ГЛАВА 6
28 августа 2016 г. в 15:54
Примечания:
Предупреждаю всех о том, что в фанфике присутствует исключительно мнение главной героини. Ничего от своего имени я утверждать не могу, поэтому если вас что-то не устраивает — пройдите мимо.
— Наэль! — голос Сьюзан подкрался ко мне внезапно. Она не видела меня в течение десяти минут, но уже раскалялась от злости, а лицо пылало. Я вышла из уборной, безотрадно глядя в пол. Взгляд был понурым и упавшим, наверное там читалось много волнения и томление ежедневной рутиной. Сьюзан встретила меня возле трюмо с косметикой, пока я пыталась припудрить веки, чтобы убавить припухлость. Я едва сдерживала слезы за стеной отсюда пару минут назад, а сейчас должна выдавать из себя счастливого носителя имени всемирно известной Аннабель Макдауэл, самоотверженно глядя в объектив камеры. Но все же модель, это тоже актер. Я должна улыбаться, когда чувствую боль и плакать от горя, когда мне хочется делать это исключительно от счастья. Публика любит драмы, им не всегда интересна искренность и то, кто ты на самом деле. Поэтому важно играть роль.
Джастин никогда не умел играть роль. И это порой плохо, потому что единственное объяснение его некоторым поступкам и поведению, это искренность и никакой наигранности, увы.
Фотограф ставит меня в нужное положение, направляет на меня луч света и по щелчку я должна радостно выплеснуть на себя ведро воды. Оно тяжелое, а мои руки предательски дрожат. Как бы я не пыталась расслабиться и отдаться влиянию фотографа, я все равно чувствую волнение за ситуацию со Стэнфилдом.
— Наэль! — в который раз раскатистым тоном зовет меня Сьюзан. В этот раз она угрожающе шагает по мне, — если ты сейчас же не станешь выполнять мои просьбы, — я клянусь Богом, — лишишься контракта.
Я лишь предосудительно внимаю все, что она мне говорит. Стоит повиноваться.
На рассвете мы закончили. Город стал просыпаться. Хотела бы я сейчас проснуться в постели, глядя в окно и встречая рассвет вместе со своими мыслями, не забитым будничными проблемами. Сейчас у меня есть время вернуться домой и отдохнуть.
Я доезжаю до дома, высаживаюсь и поспешно бреду в дом. Но вместо кромешной тишины и привитого мне ощущения одиночества я слышу легкое тихое пение и запах сладкого завтрака. Иду на кухню и вижу за плитой маму — официальный костюм, великолепная ухоженная внешность, но все еще такая домашняя и гуманная по отношению ко мне. Единственный человек, который не станет осуждать меня за каждый мой поступок и слух, который вертится у меня за спиной.
— Птичка прискакала в гнездышко, потому что учуяла, что ее мать принесла сладкий улов? — она улыбчиво вертит лопаткой в сковородке, попутно подсыпая туда специи из пакетиков с порошком.
— С трех часов ночи на ногах, мам, — я устало приземляюсь на стул с шелковой обивкой.
— Никак не оставят тебя в покое, — с ноткой грусти в голосе шепчет мама, прислоняясь к столешнице бедром.
— Это моя работа. Они никогда не оставят меня в покое.
Мама вздыхает, снимает с плиты посудину с едой и ставит на деревянную подставку, чтобы завтрак остыл. Затем недолго думает, и подходит ко мне, сжимая в пальцах мою ладонь.
— Солнце, — начинает она, а я внимательно вслушиваюсь, — я уже не знаю, чему верить. Но... Что произошло на вечеринке у Джастина?
Я напряглась. Перед глазами возникло платье от Jovani, бокал коктейля, Ноял, угрызение совести, надменный взгляд Бибера и пораженный уход. Я не знаю, как предоставить маме правду, с какой стороны зайти, чтобы не разочаровать ее.
— Не понимаю, о чем ты, — та лишь грустно склоняет голову.
— Ты плакала, когда возвращалась домой. Это ненормально!
Я застыла, взирая на неподвижный фикус в углу комнаты.
— Не поняла, — мама вздыхает и берет телефон в руку, что-то там ищет и показывает мне фото, на котором я иду по знакомой тропинке на выходе из отеля, а на лице — слезы. Но как такое может быть, если я максимально пыталась подавлять в себе эмоции в тот момент?
Я опешила. Кто посмел сотворить это?
— Это неправда, такого не было. Кто-то решил поиздеваться над ситуацией, и теперь это фото облетело весь мир. Вот черт, — я выскакиваю со стула, нырнув лицом в ладони. Все самое худшее только начинается. Если еще и Стэнфилд припишет свою статью, я сведу счета с жизнью. А ведь ему это очень выгодно, поскольку все, что сейчас происходит, это огромная насыщенная картина, чьим недостающим пазлом выступает та самая история с Ноялом в моем номере.
— Что это за сайт? — я оборачиваюсь, вперяя взор в мамины глаза — они полны беспокойства и неуверенности.
— Один из тех многих, где снуют куча новостей о знаменитостях. Но, судя по тому, что там постят о тебе, не всякая информация там является настоящей.
— В любом случае, мне будет важно изучить его содержимое.
Я уже позавтракала и собралась на встречу с Бетани. Мама уехала обратно в офис оформлять очередной запрос о размещении рекламы на территории Лос-Анджелеса. Она скинула мне по почте ссылку на сайт, и все время, пока я ехала в машине в центр, я бегала глазами по строкам необъятного текста, который там печатали. Среди всей тучи информации, которую туда сливали ежеминутно, притаился раздел о Джастине.
Я всегда боялась смотреть о нем что-то в интернете параллельно нашим отношениям. Это как заглянуть к парню в телефон, только это видит еще несколько тысяч людей. Потому сейчас мне было просто страшно видеть то, чем я никогда не интересовалась, ибо что-то мне подсказывает, что там меня ждет лишь истошная бездна разочарований.
Я не ошиблась. Самой новой публикацией выступил аккуратно оформленный пост с небольшим текстом, к чему примкнуло пару фото.
"Джастин Бибер и София Риччи прогуливаются по Лос-Анджелесу, 2 марта". Фото загружаются и я едва не лишаюсь рассудка: та самая блондинка, сцепившись с Бибером руками, ведет его за собой по тропинке вдоль дорог и зданий. Здесь замешано куча вспышек и камер, люди смотрят воодушевленно, кто-то искоса выглядывает пару, а я... Я смотрю с пустым замешательством на счастливую улыбку Джастина — человека, который когда-то так же вел меня за руку и улыбался, предлагая мне всевозможные поощрения. Но мне было достаточно лишь понимать, что он рядом и что мое присутствие ему дорого. В груди пустует смятение и паника. Тоска терзает сердце, а в душе распоясалась неблаговоспитанная сука-любовь, которая замкнула меня в своих сетях еще год назад и не отпустила. Я в плену недоступного соблазна, меня упекли в водоворот эмоций, а я, как шелковая овечка, повиновалась и теперь на поводу у судьбы. Плетусь за ней по стези и даже не вижу тонкой грани между тропинкой и обрывом в омут мучений.
Сизый задымленный осадок клубится в горле, я задыхаюсь, хватаюсь пальцами за ткань одежды на мне, хочу все это сорвать и сжечь, нагишом плюхнуться в раскаленную лаву и во плоти души смотреть на то, как мое ненужное тело плавится в ненависти, осуждении и презрении.
Водитель лишь успел заметить, что я пнула телефон в сумку, а сама вытерла ладонями слезы на щеках, настоятельно требуя от себя спокойствия.
Мы подъехали к The Nice Guy, водитель припарковал машину подле обочины и позволил мне выйти. Со стороны уже спешит мужчина с огромной камерой. Эти люди живут, питаясь воздухом и укрываясь лоскутком старой одежды, но все еще тратят последние копейки на орудие убийства, бомбу замедленного действия, яд, который со временем разъедает всех, кто попадается под прицел.
Я быстро забегаю в помещение и захлопываю двери. Мне тут рады и меня отлично знают. Как только я сажусь, мой заказ уже поджидает на столе. Эти люди изучили меня вдоль и поперек лишь для того, чтобы угодить мне и заслужить моего внимания. Но я не та, кем они меня считают. Я такой же человек, а они приравнивают меня к небу тогда, когда сами сдувают пылинки с земли.
Я мешаю темный латте с ореховым соусом, и горстка сливок начинает постепенно впитываться, сливаясь с общим напитком. Рядом стоит тарелка тирамису с кофейной присыпкой, а еще дальше — стакан с водой. Со стороны уборной выходит Бетани с сумкой в руке. Ее лицо расслаблено, она чувствует себя комфортно среди тучи проблем. Видимо, она отлично справляется с самообладанием и своими чувствами.
— Я не вижу на твоем лице лица, — Хобс роняет свой зад на мягкий диван, закидывает волосы за плечо и что-то вписывает в телефон.
— И такое бывает, — не промолчала я. — Ты что-то хотела?
— По-моему для наших встреч никогда не было повода, — Бетани нахмурилась, и я поняла,что ляпнула неуместную фразу, которая могла задеть ее отношение ко мне.
— Я не это имела в виду, прости.
— Я поняла, — она отпивает глоток воды и вздыхает. — Я хочу пойти в клуб сегодня ночью. Там будут ребята, с которыми ты ладишь. Когда они узнали, что я поддерживаю эту затею, то позвали и тебя. Я просто смотрю на тебя, и мне тебя жаль. Тебе нужно отдохнуть и как следует выпить.
Я перевариваю сказанное. Она в какой-то мере права, хотя я никогда не была сторонником употребления алкоголя в таких порциях, как в клубах. Но это должно мне помочь, несмотря на то, какими способами.
— Наэль, — она зовёт меня, прервав размышления, — что случилось?
Я вздыхаю.
— Увидела фото Джастина и его новой подруги, — я склоняю голову, жадно глядя на декоративный нож. — Держались за руки, как чертовы молодожены.
— Погоди. Давай начнем с того, где ты видела эти фото, — попыталась разобраться Бетани.
— В интернете, — Хобс победно хлопает в ладоши, откинувшись на спинку дивана с надменным взглядом.
— Нашла, где смотреть.
— Бетани, это нереально подделать! Они ходили за руки, они смеялись и им было весело, — я смотрю в окно с унынием. — То, как искренне смеялся Джастин, подделать было невозможно.
Хобс нудно качает головой.
— Кто она?
— Какая-то София Риччи.
— Я знаю ее отца. Мои родители издавна были его заядлыми поклонниками. Видимо дочь решила за счет этого себя на вершину вытолкнуть.
— В смысле?
— Ну сама посмотри, — Хобс протягивает мне телефон, где открыта вкладка с изображением блондинки, а рядом — текст.
— Модель?! — я ужаснулась. Мои глаза метались между этим словом под заголовком "профессия" и ее фотографией. Я — модель, и я то знаю практически все об этой индустрии: рост, фигура, внешность, повадки, привычки, данные, твое хобби, твои умения, таланты, физическое состояние и много других нюансов.
Большинство думают, что "модель" — это человек, которому платят большие деньги за то, что он ездит по всему миру и снимается на камеру. Но это колоссальный труд над собой и тем, что тебя окружает. Порой приходится отказаться даже от некоторых людей, которые из-за твоей славы станут лишь тянуть тебя вниз. Тут никого не волнует, есть ли у тебя время и который час, чем ты занимаешься и как себя чувствуешь. Тебя не считают главной фишкой на подиуме — все смотрят только на твое одеяние; люди выбирают не человека, который станет моделью, а лицо, которое станет моделью. Никто не смотрит на твою изысканную фигуру: сало не висит и торчат кости — сойдет. Никого не остановит твое хныканье, никого не интересуют твои слезы и в целом эмоции. Набрала килограмм — ничего не ешь целую неделю, ведь сама виновата, что однажды переела.
Юные подростки ныне бредят будущим в модельной индустрии, но они слепы, ибо не замечают самого важного, что кроется за искусными улыбками на страницах журналов и несметным богатством, того, что погубит их — несчастье.