первозданную мощь Руфуса. — Ты даже не представляешь, насколько велики его силы! — дьяволица щурит глаза, когда светило показывает свой лик из-за горизонта, направляя свой свет прямо на неё. — Я думаю, что вскоре вам предстоит вернуться домой… — усталый взгляд и печальная улыбка обращены к могучему богу грома. Он скалой возвышается над ней, однако готов склонить голову перед её силой и стойкостью, готов положить свою жизнь взамен её, но не готов вернуться домой. Нет, неправильно будет назвать то место его домом. Он не готов вернуться туда, где их пути случайно шуткой судьбы пересеклись. Что их обоих там ждёт? В лучшем случае бессмертное гниение в недрах Тартара, в худшем… В худшем и представить сложно. — Молох прислала вестника с посланием, — щелчок пальцев и в воздухе весит развёрнутый пергамент, — предстоит ей битва с Азазелем, — невесело усмехается, сжигая послание в шипящем тёмном пламени. «… Вскоре ВАМ предстоит вернуться домой», — «вам» неприятно бьёт по сознанию. Орга мрачнеет, ибо понимает, что Мираджейн сделает всё так, как считает сама нужным. Она не послушает его в этот раз… Не послушает. От бессилия появляются силы с дичайшим желанием крушить всё вокруг. Ярость пеленой застилает глаза, окрашивая белки в чёрный. — Орга, — тихо зовёт его Мираджейн, неспешно приближаясь, — ничего не изменить. Наши с тобой роли сыграны, — мягкость её голоса обволакивает сознание против воли. — Я обязана быть там, — холодная ладошка аккуратно касается колючей щеки, — Молох… — Там она, Минерва, — мрачно поправляет её. — Минерва, — улыбка застывает в уголках губ, — нуждается в помощи. Азазель коварен и не пощадит её, кем бы она ни была, — почти шёпотом, на грани слышимости договаривает Мираджейн, смотря прямо в глаза. У Орги нет души, но ему до нестерпимости больно. Из боли рождается ярость, из ярости рождается разрушение, из разрушения рождается отчаянье и скорбь, понимание того, что ничего в этом звене цепи ему не изменить. — Мне нет дела до того, пощадит он её или нет, — рычит сквозь сжатые зубы, не скрывая своей злости и негодования. — Мне насрать на то, что станет с Азазелем, — в глазах, налитых чёрной кровью, отражаются ярко-алые разряды, — но мне совершенно не безразлично то, что будет с тобой! — он сжимает её в стальных объятьях и не желает отпускать в самую гущу событий. На войне нет гарантии жизни. Орга знает не понаслышке, как сильна, неистова, опасна Мираджейн, она же маркиза Аамон. Орга знает, что услышав призыв своего главнокомандующего, все сорок легионов, возглавляемые когда-то ею, безоговорочно пойдут под её командованием в бой. А ещё Орга знает, что сдерживание сил дитя тьмы и света чревато подавлением своих собственных. Сдерживание же Руфуса, почти достигшего пика своих возможностей, превосходя как Люцифера, так достигая и необъятного могущества Создателя, становится уже даже за гранью возможностей для неё. Немного некорректное сравнение по силам, но так оно и есть. — Останься, — утробный рык раздаётся где-то недалеко от её макушки. Мираджейн отрицательно качает головой. — Ты не осилишь! — взывает он к её благоразумию, но упёртая дьяволица стоит на своём. Она аккуратно отстраняется он него, завладевая взглядом. Лазурные глаза наполняются темнеющей синевой. — Я смогу, — твёрдость голоса бьёт по голове больнее любого удара. — Я осилю! — Ты. Не. Осилишь! — диапазон голоса бога выходит далеко за пределы человеческого. — Разве ты этого не понимаешь?! — неистовство, исходящее от него волнами, отражается от стен. В помещении то там, то тут проскакивают разряды молний. — Ты удерживаешь грёбаное могущество этого отродья в узде уже несколько тысяч лет, истощая саму себя! Ты удерживаешь его сейчас на грани своих физических возможностей! ОЧНИСЬ ЖЕ! — Орга сжимает хрупкие плечи в своих огромных руках. — ОН создаёт миры, воскрешает из небытия галактики, ОН И ЕСТЬ ПУСТОТА!!! Отдавая свои силы на его контроль и войну, ты просто ОТКРЫТАЯ, БЕЗЗАЩИТНАЯ, ГОТОВАЯ В ЛЮБОЙ МОМЕНТ САМОУНИЧТОЖИТЬСЯ МОШКА! — почитаемый в немалом количестве культур, воплощение самой стихии грома, стоящее перед ней демоническое божество готово было убить её своими собственными руками за эту ненужную стойкость, самоотверженность, преданность долгу. Разряды молний проходят по всему телу божества, что, тяжело дыша, еле-еле удерживает себя на месте, лишь бы не сорваться. Тяжёлый вздох и Мираджейн, снова ласково улыбаясь, отрицательно качает головой. Орга взвыть раненым зверем готов, но понимает, что это уж точно бесполезно. — Я знаю всё это, но если победит Азазель, или Велиар отыщет Руфуса… — дьяволица прикусывает алую губу, качая головой. Первое ещё не так страшно, но вот второе совсем другая история. — Последствия в любом случае необратимые. Он всего лишь невинное дитя, — синева океана в глазах снова приобретает свой теплый лазурный оттенок, — хотя нет… Руфус давно уже не дитя, а его детская оболочка лишь способ манипулировать мной, — Мираджейн весело хихикнула, забавно поморщив острый носик. А у Орги в этот момент сердце на части разрывается. — Я обещала Ей, что он будет укрыт от глаз Его. Я обещала Ей заботиться о нём. Руфус моя семья, Орга, так же, как и ты, — Мираджейн говорит совсем негромко, заставляя вслушиваться в свои слова, внимать им, понимать. Она совершенно не хочет брать под контроль его разум, но он вынуждает её к таким действиям. — Пожалуйста, не смотри на него как на врага номер один, — Мираджейн, улыбаясь, сжимает обеими руками руку Орги, — он не его отец, — поглаживает костяшки пальцев, — и я не сомневаюсь, что никогда им не станет, — дьяволица касается руки губами, не разрывая контакта глаз. Негодование постепенно сходит на нет. Орга вновь в режиме дремлющего вулкана. На какое-то время тишина вновь окутывает небольшой домик, каждый думает о своём. Мираджейн настала пора возвращаться. Совсем скоро сбежавшая от гнева отца своего венценосная особа Молох столкнётся с герцогом Азазелем в судьбоносной схватке, и в этот раз неизвестно к кому же соизволит повернуться удача. Покинувшая родной дом преисподнии она скиталась когда-то, так же, как и они, пока волею судьбы не столкнулась с Самуэль, которая впоследствии помогла стать ей той, кем она сейчас является — верховной жрицей Минервой. Дело со сбежавшей дочерью Люцифера и герцогини Лилит довольно-таки быстро замяли, и никто по сей день, даже высокопоставленные адовы чины не имеют ни малейшего понятия о том грехе, что сотворила Молох. Сотворивший грех демон, сбежавший же из Ада за сотворение греха. Проказница судьба любит запутанные шутки. Впрочем, у судьбы Мираджейн была своя собственная ирония, которая, кажется, совсем не желала подходить к концу. Сорок легионов под командованием… Как давно это было, и как же не хватало. Мираджейн падший архангел, чьим главным грехом является необузданная жажда войны, крови и разрушений. Вернувшись к своим легионам, она вернётся к себе прошлой, во времена кровавой маркизы Аамон. От одной мысли скорой схватки будоражит всё нутро, а перспектива идти против Азазеля почти сводит с ума. Безумство её не хуже безумства Астарота. «Уймись!» — бьёт себя по щеке подсознание, державшееся пока что в здравом уме. Орга нутром чует как поменялись они ролями. На смену уже привычной за столько времени ласковой и доброй «тётушке Мираджейн» приходит противоположная ей сторона. Черти в её омуте водятся такие, что не стоит их будить. Но об этом поздно думать. Мираджейн покрывается тёмно-фиолетовой аурой и находящиеся в беспорядочном порядке салатовые волосы Орги торчат дыбом. Тихий омут лазурных глаз заволакивает пелена бушующего тёмного океана, вытягивая округлый зрачок в вертикальный. По правой стороне лица тонкая трещинка лёгким зигзагом расползается от подбородка и до самого глаза, а затем идет вниз, обхватывая правую грудь, расходясь на животе и захватывая оба бедра. Загляни в эту трещинку и увидишь расплавленную лаву. Под ногами дьяволицы ярким светом вспыхивает фиолетовая пентаграмма. Белоснежные волосы единым вихрем поднимаются вверх, небольшие, острые, светлые рожки выступают посередине лба над глазницами. Уши вытягиваются вверх острыми концами, образовывая листоподобную форму. Расплывающиеся широкой ухмылкой алые губы темнеют, ещё больше подчеркивая удлинившиеся клыки. Орга хочет коснуться её руки, встряхнуть, но не смеет. Покрывающиеся чешуёй руки опасны не меньше их хозяйки. На конце каждой чешуйки имеется совсем незаметный шип, таящий в себе губительный яд. Берущие своё начало от локтя и по запястье нарукавные плавники будут острее любого кинжала, а могучие, когтистые лапы вместо рук без особых усилий могут сломать шею даже такого божества как он. Могучий бог грома отступает на шаг назад, когда мощный хвост, похожий на хвосты рептилий, разрезает воздух, а за спиной в предвкушении полёта расправляются массивные костлявые крылья, обтянутые кожей. Хрупкие на первый взгляд, они защитят не хуже толстых титановых стен. В фиолетовом свете мелкими квадратами растворяется в воздухе просторное лавандовое платье, уступая место такому любимому, откровенному, бордовому боди. Мираджейн дышит полной грудью, счастливо улыбаясь. Быть пай-девочкой хорошо, но демоном - божественно. Вот они, позабытые ощущения… Дьяволица нутром ощущает своих демонов даже здесь, она чувствует, как проснулись их спящие беспробудным сном истлевшие души, как те призывают её, взывают. — Маркиза, — Орга падает на колени, склоняя голову. Не проявить уважения к ней равносильно подписанию собственного приговора. Теперь уже перед ним стоит не падший архангел, нет. Теперь перед ним стоит существо, по силе превосходящее его во множество раз. Её взгляд уже не излучает того тепла; её улыбка заставляет сердце плясать чаще от противоположных былым ощущений. — К чему формальности, — говорит как-то небрежно, растягивая слова, — вставай! — это не просьба, это приказ. Сталь в голосе, командный тон… как многолика из крайности в крайность Мираджейн. Орга послушно встаёт с колен, расправляет плечи, но не смеет задрать подбородок, смотря на маркизу исподлобья. Он был неправ, назвав её беззащитной, но был прав, назвав самоуничтожающейся. Щелчком пальцем дьяволица убирает защитный барьер, охранявший безмятежный сон мальчишки. Пурпурные осколки, соприкасаясь с поверхностью каменного пола, превращаются в пыль. — Отныне ТЫ несёшь ответственность за него ценой собственной головы, — глаза сужаются в опасном прищуре, а когтистый ноготь проходит от рельефных кубиков пресса выше по грудной клетке. Остановившаяся в районе сердца ладонь вплотную прилегает к грудной мышце. Орга широко распахивает глаза, но более ничего сделать не может. Его тело словно окаменевшая статуя утратило возможность шевелиться. Обхватив другой рукой шею, она тянет его на себя, и он покорно склоняется. — И только попробуй покинуть меня, сгинув в пучине Тартара, — шепчет в самое ухо, едва губами касаясь, — воскрешу, — на грани слышный шёпоток холодит кровь, — и убью… — томно выдыхает, отстраняясь. Тело Орги снова подвластно ему и только усилием воли он не позволяет себе упасть. Приказ жить звучал своеобразно, весьма. Вспышка света открывает в пространстве портал для перехода в другое измерение. Мираджейн кидает последний теплый взгляд и ту самую мягкую полуулыбку на спящего Руфуса, а затем, оборачиваясь, одаривает им и божество. Потрескивание портала, ещё одна вспышка и тишина. Белёсое солнце находится в своём зените, а вслед за ним из-за горизонта показывают свои лучи и два его спутника. Ярко-оранжевое и бордовое. Все трое совершенно не похожи между собой, все трое излучают совсем не одно и то же тепло. Но втроем они образуют тот идеальный климат, пригодный для жизни здешних флоры и фауны. Сможет ли быть Орга для Руфуса тем самым идеальным климатом, позволяющим жить в спокойствии? Сможет. Она ему доверила то, что дорого сердцу. Дорого ей — дорого и ему. Он будет тем самым климатом, той самой атмосферой, лишь бы она была спокойна. Его маркизе Аамон, Его Мираджейн не стоит беспокоиться. Ради неё Орга справится со всем. В том числе и с тем, что надвигается на них…