Вольная птица

У меня такой вопрос: стоит ли писать фик дальше или же сворачивать его? *автор в растеряности^^* Вернулись музыканты с совсем другим настроением. Легкость и энергичность улетучились или же просто остались на балу, решив, что там их место. Моцарт, понурив голову, вошел в гостиную и, не глядя на музыкальный инструмент, отошел к столу, где находилась бутылка вина и два бокала. - Друг мой, не стоит так переживать, - комната заполнилась приятным голосом Сальери, который медленным шагом вошел в помещение, - Вы играли когда-нибудь в шахматы? Амадей отрицательно мотнул головой. - Увлекательная игра, - Антонио расстегивал запонки, не спеша двигаясь по зале, - а знаете, в чем ее суть? В том, чтобы учиться рассчитывать ходы противника, - он остановился в нескольких шагах от Вольфганга и перевел на него взгляд, - Вы должны научиться думать наперед… - А смысл? – перебил его Моцарт, посмотрев в глаза, - разве мне не поставили мат? Разве есть еще ходы, кроме отступления? - Нет, мой друг, Вам поставили только шах. А мат останется за Вами, - с этими словами мужчина развернулся и таким же неспешным шагом отправился в свою комнату, оставляя Амадея задумчиво смотреть себе в след. Казалось, что Сальери никогда не сомневался в Вольфганге, но, почему, молодой человек не понимал. Даже отец порой не так верил в собственного сына, а тут… Что это? Ловушка или действительно искренняя уверенность? Вольфганг не мог понять своего защитника, его намерений, поведения… Из раздумий его вывел кашель Софи, которая стояла у дверного проема, ведущего в кухню. - Вы что-то хотели? – вежливо спросил молодой человек, посмотрев печальным взглядом на женщину. - Нет-нет, может быть Вам принести что-нибудь? Или ужин подать? - Нет, благодарю… Я лучше спать пойду. Тяжелый день выдался, - последнее он произнес так тихо, что служанке пришлось пристально смотреть на губы Амадея, чтобы понять, что он сказал. Но услышав отказ, она поклонилась и удалилась из гостиной. В комнате снова воцарила тишина. Такая пугающая, пустая. Однако стоило Моцарту снова погрузиться в себя, как его снова выдернули из пучины дум, только на этот раз не голос, а тихий и частый стук. Вздрогнув, музыкант посмотрел по сторонам, но ничто вокруг не могло издавать таких звуков. Тогда его осенило. Отодвинув занавеску на окне, он увидел, как по стеклу плавно бегут капли воды, а другие разбиваются о подоконник. Даже небо плакало, глядя на страдания Моцарта. В этот момент сердце Вольфганга неприятно сжалось, а после подпрыгнуло от раската грома и яркой вспышки молнии, отражающейся в глазах музыканта. Он поспешно задернул занавеску и отошел к столу, стараясь так и не смотреть на фортепиано, которое так к себе манило…притягивало, словно магнитом. Тонкие пальцы сомкнулись на горлышке бутылки. Появилось сильное желание выпить. Выпить и отключиться, уйти из реальности, провалиться сквозь землю, исчезнуть… Скрыться в тени ночи от этого мира, где никто не найдет, где никто не будет преследовать, где его забудут или просто не будут знать. Прихватив с собой еще и бокал, Амадей отправился в свою комнату. Жители дома уже, очевидно, спали, т.к нигде не было света и не было слышно и звука, кроме скрипящих половиц и лесенок, по которым шел Вольфганг. Добравшись до своих покой, он закрыл дверь и сел на край кровати. Вспышки молнии периодически освещали комнату, открывая взору Амадею какие-то ужасные тени: вот чья-то пасть с острыми зубами, а вот летящая птица, а вон когтистая лапа. Музыкант поежился и, зубами вытащив пробку из бутылки, налил вина в бокал, который залпом осушил, чувствуя, как по телу разливается жидкость, оставляя после себя обжигающий след. Веки тяжелели под весом усталости, а тело потихоньку переставало быть таким напряженным от заполняющего тепла. Еще один бокал, и блондин лег на бок, свернувшись калачиком и завернувшись в одеяло, стремительно падая в царство Морфея. *** Большая и пустая дорога, края которой не было видно, казалось, его вовсе не существует, что его размыло где-то на горизонте, и что дорога будет длиться вечно. Холодный, леденящий асфальт под ногами. Почему так холодно? Почему чувствуешь каждый изъян, камешек, пылинку? Словно идешь по острым камням… Моцарт стоял босиком по середине пути в никуда. Он не знал, как здесь оказался, но это было не самое страшное…он не знал, куда идти. Однако, он ничего не чувствовал, кроме пустоты, которая его окружала. Посмотрев по сторонам, он сделал неуверенный шаг и двинулся вперед. Редкие кустарники мелькали темными пятнами на фоне черного ночного неба, расстилающегося повсюду. Тихо. Даже ветра не было слышно. Только он наедине с самим собой и вечностью. Он уже смирился со своей участью и даже стал испытывать некое наслаждение и упоение, как вдруг кто-то свыше решил иначе. В миг исчезла та ведущая не весть куда дорога, кустарники и даже небо. Исчезло все, погружая Амадея в беспроглядную мглу, где невозможно было понять: падает ли он или же поднимается ввысь. Но вот из ниоткуда появились решетки, окружая Вольфганга, и только спустя некоторое время он смог понять, что находится в самой настоящей клетке. Железные прутья стали неутомимым стражем, удерживающим пленника, и не поддающимся ни на какие провокации, просьбы и мольбы. Как бы Моцарт ни метался, как бы ни пытался сломать железные прутья, все было тщетно. Чувство безысходности завладело им, легкий страх и тяжесть, давящая на сердце, заставляя его трепетать, сжиматься и сильно биться. Снова тот страх…то ощущение, что ты маленький и беззащитный ребенок один в густом лесу, где много диких зверей, где никто не может помочь и сам ты ничего не можешь сделать. Амадея пробрала дрожь. Он попытался успокоиться, но вдруг через пространство между прутьями к нему потянулись руки. Много рук, жаждущих забрать его к себе. Схватить и не отпускать, ни с кем не делиться. Они медленно приближались ближе, они окружали Моцарта, который стоял в центре клетки не жив, не мертв. Он боялся пошевелиться, страх начал перерастать в панику, хотелось бежать, сломя голову, но некуда. Пальцы становились все ближе и ближе, вот они уже дотронулись до одежды, крепко сжали ее и потянули на себя, разрывая рубашку в клочья и отрывая от штанин куски ткани. Вольфганг попытался отстраниться, но только усугубил ситуацию. Одна из рук крепко схватила его за запястье. - Нет… нет… Не-е-ет!!! *** Моцарт метался по кровати, переворачиваясь с одного бока на другой. Грудь его высоко вздымалась от тяжелого и учащенного дыхания. Губы что-то бормотали, а на лбу появилась испарина. Он сгреб простынь тонкими пальцами, вцепившись в нее так, что кисть немного свело. Брови нахмурились, зубы сжались с такой силой, что заболела челюсть. Еще один рывок и Амадей с криком вскочил в постели, испуганно глядя вперед. - Тише, Моцарт…это всего лишь сон, - попытался его успокоить голос Сальери.