Недостойна/Notworthy

      Я исподтишка подхожу к Бетани, мну ее плечи, чтобы та обратила на меня внимание.       — Мне нужно срочно уехать, — бормочу быстро я, пока та торопливо уплетает десерт.       — Что случилось?       — Кажется, Джастин узнал обо мне.       — Как?       — Я видела, как он пересматривал список гостей, — я оглядываюсь. Хобс задумчиво смотрит поверх меня.       — Но тебя ведь не вписывали туда.       — Видимо вписали, раз уж для меня было выделено место в отеле, — я кусаю губы, конвульсивно вспоминая то, что произошло в номере: по рукам бежит холод, а живот терзает восторжение.       — Ты была в номере? — Бетани докучает, глядя в мои глаза с пафосом.       — Не важно. Нужно вытягивать меня отсюда.       Я собираюсь обернуться, когда Хобс настороженно встает с места. Но время вдруг замирает.       Передо мной стоит Джастин, а между нами — невидимое ограждение, затопленное исступленным смятением.       — Уже уходите? — голос низкий, приторный и манящий. Когда он злится, внутри меня клубится пылкий азарт. Джастин медленно переводит взгляд на меня — в глазах играет искорка злости вкупе с тоской. Но именно это причиняет мне наибольшую боль. — Ты, я так понимаю, тоже.       Холод и пренебрежение воцарили голосом, а мысли обволкло попрание.       Он изменился — кожа источает настоящий мужской аромат от Giorgio Armani, тело подтянутое, аккуратное и без изъянов. Волосы убраны до макушки, пара локонов окрашены в блонд, но в целом не сильно отличаются от его натурального цвета.       Я пытаюсь подыскать нужные оправдания. Я бы могла скинуть вину на Бетани, но ведь отчасти и я к этому причастна — она лишь предложила, пару раз даже пыталась переубедить меня. А я по глупости решилась.       — Я...       — Решила в конец разрушить мою жизнь, врываясь на чужие вечеринки? — я сгораю от стыда, глядя в пол. — Совесть не давит?       "Я переспала с журналистом на твоем Дне Рождения из-за ревности к тебе. У меня нет совести, Джастин".       В голове у меня возросли холмы из мусора, слитого на меня за столько лет. Меня так часто осуждали, когда я и Бибер были вместе. Меня подавляли, посыпали грязью. "Тебе нужен пиар, грязная шлюха!" — говорили они, даже не глядя на тот факт, что на тот момент я была одной из немногих молодых персон, сумевших добиться всего и обеспечить себя самостоятельно.       — Джастин, не кипишуй, — за меня заступилась Хобс, отодвинув меня на задний план. Но, под пристальным взглядом толпы, я чувствовала себя еще больше подавленной. Все изучали меня, прожигали взглядами мою спину. Хотелось спрятаться в тот самый угол, во тьме которого по полу вилась вуаль от платья от Jovani, надетого на ту самую девушку. Заметив распаленный костер между мной и Джастином, она размеренным шагом вышла в свет, побалтывая бокал с шампанским в ладони.       — Что случилось? — детский, незрелый и наивный голос проносится неприятным ветерком между мной и Джастином. Он обвивает рукой ее талию, а меня начинает тошнить. Глаза наполняются слезами, я все меньше стараюсь смотреть на людей.       — Ничего, просто нужно уладить кое-какую проблему, — это был полоумный плевок в душу. Чувствую себя обделенной среди всех тех, кто неуверенно, но все же поддерживает его мнение.       — Идем, — шепчет Бетани, безотрывно глядя в глаза Бибера. Она видит то, как унижено я себя чувствую, поэтому торопится увести меня от греха подальше.       Мы проходим мимо его пассии. Меня бесит в ней все. Эти искусственные нарощенные ногти, крашеные волосы, дорогое убранство, надменный и корыстный взгляд. Я просто прохожу мимо и задеваю ее плечом — бурлящая, как моя душа, жидкость в бокале хлестнула на ее грудь. Я довольно ухмыльнулась, но внутри я пылала досадой.       Мы выходим из отеля, глаза заполняют вспышки. В груди осел неистовый прах злобы, пока я безоглядно шла по тропе в машину, которую нам подогнала Бетани. Хотелось плакать навзрыд, кричать и метать, но если камеры поймают этот кадр, полетит очень много слухов, связанных с Джастином. О нем думать я вообще не хотела. Он практически ничего не сделал, лишь выплюнул на меня несколько фраз, отчего мое сердце окончательно раскололось. Он не прогнал меня, но сказанное сильно задело. Я не уверена в том, что он имел в виду, когда шла речь о проблеме, но это явно в большей мере касалось моего присутствия рядом с ним. Он пренебрегает мной, отвергает, как я когда-то дворовую псину, которая просила у меня еды, ибо понимала, что я единственная, кто могла спасти ее, вытянуть из нищеты. Сейчас я чувствую себя этой же собакой: брошенная, отвергнутая и униженная. Я не знаю, что стало с той беднягой, но чувствую, меня может поджидать та же судьба.       Спустя время мы выезжаем на трассу, где на перекрестке уже возрос коттедж Бетани. Она сидит рядом, пока я молча смотрю в окно, теряясь во тьме среди соснового леса.       — Прости, — Хобс вертит головой, — надо было настоятельнее просить тебя передумать.       Я ничего не отвечаю. Мне хочется потеряться в том лесу, где-то на опушке холма найти брошенную избу с видом на целый омут грязной озерной воды. Прибраться в помещении, убрать осадок пыли на полу и скопившуюся паутину в углах, протереть мебель, зажечь свечу и поставить ее на стол перед сытным блюдом из курицы с розмарином и дымящейся спаржей. Взять в руку бокал с вином и в тишине под стать бурлящих эмоций вдохнуть полную грудь воздуха, которым набиты деревянные стержни дома, и откинуться на старом диване. Я способна с финансовой и материальной точек зрения обеспечить себе такой отдых, но только красивую писаную мечтами картину еще дополнит необъятное внимание папарацци, люди безустанно будут посещать мой дом, как музей — предмет для обозрения. Мне не хватает личного пространства.       Бетани попрощалась со мной и ушла, а водитель продолжил вести меня дальше, на окраину города, где пустовал и мой дом.       Я уже вошла в помещение, крепко заперев за собой входную дверь. В доме пусто и тихо, стены залиты лунным светом из окна. Перед глазами невольно парят силуэты и какие-то фрагменты из прошлого: Джастин страстно целует меня, крепко прижимая к той стене, рядом с которой я сейчас стою; он с грустью обнимает меня, сидя на том диване, куда упала моя тень; он снимает с меня одежду, когда мы торопливо перебираемся по ступенькам маршевой лестницы, по которой сегодня снисходительно спускалась Бетани с надеждой не пустить меня на вечеринку. Тогда я могла все предотвратить, и Джастин бы не разочаровался во мне окончательно.       Я сбрасываю туфли в прихожей и, приподняв подол красного, как насыщенное вино, платья босыми ногами поднимаюсь по лестнице на второй этаж, впитывая в себя каждое воспоминание, которым набит мрамор в этих ступеньках, которым бредет воздух в этом доме, которому всецело отдаюсь и я.