На десять лет назад

Не было момента, когда он бы прекращал себя ненавидеть за свою слабость. Это хлипкое до невозможности тело, которое не выдерживало стандартных для нормального легиллимента нагрузок. Свою некомпетентность, которая и привела к тому, что всю ненормальность происходящего он заметил тогда, когда стало слишком поздно. Эти чертовы непонятные даже ему самому приступы, которые превращали его, пусть и на несколько минут, в трясущегося от ужаса идиота. И вдвойне ненавидел он себя за то, что все это случалось на глазах у человека, перед которым не то что просто хотелось — нужно было быть сильным. Достойным хотя бы доверия, если не любви. Ее саму… Нет, ее ненавидеть или даже всерьез на нее злиться было невозможно. Была лишь минутная вспышка ярости тогда, в детстве. О которой он жалел лишь немногим меньше, чем о переданном Волан-де-Морту пророчестве. Но которую до этого момента оправдывал причиной, по которой эта ярость возникла. Компания Мародеров издевалась над ним в тот день с использованием его собственных заклинаний. Которые они не могли узнать иначе, чем от Лили. О которых, как он сам до этого дня считал, она сама им рассказала. А потом Гладкова буднично заметила, что кто-то может подсмотреть в учебник через плечо и… Только тогда он понял. Только тогда смог предположить, что, возможно, Лили вовсе не показывала его заклятым врагам те изобретения, которыми он был готов поделиться только с ней и ни с кем больше. Как объяснить все это Юле? Сколько еще грязи, узнанной о нем, она способна воспринять и не возненавидеть его? Сколько еще она будет его вытаскивать, а он — принимать помощь от девочки, которую в силу возраста и ряда обстоятельств саму защищать надо? Это надо прекратить. Надо это остановить, надо… А вот не так-то просто это оказалось. Раньше девчонка наверняка оставила бы его в покое по его желанию, но сегодня все пошло наперекосяк.  — Я тебя одного в таком состоянии не оставлю и это не обсуждается.  — С моим состоянием все нормально, — ложь привычно легко слетела с языка, и так же привычно Лили ее раскусила.  — Ага. Исключительно от нормального состояния ты с трудом дышишь и цветом лица под стенку мимикрируешь, — язвительно отозвалась она. — Иди сюда, — последнее он уже с трудом разобрал сквозь нарастающий шум в ушах. Только почувствовать успел, что его куда-то потянули, и машинально шагнул вперед. Благо, долго идти не пришлось. Когда перед глазами прекратило расплываться, он обнаружил, что лежит на диване, при этом ноги его Юла уложила на подлокотник. В памяти всплыло почему-то, что это стандартная помощь при обмороке. А он разве упал? Впрочем, какой-то промежуток времени выпал из его памяти, значит… Стоило попытаться приподняться, как руки едва не подломились. Девочка вовремя подхватила и усадила ровно. Так, чтобы он опирался спиной о спинку дивана. В руки вложили чашку с горячим чаем. Отхлебнув, Северус невольно поморщился от приторной сладости, но все же нашел в себе силы залпом выпить отвратительную смесь. Вдох, выдох. Предметы приобретают привычную четкость, а в ушах окончательно перестает шуметь. Юла по-прежнему молчит. Молча забирает у него чашку и наливает еще чаю, на этот раз не переслащенного до невозможности. Молча садится рядом с такой же чашкой в ладонях и так же молча пьет, шурша непонятно откуда взявшейся конфетой (впрочем, это как раз-таки понятно, сластена наверняка таскает их с собой). Никаких дежурных вопросов, никаких попыток начать разговор о прошлом. Последние, Северус уверен, последуют потом. Когда она будет уверена, что ее вопрос не выбьет зельевара из колеи.  — Ты в больнице об этой херне кому-то рассказывал? — да, вот такого вопроса ожидать следовало. Мотнув головой, мужчина передергивается и едва слышно произносит:  — Есть две причины. Первая — нет нормальных медиков с такой специализацией. Легиллименты, как ты можешь догадаться, встречаются редко. И те, кто встречаются, предпочитают о своих навыках не болтать лишний раз. Поэтому другие маги считают, что нас даже меньше, чем есть на самом деле. И, как и в маггловских больницах, никто не будет держать профильного специалиста, который понадобится один-два раза в пятилетку. Вторая причина в том, что я не хочу об этом кому-либо сообщать. В свое время мне мои способности сослужили хорошую службу и позволили сохранить если не психику, то хотя бы жизнь. И я не уверен в том, что мне не придется ими пользоваться повторно.  — А если с Салазаром по этому поводу поговорить? Он с явным одобрением к тебе относится и при этом — является легиллиментом сам. Явно лучшим, чем ты, уж не обижайся.  — И откуда у тебя эта информация?  — Он сам сказал. И взялся за обучение этому делу меня. Пока что только пару книг дал почитать, обещался спросить послезавтра, но не за горами и какая-никакая практическая подготовка.  — Я, кажется, говорил, что могу научить тебя окклюменции, — обиду в голосе сдержать не получилось.  — Не хочу испытывать свои способы защиты на тебе. Положительных эмоций тебе это не добавит, да и наши отношения не улучшит.  — Ответная агрессия, значит, да? — он усмехнулся. На самом деле было не так много способов спасти свой разум от проникновения. Один из них подразумевал сбивание легиллименту концентрации, что Юле с ее знанием психологии должно даться на раз-два-три. Другое дело, что использование этого способа не подходило для его ситуации в прошлом. Посмей он открыто сопротивляться Волан-де-Морту — ничем хорошим бы это не закончилось. Но у Лили сейчас другая ситуация. Ей не нужно внушать темному волшебнику, что она на его стороне. Достаточно будет закрыть свою память и дать понять легиллиментам, что туда лучше не соваться. И ответной агрессии для этого было более чем достаточно.  — Она самая. Как помнишь, у меня и по жизни с этим проблем нет. Я это к чему, — Юла снова вернула разговор на нужное ей русло. — Ты бы показался Салазару. Может, он подскажет, что тебе с твоим состоянием делать. Внутри закрутилась пружина. Зубы пришлось стиснуть почти до боли, чтобы не сорваться и не сказать чего-то непростительного, как произошло, по сути, тогда, на пятом курсе. Он не стал тогда разбираться, да и злость была такая из-за того, что Лили полезла его выручать…  — Можно я без твоих советов разберусь, что мне делать с моей, между прочим, жизнью? — он даже максимально постарался сделать голос менее ядовитым.  — Можно, но только когда это будет действительно только твоя жизнь. А только твоей она будет только в случае, когда рядом не будет людей, которые за твою жизнь будут беспокоиться. Ты так жил в предыдущие десять лет, как помнится, или даже больше. Хочешь вернуть все, как было?  — А знаешь, хочу! — это вышло громко до неприличия, а еще –абсолютно непроизвольно. Как тогда, при ссоре в тот день. С ужасом Северус почувствовал, что абсолютно перестал контролировать ситуацию и… свой язык. — Пока в моей жизни не появилась ты, этого всего дерьма в ней не было. Я жил абсолютно нормально, и в больничном крыле до всего того дерьма, в которое ты меня втянула, не оказывался ни разу! Молчу уже о том, что сама ты обо мне беспокоишься только на словах, иначе бы триста раз подумала перед очередной выходкой вроде… — горло перемкнуло. Только сейчас он в полной мере осознал то, что сказал и то, что сказать собирался. Собирался обвинить Юлу в том, что она не подумала о нем перед тем, как пойти убивать себя вместе с крестражем. Он идиот. Можно подумать, у нее было время думать. Можно подумать, что они знали о том, что есть какой-то иной выход. Можно подумать, что он бы смог что-то изменить.  — Выходкой вроде… Ты давай, договаривай, раз начал, — ее голос звучал привычно спокойно, даже безучастно. Мужчина крепче стиснул зубы, понимая, что наговорил уже достаточно. Достаточно для того, чтобы с ним перестали разговаривать точно так же, как это сделала Лили в прошлом. Достаточно, чтобы… Да, Лили. Он все время забывает, что у Гладковой и Лили общие только отпечатки пальцев, а вот образ мышления, менталитет и даже сам подход к одним и тем же ситуациям абсолютно иной. — Ладно, если сказать больше нечего и твой запас красноречия иссяк, то давай, слушай меня. Да, я в курсе, что без меня дерьма в твоей жизни не было. И самое смешное, что я не могу тебе даже пообещать, что это дерьмо когда-нибудь прекратится. Даже если относительно быстро получится разобраться с Волан-де-Мортом — я снова выберу опасную профессию. И не факт, что снова не столкнусь с ситуацией сродни той, что произошла со мной до переноса сюда. Обо всех этих планах ты отлично знал еще до наших взаимных объяснений и создания договоренности, так? Выходит, соглашаясь на отношения со мной ты автоматически подписываешься и на все возможное дерьмо, которое со мной произойдет и которое не может не задеть и тебя тоже. Учитывая, что ты теперь в это дерьмо влез целиком и полностью — неразумно сейчас отказываться если не от отношений со мной, то хотя бы от совместных действий. Решения, которые в прошлом ты принимал… Тебе не впервой жалеть о таковых, верно? И я пойму, если ты действительно жалеешь и больше не хочешь, чтобы мы были вместе.  — Это не так. То есть… — Получилось резко выдохнуть. А потом — неожиданно легко вздохнуть и заговорить как по накатанной. Так же, как и она до этого. — Знаешь, когда она умерла… Я все время думал о том, что бы сделал или мог бы сделать, чтобы все произошло совсем иначе. Когда появилась ты… Это воспринималось, как второй шанс, и мне казалось, что я смогу… Что даже с учетом охоты, которая на тебя ведется, смогу сделать все, от меня зависящее, чтобы все исправить, понимаешь? Чтобы воспользоваться тем шансом, что мне дали, а потом ты… С Квиреллом, запретным лесом, даже с особняком Фламеля все было еще нормально. У меня было ощущение, что я могу сделать хоть что-то. Могу контролировать ситуацию, могу сделать хоть что-то, а когда нарисовалась эта ситуация с крестражем… Я снова не смог ничего сделать. А ты пошла убиваться об адское пламя так спокойно, словно… Я что, сказал что-то смешное? — он только сейчас заметил, что девчонка улыбается во все тридцать два. Какой-то странной, полубезумной ухмылкой.  — Знаешь, по секрету между нами — у меня спокойствия не было ни на грош. Я со психу даже Тома умудрилась из дневника вытащить, можешь представить, какой там был выброс магии и что со мной творилось в психоэмоциональном плане. Это же пиздец — узнать, что в тебе сидит тварь типа помеси Гитлера и Чикатилло, которая в любой момент может вырваться на волю и перекрошить на форшмак всех, кто окажется в радиусе действия. Молчу уже о том, что я тут вообще-то настроилась на долгую и относительно счастливую жизнь.  — Ага, я заметил. Исключительно из веры в «долго и счастливо» ты по полночи за боевыми тренировками проводишь.  — Именно из-за нее. Не было бы у меня веры в «долго и счастливо» — хера с два я бы что-то делала. Смысл барахтаться, если у тебя нет никаких шансов? А я, как помнишь, барахтаться перестала в тот момент, когда не видела выхода. И, возможно, именно поэтому та тварь таки умудрилась одержать верх. А может какая-то часть меня подсознательно надеялась, что найдется какой-то выход из ситуации и мне не придется снова проходить через ту же херь, что пришлось вытворить до залета сюда. Что можно будет не жертвовать своей жизнью ради высшего блага, а в итоге… В итоге чуть не пришлось пожертвовать твоей. И я тогда… Знаешь, почему-то когда он на Сириуса и Тома нападал, мне было… Не совсем фиолетово, но я это была даже готова пережить. А вот когда до тебя очередь дошла… Похоже, я действительно в тебя втрескалась по самые уши.  — Нашла в кого.  — Ну, знаешь, у меня на исторической родине говорили «любовь зла, полюбишь и козла». А ты до козла пока что не дотягиваешь.  — Вот уж спасибо за комплимент, — он невесело усмехнулся. Понимая, что сам вляпался не меньше. Потому что влюбиться в Гладкову — это надо было быть… Мда. Странно это. Он развернулся вполоборота и пристально посмотрел на девочку, которая сидела сейчас рядом. Не было ничего ни от Лили, ни от Лилиан. Циничная, пошлая, показательно непрошибаемая, но в то же время — еще не очерствевшая окончательно от полицейской жизни девочка, которая странным образом умудрилась и сохранить какие-то идеалы, и в то же время — каждый раз опровергать их существование, не прекращая при этом им следовать. Странная смесь. И смесь эта Северуса завораживала чем дальше, тем сильней. Наверное, потому, что именно эта смесь принимала его любым. Именно с ней можно было быть собой. Кому еще он бы рискнул высказать вот так вот все, что накопилось на душе? Точно не Лили. Словно не замечая его взгляда, девчонка продолжила говорить.  — Но сейчас все нормально. Ту тварь мы совместными усилиями из моего тела вышибли, заимели парочку крутых союзников и в целом вышли из этого замута с не настолько серьезными потерями, которые могли бы быть, пойди ситуация по другому пути. Но знаешь… Даже совместными усилиями мы не всегда будем контролировать ситуацию. Молчу уже о том, что это не получится сделать, если тебя выбьет в самый неподходящий момент. Останемся мы вместе или в итоге разбежимся — это будет зависеть от твоих желаний, но вот в плане совместной борьбы нам никуда уже друг от друга не деться: безносое ебанько тебе особняк Фламеля не простит, да и со мной теперь церемониться не будет. И к моменту встречи с ним нам нужно быть в режиме полной боеготовности, а не разобранными по запчастям. И уж тем более — не сидящими по соседним психдиспансерам. Так что к Салазару сходи, может, поможет чем. Девчонка едва ощутимо хлопнула его по плечу и встала со своего места. Прежде, чем она успела убрать свою ладонь, Северус перехватил ее и уцепился так крепко, будто та была последней соломинкой, за которую мог схватиться утопающий. В принципе, он и чувствовал себя таким же утопающим. От ответа Юлы сейчас зависела если не его жизнь, то его понимание ситуации точно.  — Ты не злишься?  — На что?  — Даже не знаю… Наверное, на то, что я на тебя тут наорал и обвинил тебя во всем происходящем? Знаешь, любому нормальному человеку хватило бы и первой части для того, чтобы разозлиться.  — Ключевое слово — нормальному. Ко мне это не относится. Да и к тебе тоже. Я не злюсь. Прежде всего — потому, что понимаю причины, по которым ты так себя ведешь. Знаешь, меня перед принятием на службу пропесочили по психической части и на предмет профпригодности, и на тему возможного эмоционального выгорания и много на что еще. Все-таки это не шутка — вооруженный человек, да еще и тесно взаимодействующий со всяким дерьмом по долгу службы. Так вот, при всем своем психическом соответствии, при нормальной подготовке и при том, что я успела повидать в жизни некоторое дерьмо, всю эту ситуацию я — не вывожу. А тебя под Волан-де-Морта пихнули вообще без подготовки и на удачу. Мол, жить хочешь — сам выгребай и помощи ниоткуда не жди. Знаешь, даже подготовленные спецы после внедрения в преступные банды имеют нихуевые проблемы на психику, а мы говорим о подростке, едва окончившем школу.  — Я больше не подросток, едва окончивший школу, — он отвернулся, сглатывая ком в горле. Чувствовать ее поддержку было приятно и больно одновременно.  — Ну, с учетом того, что твоей реабилитацией никто не занимался — все проблемы, оставшиеся с того периода, ты весело и с песней тащишь по жизни с собой.  — Ты о том, что меня выбрасывает не туда, когда заходит речь о чем-то в моем прошлом? — мгновенно понял он.  — И об этом тоже. Не буду расспрашивать, что там случилось, но…  — Помнишь, Олливандер упомянул, как меня Блэк и Поттер вверх ногами подвесили? — девчонка кивнула. — Так вот, они это сделали с помощью моего заклинания. А это заклинание я записал на полях учебника, который дал Лили.  — И ты думал, что она его им сказала. А сейчас предположил, что, возможно, они сами подсмотрели через ее плечо и решили опробовать на тебе же. Он кивнул. Юла каким-то отработанным жестом приложила ладонь к лицу.  — Ладно. Я уже в курсе, что мозги у тебя появились только в период последнего десятилетия. Добивай. Скажи еще, что ты ей не говорил, чтобы учебник никому не показывала. И что на полях записан не только безобидный «Левикорпус», но еще и «Сектумсемпра», а также прочая дрянь, которую лучше не применять просто так.  — Я сделал отметки на полях, что можно применять только в крайнем случае. И я ей сказал, чтобы учебник никому не показывала.  — О том, как она это будет делать в классе или в спальне ты, конечно же, не подумал. Северус, это только мне в общаге повезло с соседями, которые знают, что такое «личное пространство» и в него не сунутся, а у некоторых, насколько мне известно, в порядке вещей и на чужую кровать плюхнуться, и через плечо посмотреть и все в таком духе. А уж для тех двоих, кажется, подобное в принципе было в порядке вещей — они явно не утруждали себя ни изучением этикета, ни соблюдением правил приличия.  — Это уж точно. Но знаешь, я тогда во всем обвинил Лили и…  — И обозвал ее грязнокровкой, а она посчитала, что на этом можно поставить точку в ваших отношениях.  — Да, — странно, но сейчас упоминание об этом даже привычной боли не вызвало. Только пустоту. И даже какую-то странную легкость.  — А дело было только в том слове, или в чем-то еще? Я, конечно, понимаю, что девочка была из рафинированной приличной семьи, не чета мне, но у нас бы даже Дафна на одно единственное оскорбление, еще и в сердцах вырвавшееся, не обиделась бы так, чтобы шанса на восстановление дружеских отношений не дать.  — Я уже тогда водился с Эйвери и Мальсибером. Ей это не нравилось, она постоянно говорила мне об этом и…  — То есть, даже она тебе говорила, что ее происходящее не устраивает. А ты почему-то ожидал, что Я, а не ОНА, разозлюсь на тебя за пару-тройку слов после всего, что нас связало, так?  — Ты хочешь сказать, что то оскорбление было просто поводом? — странно, но и это дошло до него только сейчас.  — А разве оно им не было? Если бы ты меня просто оскорбил прямо совсем уж сильно, то… Ну не знаю, может быть, я бы тебе нос сломала. Но это тебе надо было бы постараться, чтобы меня из равновесия вывести даже в подростковом возрасте. А вот если бы в условные скинхеды записался… Это нацисты, если что. Идеология сродни Волан-де-Мортовской. Вот тут я бы тебя со своими то ли турецкими, то ли арабскими глазами послала бы в такие далекие дали, причем без всякого повода, что вернуться уже бы не получилось. А в твоем случае с Лили та ситуация просто стала последней каплей, и все на том.  — А что может стать последней каплей с тобой?  — Я, кажется, об этом уже говорила. Не вижу смысла повторяться, потому что с тех пор ничего не изменилось. Да и вряд ли изменится, учитывая то, что я все-таки давно уже вышла за рамки подросткового возраста и являюсь полностью сформировавшейся личностью. Только сейчас он понял, что до сих пор держит ее за руку. Поспешно разжал ладонь и произнес едва слышно.  — Я расскажу завтра обо всем Слизерину. Только… Сама понимаешь, я не жду от этого разговора каких-либо результатов. И тебе ждать не советую. Могу лишь пообещать, что постараюсь держать себя в руках.  — Лучше не стоит. Мне кажется, что в твоей ситуации надо наоборот выговориться и проораться хорошенько, чтобы хотя бы по одному все эти триггеры, со мной связанные, постепенно нивелировались. Ну это если Салазар не подскажет какого-то еще способа от этого всего избавиться.  — Может быть, ты и права. Я-то уж точно не знаю, что может подействовать. А ты явно по аналогии с чем-то маггловским работаешь.  — Да, верно. По аналогии с маггловской посттравматикой. Кстати, могу тебе пару книжек дать почитать по этой теме, если вдруг понадобится.  — Этому тебя тоже в школе милиции научили?  — Да нет, это было что-то типа факультатива от того же криминалиста, который меня остальным вещам, выходящим за рамки базового курса, научил.  — Я так понимаю, учеба по индивидуальной программе была твоим коньком еще до знакомства со Слизерином.  — А что поделать, если все стоящие учителя видят во мне какой-то потенциал? Приходится пользоваться ситуацией и брать все, что дают. Тем более, что мне по жизни явно светит дерьмо большее, чем всем остальным моим соученикам. В избранные записали — придется соответствовать.  — Спать иди, соответствующая, — фыркнул он, показывая на настенные часы. Те показывали половину второго ночи. — Если степени избранности не хватает на дезиллюминационные чары, могу попросить Барона проводить тебя в Башню Когтеврана.  — Спасибо, сама дойду, не потеряюсь.  — Ну мало ли… Фыркнув, девчонка принялась собирать зелья и книги. Учебники Северуса за старшие курсы она все-таки решила оставить в его кабинете, потому что «мало ли что». И сейчас Снегг был с ней согласен понимая, что им обоим не нужны проблемы, которые могут совершенно случайно возникнуть в довесок к уже имеющимся. Хватит с них. Пусть хотя бы один учебный год завершится спокойно и мирно настолько, насколько это возможно. Странно, но в этот раз небеса не остались глухи к просьбам Северуса. Правда, неприятностей даже в мирное время им хватило с головой. Благо, что помощь в избавлении от них пришла оттуда, откуда Северус совершенно не думал ее получить. А все началось с очередных рождественских каникул в Коукворте… Верней, не так. Все началось с совершенно неожиданно обнаружившегося «побочного эффекта» от способностей Лилиан. Именно эта случайно обнаруженная способность привела к тому, что девчонка, а вместе с ней и Северус, попали в очередной переплет. Благо, что на этот раз относительно безопасный. Да и закончилось все наилучшим образом для всех, кроме парочки отморозков из числа тех, что давно разыскивались мракоборцами. Так что они с Юлой, можно сказать, доброе дело сделали. А еще — неожиданно завели себе нового друга, пусть и маггла. Сказал бы кто-то Северусу пару лет назад, что он будет дружить с магглом — в жизни бы не поверил, но так уж сложились обстоятельства.