Зейн
Что вообще такое боль? Я думаю, что у каждого она своя. Но, мне кажется, что все испытывали самую главную боль. От любви. Это когда ты находишь человека, к которому привязываешься и считаешь его почти всем смыслом своей жизни. Ты не можешь дышать без него, потому что этот человек для тебя является воздухом, без которого жить невозможно. Все твои мысли заняты лишь им, что не даёт нормально думать о других вещах. Но давайте вернёмся в реальность. Не всегда наши чувства взаимны, что, несомненно, делает нам больно. Я знаю, что боль от любви бывает разной, но безответная любовь — это моя боль. И самое неприятное в этом — это то, что я не знаю, как мне избавиться от этого навязчивого чувства. Как разлюбить? Вопрос сложный и имеющий кучу глупых ответов, которые не приносят пользы. Поэтому я просто-напросто решаю перетерпеть этот период в жизни, надеясь на то, что мне удастся забыть о Лили. Может, я и опускаю руки, что делает меня слабаком, но по-другому не могу, потому что не знаю, что тут стоит предпринять. На ходу снимаю с себя бомбер чёрного цвета и вешаю его на правое плечо, запуская пальцы в свои волосы. Опускаю голову вниз, чтобы не видеть лица школьников, которые кажутся мне сейчас просто омерзительными: все такие весёлые и общительные, что аж тошно. На душе неприятное ощущение, которое будто сдавливает мою грудную клетку, а ещё внутри бурлит неимоверная злость на всё и всех, а в особенности на Гарри Стайлса. И я не могу контролировать эту злость, поэтому и иду прямиком в школьный туалет, который уже лет сто не работает и служит ученикам курилкой. Я надеюсь, что застану там Гарри, с которым хочу серьёзно поговорить о его отношениях с Лили. Не знаю, что буду говорить, но знаю точно, что должен оградить её от него, потому что он совсем не такой, каким может показаться на первый взгляд. Невыносимо осознавать, что она влюбилась в него, ведь это так глупо со стороны Гилберт. Никак не могу воспринять те слова моей подруги о Стайлсе, которые на тот момент мне казались лезвием, медленно касающимся моего сердца. Даже сейчас, когда я более или менее успокоился, мои мысли всё равно доводят меня до белого каления, и я очень надеюсь, что не сорвусь на Гарри. Останавливаюсь напротив коричневой двери, вздыхаю и толкаю её вперёд, проходя в комнату, отделанную чёрно-белой плиткой. В ней покоятся неработающие раковины и старые стулья, которым нашли замену в школьных кабинетах. Здесь, как и обычно, сильно накурено, но я не брезгаю табачным дымом, как это делают многие и, вдыхая полной грудью, подхожу к парням, среди них глазами нахожу Стайлса. Он спокойно делает затяжку и слегка приподнимает уголки губ, смотря на Луи и Лиама, рассказывающих очередную тупую историю с вечеринки, приключившуюся с ними. Все трое сразу же прекращают свои разговоры, как только видят меня. Луи первым пожимает мне руку и говорит о том, что я пропустил вчера классную вечеринку — вторую за выходные, на которую я решил не идти, потому что побоялся, что снова сделаю ту же самую глупость, что совершил на прошлой вечеринке. Меня съедает вина за содеянное, потому что я поступил не как нормальный парень, а как полнейший урод. — Что с лицом, Малик? — фыркает Лиам и хлопает меня по плечу, но я не обращаю на него внимания, а лишь смотрю на Гарри, курящего и смотрящего в окно своим беззаботным и немного надменным взглядом. — Тебя сейчас будто вырвет. Ты в порядке? — Всё в порядке, — натягиваю на лицо улыбку и достаю из заднего кармана джинсов пачку сигарет, вытаскиваю одну сигаретку и отмечаю, что пачка уже почти пустая. — Луи, Лиам, не могли бы вы оставить меня с Гарри наедине, — говорю я, надеясь, что парни не начнут рубрику своих подколов. — Вау, наедине, — Луи картинно закатывает глаза и поворачивается к Пейну лицом. — Ты слышал это, Лиам? Как думаешь, чем они будут заниматься… наедине? — второй лишь пожимает плечами и ухмыляется, приговаривая: «не знаю-не знаю». — Ладно, голубки, мы оставляем вас и надеемся, что вы не будете сильно шалить. Только хочу дать подзатыльник Томлинсону, как он срывается с места и смеётся, что заставляет и меня улыбнуться лишь на мгновение, которое длится всего секунду. Лиам всё так же пожимает плечами и уходит за Луи, закрыв за собой дверь. В этой небольшой комнате повисает напряжённое молчание, которое мы оба будто боимся нарушить. А я ведь и в действительности чувствую некий страх, поэтому и не спешу заводить разговор. До этого мои глаза были устремлены на коричневую дверь, за которой наши друзья скрылись пару минут назад, но теперь я медленно перевожу взгляд на Гарри, смотрящего на меня в полном недоумении. Он всматривается в моё лицо, будто пытаясь что-то прочесть по моим эмоциям, которые, на самом деле, хлещут через край. Я думаю, Стайлс видит грусть в моих глазах, видит злость по напряжённым скулам и сжатым в тонкую линию губам. Никак не могу скрыть свои эмоции, как это делает он, что ещё больше злит меня. Парень громко вздыхает и отворачивается к окну, выкидывая всё ещё тлеющую сигарету в открытую форточку. — И чем же я тебе обязан? — Гарри снова поворачивает голову в мою сторону, устремив свой серьёзный взгляд на моё лицо. — Честно говоря, я догадываюсь, о чём именно ты хочешь поговорить, а точнее, о ком, — лёгкая ухмылка образовывается на его губах, и он опускает глаза в пол, будто задумываясь о чём-то своём. — Начинай, Зейни, мне очень интересно тебя послушать. Сжимаю кулаки от его надменного тона и поведения в целом, надеясь на то, что я не сорвусь на своем друге. Мысленно успокаиваю себя и принуждаю завести с ним разговор на дружелюбной ноте, ведь мне совсем не хочется ссориться с Гарри. В голове чёртова куча фраз, с которых стоит начать, но я не могу сформулировать свои мысли в единое целое, поэтому судорожно думаю и бегаю глазами по полу, обложенному чёрно-белой плиткой, которая напоминает мне шахматную доску. Мои мысли состоят лишь из плохого контекста, потому что хорошего быть и не может, зная Стайлса и зная то, чем занимается иногда наша компания. Чем занимаюсь я. — Я хотел поговорить о Лили, — выпаливаю я и поднимаю взгляд с пола, хмуря брови и предугадывая последствия нашего разговора, который, скорее всего, ни чем хорошим не закончится. Гарри приподнимает брови вверх, и его ухмылка становится шире после сказанных мной слов. — Как так получилось, что вы теперь друзья? — Знаешь, Гилберт очень отзывчивая девочка, которая готова помочь тем, кто ей дорог, — тихим голосом говорит он, засовывая ладони в карманы джинсов. — Ты ей не дорог, уж поверь мне, — можно сказать, что мой голос кажется рыком при этих словах, потому что я знаю правду о том, что Гарри действительно дорог ей, и меня это раздражает всё сильнее и сильнее. И поэтому я готов говорить всему миру, что это вовсе не так. — Правда? — с наигранным удивлением спрашивает парень, откровенно смеясь над моим состоянием неуравновешенности. — Я уверен, что дорог ей, Малик. Мне становится интересно, догадывается ли Гарри о том, что он небезразличен Лили, потому его уверенность заставляет думать, что он всё знает. Я просто не могу не представлять их разговоры, в которых, возможно, моя подруга признаётся Стайлсу в любви, и это делает мне больно и подогревает некий страх за неё. Потому что я не могу допустить, чтобы Гарри пользовался тем, что Лили хорошо к нему относится, а точнее, любит его. Как бы мне не было неприятно это осознавать, но она, и правда, сказала ту фразу, которая так и крутится в моей голове, создавая до жути неприятное чувство в груди. Я прекрасно понимаю, что он дорог ей, но есть вопросы такого характера: дорога ли она ему? Честен ли он в своём отношении к ней? — Ты раньше её не замечал, — констатирую факт, потому что это действительно было так: с тех пор, как Лили перешла в нашу школу, Гарри никогда не проявлял к ней интереса. Я даже не уверен, знал ли он её имя до недавнего времени. — Это то, о чём я думаю? — О чём ты думаешь? — смешок слетает с его губ, а я только хмурюсь из-за такого поведения. — Прости, Зейн, я не читаю твои мысли. — Мне кажется, ты понимаешь, что я имею в виду, — фыркаю я и складываю руки на груди, показывая всем своим видом, что мне не смешно. — Если ты хочешь обидеть Лили, то я… — Стоп, стоп, стоп! — громко говорит Стайлс и выставляет руки перед собой. — Какого чёрта ты несёшь? — черты его лица меняются, становясь грубыми, что застаёт меня врасплох. — Ты не спорил на Гилберт? — осторожно спрашиваю я, переминаясь с ноги на ногу от нарастающего напряжения. Несколько парней затеяли одну игру, а точнее, спор на что-либо или кого-либо. Это даже не спор, а скорее, игра на слабо. « Слабо ли тебе сделать татуировку?» — это именно то, что попалось Лиаму на прошлой вечеринке. А самое тупое — это то, что играют даже не на деньги или что-то ещё, а на крутость среди своих. И я осознаю, что являюсь чёртовым кретином, раз повёлся на это. На вечеринке в субботу я снова переспал с Эмили, которая была даже не против, потому что думала, что я хотел этого. Но я не хотел, меня просто взяли на слабо. Мне безумно стыдно за свой поступок, потому что я воспользовался девушкой ради своей выгоды. И я очень боюсь, что кто-нибудь из парней, которые знают об этом, расскажут Эмили, сдав меня с потрохами. Мне совсем не хочется казаться козлом в её глазах, а уж тем более, в глазах Лили. Она меня возненавидит за этот поступок и никогда не простит. Они обе будут ненавидеть меня. Себя я уже ненавижу за то, что сделал, и это довольно-таки паршиво. Никогда не думал, что у меня к самому себе проснётся такое вот чувство. — Малик, уж извини, но я — не ты, — Гарри качает головой, смотря на меня с укором, от которого я даже ёжусь. На самом деле, я был уверен в том, что Стайлс завязал общение с Лили только лишь из-за того, что его взяли на слабо так же, как и меня в случае с Эмили, но сейчас моя уверенность в этом тает. Не знаю, почему именно. Может, из-за честности в его глазах или из-за голоса, в котором слышатся нотки ненависти и раздражения. Его слова и поведение в целом выводят меня из колеи окончательно, потому что ранее я действительно был уверен на все сто процентов в своей глупой догадке, за что сейчас хочу себя ударить. И я ведь хорошо понимаю, что мной правило чувство ревности и, может быть, некой зависти, ведь у Гарри есть то, чего нет у меня. И именно в этот момент я убеждаюсь в том, что ревность — это такое страшное чувство, потому что под его действием можно натворить столько дел и сказать столько слов. Раньше бы я посмеялся, если бы мне сказали, что я буду проходить через всё это, но, к сожалению, сейчас мне вовсе не смешно. Опускаю голову вниз, потому что этот укоризненный взгляд Гарри давит на меня и является последней каплей. Мне хочется провалиться сквозь землю из-за стыда за свой поступок. А чувство вины просто разрывает меня изнутри, потому что я ведь знаю, что не отношусь к тому типу парней, которые пользуются девушками. Всегда таких презирал и готов был полезть в драку за подобное отношение к женскому полу. А добивает ещё то, что Стайлс считает меня ещё тем дерьмом, хотя не ему меня судить — он вовсе не ангел. — Как думаешь, Малик, что подумает Лили, когда узнает о том, что ты сделал? — тихим голосом спрашивает Гарри, и я вижу, как он подходит ближе ко мне. Внутри зарождается ярость на парня, ведь его вопрос кажется угрозой. — Только попробуй, — сквозь зубы цежу я и поднимаю взгляд на Стайлса, смотря прямо в его глаза, в которых можно увидеть озорство. Гарри лишь разводит руками в стороны и улыбается, не сдаваясь в нашей игре в гляделки, которую затеял я. — А чего ты так переживаешь? Она ведь всего лишь твоя подруга, — говорит он, сняв с лица наигранную улыбку и приняв серьёзный вид. — Или нет? В этот момент моё сердце будто замирает, а глаза становятся стеклянными от непонятного мне страха. Не знаю, боюсь ли я, что мои друзья могут узнать о моей влюблённости в Гилберт, или не боюсь. Но в груди что-то сжимается, а в животе неприятно тянет только от этой мысли, которою мне почему-то хочется оставить в секрете. Может быть, это потому, что для меня это слишком личное и серьёзное, поэтому и не хочется посторонних вмешательств. Знаете, не всегда ты можешь полностью довериться своим друзьям и даже лучшему другу, поддерживающему тебя во всех жизненных ситуациях. Вот бывает что-то очень личное, и ты предпочитаешь оставить это при себе, а моя влюблённость в подругу детства — это именно то самое личное. — Это не твоё дело, — фыркаю я и закатываю глаза, стараясь казаться безразличным. — Я просто хочу тебе сказать, чтобы ты не общался с Лили. Ты ей не друг. — Спрашивать твоего разрешения я не собираюсь, уж извини, — язвит парень и скрещивает руки на груди. — Я тебя предупредил, — честно, я не хочу ругаться с Гарри, но, видимо, по-другому у нас с ним не получится. Я не понимаю, что я сейчас творю и зачем я запрещаю ему общаться с Гилберт, но мне кажется это таким правильным. — Не тебе меня предупреждать, Зейн. Ещё пару секунд буравлю Стайлса взглядом, а затем резко разворачиваюсь и несусь быстрым шагом к выходу из курилки, а то ещё чуть-чуть, и я не выдержу — накинусь на него с кулаками. В моей голове сейчас целый водоворот мыслей, и я понимаю, что должен что-то предпринять. Моё мнение насчёт всей этой ситуации кардинально меняется в два счёта, и вот я уже знаю, что нужно делать. Достаю из кармана джинсов телефон и печатаю Лили сообщение, прося её о встрече в школьной столовой и надеясь на скорый ответ, потому что ждать сил нет, да и я боюсь, что могу передумать в любую минуту. Встаю у окна и гляжу в даль опустевшего во время урока коридора. Глаза проходятся по шкафчикам синего цвета, а затем по фотографиям в рамках, развешанных на стенах школы. На них запечатлены ученики прошлых лет, которые были, возможно, яркими личностями в школьном обществе. Здесь и футбольная команда, и команда черлидеров в довольно-таки сексуальных и не очень-то закрытых костюмах, как для того времени, так и для нашего. В руках вибрирует мобильный, и я сразу же подношу его к лицу, читая сообщение и сразу же закатывая глаза от такого ожидаемого ответа Гилберт на мою просьбу. Лили: Сейчас идёт урок, я не могу.Вы: Вопрос жизни и смерти. Я тебя жду.
Поправляю лямку рюкзака и направляюсь в сторону столовой, перебирая в голове фразы, с которых следует начать разговор. На самом деле, я вообще не знаю, как мне говорить Лили о своих чувствах после её неприятного для меня признания. Эта новость очень усложнила мне задачу, но всё же я меняю своё мнение о том, что мне лучше молчать и ни за что не говорить ей о своих чувствах. Лучше я признаюсь, и будь что будет. Захожу в просторный и пустой кафетерий и сажусь за столик у входа, кидая рюкзак на соседний стул. Кладу телефон на стол и закрываю лицо руками, крепко прижимая ладони к щекам, чтобы получить физическую боль. Просто мне хочется почувствовать физические ощущения, а не смешанные моральные, которые не дают мне покоя ни днём, ни ночью. Медленно перемещаю пальцы рук на виски и давлю на них, закрывая глаза и призывая себя сосредоточиться. Как только до моих ушей доносится звук приглушённых шагов и тихое шмыганье носом, то я сразу же открываю глаза и поворачиваю голову в сторону входа, замечая в больших дверях свою подругу, завязывающую на ходу высокий хвост на голове. Она тонкими пальчиками одёргивает края синего свитера своеобразной вязки и садится на соседний стул, строя мне недовольное лицо. — Ну что у тебя случилось? — монотонным голосом спрашивает Гилберт, будто не проявляет особого интереса к начинающемуся разговору. — Я хотел поговорить, — как-то неловко начинаю я и прокашливаюсь, чтобы сделать голос более уверенным. — Помнишь наш последний разговор? Лили сразу же напрягается и выпрямляет спину, фокусируя теперь уже серьёзный, а не безразличный взгляд на мне. Её светло-зелёные глаза смотрят на моё лицо с испугом, и я даже вижу, как дёргается её левый глаз. Видимо, она сильно переживает. И для этого есть причины, ведь наш последний разговор был как раз о её чувствах к Гарри, и он закончился громким хлопком входной двери её дома. Честно говоря, я просто слышать её тогда не хотел и решил сразу же уйти, чтобы не наговорить ещё больше гадостей. — Помню. Что с того? — по тону её голоса понимаю, что она не только нервничает, но и обижается на меня. Я знаю, что обидел её, назвав дурой и не выслушав, как вовсе не поступают друзья. Наверное, я поступил, как эгоист, сбежав от разговора, который сделал бы мне ещё больнее, заботясь в этом случае лишь о своих чувствах, а не о чувствах Лили. — Прости, но на то были причины, — снова мямлю я и теперь уже не выдерживаю её взгляда, который словно током бьёт. — Какие причины, Зейн? — девушка взмахивает руками и хлопает ладонями по своим коленям, отворачивая голову в сторону. Сейчас должен наступить тот самый момент истины, который, возможно, разрушит нашу дружбу. Я и так тянул слишком долго, скрывая от неё то, что должен был сказать сразу же, как только это появилось у меня. Просто тогда чувства к ней не казались мне чем-то серьёзным, потому что мне нравилась каждая вторая девушка в школе и на улицах города, и я совсем не думал, что меня так сильно схватит в ежовые рукавицы влюблённость в Лили. Мне было шестнадцать — тот самый возраст, который считается ветреным, поэтому я не сомневался в том, что симпатия к лучшей подруге пройдёт у меня уже через неделю. Но я ошибся и не понимал, что со мной происходит, потому что для меня такие сильные эмоции были в новинку. — Прости, но мне было неприятно слышать то, что ты мне говорила, — быстро говорю эти слова и сразу же затыкаюсь, пытаясь узнать по изменившимся чертам лица девушки, поняла она, что я имел в виду, или нет. — Я не понимаю… — Господи, — перебиваю её и встаю со своего места, хватаясь за голову от нервов, которые кажутся мне сейчас струнами от гитары, что рвутся медленными темпами. — Люблю я тебя, Гилберт! — слишком громко говорю я, отчего девушка вздрагивает и тоже вскакивает со своего места, отходя подальше от меня на пару шагов. Тяжело вздыхаю и опускаю руки вдоль туловища. — Что мне делать? — я действительно без понятия, как мне себя вести и как поступать во всей этой ситуации. Мне нужен совет, но спросить не у кого. Остаётся только Лили, которая и является виновницей моих проблем. — Зейн, — шепчет девушка и обнимает себя за плечи, опуская глаза в пол. — Пожалуйста, скажи, что это твоя очередная глупая шутка. — Я не шучу. — Я люблю и всегда буду любить тебя, как друга, но… — Я это уже слышал, — снова не даю договорить Лили, потому что не могу это слушать. Я хотел рассказать, но я не хотел слышать её ответ по поводу её чувств ко мне. Гилберт поддаётся вперёд, подходя ближе ко мне, но я беру в руки рюкзак и отхожу дальше. — Я просто не понимаю, Лили, как ты могла влюбиться в него! — не сдерживаюсь и говорю громко, не боясь, что нас могут услышать посторонние уши. — Ты его даже не знаешь. Боже, это так глупо с твоей стороны. Смотрю на побледневшее лицо девушки, а в груди давит всё сильнее и сильнее. Я вижу, что она не знает, что сказать, поэтому качаю головой, понимая, что Лили ищет себе оправдание. Наши глаза встречаются, и я могу разглядеть боль в её взгляде и слёзы, которые вот-вот польются по побледневшим щекам. Я не могу на неё смотреть, поэтому срываюсь с места и выбегаю из столовой, слыша её нежный голос, окликающий меня несколько раз подряд. Надеваю бомбер и достаю из заднего кармана джинсов пачку сигарет, в которой их осталась всего пара. Быстрым шагом миную кабинеты, в которых сейчас идут уроки, и направляюсь к запасному выходу из школы, чтобы выйти на задний двор, где точно никого нет. Зажимаю между губами сигарету и подношу к ней зажигалку, которую только что отыскал в кармане куртки. Затягиваясь до предела крепким дымом и идя по школьному двору, усыпанному осенними листьями, я думаю о том, что будет дальше между мной и Лили. Мне страшно терять её, но, видимо, это и должно было произойти, потому что я не знаю, как и в глаза теперь ей смотреть после случившегося.