Харлин

      Мы выехали из Готэма в семь утра, так что к двенадцати должны доехать до Метрополиса. Харлин спала на переднем сидении, прислонившись головой к стеклу машины, а на заднем сидении лежали её рюкзак и кожаная куртка. Я иногда поглядывал на неё, одетую в серый свитер, светлые джинсы и красные кеды: светлые волосы завязаны в пучок на голове, а кожа Харлин слишком бледная, почти белая, прямо как у Джокера. Раньше она во многом походила на него: своим поведением, улыбкой, взглядом Харли будто бы копировала своего Короля, по одному её облику можно было понять, кому она принадлежит. И я не представлял, как Джокер её отпустил, ведь он не любит расставаться со своими вещами, а к Харли он именно так и относился. И я так же не мог представить, почему она от него ушла. Раньше её устраивало всё: то что он её бил, то что мог оставить её полиции и сбежать. Что-то в ней изменилось, она сама изменилась.       Я вёл свою машину. Ехали мы уже часа два, и сейчас проезжал мимо густой лесополосы. Я посмотрел на Харлин, она вздрогнула и открыла глаза.       — Чёрт. — она провела рукой по лицу и повернулась ко мне. — Прости. Кошмар приснился.       — Ничего страшного, — ответил я. — Что тебе снилось? — я посмотрел на неё, а затем вновь перевёл взгляд на дорогу.       Она помолчала, собираясь с мыслями, видимо, говорить ей не очень хотелось, и я решил, что она мне ничего не ответит. Харлин посмотрела в окно; сегодня было пасмурно; шёл дождь, и она провела пальцем по запотевшему стеклу, прочертив на нём линию.       — Мне снился небольшой светлый дом, — я посмотрел на неё: она так и продолжала глядеть в окно. — Я стояла на кухне, а рядом со мной было двое детей, моих детей, — добавила она чуть погодя. — А после в дверь вошёл Джокер… Только он выглядел как нормальный человек, он подошёл, поцеловал меня и детей, перед тем, как уйти на работу…       Я не знал, что сказать — это не похоже на кошмар.       — Это не похоже на страшный сон, — озвучил я свои мысли, бросая на неё взгляд.       Она опустила взор на свои руки и сжала их в кулаки.       — Когда нас отправили на первое задание, Чародейка, пытаясь привлечь нас на свою сторону, каждому из нас показала то, чего он хочет больше всего на свете, и сказала, что если мы к ней присоединимся, то всё это сбудется… — она усмехнулась. — Мне она показала именно это. И после того, как я ушла от Джокера, мне иногда снится этот сон, только теперь это не моя мечта, а мой кошмар: я не хочу, чтобы так было. Он не мог и не может быть нормальным, а я всю свою жизнь мечтала выйти замуж и растить детей, и сейчас мне тяжело, потому что я больше не хочу видеть его своим мужем, и потому что детей и мужа у меня никогда не будет. По крайней мере я на это не надеюсь. — она грустно улыбнулась.       Я, посмотрев на неё, увидел, что ей на руку упала слеза. Я не думал, что она может так тяжело это переживать.       — А мне часто сниться то, как убили моих родителей, а затем я стою рядом с их надгробными плитами, — медленно проговорил я.       Я сосредоточился на дороге, но почувствовал, что она смотрит на меня.       — У каждого свои кошмары, — сказала Харлин.       — Согласен. — я почувствовал, что от моего признания ей стало легче.       Она помолчала, но затем осторожно спросила.       — Ты сказал, что твоих родителей убили, как это произошло?       Мне было тяжело вспоминать, но я уже смирился с этим. Если бы их не убили, я бы не стал Бэтменом. Всё случилось, и ничего уже не исправить.       — Мне было восемь, и мы с моими родителями вышли из театра и направлялись домой, но на нас напал грабитель, Джо Чилл, он хотел нас ограбить, но перед тем как убежать, он запаниковал и застрелил моих родителей. — я продолжал смотреть на дорогу.       — Я не знала, прости меня. — я перевёл на неё взгляд и немного улыбнулся.       — Ты не виновата, я думал, все это знают. — покачал головой я.       Она выглядела сейчас очень мило. Харлин была сонная и потирала руками глаза, мне стало интересно: она всегда была такой, даже до встречи с Джокером, или нет?       — А сколько мы уже едем? — спросила она.       — Часа два. Так что осталось ехать примерно три часа.       — Это много, — сказала Харлин и повернулась к окну. — А кем ты хотел работать в детстве?       Я улыбнулся.       — Я не знаю, просто всегда знал, что в будущем буду выполнять обязанности отца в компании. — после смерти родителей я хотел бороться с преступностью, чем сейчас и занимаюсь, а компанией управлять я не очень хотел, но всё же делаю это неплохо. — А ты всегда хотела быть психиатром?       Теперь она улыбнулась.       — Почти всегда, лет с пяти я хотела быть гимнасткой, но родители были этим не очень довольны, они сказали, что я могу заниматься гимнастикой, но должна поступить в колледж. А ещё я хотела быть ветеринаром, но психологией интересовалась лет с тринадцати и всё-таки стала психиатром. Это интересно, — она улыбнулась и добавила, — Мне нравилось работать в Аркхэме. А вот лечиться там — нет.       — Ты бы хотела снова там работать, если представиться такой случай? — спросил я.       — Да, хотела бы, главное, чтобы туда Джокера снова не положили. — сказала она немного мрачно.       — Ты боишься опять к нему вернуться? — я посмотрел на неё, следя за реакцией.       — Нет, я боюсь, что-либо я его убью, либо он меня, — со всей серьёзностью сказала она.       — Что-то плохое случилось? — Харлин посмотрела на меня.       — Да, только не спрашивай, что именно. — она выглядела задумчивой, серьёзной и расстроенной одновременно.