Три метра над уровнем солнца

*Автор заболел гриппом, но ему уже лучше, так что вот прода ^^* Как это часто бывает. Один миг – и безграничное счастье, внезапно обрушившееся на тебя, вызывает непередаваемую эйфорию. Один миг… и ты должен забыть о нем ради любимого. Что, что, что я мог ему ответить?! Как реагировать?! Я хочу лишь уберечь его. Значит, о собственных желаниях нужно забыть раз и навсегда! После разговора с Петром я понял, что на меня легло тяжкое бремя ответственности, противоречащее моим чувствам. Если я знаю, как все предположительно может закончиться, и если знаю, что случилось с Лексом, то как после этого смогу просто встречаться с Максом?! Встречаться…мутить…глупые слова. Любить? Да, я буду его любить, быть может, даже еще сильнее, и поэтому отгорожу его от возможных проблем. Конечно, можно было бы наплевать и на советы моего бывшего преподавателя, и на тот факт, что Лекс попал в больницу из-за своей любви, но кто знает, какие у родителей Макса отношения к гомосексуалистам? А у директора той же школы? Максиму же только шестнадцать…я не могу, зная возможную опасность, губить его… Я был напуган. Прежде всего, страшными картинами, которые рисовало мне мое воображение. Мне представлялся Макс, летящий в пропасть: он звал меня на помощь, а я ничего не мог сделать. Это же я столкнул его туда, да? Я не допущу такого наяву. Поэтому ничего не скажу ему о своих чувствах… Я надеялся на то, что я ему вовсе не нравлюсь, что мы, как всегда, проведем занятие, и я уйду к себе домой. Но все пошло совсем не так! Вернее, именно так, как желало мое сердце, но, проиграв схватку с разумом, оно лишь тихо замирало где-то в груди, не желая взять надо мной верх. Иначе все окончательно бы пошло прахом. Я ведь правда хотел сделать так, как будет лучше для него, но мне невыносимо было видеть его огромные голубые глаза, в которых не было ни капли обычного живого блеска. Это были страшные глаза. Убитые. И таким его сделал я… Как же я ненавижу себя за свою трусость! Можно было найти выход, но я повторял себе, что я прав, тысячу раз прав! Я так и не научился скрывать собственные эмоции, но мне хватило сил выговорить лживые слова про то, что вместе мы быть не можем. Но его поцелуй… какой-то до ужаса неловкий, отчаянный, на который я не смог ответить просто потому, что пытался совладать с собой. Это то, о чем я мечтал с того момента, как его увидел… поэтому так и не смог сказать ему, что он мне безразличен… Конечно, можно было все рассказать ему, от и до. Но какие бы это были слова? «Макс, мы не можем быть вместе, потому, что мой знакомый чуть не покончил с собой, и я боюсь, как бы ты тоже не оказался психически неуравновешенным типом!». Так что ли?! Конечно же, нет. Я поступаю правильно, потому что хочу защитить его. И сделаю все для этой защиты. И пусть меня изнутри разрывают чувства, я никогда не подвергну Макса той опасности, которой случайно подвергся Лекс. Хватит и одной ошибки. Прошло несколько дней. Один, два… я не считал их – все мысли были заняты только одним. Я знаю, что причинил ему боль, но лучше так, чем потом вместе исправлять непоправимые последствия. Разум и логика были мной довольны. А сердце продолжало кричать о том, что все не правильно. Абсолютно все! Оно требовало, чтоб я немедленно спустился к нему, стучал, звонил в дверь, а потом просил прощение за свою ложь… ложь во спасение. Только вот разум останавливал меня, и я оставался на месте. «Что сделано, то сделано. Макс переживет, он сильный». Но одно его шевеление губ и слова о том, что он меня любит, наполняли мое сердце горечью и ненавистью на самого себя. Как бы я хотел вернуть все назад, отмотать, как кинопленку в тот момент, когда мы только начинали заниматься! Тогда не было этих бесконечных дум о том, что я испытываю, и что испытывает он, не было Лекса, не было Петра и этого проклятого разговора - вообще ничего не было. Только искренность. Только правда. Но уже поздно сожалеть. Я только раз вышел на улицу, чтобы сходить в магазин, и, как назло, столкнулся с его матерью. - Сергей, - остановила она, когда я коротко поздоровался и хотел проскочить мимо. - Да? - Скажи, может быть, ты знаешь, что происходит с Максом? У меня сжалось сердце. Но я постарался ничем этого не выдать. - А… что с ним происходит? - Он все время лежит и отказывается есть, на мои вопросы не отвечает… может, это из-за девушки? - Я не знаю, - пробормотал я, хотя прекрасно понимал, что все происходит из-за одного меня. Ненавижу… ненавижу себя за то, что сделал ему больно! Но иначе я не мог - слишком велик был риск сделать ему еще больнее. Макс, надеюсь, ты когда-нибудь поймешь это… После этого я предпочитал сидеть в четырех стенах. Там, внизу, живет тот, кто дороже мне всех на свете, тот, кого я так искренне полюбил и тот, кому сделал так больно своим враньем. Я отчаянно хотел и хочу быть с ним. Но логика раз за разом убивала во мне сомнения по поводу моего выбора. В отличие от школьников, наши каникулы начинались только со вторника. Поэтому в понедельник мне пришлось идти в институт, хотя этого делать совсем не хотелось. Но я пошел. Нашему немногочисленному составу объявили, что обожаемый всеми Петр Александрович уволился по собственному желанию. Это вызвало массу вопросов, на которые ни ректор, ни проректор, ни уж тем более другие преподаватели отвечать не стали. Вот так вот из-за сексуальной ориентации ломаются судьбы. Наверное, ничего глупее в мире просто не существует. - Что-то ты мне не нравишься, - задумчиво сощурился Павел, когда я проигнорировал почти все, что он мне сказал. – Ты, часом, не заболел? - Мне Максим в любви признался. А я сказал, что вместе мы быть не можем, - ответил я почти без эмоций. Наверное, я все же больной на голову человек. - С чего бы это? – искренне удивился Павел. Про разговор с Петром, да и вообще про него я рассказывать не стал. Сказал лишь, что хочу уберечь Макса от последствий такой любви. Но, если честно, мне уже стало казаться, что я скорее похожу на идиота, чем на защитника. – Ты же его любишь! - Поэтому и хочу его уберечь. - Мда… знаешь, никогда бы не подумал, что скажу это, но ты дебил. Он тебя любит, ты его любишь, но при этом вы вместе быть не можете – абсурд! - Ты же был против… - вяло прокомментировал я такую нетипичную для него реакцию. - И теперь по этому поводу смотреть, как ты страдаешь? – возразил он. Потом подумал и добавил. -Хотя, может, ты правильно сделал, одной голубой парой стало меньше. - Что, только и можешь думать о том, какие мы извращенцы, да? – прошипел я. Павел изумленно замер. – Ты ничего не понимаешь! Вообще никто ничего не понимает! - Да остынь ты. Раз принял такое решение, то нечего на судьбу пенять, и уж тем более на меня – сам разбирайся. И ничего с твоим Максом не случится, если ты об этом. Погрустит, потом дальше пойдет. В общем, мне с тобой по другому поводу надо поговорить. - Чего еще? – грубо буркнул я. - М… ты не мог бы оказать мне кое-какую услугу? – я вопросительно приподнял бровь. – Понимаешь, мои родители свято верят, что девушки должны выходить замуж в восемнадцать лет. Моей младшей сестре, как ты знаешь, девятнадцать, и наши предки вынесли ей весь мозг по поводу того, что ей нужен жених. - И я тут причем? - Может, ты придешь к нам на новый год в качестве ее будущего мужа? - Чего?! – я выпучил глаза на всегда спокойного друга, который сейчас выглядел вообще как непрошибаемая скала. – Издеваешься?! Они меня прекрасно знают! - И что? Тем лучше. Скажем, что Мира навязалась как-то с нами погулять, вы друг другу понравились и сейчас состоите в отношениях. - А дальше что? Женить меня собрался?! Я начинал откровенно злиться. Мне плохо, а он меня с бабами сводить пытается?! - Зачем сразу женить? Скажем потом, что она тебя бросила, и дело с концом. Вообще Мирослава, а так звали его сестру, была очень даже нормальной и милой девушкой. На голове всегда красовались два аккуратных черных хвоста из волос, спускающихся чуть ниже лопаток, одевалась она очень прилично, вела себя соответствующее, да и сама собой олицетворяла целомудрие и скромность. Но не сейчас же, мать вашу, корчить из себя недоделанного натурала, который собрался жениться! - Слушай, ну если ты не поможешь, то весь праздник будет испорчен! Мать опять заведет шарманку про то, какие сейчас времена и нравы, отец начнет поддакивать, и все выльется в скандал. Да и ты дома проторчишь наверняка в праздничную ночь, ну что тебе стоит помочь и ей, и мне? А, впрочем, какая мне разница? Уже испортил жизнь и себе, и любимому человеку. На праздник у меня никаких планов, а в том, что предложение Макса аннулируется полностью, я даже не сомневался. - Учти, показушных поцелуев не будет, понятно? - Понятно, - довольно ухмыльнулся Павел. – А ты, оказывается, можешь проявлять жесткость… А что мне еще остается, когда я ненавижу себя и всю сложившуюся ситуацию, поражающую своим маразмом?! Как меня все достало! Бесят собственные мысли, поступки и поведение! - Вы куда? – удивился наш новый преподаватель по высшей математике – какой-то незнакомый высохший мужичок лет пятидесяти, которого нам пока что дали на замену. - Погулять, - бросил я и вышел из аудитории. Я не мужик, а тряпка! Как же это бесит! Мне вообще кажется, что моя жизнь теперь сплошь состоит изо лжи. А в скором времени еще идти и врать таким хорошим людям, что я там не просто друг их сына. Одна сплошная иллюзия, при том, что я неискренность на дух не переношу, а теперь сам, добровольно, пытаюсь выдавать неправду за действительность. И, раз уж я попрал своими моральными принципами, наверняка произойдет что-то в наказание за это. Тем лучше. Хотя бы перестану так сильно себя ненавидеть.