World of Darkness: Incest

      Мягкий шелест прогнувшейся под лапами травы, поворот уха в сторону посторонних звуков. Слушает внимательно, ища то, что может привести его к жертве. Втягивает носом воздух, ищет один определённый запах. Не спешит. Времени ещё предостаточно, и можно спокойно прогуляться и найти что-то съедобное.       Пьяный смех разрезает ночную тьму, и он оборачивается на звук. Это точно не местные, ведь они хорошо знают — в полнолуние к лесам приближаться запрещено. Значит, туристы. Для таких рассказы о обитающих в Новом Орлеане монстрах лишь страшные сказки.       Язык скользит по зубам, морда припадает к земле. За эти годы он давно отвык сдерживать себя: если хочет есть — ест, хочет убивать — убивает. Чаще всего эти желания появляются одновременно. Одно как логичное продолжение другого.       Приближается к цели довольно быстро, хотя спешить некуда — большинство оборотней ушли намного дальше в лес. Только он охотится в пределах города, хоть и обращается редко — сегодня просто настроение такое.       Свет фонарика проникает сквозь деревья и виден издалека. Клаус прислушивается — других хищников поблизости не обнаруживается, — и только после этого ускоряет шаг.       Лучи фонарей скрещиваются, выделяя из темноты человеческие фигуры. Подкрадывается как можно ближе. У него нет желания бегать по всему лесу за этими людьми, и чем быстрее он убьет — тем лучше.       Его пока не замечают: всё тот же смех, те же разговоры. Но вскоре всё меняется: первый крик и разорванное на ноге сухожилие. Дать им уйти глупо, и он торопится. Нет, не убить. Только ранить. Добыча не должна сбежать.       С каждой секундой криков становится всё больше, как и крови. Кинувшись к кому-то, получает веткой по морде. На секунду опешив, нападает вновь. Новый крик, новая кровь и новая сломанная конечность. Клаус точно знает — спасать никто не придёт. Вампиры, если и слышат, то не полезут. Оборотни далеко. А ведьмы и колдуны… им ума хватит не лезть. Не в эту ночь. Не к нему.       Одна за другой обрываются жизни. Так обыденно и привычно. Погружает зубы в плоть, добирается до сердца и печени. Нет, дело не в старых сказках. Просто это два самых насыщенных кровью органа, а кровь — это его источник жизни. Попадись эти туристы не ему, просто были бы разорваны на куски.       Под лапу попадает фонарик и, откатившись, на секунду выхватывает из тьмы довольно жуткую картину: выпотрошенные тела с разорванными грудными клетками.       Оттаскивает тела в лес и направляется ко въезду в город — в машине вещи, он переоденется и спокойно вернётся домой.       Только уйти далеко не получается. Размытая тень, которую простой смертный даже не заметил бы, оказывается рядом.       Во взгляде нет осуждения. Его быстро осматривают, а после уходят. Клаус провожает брата удивлённым взглядом. И только потом понимает, зачем тот пришёл: как всегда уничтожить все следы. Он мог бы остаться на месте и дождаться брата, но он не маленький и дорогу назад найдёт. А если столкнётся с оборотнем, что ж, стая не досчитается ещё одного члена. Клауса это мало волнует. А вот Элайджу даже очень.       Чувствуя раздражение брата, фыркает и, наконец-то, добирается до машины.       За время ожидания успевает не только сменить ипостась с волчьей на человеческую, но и одеться.       В Элайдже столько спокойствия, хладнокровия, но Клаус знает, какие демоны заправляют братом. Они у них одни на двоих.       Времена, когда они были людьми, далеко позади, и сейчас два хищника снова оценивающе смотрят друг на друга. С лица Клауса не сходит довольная улыбка.       Клаус ловит на себе взгляд брата, и там нет сожаления. Да, раньше Элайджа злился на него за подобное. Но это уже в прошлом.       Время меняет всех. А тьма, когда рядом, умудряется пробраться в любые сердца. Клаус помнит срывы брата и то, как помогал ему справиться с последствиями. Впрочем, Элайджа ведь делал для него тоже самое — вначале, правда, злился, но сейчас привык. Клаус платит сполна — об этом знает лишь Элайджа, как и о том, сколько на самом деле крови на руках старшего брата.       Каждая подобная вылазка, каждая охота — это их общий секрет. Когда Элайджа пришёл в первый раз, Клаус удивился. А потом ощутил на губах вкус крови от убийства, совершенного не им. Тогда ему сильно досталось, пока Элайджа не смог понять, кто перед ним.       С тех пор много воды утекло, а связь усилилась. Она проникла в сны, она стала их зависимостью и в тоже время не очень приятным сюрпризом для врагов, которые, поставив ловушку на одного, совершенно не ждали появления второго.       Открывая дверь со стороны водителя, Элайджа пытается сдвинуть его с места, не спеша занять пассажирское сиденье. Упрямо стоит и ждёт.       — Никлаус, — ох уж этот тон — в нём и приказ отойти, и требование к нему не быть ребёнком.       Клауса это забавляет. Элайджа так привык играть перед другими, что порой забывает — Клаус знает его настоящего. Видел, как брат разрывал горло несчастных жертв, как вырывал сердца тем, кому приходило в голову оказывать сопротивление.       Одно движение — и дверь снова закрыта. Элайджа легко может это исправить, но не спешит. Они стоят так близко, что Клаус не может сдержаться, сокращая расстояние до минимума. Проводит тыльной стороной ладони по щеке брата, заглядывает в глаза. Кто-то мог бы сказать, что они цвета шоколада, а Клаусу напоминают коньяк — дорогой, от которого даже он пьянеет. Вот как сейчас.       Секунды тянутся, а ни один из них не спешит домой. Элайджа само спокойствие, ровно до той минуты, пока Клаус не нарушает все границы, оставляя на губах брата поцелуй.       Ему мало, всегда и всего мало: мало крови, мало убийств, но главное — мало Элайджи. Их время на двоих всегда быстро заканчивается.       Клаус отчётливо помнит ночь, в которую их отношения перешли на другой уровень.       Его будит чувство голода, которое мгновение спустя исчезает. Клаус облизывается, но крови нет. Довольно быстро понимает почему: сегодня не он охотится на людей. Сегодня Элайджа отпустил свою тёмную часть на волю.       Приходится повозиться. Прикрывает глаза, вслушивается в ощущения. В минуты охоты или сильного эмоционального всплеска найти друг друга с каждым разом всё проще. Клауса забавляет сама ситуация — Элайджа всегда следил за ним, всегда о нём заботился, но при этом ни один из них не ждал, что окажется связан с другим ещё крепче, ещё сильнее.       Первые сны пугают обоих, но потом становится проще для каждого. Клаусу легче справляться с жаждой, Элайдже — принять свою тьму. Находя его рядом с телами, он не пугается — убийства завораживают.       Его легко прижимают к дереву. Боль в спине и затылке на пару секунд выбрасывает из реальности, но он быстро восстанавливается. Брат близко, его дыхание обжигает кожу. Прикосновения ледяные, голод прошёл, но тело пока не вернуло привычную температуру.       Клаус несколько секунд смотрит на него, на пятна крови на лице. Как привести брата в норму, он не знает, но импульсивно тянется к нему, проводит языком по щеке, слизывая кровь.       Элайджа замирает, взгляд меняется, из глаз медленно исчезает тьма. А Клаус ждёт и в тот момент, когда вместо чёрного видит коньяк, притягивает брата к себе и целует.       Брат замирает, и Клаус уверен, что оттолкнут. Но этого не происходит — его притягивают ближе.       В реальность возвращает боль от соприкосновения с дверью автомобиля.       Домой они возвращаются только под утро. Клаус неловко трёт шею. В последнее время Элайджа несдержан, и это первый признак того, что скоро ему предстоит искать брата.       Ни один из них не спешит попасть в комнату. Каждый сыт и доволен. Каждый получил желаемое.       Клауса отвлекает появление Хоуп. Вылетев из кабинета, дочь прямиком попадает в его объятия и оказывается поднята на руки. Клаус смеётся и совершенно не замечает, в какой момент исчезает Элайджа. Только спустя время понимает — брата нет рядом.       Хейли стоит неподалёку и молча ждёт. Клаус уже собирается подойти к ней и передать дочь, но в одно мгновение всё меняется.       Мелодия льется столь плавно, что Клаус словно завороженный направляется к её источнику. То, что на него музыка влияет сильнее, чем на всех остальных, он осознал уже давно. Точнее, та, которую создаёт Элайджа. Остальная не оказывает и сотой доли такого эффекта.       Хоуп сидит спокойно, словно понимает — отцу не до неё. Клаус знает, кому предназначена эта музыка. Да, для большинства это просто красивая мелодия. Но не для него. Она цепляет, заползает под кожу и добирается до сердца. Звучит внутри как признание в любви, которое кроме них двоих никто больше не слышит.       Это и не нужно. Зачем кому-то знать о том, что между ними. Одни не поймут, другие осудят, кто-то промолчит, но наверняка кого-то придётся успокоить путём перегрызания горла или вырывания сердца.       Клаус стоит молча. Сегодня у него много планов, но воображение легко рисует картину, которую он потом создаст по памяти. Эта мелодия сохранится, и он легко сможет нарисовать ее потом. Даже знает что, точнее, кто будет изображён на холсте.       Лёгкий, незаметный никому, кроме него, кивок головы, и Клаус понимает — Элайджа знает о его планах. За эти годы они научились использовать связь для защиты друг друга и семьи.