Шиноби-хранители.

      Яна, всеми силами пытавшаяся вырваться из черноты сна, открыла глаза и удивилась, поскольку желанного света ей увидеть так и не удалось. Поморгав и потерев для верности глаза, девушка зашарила рукой, стремясь нащупать прикроватную тумбочку, на которой стоял ночник. Не сразу, но она сообразила, что под рукой не гладкие простыни, а сухая шершавая поверхность, схожая по консистенции с ненавистной халвой.       «В непонятной ситуации главное – не наделать глупостей раньше, чем ситуация не разъяснится.» Повторяя чьи-то умные слова, как мантру, Яна подтянула колени к груди, и по сантиметру начала тянуть руку в абстрактное «вперёд». Когда кончики пальцев коснулись чего-то, девушка не отдёрнула руку и даже не вскрикнула. Приложив ладонь к неясному предмету, она провела рукой вниз по нему, сконцентрировавшись на тактильных ощущениях.       «Ткань или кожа. А может камень или полированное дерево.» Рука опустилась до «халвы». Переборов отвращение, Яна провела рукой по полу вплоть до своих ног, босых ног. С девушкой нередко случались инциденты, схожие с нынешним. Например, когда она однажды заснула в закрытом платяном шкафу, а по пробуждении впала в истерику, возомнив себе не весть что о похищении и тому подобной чуши.       Противясь мысли о том, что, если родители, которые, кстати, вчера сильно проштрафились, узнают о её очередном эпизоде утреннего идиотизма, ей придётся выслушивать их глупые остроты, Яна сжала зубы и активней принялась за исследование своего ночного пристанища. «Напиться несколькими глотками шампанского, позор на мою дурную голову. Куда же я могла вчера пристроиться на поспать?»       Перебирая в уме разнообразные варианты, Яна остановилась на подсобке. Бетонный пол и стены, выкрашенные приятной на ощупь краской – чем не вариант окружающей действительности? Пол мог быть пыльным, что объяснило бы ощущение грязи на ладони. Припомнив обстановку подсобки, девушка встала на ноги и двинулась к, как она предполагала, стене. Вытянутая рука неожиданно не встретила препятствие, а на втором шаге Яна уткнулась лбом во что-то.       Как оказалось, это была не стена, а четырёхгранный столб. Обняв столб, Яна сползла по нему на пол. «Не важно, что обо мне подумают родители. Пусть засмеют и будут издеваться целый год!»       - Ау, тут есть кто живой?       Никто не отозвался, даже эхо – тьма съела звуки, будто их и не было. Яна продолжила звать, всё громче и громче. Внезапно под потолком, ведь должен же был быть потолок в этом месте, загромыхало, будто кто-то из соседей сверху уронил ящики. Яна немного заколебалась – кричать дальше или замолчать и затаиться. «Да с какого такого хрена! Я хочу на свет, прочь отсюда!»       - Помогите мне, пожалуйста!       Шум сдвинулся чуть в сторону и зазвучал громче. «Такое ощущение, что бьют кувалдой или чем-то соразмерным ей.» И тут не так уж и далеко вверху появился неясный светлый контур, который через мгновение превратился в окно к свету. Встав на ноги, Яна вошла в поток падающего во тьму золотистого света. К ней протянулись руки, за которые она тут же попыталась ухватиться.       Но руки оказались поразительно длинными – девушку подхватили подмышки и выдернули вверх. «Что?» - Единственная мысль в голове Яны и правда была оформлена в виде этого главного вопроса. Её поставили на деревянный пол дома, похожего на деревенский. Привыкая к свету, Яна прикрыла глаза руками, разглядывая всё сквозь пальцы и из-под чуть поднятых век.       Долго стоять на одном месте ей всё же не удалось. Яну настойчиво потащили за локоть куда-то к ещё большему свету. Прошагав, как собака на поводке, такое необходимое для её спасителя расстояние, девушка осталась без чужой опеки и, привыкнув к освещению, огляделась. Вокруг неё и правда была деревня. Сама она стояла на улице между двумя разрушенными домами.       «Оказывается я не одна тут такая.» - Силуэты, клубившиеся серым дымом поблизости, сложились в детские фигурки. – «Значит и правда похищение? Что же происходит тут!» Задать свой вопрос вслух Яна не успела – дети вокруг задвигались, побежали по улице, вновь превращаясь в нечёткие силуэты. Тря глаза, Яна пыталась вернуть им способность видеть дальше нескольких метров, что выходило откровенно плохо.       Прямо над головой Яны пронеслось что-то яркое, горячее, похожее на шар. «Фаербол? Что за магические фокусы?» Дальше мир будто сошёл с ума – вокруг замелькали огненные всполохи, земля загудела, сотрясаясь как вовремя землетрясения. Яна куда-то бежала, отпрыгивала от языков жаркого пламени и вновь бежала. Улица, дома, люди – всё такое нереально большое.       Налетев на человека, девушка упала и начала отползать в сторону. Её подхватили на руки – она закричала, чтобы её немедленно отпустили. Тут уши девушки заложило, черепная коробка наполнилась однотонным странным звоном. Уроненная на землю, она замотала головой, пытаясь избавиться от навязчивого звука. Открыв широко глаза, Яна попыталась понять, куда же ей спрятаться от всего этого безумия.       Справа мелькнула тень – девушка медленно повернула голову в ту сторону. Как раз, чтобы увидеть, как серая маленькая фигурка исчезает за стеной огня. Прикрыв лицо от жара, Яна попыталась вдохнуть утративший кислород воздух и потеряла сознание. ***       Паша тупо смотрел на обожжённую правую кисть. В голове гудел церковный колокол, в висках стучала кровь, лёгкие надсадно хрипели, спазмы периодически крали очередной вдох. Перед глазами плыло марево из раскалённого воздуха, крупных хлопьев пепла. Кисть была чёрной, обугленной. Но физической боли не было, только внутренняя опустошённость.       Переведя взгляд вдаль, парень увидел лежащую на земле девочку. Короткие, по плечи, салатовые волосы колыхались в горячем воздухе, как от ветра. Губы мальчика тронула улыбка, в глазах колыхнулось по-детски наивное удивление. Так и нашли шиноби Страны Огня посреди гор пепла мальчика четырёх лет с медовыми волосами, сильно обожжённой рукой и безжизненной улыбкой на лице с широко распахнутыми глазами.             ***       Ибики Морино справил свой день рождения предельно скромно. Одиннадцать лет - не такое уж и большое достижение. Позволив себе лишний час сна, шиноби как по будильнику, которого у него никогда не было, проснулся и наскоро умывшись вышел из палатки временного лагеря. На улице, вне досягаемости приглушённого света свечи, была глубокая ночь.       Звёзды и луна изредка проглядывали в разрывах облаков, но их холодный и живительный свет рассевался в густом смоге. Война. Она пахнет железом, что разит и что проливается, огнём, что пожирает души и тела, безумием. Война и есть безумие. Стоит только заболеть войной, как она поселится в твоём разуме и душе. И единственное лекарство такой болезни – смерть.       И Ибики с превеликим удовольствием возьмётся за излечение врагов Страны Огня. Желательно тотальное и повсеместное. Сегодня умерло ещё две тысячи воинов с обеих сторон. Тела не хоронили – запечатывали в свитки и отправляли в Коноху. «Только бы этот чёртов мост Каннаби уже рухнул. Если этого не случится, вода в реках этой богами проклятой страны напитается кровью и поднимется так высоко, что выплеснется за пределы русла и шиноби придётся сражаться по пояс в грязи.»       Поправив протектор на голове, именинник заправил под бандану чересчур отросшую серебряную прядь. Когда его чёрные волосы успели сменить оттенок, шиноби точно не заметил – некогда было рассматривать себя в зеркалах. Почти сразу после окончания экзамена на звание чунина он оправился на войну. Два года назад ниндзя Страны Земли пересекли границы Страны Огня.       Шли военные действия с подавляющим успехом напавшей стороны. Что в мирное время было дикостью вдруг стало обыденностью. Генины уходили на сложнейшие задания без поддержки джонинов или даже чунинов. Пушечное мясо, прекрасно осознающее свою роль. Ниндзя деревни, скрытой в листве. Ибики с дня выпуска из Академии запретил себе думать о судьбе сокомандников – Хаяте и Токара, так что смело пропустив ненужные мысли, он настроился на рабочий лад.       Пряча под рукавом формы татуировку Анбу, начинающий дознаватель искренне улыбнулся своему (с сегодняшнего дня) одногодке, сторожащему допросную палатку. Войдя в внутрь, он так же улыбнулся сидящему в ней ребёнку. Мальчик выглядел плохо – бледное лицо, лихорадочные голубые глаза, неестественная резиновая улыбка, перебинтованная рука на перевези. Сев за стол, напротив мальчика, Ибики положил руки перед собой, приступил к своей работе.       - Как тебя зовут?       - Нэики Курода. А тебя? – в голубых блюдцах колыхнулся интерес.       - Шиноби. Ты расскажешь мне о себе? Как ты оказался в деревне?       - Хи-хи… - улыбка стала шире, но тут же исчезал. – Ты и правда шиноби? А ты кого-нибудь уже убивал?       - Да, убивал. И специально, и вынужденно. Я удовлетворил твоё любопытство? – мальчик оживился и даже кивнул в ответ. – Расскажи мне, как ты попал в деревню Кокю.       - Я помню, как спал в сарае. Помню, как меня нашёл человек из Страны Огня, поклялся в верности и повёл к своему командованию. Мы прибыли в Кокю утром. Она ещё принадлежала вашим… Потом на деревню напали, моего сопровождающего убили, - мальчик моргнул, в уголках его глаз начала собираться влага. – Она сожгла всех, она…       Привыкший к слезам Ибики всем своим видом выражал немое ожидание. Боль – физическая или эмоциональная – прекрасное чувство. Морино можно было смело причислить к людям, которые искренне в это верили. В представлении одиннадцатилетнего шиноби искренность и боль ходили рука об руку. Кто-то назовёт Ибики обычным садистом. Только он ошибётся. Удовольствия от причинения боли он никогда не испытывал.       Морино воспринимал боль, как идеальный инструмент для получения достоверной информации. Если это позволяла обстановка и соображения долга, он с радостью проявлял обычную человеческую заботу и сочувствие. Наверное, поэтому мальчик при своё специфичной специализации не разучился искренне выражать свои эмоции.       - Кто она? Ты говоришь о конкретном человеке?       - Да, это была она… Святая. Она сожгла всех… Я думал, что смогу её остановить, - зрачки чуть сдвинулись, уставившись за спину дознавателя. – Никогда я так сильно не ошибался. Святая, Святая…       - Что случилось с твоей рукой? – Морино заметил, что ребёнок порой пытается дотронуться до перебинтованной кисти, но отдёргивает руку.       - Она её сожгла. Я хотел её спасти, а она отказалась от помощи. Она всегда была доброй и глупой. Хи-хи-хи…       - Эта Святая, она мертва? В дереве из выживших был только ты.       - О… это хороший вопрос. Кто жив, а кто мёртв.             ***       Тигры Восточного океана возвращались домой. Добычи было не так чтобы много, но вся она была ценной. Золото, сундук разнообразных свитков прекратившего своё существование клана шиноби, оружие, доспехи и котёнок. К новоприобретённому родичу, Энко Моко, прозвище «Котёнок» прилипло крепко накрепко. Паренёк сразу по пробуждении умудрился чуть не упасть с лошади, его поймал у самой земли Отта.       После первой встряски, Энко притих, внимательно разглядывая новых знакомых. Но спокойно мальцу долго не сиделось. Пообвыкнувшись с ходом лошади, он переключил своё внимание на её всадника. Кэнго даже не попытался забрать у ребёнка импровизированные погремушки. Стальные бубенчики, которые служили для устрашения врагов, впадавших в панику, только заслышав их звон, в резко наступившее время мира могли послужить игрушкой.       Как котёнку удалось открутить один из бубенчиков – загадка. Прошедшие сквозь кровавые бойни, наполненные жаждой крови и яростью, музыкальные инструменты битвы спасовали перед ребёнком. Старик Ядзю тут же возник с своим мнением: «Это уже его трофей, дари». Обобрав Отта на одну ленту для волос, Кэнго повязал её с бубенчиком на пояс Энко. Ребёнок по всем признакам остался доволен.       Исключая возможность потери остальных бубенчиков, Кэнго передал мальчика отцу. Ядзю ничуть не расстроился, что на него, бывшего главу всего рода, скинули обязанность няньки. Удерживая одной рукой котёнка и поводья, а другой жестикулируя, умудрённый полководец занялся просвещением нового родича.       - Ты, Энко – Тигр Восточного Океана. С сегодняшнего дня у тебя нет иной родни, кроме рода Моко. А клан Моко – вассал даймё Страны Воды, всех, сколько их есть. И тех, что на этом острове и тех, что на других островах. Знаешь, как называется наш остров? Юнаги – вечерний штиль. Мой отец остановился на этом острове, потому что влюбился в здешние закаты.       - А мне ты говорил, что он остался тут, потому что его корабль напоролся на скалы у бухты Туманного Светлячка, - Кэнго повернулся к рассказчику, которого слушал весь отряд.       - Когда сидишь на медленно разваливающемся судне без воды и еды, глядя, как палубу вновь и вновь накрывает высокая волна, вечерний штиль кажется подарком богов, - пожилой воин говорил так уверенно, что ни у кого не возникло мысли хоть что-то ему возразить. – Энко, ты ещё не спишь?       Ребёнок запрокинул голову назад, упёршись затылком в пластину доспеха старика. Не заметив сонной дымки в янтарных глазах котёнка, Ядзю, усмехнулся. «Как же он похож на Кэнго. Пока не вырос, тоже слушал меня затаив дыхание. Дети быстро растут, порой уж слишком. Может и выйдет толк из тебя, котёнок.» Все в отряде интерпретировали переглядывание старика и ребёнка по-своему.       - Так легко его не усыпить! Рассказывай дальше! – Кэнго по-хулигански закинул левую ногу на седло, правя лошадью одной рукой, чтобы подпереть освободившейся конечностью голову.       - На острове много деревень и сёл, а главный город – Наги – Штиль. Подрастёшь и поедешь в него, искать себе невесту.       - Не верь ему, котёнок! – Кэнго, до этого улыбавшийся, тихо засмеялся. Вторя его смеху зазвенели бубенчики. – Я с четырнадцати лет мотаюсь в Наги и не видел там ни одной прекрасной девушки. Волосы, чёрные как смоль, глаза тёмные и маленькие, как половинки луны. Вот девушки с материка – они прекрасны, спору нет. Но сюда приплывают всё замужние или обещанные. Не представляю, откуда взялась мода на поиск невесты в городе.       - Ну и дурак, раз не знаешь, - Ядзю погладил ребёнка по голове, выправляя собственный авторитет в его глазах. – Деревня Моко – это безусловно хорошо, но вот Город Моко – много лучше.       Отряд засмеялся. Нездоровые амбиции клана Моко были известны всему Юнаги, но при этом любой житель острова знал – Тигры Восточного океана никогда не примутся всерьёз за воплощение своих эпохальных планов в реальность. Какими бы не были Моко войнами, выше всевозможных войн и конфликтов они ценили мирную жизнь и ремёсла. Каждая ветвь рода хранила секреты изготовления оружия, которое редко уходило на продажу.       - Отта, ты когда закончишь стругать «Алый всполох»? – Кэнго поднял больную тему, добродушно хлопнув советника по плечу.       - Если я его закончу, то ты узнаешь об этом раньше всех, - первый красавец на деревне перекинула за спину расчёсанный длинный хвост и прожёг парня надменно-уязвлённым взглядом. Отта не был ранимым человеком, но вопрос его первого и пока единственного творения был слишком острым. – Мне не хватает вдохновения.       - Это потому что ты трезвенник. Дай мне повод, я разолью вдохновение по пиалам и засяду в твоей мастерской на недельку.       - И превратится «Алый всполох» из боевого шеста в нагинату, - владелец длинной катаны, ножны которой были сейчас прикреплены к сбруе коня параллельно земле, кашлянул в кулак. – Однозначно на обухе будет висеть три-четыре бубенчика. И отойдёт «Алый всполох» твоей невесте, Отта.       - Не, Шани любит луки, - Кэнго изобразил натягивание тетивы на воображаемом оружии и, обращаясь к посмурневшему другу, задал вопрос. – Кстати, кем ты мне будешь приходиться после свадьбы?       - Зятем, - молчаливый воин с тонфо за спиной оторвался от чтения толстого научного труда и посмотрел на Кэнго. – Муж родной сестры приходится тебе зятем. Заезжать в Бимо будем? Нам до него час пути.       - Это бессмысленный манёвр, Хито. Лучше быстрее доехать до дома. Или ты выведал новую короткую дорогу? В прошлый раз, насколько я помню, ты завёл меня в болото.       - Но… - Хито не успел ответить, Кэнго его прервал.       - Да, приехали раньше всех. Грязные, как демоны. Хито, я ценю твои топографические познания, но сейчас засад устраивать никому не надо. Мы просто едем домой. Отец, как там Энко?       - Спит. Ваш трёп его утомил.             ***       - Нэики, не дёргайся. Если тебе нечего скрывать, я удостоверюсь в правдивости твоего рассказа и отправлю тебя в безопасное место, - Ибики положил левую ладонь на голову спящего мальчика, а правой накрыл протектор на своей голове.       Сознание с небольшим усилием скользнуло в чужой разум, оставив тело ровно стоять на ногах. Никакой защиты не было, только лёгкая дымка вокруг мозга. «Туман отторгнутой памяти? Мальчик мог говорить правду о том, что помнит очень мало. Ладно, проверю всё то что осталось.» Прикоснувшись к мозгу, Морино увидел чуть выцветшую картинку – девочка пяти лет раскинув руки громко закричала, её тело покрылось слоем полупрозрачного пламени. Нэики положил свою руку девочке на плечо. Огонь запульсировал и распространился на всё вокруг. Нэики отдёрнул почерневшую руку. Серый силуэт девочки истончился и исчез в плотной стене пламени.       - Святая.       Произнесённое слово вызвало новый перечень быстро сменяющихся картин – красивая девушка с светлыми волосами самозабвенно играет на пианино, вот она же стоит на помосте и поёт песню на непонятном языке. Девушка подняла глаза и её фигуру объяло багровое пламя. Огонь был повсюду. Морино убрал руку и подлетев к другому участку мозга ещё раз попытался добраться до спрятанной памяти.       - Пообещай! Пообещай, что не исчезнешь как он! – уже знакомая девушка смотрела на Нэики полными слёз глазами. – Дай мне слово!       - Обещаю, - девушка улыбнулась.       - Спасибо, - привлекательное лицо обезобразилось расширяющимися струпьями пробивающегося огня. – Прощай.       Вновь вырвавшись из огня, Ибики призадумался. Если все фрагменты памяти будут приводить его к одной и той же развязке, ничего путного он не узнает. Подлетев к густому облаку воспоминаний, шиноби сложил печать внутренней концентрации и вгляделся в белёсую дымку повнимательней. К сожалению осколки памяти так и остались осколками – кроме радужных переливов Морино ничего не увидел.       Парень прекрасно осознавал, что за прошедшее после окончания Академии время не до конца разобрался во всех тонкостях секретной техники Сайко Деншин, но лучшего специалиста на расстоянии сотни километров от лагеря попросту не было. Поэтому Ибики прибег к последнему способу – достал из нагрудного кармана свиток и, уперев одну его сторону в мозг, начал медленно его раскручивать.       Сначала бумага неохотно разматывалась, но постепенно начала сама ниспадать вниз шелестящим водопадом. Ниндзя просматривал поверхностную память, ту которая в реальном времени формировалась ежесекундно в разуме Нэики. Под ногами Морино увидел золотую землю в кратерах, вокруг – жёлтые огромные лепестки лотоса, десять штук. Над головой, под куполом из лепестков, висел треугольник из огня изнутри которого будто светило само солнце – настолько невыносимо ярким был свет.       Глядя на всё глазами Нэики, шиноби держал печать контроля из последних сил. Мальчик, даже не предполагая, что за ним кто-то пристально следит, спокойно осматривался. Отметив различия этого сна с его предыдущим, он посмотрел на правую руку и вздрогнул. Рука выглядела невредимой, но на ладони раскалённым золотом сиял странный символ – окружность с вписанным в неё равносторонним треугольником, на канве окружности десять лепестков.       Сложив «один» и «один», Паша получил в сумме «два», что его не сильно удивило. Он снова посмотрел на окружающий его цветок. Лепестки лотоса начали темнеть и вот они уже стали иссиня-серыми, как дождевые облака. Из-за контраста, треугольник над головой показался ещё более ярким. Он начал опускаться на мальчика. С Морино слетели остатки концентрации, и он разорвал контакт с разумом Нэики.       Пока шиноби переводил дух, снимая напряжение с затёкших рук и гудящего от полученной и обработанной информации мозга, Паша открыл глаза в новом месте. Под ногами привычный шар луны, вокруг двенадцать лепестков лотоса – все в кроваво-красном цвете. Над головой шестиугольник, состоящий из дыма. В противовес тревоге и напряжению, что он испытывал в предыдущем месте, сейчас Паша ощущал покой и умиротворение.       На руке символ остался, но выглядел уже как простой рисунок или татуировка. Кажется, только пожелай и можно будет его стереть. Паша отказался от этой мысли не сразу – что-то ему не дало стереть рисунок. Сев на красную луну, мальчик спрятал лицо в ладонях и застыл. Образ огненной фигуры не всплыл перед глазами. На него улыбаясь смотрела Оля, придерживающая одной рукой подол лёгкого платья.       - Оля...