***
Он запомнил лишь вспышку перед своими глазами. Помнил слезы, льющиеся из зеленых глаз с красными отсветами. А еще помнил, что эти глаза на какой-то момент стали ярко-зелеными. И он жив. Жив. Открыв глаза, мужчина попробовал пошевелиться и тут же сдавленно застонал от боли в груди. Сердце. Кажется, совсем в развалину превратился… — Очнулись… Хвала Мерлину. Выпейте, выпейте, — прежде, чем он успел хоть что-то возразить, мадам Помфри залила в него содержимое трех пузырьков. — Лили… Где Лили? — он потерянно обвел взглядом окружающее пространство, пытаясь приподняться. Не позволили. А рассмотреть вокруг ничего нельзя было — его кровать закрыта ширмой. — Лили… — тихо, безнадежно прошептал он. — Уверена, что она навестит вас, как только сможет, — четко произнесла мадам Помфри. С облегчением выдохнув, он закрыл глаза и провалился в сон. Жива. Жива. Как только сможет — придет. Облегчение продлилось недолго — когда прошло целых три дня и от Лили до сих пор не было не то что прямого появления, но и никаких вестей, в душу закрались подозрения о том, что мадам Помфри его обманула. В тот момент, когда он готов был начать обвинять ее во лжи, он услышал разговор, который подтвердил его опасения. Все так наивно думали, что он спит. Заглушающими чарами пользоваться никто не догадался. Переговаривались Сириус и мадам Помфри. — Завалы расчистили, но никто не нашел ее тела. Может быть, отбросило в тот тоннель или же она просто исчезла. — От третьего непростительного не исчезают! Один случай был, и то одиннадцать лет назад, — припечатала женщина. — Надо искать. — Где искать? Если она перенеслась или спряталась в замке… Карта мародеров осталась у нее и… — Вы что, так ничего и не поняли? — в разговор встрял третий. Северус узнал в нем того мальчишку в слизеринской форме. — Ну поясни нам, Том. — Она хотела избавиться от крестража в себе. Боюсь, что она это сделала. Если она действительно любила его, то могла под воздействием сильных эмоций перехватить контроль над своим телом и в последний момент направить заклинание на себя. «Направить… Заклинание… На себя…» — набатом зазвучало в ушах. Направить… На себя… Перед глазами все расплылось, сердце привычно уже заныло. Последние несколько дней ему было совсем плохо. После того ночного разговора — все стало еще хуже. Хотя куда уж хуже… Он ее потерял. Она больше не придет. Не пожелает ему доброго утра, помешивая одной рукой что-то аппетитно пахнущее на сковородке. Не будет таращиться в экран телевизора, сидя рядом и с восторгом глядя на расчлененку на экране. Не обнимет, не поддержит и не скажет, что все будет хорошо, что она рядом, что… Что любит его… — Северус, вы должны это выпить, — целительница пытается силой влить в него зелье, накормить, уговаривает поспать. А он просто смотрит в стену перед собой невидящим взглядом, инстинктивно повернувшись на правый бок, потому что так меньше болит сердце. Физическая боль его уже не волнует — та, что бушует в душе, намного сильней и намного больней. — Сообщите мне, когда найдете ее тело… Пожалуйста, — тихий шепот не был похож на тот голос, которого так боялись ученики. — Не говорите глупостей. Когда вернетесь из Мунго, ваша девочка обязательно вас навестит. — Я все знаю. Слышал, — тихо произнес он, закрывая глаза. Присутствие мадам Помфри, все это копошение и бесконечные попытки накормить, напоить и залить в него лекарства невыносимо бесили. Именно поэтому в один прекрасный момент ночью он призвал одного из домовиков Хогвартса и приказал перенести себя к коридору, ведущему в его комнаты в подземелье. Сил добраться до кровати не было — он сполз по стенке рядом с дверью и закрыл глаза. Боль в груди даже от таких простых движений усилилась до невозможности. Попытка пошевелить левой рукой теперь приводила к тому, что с губ срывались сдавленные стоны. Чтобы заглушить их, он прикусил губы до крови. Как будто хотел что-то услышать. Условный стук. Длинный. Короткий. Два длинных. И тишина. — Входи, открыто, — он хотел прокричать это, но вместо крика с губ сорвался какой-то сиплый шепот. Дверь отворилась, но никто так и не зашел. Вместо этого под дверь пролез знакомый пергамент, который забрал… Тот, кто захватил тело Лили. Искоса взглянув на пергамент, Северус заметил, что тот показывает как раз его местоположение. И рядом с ним была точка под названием «Лилиан Поттер». Одна. Не Лилия Гладкова, не Том Реддл и Лилия Гладкова, а Лилиан Поттер. Значит ли это, что вернулась та, чье место Лили заняла? Это было бы закономерно и справедливо в общем, но как же несправедливо к нему! — Зайди, — тихо произнес он. В тот же миг в комнату почему-то хвостом вперед заполз… Василиск! Только пятиметровый, почему-то с какими-то странными будто бы очками на глазах. Змея замерла без движения, потом приложила хвост будто бы к фуражке, продемонстрировала пантомиму «клюв в столе», которая была настолько забавной, что Северус даже в этом состоянии нашел в себе силы улыбнуться. Просто потому, что он понял: рядом его Лили. — Родная моя, — тихо прошептал он, протягивая к ней руки. Василиск осторожно скользнул к нему, прижимаясь головой к плечу. Хвост постукивал по полу от удовольствия, а потом этот же хвост закрыл дверь, аккуратно повернув ручку. — Ты меня понимаешь? — тихо прошептал он. Голова змеи утвердительно качнулась. После этого она улыбнулась, обнажая клыки. Странно, но вид змеиных зубов совсем не испугал Северуса. Почему-то мордашка василиска-Лили сейчас ассоциировалась с персонажами из диснеевских мультиков. Бережно притянув голову змеи к себе, он осторожно прикоснулся губами к ее лбу. Наверное, она все-таки не подумает ничего такого… совсем уж дурного. Фактически — отеческий поцелуй в макушку. То же самое, что поцеловать, например, руку или край одежды. Ничего такого… — Ты нафига это сделал?! — обиженный вопль Лили, которая вдруг стала человеком, и разозленное лицо вызвали странное ощущение растерянности. Он ведь ничего дурного… Впрочем, наверное, не стоило пытаться что-нибудь такое вытворять. — Я рад был тебя видеть. Прости. Я… не буду больше к тебе прикасаться, если ты не позволишь. Мерлин, это прозвучало совсем как-то двусмысленно… — Ты нафиг меня расколдовал?! — еще громче завопила Лили, после чего припечатала ладонь к лицу. — Ну черт, ну это был такой эпик план пошастать пару-тройку лет в облике змеи, разодрать Волан-де-Морту глотку зубами без риска быть убитой какой-нибудь чертовой авадой, прокусывать крестражи «не отходя от кассы», а ты… Ну зачем ты это сделал?! Ты же меня не обнимал никогда без спроса, а тут… Иван Царевич хренов, блять, — девочка сокрушенно вздохнула. — Я думал, что ты умерла, что… Что я тебя потерял… Не делай так больше… Не хочу… Тебя… Терять… Под ребра снова вонзили раскаленный прут, левая рука повисла вдоль тела безвольной плетью, а сам он попытался прислониться спиной хоть к чему-нибудь, чтобы не упасть. Дышать… Практически нечем дышать… — Северус. — Нормально… Все нормально… «Мне просто плохо. Но ты не пугайся, ладно? Ты ведь рядом теперь, ты жива, вернулась… Все будет хорошо». Он хотел это сказать, но не мог. Вместо этого тихо сидел, прижавшись спиной к стене. Слышал, как через камин кто-то зашел в комнату, как кто-то заставил выпить его зелье, которое до этого в больничном крыле не могли уговорить принимать в течение двух дней. От зелья становится легче буквально через пару минут. Боль стихает, и он открывает глаза, глядя в лицо Лили. Замечает за ее спиной мадам Помфри. — Ну видите! Говорила же я вам, надо было меня не слушать? — Я в больничное крыло не вернусь, — поставил Северус ультиматум. Женщина лишь махнула рукой — наверное, до нее все-таки дошло, что спорить с деканом Слизерина бесполезно. — Кхм… — Лили посмотрела на него с укоризной. — Я буду принимать зелья, — принялся оправдываться он. — А еще вы наконец-то выспитесь, — припечатала мадам Помфри. — Милая моя, проконтролируешь? А то у меня там еще двое пациентов, а ты к нему подход знаешь. — Двое… Том жив, да? — Да жив твой Том, жив. Всех нас переживет, — вздохнула мадам Помфри, почему-то покраснев. Северус вспомнил уж слишком галантное поведение Тома Реддла, который мимоходом охмурил колдомедика тем, что целовал ей руку при встрече и каждый раз перед осмотром говорил женщине комплименты. Паршивец… «Главное, чтобы он Лили не охмурил, а то с него станется». Подняв голову, он встретился взглядом с девочкой, которая смотрела на него с такой теплотой, что и физическая, и душевная боль исчезали, как будто их рукой снимало. Не охмурит. Она любит его. Понять бы еще, за что… С помощью Лили и мадам Помфри у него получилось добраться до постели. Рухнув поверх одеяла, он скорей почувствовал, чем увидел, как девочка стащила с него ботинки и мантию, вытащила из-под его тела одеяло и укутала потеплей. Когда она встала, Северус уж было испугался, что она сейчас все-таки уйдет, но теплая мозолистая рука успокаивающе сжала его ладонь. — Все хорошо. Я здесь. Выпей. Снова зелье. С успокаивающим и снотворным эффектом. Мерлиновы подштанники, а ведь он так хотел спросить у нее, что происходило всю эту неделю…***
Северус практически сразу же заснул. Сейчас, глядя на его состояние, я злилась на себя за ту невольную вспышку. Ну подумаешь, расколдовал, что с того? Ну без клыков проживу. Тем более, что, возможно, Салазар Слизерин знает заклятие, с помощью которого Годрик превратил его в змеюгу, а значит — может по новой наложить его на меня, если нужда будет. Благо, что механизм расколдовки ясен, как день, и работает, как часы. — Лили… — сонное бормотание отвлекает от мыслей, и я наклоняюсь к нему, мягко проводя по голове. Успокаивается. Морщится во сне, поворачивается на правый бок, спиной ко мне. Осторожно опускаю руку на его левое плечо. Улыбается, правой ладонью слабо стискивает мои пальцы. Еще тише шепчет мое имя. В свете мягкого магического света, идущего откуда-то из-под потолка, замечаю в черной, как вороново крыло, шевелюре несколько серебристых нитей. Раньше их не было. До того, как я… Ох, Северус… За прошедшие полтора года нашей вроде как совместной жизни его вид изменился к лучшему. По крайней мере, он явно стал нормально питаться, не забывал поесть хотя бы раз в день. Ну и волосы в порядок привел. Я уж молчу про то, что характер изменился в лучшую сторону, хоть и остался таким же несносным. Но что с ним после произошедшего? Раньше он на сердце не жаловался, а тут вдруг… Памятуя о том, что жила в мире, где всякие инфаркты и прочая дрянь, считающаяся «привилегией» стариков, теперь запросто била и довольно молодых людей… Я тряхнула головой, отгоняя прочь непрошеные мысли. С ним все будет в порядке. Салазар снимет купол, Северус переедет на какое-то время в больницу святого Мунго. Если сбежит — я научу докторов привязывать сего пациента к кровати якорным канатом, если потребуется. Блять, да мне надо было жужжать ему на уши о том, что эти его срывы и панические приступы надо лечить. И лечить как можно скорей, потому что непонятно, в какое дерьмо это все в итоге может развиться. Но он привык забивать на свое здоровье болт, а мне не хватило смелости настоять на своем. Тогда, когда это было нужно. Когда это было важно. Зачем он над собой издевался все эти дни? Да, я понимаю, что когда с любимым человеком что-то случается, то… Но должны же быть какие-то инстинкты самосохранения! «Какие инстинкты? Он ради тебя пошел на двойную агентуру сразу после школы, без предварительной подготовки и нормального обучения. Без психологических тестов, без хоть какого-то подтверждения пригодности. Посадил психику так, что теперь годами лечить надо. Потом подставлялся по поводу и без оного, опять же, ради тебя. О каких инстинктах в его случае может идти речь?» Сон поверхностный, неспокойный. Судя по тому, что простыня то и дело сбивается с матраса и имеет уже устойчивые складки, верней — вид, будто ее корова жевала — он явно спит так постоянно. Раньше я не задумывалась вообще-то над тем, что с ним происходит, когда мы не вместе. — Не надо… Не ее… Не трогай ее… Умоляю, не трогай… — Сев, проснись… Все хорошо, хорошо. Это сон, всего лишь кошмар… «Всего лишь». Некоторые кошмары вполне себе реалистичны. Со слабым вскриком мужчина вскочил, принимая сидячее положение. Глаза по-прежнему закрыты, а тяжелое, прерывистое дыхание и не думает приходить в норму. Осторожно сев на край кровати, обнимаю несчастного. — Тссс… Тише. — Лили, — уже осмысленно, осознанно. — Я здесь. Что тебе снилось? По тому, как вздрогнул он, понимаю — этого вопроса задавать не стоило. — Не надо, — хрипло пробормотал он. — Прости за… За это. Не надо тут со мной сидеть и нянчиться как с больным ребенком, ладно? Ты хуже ребенка, Северус. Дети послушные. И они подчиняются взрослым, а вот уговорить на лечение взрослого человека — это такая дилемма, особенно если этот взрослый считает, что тот факт, что ему нужна реальная, серьезная помощь, делает его слабаком и лузером в глазах других… Вслух этого я, разумеется, не сказала. — Хрена с два ты теперь от меня избавишься, — исключительно чтобы отвлечь его, я рассказала про наш разговор с Лилиан. Ну и заодно — поведала о тяжкой судьбе основателя его факультета. Северус иногда задавал какие-то вопросы, но по его виду было заметно — мыслями он не здесь, не со мной. А там, в своем жутком сне, где «она» — это наверняка я и со мной там делают что-то очень, очень нехорошее. По новой укутываю мужчину одеялом. Мокрая от пота ладонь хватает мою. — Дай мне книгу. Там, на полке стоит… — Никаких книг. Ты. Ложишься спать. — Я не хочу… Ну да, не хочешь ты… Глаза закрываются каждые несколько секунд, тело то и дело норовит потерять точку опоры… Губы все время кусает и потирает правой рукой левое плечо. — Болит? — Сердце болит. И в руку как будто бьет, — тихо ответил он. — Дай книгу. Я не смогу… Я не усну сейчас, после того, что там… Пожалуйста, Лили! — Тише. Тише, тише. Я не заставляю тебя. Прости, — быстро купировала я начинающуюся ссору. Что делать в его состоянии, я не знала. Не знала и мадам Помфри. По-хорошему, здесь нужен был грамотный врач, и не один. Сейчас мне немного, да пригодились наставления в школе милиции из разряда «как вести себя, если вы оказались в очень трэшовой ситуации из разряда «в сельской местности, телефон не работает, дорогу размыло, скоряк не доедет, а у вас три пулевых». Ну это я утрирую, конечно… Нельзя было его волновать. Наверное, поэтому мадам Помфри и разрешила Северусу остаться в его комнате. А мне — остаться здесь, рядом с ним. И если он из-за своих снов чувствует себя хуже и не может после этого заснуть сразу — надо это как-то исправить. Отвлечь от мрачных мыслей. Например, на разговор. — Что читать будем? — Будем? — эхом отзывается он. — Давай я тебе почитаю, — замираю у полки, на которой стоит около десятка разных книг. Показываю пальцем на ближайшую ко мне. Северус отрицательно качает головой, потом улыбается и указывает на книгу, что стоит пятью томами левее. Беру, возвращаюсь с томиной обратно. Как и ожидалось — зельеварение, причем не входящее в школьную программу. Для отвода глаз прочитав вслух три страницы, начинаю задавать вопросы. Поскольку знаю школьный курс химии, да и в зельях не нубло последнее буду, то вопросы в голове крутятся нескучные и неслабые. Пока Северус отвечает, разъясняет тот или иной ход реакции, пока чертит мне на пергаменте какие-то схемы непонятно как появившейся в кармане моих джинсов авторучкой, проходит около часа. Он полностью успокаивается, и я, уяснив суть разъяснений, продолжаю читать. Две страницы спустя он засыпает. И на этот раз, кажется, без кошмаров. Сижу рядом с ним и боюсь убрать руку с его спины. Черт, Салазар Слизерин, ты же величайший волшебник своего времени! Скинь уже этот чертов барьер, чтобы Северуса можно было спокойно сдать в больничку на нормальное лечение и заняться решением вопросов, в которых от меня хоть что-то, да зависит!